Украденные воспоминания

Неоновый свет придавал пространству фиолетовые и розовые оттенки, музыка пульсировала в ушах, отдавая вибрацию в виски. Десятки извивающихся тел вокруг создавали трудности при поиске одного-единственного. Он морщится, когда чья-то кисть касается его плеча, дергает подбородком вправо, когда чье-то бедро мимолетным движением проходит по его ноге, сглатывает, когда ощущает солоноватый запах пота. Если Ад — офис Дьявола, тогда ночной клуб — комната переговоров. К горлу подкатывает ком неприязни ко всем присутствующим, праздно проводящим свое время в таком грязном и пошлом месте, придающимся греху. Противный внутренний голос, так похожий на ее, смеется от его двуличности. Он почти ощущает прикосновение ее влажных губ к его ушной раковине, когда она вновь шепчет греховные мысли, выворачивая его наизнанку. Тяжелый вздох срывается с губ. Он насильно выталкивает образ из головы, отчаянно прогоняет прочь. Все должно закончиться сегодня. Он должен убить ее. Липкая неуверенность вертится на кончике языка, создавая вязкое ощущение во рту. Сомнения, которые она поселила в нем, не давали покоя. Он не имел на них права, кто он такой, чтобы сомневаться в правильности писаний, незыблемости законов, его долга. — Блаженны те, чей путь беспорочен, кто ходит по Закону Господа, — псалтирь слетел с губ, быстрее, чем он сумел осознать, утопая в шуме клуба. Он продолжает поиск, погружаясь все глубже в вихрь ночной жизни людей, не вписываясь в нее. Его рост позволяет ему наблюдать за всем выше среднего зрительного уровня, крупное тело одновременно заставляет всех немного отступать в сторону и то и дело, непроизвольно соприкасаться разными частями тела, локоны темных волос выбились и прилипли от жары ко лбу. Он старается игнорировать окружающий его грех и продолжает: — Блаженны хранящие Его заповеди, ищущие Его всем сердцем. Они не творят беззакония, ходят Его путями. Мгновение. Глаза закрыты. Глаз открыты. Бушующая музыка сменяется ритмичной мелодией, призывая всех вокруг более плавным, соблазняющим движениям, красный свет заливает танцпол, разрезая все на алые и черные тени. Наконец, он видит ее. В центре похоти смотрящую прямо на него. Ему не нужно подходить ближе, чтобы понять, что она так сладко шепчет ему: — Ты повелел твердо хранить Твои наставления, — кончиками пальцев она прослеживает дорожку от своих губ, шеи, спускаясь от груди по плоскому животу к бедрам, чуть раздвигая ноги еле заметным движением таза вперед, произнося следующие слова на полувыдохе или полустоне. — О, если бы пути мои направлялись к соблюдению Твоих установлений. Аллегория не ускользает от него. Он целовал каждый дюйм ее кожи по этому пути. Картинка ее стонущей, нуждающейся, буквально разваливающейся на части под ним мелькает в его голове, прерывая все происходящее наяву. Он сжимает серебряный кол в руке сильнее. Изгоняя ее. — Замолчи! — его голос звучит громко, так, что находящиеся рядом оглядываются на него, но тут же забывают о нем, продолжая предаваться своим нечистым помыслам. — Тогда не постыдился бы я, взирая на все Твои повеления, — ее шепот давит на уши сильнее музыки, она подходит ближе к нему, заставляя замереть каждый мускул на его божественном лице. Кончиками пальцев она очерчивает воротник его пыльника, сцепляя руки на его шее, привлекая еще ближе к себе. — Замолчи. — Иначе что? — дыхание ее слов ощущается на подбородке, он не склоняет головы, лишь опускает взгляд, чтобы яснее увидеть ее карие глаза, окрашенные в красный. — Убьешь меня? — правой рукой она с нажимом проводит по его груди, залезая под слой верхней одежды, ноготком цепляя ткань футболки, и останавливается на его руке у бедра, сжимающей серебряный кол. Металл жжет кожу ладони. — Мы уже это проходили, у тебя не вышло, охотник. Он ощущает тепло ее тела, как ее бедра призывно двигаются напротив его. Рука, что только что сжимала его, перемещается на ремень, сдвигается вправо, к центру. Греховная ухмылка слетает с ее пухлых губ, когда она чувствует, каких усилий ему стоит сдерживать себя. Он всегда жаждал контроля. — Что говорит церковь о твоей связи с демоном? — она продолжает лениво двигаться в такт музыки, то и дело недвусмысленно касаясь его. — Начальство знает, что ты давно выследил меня, но не в состоянии прикончить? — смешок срывается с ее губ. — Конечно, знает. Ведь Он всеведущ. Ее движения становятся все более смелыми, здесь, в толпе ничего не подозревающих людей, он не станет вершить правосудие. Ей хотелось верить, что все это игра, видит Бог, она старалась, но где-то на задворках сознания затерялась мысль о том, что она слишком долго возится с этим охотником за нечистью. Дольше чем с остальными. Гораздо. — Зачем ты это делаешь? — нотки отчаяния в его голосе заставляют на мгновение замереть и встретиться с его пристальным темным взглядом. Если Господь испытывал его, то он не справлялся. Начиная с семи лет, община обучала его на убийцу нечисти, его долгом было нести слово Божие, защищать разум и сердца людские, быть стражем праведности. И он справлялся с этим, без колебания пронзая сердце каждого нечестивого. До встречи с ней. Демоница залезла ему под кожу, связала толстые путы вокруг его сердца и разума, став для него катастрофой, пошатнувшей