17 дней

Монки выписали быстро. Бепо — добрый большой друг Торао — сказал, что они держали его для профилактики. Ну и ещё их сам Трафальгар попросил — переживал. И Луффи в это верил, потому что этот ребёнок в теле взрослого смешно укатывал телегу, потому что в таких просьбах ему сложно отказать, если общаешься чуть ближе, чем просто знакомство. Даже если Луффи занял своим телом целый кабинет детского стоматолога, выпинывая график и самого врача на эти два дня куда подальше. Потому что Торао переживал. И Луффи нравилось это снисходительное отношение к Ло, но и ожидать другого никак не мог. Он ещё ломал голову — друзья ли они? Тот ярый отрицательный ответ сбил с толку, но что-то как-то это не походило на правду. Улыбка, которая прекрасно вписывалась к его острому лицу, всплыла в памяти каким-то сигнальным огнём, когда Луффи задумался об этом. Слишком довольная и счастливая рожа для него. Друзья, они — друзья, и на этом точка! Тем более кем ещё мог быть для него Ло, если не друг? Возможно, сам Хирург ни черта не понимал и отказывался из вредности. Да, скорее всего, это вредность, потому что он умный, но очень-очень привереда. Луффи окинул взглядом холл. Сабо стоял сбоку, держал маленький пакет со своим обедом, а на спине у него висела сумка под ноутбук. Сегодня вновь был в разъездах — и точно то, что Луффи обратно повезут на чужой машине. Что-то подсказывало, что ею будет пилотировать Коала — лучшая подруга и вместе с тем коллега брата — а в её салоне жутко пахнет цветами и разными ароматическими маслами. Навряд ли его пустят одного по улице, считая, что ходить было довольно болезненно. Но ехать домой, чтобы тут же вмиг остаться одному вновь среди серого, тучного и пустого окружения — так себе мысль, а потому он старался придумать хоть что-нибудь. Блондин заполнял всё плывущие и плывущие на стол бумаги спешным и нервным почерком. Рыжеволосый занял место за стойкой и вытягивал свору бумаг из хором. Слышно было работающий принтер, его жужжание — то немногое, что заполняло шум, но не развеивало атмосферы какого-то отчаяния. Откуда-то слышался рыдающий ребёнок, людской кашель и чихи, икота. Кто-то что-то шептал, кто-то говорил довольно громко, но в смешении звуков совсем непонятно. За окном уже был почти вечер — а люди не рассасывались, сидя на лавочках или стоя подле проходов. Приглушённый свет потолочных длинных ламп не способствовал бодрости, и Шляпник сладко зевнул себе в ладонь. Голова вернулась к Ло. Интересно, а ему в самом деле так нравится здесь находиться? Работать, проводить время. От постоянного копошения чуть крутилась голова, а голова у Трафальгара не крутилась? Да вроде не должна, это только он один, Луффи, обычно так оглядывается с интересом. Воздуха не хватало всё-всё рассмотреть. Эйса катили по этому коридору. Вероятно, да, должны были. Главный вход в отделение травматологии. В другом коридоре уже хирургия, в которую часто уходили знакомые врачи, часто катили с грохотом тележки-каталки. Монки думал, что Эйсу тут бы вполне понравилось — его всегда привлекала гнетущая атмосфера. Потому что он был тем, кто добавлял хмурой картине ярких красок, радостей и искорки. Как огонь в глухой ночи, оживлял чёрно-белые пустыри. Монки нравилось это в нём — ему очень многое нравилось, кроме подкинутых сырых носков к подушке — и эта живость вдохновляла когда-то на абсурдные и весёлые проделки, за которые они оба расплачивались перед Сабо. Но сейчас хотелось спокойствия, смирности. Что-то, что будет сразу понятно и просто. Таким уже был Ло — тихий и бесспорно хороший новый друг, с которым можно было сделать передышку. В их взаимоотношениях было согласие — которое почти всегда отсутствовало с другими. Если Луффи чего-то не хотелось, Ло не станет заставлять. Из