Под прицелом

      Кевин чувствовал так много всего одновременно. Под крепкими мощными лапами – мягкая, неутоптанная земля, еще влажная после утреннего дождя. В шерсти путается прохладный ветер, задувает в уши. И запахи – лес, сырая земля, влага, талые листья… и Эндрю. Его запах Кевин мог вычленить абсолютно из любой какофонии ароматов. Он не смог бы разобрать его на нотки, но всегда безошибочно находил. И мысленно называл его запах «домом».       С Эндрю Кевин чувствовал себя защищенным, важным, значимым. Эндрю был тем, кто заземлял его в плохие дни. Эндрю был его покоем. И именно он мог вытащить Кевина на улицу побегать в дни, когда они оба чувствовали себя хорошо. Они садились в Мазерати, ехали до ближайшего от их дома леса, обращались – и бегали ночь напролет, выпуская на волю все свои инстинкты. В основном, охотничьи.       Сейчас была очередь Кевина догонять. И он чувствовал его запах, слышал шелест листьев и тихий хруст веток впереди, безошибочно определяя направление и даже расстояние до своего партнера. Кевин был быстрее, определенно. Но Эндрю был умнее всех, кого Дэй знал, и его инстинкты альфы всегда были в боевой готовности. Поймать его в лесу, где он знал каждое дерево и каждый куст было делом нелегким.       Он был близко. Затаился. Кевин чувствовал, что он где-то рядом.       Но Кевину не пришлось его искать. Пепельный волк с золотистыми глазами вышел из леса сам. Дэю потребовалась секунда, чтобы понять, что его альфа напряжен – так сильно, что крепкие волчьи мышцы почти звенели от яростной энергии, что бурлила под серой шкурой. Такая перемена в партнере была странной – их вылазки в лес всегда были отдушиной. Здесь они оба чувствовали себя комфортно, не было никаких триггеров, они знали друг друга от и до. Они знали, как нельзя хватать, как подать сигнал, как правильно касаться и даже дышать рядом с друг другом. Это был долгий и сложный путь, и они прошли его, чтобы обоим было комфортно с другим.       Кевин перебрал в голове все, что происходило, но не нашел ничего, что могло стать триггером для такой перемены в настроении Эндрю. Он вглядывался в золотистые глаза, пытаясь найти ответ, но они напоминали драгоценный камень – яркие, сверкающие – и абсолютно без эмоциональные. Они никак не выдавали того, что творилось у их хозяина внутри. Первое время Кевина пугало это, но через какое-то время он научился читать Эндрю иначе.       Миньярд смотрел, не отводя глаз. Когти впиваются в землю, бедра напряжены – он был готов сорваться с места в любую секунду, он лишь ждал, пока до Кевина дойдет, что не так.       И только когда он понял, что дело не в нем и не в Эндрю, он прислушался к окружающей их природе. Втянул носом … и понял. Запах. Пахло кровью – сладкий металлический запах витал в воздухе, оседал на языке, вызывая желание поморщиться. Но кровь означала, что рядом кто-то ранен. Он не был так хорош в запахах, чтобы определить, кто это был – но по реакции Эндрю предположил, что это не человек. Раненный оборотень в их лесу? Да, это определенно было настораживающим.       Эндрю понял, что до Кевина дошло, и двинулся вглубь леса, туда, куда вел его запах. Дэй двинулся следом, держась чуть позади – если там была опасность, Эндрю не позволил бы ему пойти вперед. Кевин никогда не перечил Эндрю в вопросах, которые касались их безопасности.       Они двинулись через лес, стараясь ступать как можно тише. С каждым шагом запах крови усиливался. А когда они вышли на поляну, почти у самой окраины, запах стал настолько густым и удушающим, что не осталось сомнений – раненному волку очень плохо. Не факт, что они смогут ему чем-то помочь. Но Кевин планировал сделать все, что они смогут. В крайнем случае остаться с ним до конца, чтобы он не был один.       Первое, что сбивает Кевина с толку, когда они наконец находят свернувшийся бурый комочек – рык Эндрю. Рык, наполненный болью и злостью одновременно и одинаково яростными. Кевин не помнил, чтобы Эндрю хоть раз позволял себе такое – и сначала это показалось ему странным, но затем он учуял. Через запах крови и боли можно было почувствовать мягкий и волнующий аромат непомеченной омеги.       