Под прицелом

      - Как тебе… Джон? – Кевин сидит прямо на полу, на разбросанных подушках, облокотившись спиной на диван. По телевизору идет какой-то девчачий сериал, хотя они оба не выглядят заинтересованными происходящим на экране.       Волк лениво приоткрывает голубые глаза, смотрит на него, после чего издает недовольное фырканье. Эндрю с кухни вторит ему таким же фырканьем:       - Он не твой домашний питомец, чтобы ты придумывал ему имя. Он человек и имя у него уже есть.       Омега приподнимает голову, смотрит на Эндрю, но никак не показывает свое отношению к его словам. Кевин не согласен – но он не уверен, как донести свои мысли до Миньярда. Эндрю достаточно упрям, его не так просто переубедить.       Но Кевин собирался попробовать.       - Нам же нужно с ним общаться. Как-то к нему обращаться, - Дэй смотрит на омегу и улыбается, замечая интерес во взгляде волка, - А когда он сможет обратиться, он сам скажет нам свое имя.       Эндрю больше ничего не говорит – он молча садится в кресло мешок и утыкается в свой (определенно переслащенный) кофе. На экране главная героиня в слезах, она кричит имя парня, и слух Кевина невольно цепляется за этот звук.       - И так… Стефан? – волк закатывает глаза и утыкается мордой в подушку. – Что? Не такое плохое имя.       - Имя итальянское, - Эндрю окидывает взглядом волка. – А этот больше похож на чопорного англичанина.       Кевин не может сдержать улыбки – как бы Эндрю не прикидывался незаинтересованным, он все равно здесь, слушает, вникает и даже активно участвует.       - Ты - чопорный англичанин? – Дэй ловит взгляд волка, но тот смотрит спокойно. Кажется, они с Эндрю могли бы посоревноваться в красноречивости взглядов. Только вот глаза Эндрю – жидкий янтарь, расплавленное золото, а глаза омеги – зимняя стужа, тонкий лед на поверхности чистого горного озера. Красивые. – Тогда, может быть… Александр? Алекс?       Кевин бросает взгляд то на одного, то на второго, ожидая хоть какой-то реакции, но, кажется, действительно заинтересован в этом вопросе был только он. Эндрю просто было скучно, а у омеги явно заканчивалось действие обезболивающих. Волк старался лишний раз не шевелиться, но за несколько дней Кевин уже выучил это нервное подрагивание хвоста – омега явно не любил показывать свою боль.       - Будешь Алексом, - Кевин поднимается с пола и разминает спину, - думаю, через пару дней Аарон разрешит тебе обратиться, и ты сможешь сам сказать нам, как же тебя зовут.       Первый день и первая ночь были ужасны – они с Эндрю практически не спали. Волк то и дело скулил сквозь сон, ему было очень больно, и им пришлось звонить Аарону, чтобы узнать, как им лучше поступить. Он посоветовал обезболивающие, еще раз объяснил, как обработать раны, а затем послал их к черту.       Эндрю был раздражительным, молчаливым, он пил кофе чашку за чашкой, смотрел пустым взглядом – и Кевин мог его понять, но все равно был расстроен. Это напоминало ему начало отношений, когда Эндрю только вошел в свою терапию и был настолько социопатичным, что люди буквально шарахались. Кевин тоже боялся его сначала, но вскоре оказался в кругу приближенных, а затем у них закрутились отношения, но ему потребовались годы, чтобы пробиться через стену, которую альфа возводил вокруг себя с раннего детства.       Возвращаться к этому не хотелось.       К счастью, с обезболивающими волк уснул спокойно. И Эндрю словно тоже расслабился, что помогло и Кевину немного отпустить напряжение. К утру они уснули прямо на полу, прижавшись к друг другу, откинувшись спинами на диван, где тяжело дышал омега.       Второй день прошел спокойнее. Волк больше спал, чем бодрствовал, но раны выглядели гораздо лучше. Ему становилось лучше – и они оба тоже успокаивались.       Шел уже третий день – сегодня омега почти не спал. Они разговаривали с ним – и он даже реагировал. Односложно, конечно, то рыкнет, то фыркнет, то закатит глаза – Кевин даже не знал, что волки так умеют. К тому же можно было предположить, что характер у омеги не сахар – кажется, если бы он мог говорить, он бы язвил по поводу и без, но сейчас он просто смотрел так красноречиво, что можно было не сомневаться в том, что он хочет им сказать.       