устои, что вселяла в него мать с самого рождения. — Потому что это то, что я хочу, — она шепчет ему на ухо, прикусывая мочку. Ей смехотворно с мысли о том, что она еле дотягивалась до его лица. Противно с мысли о том, что она нуждалась, чтобы он поддался ей, ответил хотя бы мимолетным движением в ее сторону. Впрочем, склонять людей к грехопадению было ее долгом, как его защищать их от этого, поэтому она продолжила: — Давай, сделай то, чего хочешь ты, а не твой Господь. С последним прикосновением кончика языка к его скуле она медленно отходит от него, вибрируя в такт песни. Думай. Обо мне. Я никогда не разобью тебе сердце. Острый маникюр правой руки прослеживает путь по левому плечу, задевая край рукава её платья, опуская его ниже, после чего по ключицам возвращается обратно, спуская уже правый рукав. Она может отследить изменения лишь в его взгляде. Если это работало, она была готова раздеться прилюдно. Думай. Обо мне. И ты навсегда во тьме. Шелковое платье, державшееся на тонких подвязках на шее, больше показывало, чем скрывало. Одно движение проворных пальцев за ее спиной и оно бы стекло лужей к ее ногам, оголяя. Я твой свет, свет, свет. Думай. Обо мне. И ты спасен от тьмы. Она гипнотизировала его, жаждала его прикосновения. Закрывая глаза, она ощущала подушечки его пальцев, что двигались по внутренней стороне бедра. Ритм музыки призывает снова обнять его. Он проявлял невиданную стойкость сегодня. — Чего ты хочешь, Дмитрий? — она тяжело дышала напротив него, улавливая его собственное дыхание. Подмечая, что оно стало напряженнее. — Убить меня? — она опускает взгляд на оружие в его руке. — Или трахнуть? Резкий выдох вырывается из его рта, больше похожий на рычание. Внезапно он хватает ее запястье, что так привлекательно расположилось вновь на его бедре, и тянет куда-то прочь от людей. Она попыталась вырвать свою руку из его хватки, но это было бесполезно, он вцепился в нее намертво, протаскивая через толпу потных пьяных тел к черному выходу. Темный переулок встречает их холодным ночным воздухом. Музыка клуба звучит приглушенно, наконец давая передышку ушам. Глухой звук вырывается у нее из груди, когда он прижимает ее маленькое тело к кирпичной кладке. Стена царапала ее оголенные плечи, шелк цеплялся и тянул вниз, но лишь улыбка расползается на ее губах, когда он, наконец, теряет контроль. Он чувствует, что его душа вновь пачкается в грязи ее греха, но боль от этого чувствуется слишком притупленно, когда их губы сталкиваются в поцелуе. Дмитрий слышит ее раскатистый смех, когда лихорадочно осыпает ее шею поцелуями, поэтому вновь возвращается к ее губам в желании заткнуть. Его руки задрали и без того короткое платье, приподнимая ее. Она незамедлительно обвила его бедра ногами, прижимая к себе сильнее, ощущая его возбужденияе, двигаясь напротив него поступательными движениями, вызывая тяжелые вздохи и стоны. Это было грязно. Дмитрий стягивает рукава ее платья до локтей, подвязки на шее сдаются под натиском, спадая и оголяя грудь. Миндалевидная кожа, темные локоны, тело, покрытое испариной. Она была прекрасна. До боли. Их взгляды встречаются, и словно тоже пойманная дымкой очарования, она невесомо проводит ладонью по его щеке, после чего вновь притягивает за поцелуем. Но поцелуй скорее напоминал укус, она задевала его клыками, пуская кровь. Это действие, словно лезвие ножа, режет его сознание. Рука, что только сжимала женскую грудь, резко продвигается вверх и хватает ее за шею, придавливая к стене, отстраняя его от нее. Она могла бы счесть это за часть их игры, но его отрезвленный взгляд говорит совершенно об ином. Она опускает ноги с его бедер, лишь носками доставая до земли. Сдавленный смешок срывается с ее губ. — Все-таки убить? — она раскрывает руки в жесте объятия, скрывая за ним страх. — Тогда я твоя, охотник. Это была лучшая позиция с точки зрения боя. Ее сердце находилось на расстоянии вытянутой руки. Быстрым движением руки он мог достать кол из кобуры и пронзить ее, наконец, покончив со всем. Это он твердил себе, когда заходил в этот треклятый ночной клуб. Холодная ночь не дает прояснения рассудка, все еще сомневающийся в своих действиях, он тянется к оружию. Но движение было слишком медленное, она успевает среагировать на него. Схватив его обеими руками за запястье, используя собственные оковы как опору, она подтягивает правую ногу и бьет его в грудь, выбивая дух. Движение, к которому она приложила все свои усилия, заставляет его пошатнуться и отступить. Еще один удар по плечу, лицу. Он был больше и сильнее ее, но она была быстрее. Серия многочисленных ударов заставляет его пошатнуться. Она бьет ему под колено, отчего он становится на них перед ней. Иронично. Она поправляет платье, давая себе небольшую передышку, скрывая внутренний страх и неуверенность за бравадой. Подходит ближе к нему, беря его за подбородок, чтобы встретиться с ним взглядом. — Роза… — он хочет что-то сказать, но она перебивает. Она не может медлить, не может дать ему времени восстановиться. Ей пора убираться. — Дмитрий, — ее силуэт приобретает свечение в свете ночного фонаря. Он закрывает глаза. — Ты забыл первый урок охотников. Никаких колебаний. Он открывает глаза. Лишь темная ночь Портленда встречает его.