возникшего у него переживания появилось давление, но Монки мог это понять. Всё-таки он надавил с алкоголем, так что вполне честно, что они оба желают поберечь здоровье друг друга. Ощущались и Ло, и Эйс — схоже. Что-то внутри подсказывало. Хотя ему самому казалось это странным и неестественным: считать столь разных людей одинаково близкими. Эйс ему старший брат, который был с детства, а Торао — недавно появившийся в жизни друг. И сравнивать их обоих - такое странное дело, сам он это понимал, но поделать ничего не мог. Трафальгар напоминал ему заботой старшего. У него были свои чудаковатости, которые выводили на удивлённый смех. То, что он делает обычно противоположно словам, да и действия весьма хаотичны. Гордость так и блещет — и Луффи это очень веселило. Горделивый и важный, при любых неожиданных ситуациях - чистейшая импровизация и уход от комментариев. Ло как старший брат. Который сейчас стоял на улице и пилил взглядом стену. В кармане у него лежал чёрный перманентный маркер, купленный буквально несколько минут назад. Было свежо, а он стоял в тени здания, куда солнце попадало отрезками из окон — словно эту двухэтажную постройку пересекали насквозь. Так оно, на самом деле, и было — ведь она заброшена и довольно давно, а обрушившаяся крыша с проросшей на ней берёзой без слов утверждали это. Вся стена потрескалась и, вообще-то, была исписана. Ло не знал, даже предположить не мог, что ему хотелось запечатлеть. Зачем он сюда пришёл? Почему? Ответов на внезапно появившиеся вопросы не находилось в пустой голове. Но он знал, чётко понимал — он хочет что-нибудь оставить, что угодно, но не член. Приблизившись плотнее и примяв высохшие кусты полыни, Трафальгар достал маркер. Распаковал, сдёрнув прозрачную, туго обтягивающую обёртку по шву, тут же откидывая крышку. В нос ударил приятный, чуть едкий аромат, отдающий краской для обуви, и он принюхался, останавливаясь на мгновение. Главное — не оставить точку на носу, иначе будет глупо себя оправдывать в глазах людей. Раскидистым движением он сделал линию. Посмотрел на неё, изучающе: чёрный цвет к концу поредел, и ему пришлось расписывать инструмент на более удачной плоскости — листочке с земли. Логично было предположить изначально, что побелка — это не самая удачная поверхность, но, раз мозги не работали, а по венам текла бурлящая кровь, то и делать ничего не оставалось, кроме как продолжить. Да и куда идти, если уж не так? За линией последовала следующая, кривая, потом штрихи. Ему приходилось подниматься на носочки, потому что с размерами Ло всё же переусердствовал. Рука затекала, но ему так хотелось сделать это, что он не обращал внимания на выползшую испарину. Каждые два штриха Трафальгар делал несколько неуверенных шагов назад, чтобы оглядеть получавшееся творчество. Выходило почти как на бумаге ровно, разве что в боку его всё-таки закосило — но это нормально, там рос куст, и ему ничего не оставалось, кроме как чуть сжимать габариты. Получился анатомически правильный рисунок сердца. Совсем как в справочнике — или почти, ведь расположение коронарных артерий он всё же изменил из внутреннего побуждения — и неплохо детализировано. Он гонял мысль, что внешнее сходство этого сердца было слишком очевидным. Сходство с Эйсом, у которого тоже была мутация, из-за чего питающих сосудов сердца было аж целых пять — редкость, такая редкость! Ло, конечно, уже чуть подзабывал. Он плохо помнил, какими слоями была жировая клетчатка, плохо помнил градусную величину между предсердиями, но общий вид въелся в память гвоздём, хотя прошло уже явно больше недели. Недели бесполезных, но переполненных дней. Слишком много случившегося, давящего на память, но столь неразборчиво, словно всё это — уже прошедший сон, чьи виды таяли, оставляя