И Кевин был абсолютно очарован. Он ничего не знал об этом парне, даже то, как он выглядел, было для них загадкой. Но то, как он себя вел, как шел на контакт, как смотрел и, наконец, как он пах… На второй день, когда боль и страх почти ушли из его запаха, Кевин смог в полной мере ощутить аромат омеги – мягкий, теплый, обволакивающий. И он знал, – хотя они и не обсуждали это, - что Эндрю тоже нравится то, как пах волк.       Они прекрасно понимали, что что-то с этим волком не так. Вопрос с тем, что произошло тогда, в лесу, был все еще открыт, но Дэй очень сомневался, что там было что-то, с чем они не смогут разобраться. Трех дней хватило, чтобы понять – они оба хотят, чтобы этот омега остался с ними. Осталось лишь дождаться, пока он сможет вернуться в человеческую форму и сказать, хочет ли он того же.       - Он почти не спал прошлую ночь, - Кевин старается говорить тихо, чтобы омега их не услышал. Эндрю выглядит безразличным, но только тот, кто достаточно хорошо его знает, может заметить, как дернулись его брови и напряглась челюсть. – Я вставал проверять его несколько раз – и каждый раз он… прикидывался. Может, обезболивающие не действуют? Стоит позвонить Аарону?       Эндрю дергает головой. Заметно, что он вдумывается, обрабатывает информацию и вспоминает все последние события. Иногда Кевин завидовал его памяти – Эндрю мог за пару секунду вспомнить и проанализировать детали, которые 99 процентов людей к этому моменту уже забыли.       Правда, у этой его особенности была и ужасная сторона – его кошмары были ярче, подробнее и реалистичнее, чем у кого-либо другого. И каждую такую плохую ночь он помнил до мелочей.       - Не думаю, что дело в боли, - Эндрю вытирает руки – сегодня была его очередь мыть посуду. – Когда ты болен – ты тоже не можешь спать один. И превращаешься в нытика.       Кевин болел не часто, но каждый такой раз превращался в целое драматическое представление, за которое ему потом становилось стыдно. Он капризничал, постоянно лип к Эндрю, и категорически отказывался ложиться в постель один. Эндрю приходилось нянчиться с ним, как с грудным ребенком – но он никогда не жаловался.       До Дэя не сразу дошло, почему Эндрю упомянул это сейчас. Но когда дошло, он недоверчиво фыркнул:       - Ты серьезно думаешь, что ему просто… одиноко?       Эндрю не отвечает – просто смотрит. Но его взгляд как всегда красноречивее слов, и Кевину приходится действительно обдумывать эту мысль. И она не лишена смысла – в природе омеги нуждаться в заботе и поддержке во время болезни. Тем более, когда дело не в простой простуде, а в чем-то настолько серьезном. Каков шанс, что каждую ночь к нему приходят кошмары обо всем, через что ему пришлось пройти? Есть боль, которую не пробьют никакие обезболивающие.       - Может, нам стоит…       - Только если он согласится, - Эндрю в который раз приходит к верному решению раньше Кевина. – Поговори с ним.       Кевин кивает неуверенно – он понятия не имеет, как правильно подойти к этому разговору. Особенно его смущал тот факт, что омега не сможет ему ответить, разговор получится односторонним… Иногда его было так сложно понять. Он смотрел этими своими глазами, фыркал, но почти все им приходилось додумывать и обо всем догадываться.       - Да или нет, Кевин? – Эндрю оказывается прямо напротив будто из воздуха, настолько неожиданно, что Дэй вздрагивает.       Эндрю терпеливо ждет, вглядываясь ему в глаза, и, только после тихого «да», мягко тянет его за затылок к себе и целует. Те, кто хоть раз видели Эндрю, уверены, что он ничего не чувствует. Но когда Эндрю впервые поцеловал его, Кевин понял – человек, который ничего не чувствует, не может так целовать. В каждом соприкосновении губ столько нежности, столько всепоглощающей любви, столько чувственности.       Кевин любил его поцелуи. Кевин любил его. Даже если это ни разу не звучало между ними.       - Расслабься. И поговори с ним.       В этот раз кивок получается более уверенный. Эндрю, его сила, его спокойствие будто передаются через взгляд, через прикосновение.       