Раненный волк был омегой. Омегой без защиты, раненным, практически избитым. Инстинкт сработал раньше, чем мозг – Кевин шагнул вперед, желая защитить омегу, увести отсюда, помочь и успокоить. Но омега на его приближение лишь вздрогнул и испуганно тявкнул, и этот звук тут же перешел в скулеж.       Кевин захотел ударить себя по лицу. Если на омегу напали – навряд ли он вот так вот сразу подпустит к себе кого-то, тем более незнакомого. Тем более значительно сильнее себя. Эндрю рядом заворчал, и что-то подсказывало Кевину, что этим ворчанием он назвал его идиотом. Что ж, тут они были солидарны.       Эндрю обошел Кевина, склонил голову и прижался грудью к земле. Омега настороженно приподнял уши и заскулил, но Эндрю не отступил – он издал тихое ворчание, подползая к нему, все так же пригибаясь к земле. Кевин был в этом плох, и не знал, что двигало его альфой – но это сработало. Омега прижал уши к голове и опустил голову – но его пронзительные ярко-голубые глаза все так же настороженно следили за альфой. Он дал разрешение к себе подойти, но все еще не доверял.       Кевин не знал, что с ним произошло. Он даже не мог оценить ущерб, который был нанесен омеге. Но одно было абсолютно ясно – его нельзя было оставлять здесь. Нужно было отвезти его в безопасное место, показать врачу…       А что, если тот, кто напал на омегу, еще был здесь? Их может быть несколько. У них может быть оружие. Все они могут сейчас быть под прицелом, в опасности. Нужно было срочно придумать, как перевезти омегу отсюда, с окраины, где любой может их увидеть. Их машина была не так далеко, Кевин мог бы добраться до нее минут за пятнадцать, если бы бежал со всех ног, но оставить Эндрю здесь… Если на них нападут, он закроет омегу собой – в этом можно было не сомневаться. Но вот справится ли он, если их будет двое или больше.       Нужно было уйти всем троим одновременно. Любой другой вариант был большим риском.       Кевин тихо рыкает, глядя Эндрю прямо в глаза, и тот, после секунды раздумий, кивает. А затем тычется носом в омегу, глаза которого начинали медленно закрываться – неизвестно, сколько крови он потерял и сколько еще продержится в сознании. Нужно было спешить – Кевин рыкнул снова, поторапливая, и Эндрю недовольно заворчал. Но послушался, что было ему несвойственно – мягко, чтобы не навредить, он подсунул нос под морду омеги, к шее, давая опору, и начал выпрямляться, вынуждая раненного волка подниматься следом, позволяя ему опереться на свой бок – серая шерсть тут же перепачкалась в крови, но никто из них не обратил на это внимания.       Кевин, поняв, что задумал его альфа, тут же прижался ко второму боку омеги – таким образом они словно прижали его с двух сторон, как костыли, не давая завалиться ни в одну из сторон. Кевин даже представить не мог, насколько ему должно было быть больно в таком положении, но он не издал ни звука. Кажется, это было страшнее всего.       Путь к машине занял у них в четыре раза больше времени, чем они тратили обычно, но, к их общему облегчению, прошел без происшествий. Они никого не встретили, на них никто не напал, омега держался изо всех сил, ни разу не продемонстрировав своего неудобства. Кевин невольно восхищался силой его духа. Но испытывать границы этой силы не хотелось – к счастью, совсем скоро через деревья мелькнула их машина. Они аккуратно отступили от омеги, позволяя ему опуститься на траву, и скрылись за деревьями, где была спрятана их одежда и ключи от машины. Обернувшись и поспешно натянув на себя вещи, они аккуратно загрузили раненного волка на заднее сидение машины и Эндрю, так и не проронивший ни слова, сел за руль.       И только когда они отъехали, он, наконец, подал голос:       - Напиши Аарону.       Кевин послушно достал из бардачка телефон и написал близнецу альфы. И весь оставшийся путь до дома он то и дело оглядывался на затихшего и тяжело дышащего омегу на заднем сидении.