лишь смутные ощущения. В основе своём смутные и расплывчатые, но чувства, горящие внутри… Ему бы хотелось, чтобы они затлели, покрываясь слоем пепла. Рука чуть затряслась, стоило вновь открыть маркер, и чисто из желания, мимолётного и резкого, нарисовать дополнение, снизу, почти за кустом. Весной и летом, когда всё начнёт снова цвести и благоухать, это исчезнет из виду. А пока ветви быстро теряли свою массу и скудные багровые остатки, покрытые придорожной грязью и налётом, имели место быть — это будет заметно. Простая незамысловатая шляпа с лентой появилась очень скоро. Линии выведены как под линейку и циркуль, но Ло это отнюдь не радовало. Луффи — это не про порядок и точность. Это очаровательный комочек хаоса в его душе, а не сложная, скомплектованная система, как по отношению к другим. Взгляд Трафальгара размягчился, и сам он почувствовал нежность, цветущую в сердце. Это скорее ощущалось непривычно и странно, чуть тревожно — но врач быстро смирился, отдаваясь потоку. Один разочек можно ведь, пока никто не видит, верно? Пока сам он не видит, скорее уж так. Он увидел в развалинах ярко-синее пятно. Подобрался ближе, различил линии. Опершись коленкой о сколотые кирпичи, Ло наклонился, разглядывая более или менее сохранившийся пластиковый стул. Он пыльный, грязный, на спинке выбоина — но целый. Ватер вдохнул свежего воздуха, наполненного запахами талых листьев, пыли и травы, задумался. И потянулся доставать находку, чтобы поставить подле интересующей его стены. Стряхнул налёт, прошёлся кучкой влажных листьев, кажется, только хуже размазав грязь, и уселся. Смотрел на небо, рассекаемое нитяными облаками, и наслаждался свободой. С такой любовью к погулять ему будет гораздо труднее влиться в рабочий темп. Но какая разница? Ещё шесть дней. Шесть дней, которые он без понятия, как провести. Он хотел бы быть рядом с Луффи. Он на постоянной хочет находиться рядом, а когда находится — хочется только ближе. Словно у этого желания нет конца и каких-либо границ. И голову мучали переживания. Но сейчас он сидит на стуле и пялится в небо, откинувшись на спинку, в которой ясно ощущалась дырка. В душе штиль, впервые за очень долгое время. Ему было более чем комфортно. Хотелось чего-нибудь выпить. На языке оставался прилипчивый привкус спирта, и Ло подумал, что если не гасить себя крепким с первых глотков — то не считается. Луффи бы не одобрил, но это ведь и не водка. Он возьмёт пиво! Возможно, это была не настолько хорошая идея. Но ничего же плохого не случится от баночки светлого? Окунувшись в мысли, Ло с треском поднялся. На задней части одежды красовались темные разводы, пыльные пятна и даже несколько частиц от сломанного стула. Он попытался отряхнуться, но большого успеха не вышло — немного осталось сзади, и теперь он выглядел так, словно спал на земле. Прохожие, замечая его потрёпанную фигуру и широкие синяки под глазами, сторонились. Переходили дорогу или старались не обращать внимания, обходя широкой дугой. Трафальгару от этого становилось тошно: насколько плохое впечатление он создавал? Не влияет ли это как-либо на Луффи? Казалось, если он ещё раз допустит мысль об этом, то его нервы не выдержат. Ло постарался отвлечься, рассмотреть своё окружение: хорошая погода, свежесть и лёгкий холодок, который остался следом после долгого сидения; интересные камушки по обе стороны от тротуара, блестящие в свете солнца; размытые, уже подсохшие лужицы с корабликами-листьями и вертолётики, которые лежали под клёнами вдоль пути. А главное — практически полная тишина, прерываемая шумом проезжающих мимо редких машин. Это показалось чуть странным, а потому Трафальгар огляделся. Увиденное им снова подтолкнуло в тоску, мягкими ударами скидывая в подавленное состояние. Все люди просто