Да. Кевину нужно просто поговорить с омегой. И принять любое его решение.       Он согласился. Кевин до последнего был уверен, что ничего из этого не выйдет, и Алекс просто посмотрит этим своим снисходительным взглядом, закатит глаза и фыркнет. Но он… задумался. Выглядел недоверчивым, и уши к затылку прижал. А затем так неуверенно ткнулся носом в ладонь Кевина, так мягко и доверчиво, и Кевин понял – он согласен. Он доверяет им.       Кевин до сих пор не мог понять, чем они это заслужили. После всего, что этому омеге пришлось пережить… Как он мог вот так просто довериться двум незнакомцам? Они ведь могли оказаться хуже тех людей, от которых он сбежал.       Несмотря ни на что, этот омега вручил им в руки свое доверие, свою жизнь, и Кевин собирался сделать все от него зависящее, чтобы тот об этом никогда не пожалел.       Осталось только придумать, как им провернуть их план так, чтобы не навредить омеге, чтобы создать для него максимально комфортные условия. И сделать все так, чтобы он мог сдать назад, если почувствует страх или неуверенность.       Они собирались лечь спать втроем. Они собирались окружить омегу своими запахами, своей заботой, впустить его в их спальню и в их кровать. Сделать все, чтобы он почувствовал себя спокойным и защищенным.       Для начала, Кевин сменил постельное белье. Эндрю достал откуда-то дополнительные подушки (как будто бы готовился к третьему в их спальне). Кровать была устроена, все было мягко, тепло, Алекс мог устроиться в одеялах, как в гнезде, окруженный запахом альфы и беты, которые о нем заботились.       А вот как его перенести – был вопрос. Они не знали, достаточно ли он восстановился, чтобы его можно было просто переложить. Раны могли открыться. Они могли навредить ему – ни один из них этого не хотел.       К счастью, все прошло довольно гладко – они смогли соорудить из плотного покрывала подобие носилок, смогли аккуратно приподнять волка, который не издал ни единого звука, и донесли его до спальни, опуская на постель. Омега выглядел растерянным сначала – он принюхивался, дергал лапами, устраиваясь поудобнее, оглядывал все вокруг, но затем, наконец, притих. Запахи, кажется, подействовали, он успокоился, расслабился. Даже задремал, что не могло не радовать – он навряд ли нормально спал хотя бы пару часов, а сон был ему необходим, чтобы окончательно восстановиться.       - Нам нужно обратиться, - Эндрю не спрашивает – констатирует факт. И тут же берется за свою футболку, стягивая ее через голову и отбрасывая на стул.       Кевин невольно фыркает:       - Правда думаешь, что это отличная идея?       - Ты хоть раз спал в постели с волком, будучи в человеческой форме?       Кевин мотает головой. Какой-то смысл в этом определенно был. В конце концов, в человеческой форме им проще навредить – кожа тонкая, а когти у оборотня такие, что могут прорезать металлический лист без особого труда. Приходится признать, что Эндрю в очередной раз продумал все на несколько шагов вперед – что-то подсказывало, что эта мысль пришла к нему в голову в тот момент, когда он только задумался о совместном сне.       - Иногда твоя продуманность меня пугает. Самую малость.       - Кончай болтать и раздевайся.       - А вот когда ты так командуешь, я завожусь.       - Кевин.       Тихо посмеиваясь, Дэй послушно раздевается. Процесс обращения занимает не так уж много времени, особенно когда привыкаешь. Да, приятного в этом мало, иногда это даже больно, но в тот момент, когда истинная форма полностью захватывает все существо – это настолько опьяняюще. Странно и непривычно сразу после обращения ложиться спать. Мышцы звенят от желания сорваться с места и бежать, но Кевин сдерживается, чувствуя запахи острее и понимая, что омеге они нужны. Они устраиваются с двух сторон от раненого, Эндрю накрывает нос омеги своей мордой, Кевин зарывается в жесткую шерсть у него на загривке, там, где запах ярче всего, вдыхает полной грудью – и расслабляется.       Их запахи смешиваются в идеальную симфонию. Их волчьи тела идеально подходят друг другу, как детальки одной картинки. И Кевин, закрыв глаза, не может не мечтать, чтобы так было всегда.