заранее перешли дорогу или, двигаясь рядом, замолкали. Он действительно был так плох внешностью? Поинтересовавшись, он подошёл к одному из окон и постарался разглядеть себя в чёрном стекле. Лохматый и взъерошенный, с бледным, истощённым лицом. Он не сумел уснуть, да, но неужели одна бессонная ночь так сильно вдарила по нему? Это с непривычки? Или от волнений последнего дня… Трафальгар не был уверен. Он лишь снял со своей башки засушенный оранжевый листочек и опустил падать к земле. Смиренно, чуть уставши, наблюдал за этим скольжением по воздуху. Он чувствовал себя этим листом, только на эту жухлость не смотрят с подозрениями о насилии разных видов или наркотическом опьянении. Сдать бы в чистку пальто, протереть туфли и что-нибудь сделать с волосами, которые выглядели похуже, чем на паху. Глаз зацепился на маленькой лавке, которая содержала в себе едва ли не всё на свете. Тут и сумочки цветные, и ленточки, и мешочки, и тетрадки, халаты и кофты. А самое интересное — шляпы самых разных видов и цветов. Он подошёл со светящимися глазами, осмотрел. Кепка в пятна показалась ему интересной, но он высматривал именно шляпу, как у Луффи. На память. На память ничего не оказалось, только кепку он всё-таки купил и поместил себе на макушку, скрывая кавардак. И плюсом свои глаза. Теперь, оглядевшись в зеркале у ларька, ему подумалось, что сделалось хуже. Теперь он или насильник, или террорист, или наркодиллер. Зато хоть не наркоман, глаза скрывает. Ло ещё раз посмотрел на себя, улыбнулся кривенько-косонько, побрёл дальше. Надо ещё за пивом. **** Луффи потёрся под дверью, заглядывая в окно подъезда, в котором пахло чьей-то ухой. Там, за стеклом, давно простыл след от машины Коалы. Его заставили жаться с коробками и какими-то пакетами под душный запах бергамота, и Сабо много нервничал, затыкал его каждое слово, хотя он почти молчал! И скинули у подъезда — сказали, сам поднимется. Нет, конечно, поднимется, но всё же… Обидно, очень обидно. Луффи стоял и всё разглядывал, чувствуя себя ни живым, ни мёртвым. Ноги покалывало, он стоял в каких-то тканевых тапках и не понимал движения времени. Дверь подкосило, были видны вмятины, отражающие свет не так, как остальная плоскость. Ло бился к нему, настолько переживал. Эйс бы тоже выбил дверь, случись что с ним, пустоголовым кретином, не умеющим абсолютно ничего. Замок безнадёжно сломан. Вроде старший вызвал ремонтников и сказал проконтролировать их младшему. Но он же и говорил, что приберётся. Но запах земли с гниющими цветами он чувствовал и на лестнице. Стоит ли благодарить Сабо за то, что тот всё время держался рядом? Луффи не знал и не понимал. У них обоих тяжёлое время, и в компании друг друга лучше не становилось. Он принимал то, что старшему не особо-то и хотелось быть рядом, самому Монки тоже, но такая резкость ощущалась неправильной. В телефоне он набрал Нами. Та взяла трубку со второго раза, и слышно было только ругань — девушка отчитывала мохоголового, гадать не приходилось. Потом по связи стал быть слышен Чоппер, явно отнявший гаджет из рук. Тот стеснительно поздоровался, тут же заваливая словами Луффи. Монки улыбнулся, ощутив облегчение. — Вы сейчас где, ребята? Я хочу к вам. Общежитие Зоро. Монки решил не мучать себя лишний раз, быстро заскочив домой, взяв деньги на проезд, переодевшись всецело и нацепив свой головной убор. Теперь осталось добраться живым до остановки. — Кстати! Луффи! Ты видел ту рану на руке Трафальгара? И! Я недавно заходил к нему передать вещи, он мне отдал что-то от Марко! Это пахнет мясом, будешь? Шляпник лишь улыбнулся, захлопывая дверь со сломанным замком. Не будет, отдаст всё Зоро, но расспросит побольше Тони. И надо будет успокоить Нами, которая на фоне уже кромсала когтями бедного полицейского.