Чан, занимавший свои уши безустанной болтовней Феликса, почувствовал на своих плечах что-то тяжелое, перебирающее кожу на месте своими маленькими лапками. Это Чонин.
— Пришел греть уши? — по доброму смеётся он и снимает лисичку со своих плеч, переворачивая на спину.
Чонин извивается от щекочущих пальцев на его животе, а потом подыскивает подходящий момент и кусает Чана за пальцы, выдавливая из того недовольный вой.
— Эй, иди сюда.
Феликс раздвигает ноги в разные стороны, чтобы Чонину было куда приместиться на траве рядом с ним. Под тяжелым обидчивым взглядом Чана лисичка трусцой перебегает к "пристанищу" и уваливается рядом с Феликсом. Он аккуратно поглаживает рыжие бока и возвращается к своему рассказу.
— Мы долго думали, что он хочет сделать с той белой стеной и в итоге пришли к выводу, что было бы неплохо, если бы я зарастил её какими-нибудь красивыми цветами. Ты знаешь, он любит все такое, — Феликс перестал гладить лисичку, продемонстрировав странным движением кисти "всё такое", на что Чонин вздернул черный нос, глазами прося вернуть руку. Он рассмеялся и продолжил его поглаживать, — но Минхо пока не разрешил. Я думаю, было бы здорово вырастить ковер из мха, — мечтательно откидывется назад Феликс, перекладывая лисичку себе на грудь.
— Думаю, ковер из мха в одной из комнат уже определенно вырос... — подмечает Чан, поправляя перчатку на почерневшей от использования дара руке.
Феликс вздохнул. Он понимал, что речь идет о будущем. О настоящем. Но Минхо такие темы для разговоров не поддерживал, поэтому обсуждали только дела житейские.
— Ну и куда он этот шкаф дел?
После вопроса Чана Чонин наконец утвердился в своей догадке о личности, которая любит "все такое". Совсем недавно Хенджин предложил ему небольшую тумбочку на круглых ножках, но об этом услышал Чанбин и заявил свои права на неё. Из недолгих размышлений поняли, что она ему нужнее, ведь коллекция красивых склянок уже никуда не помещалась.
— А ты не слышал разве? Чанбин взял его под свои стекляшки, — пожал плечами Феликс.
— Это не стекляшки! — послышалось где-то из-за спины. Должно быть, Чанбин тоже сидел где-то во дворе под деревом.
— А подслушивать не хорошо!
Чонин поднял мордочку и недовольно фыркнул в сторону Чанбина, ведь пока он в своей лисьей форме, возразить ничего не мог.
— Тише ты, — смеётся Феликс.
— Так неудобно же в тумбе хранить бутылки, — Чан свел брови и задумался.
— Думаю, иметь армию бутылок на полу тоже не очень удобно. По крайней мере, Джисон жаловался.
Чан, обделенный любовью, потянул руки к лисенку, но он тут же извернулся, покружившись на месте и спрыгнул с груди Феликса.
— Как грубо, Чонин! — дуется тот и встает с травы, отдаляясь в противоположном направлении, — Смотри, чтоб не озверел и не покусался, — вслед кричит он Феликсу.
Чонин заскулил. Его до глубины души трогали шутки старших про его дикую природу. Не смотря на свое юношество, он считал это за жестокое оскорбление. Да, он временами кусался и не давал гладить, но он же не зверушка на показе. Только пальцы Феликса никогда не чувствовали на себе холодные зубы Чонина. Он был чрезмерно добрым и выращивал красивые растения своей способностью. Ну, таких можно и не кусать.
Чонин вернулся на место, в объятья теплых рук Феликса. Обычно он хитрый, не самый вежливый и мягкий лис, но с Феликсом по другому никак.
Он перебирал в руках пёрышко директора Ли, висящее на шее лисенка, вроде амулета.
— Одеться после метаморфоза забываешь, а его носишь, — замечает он.
Чонин отдернулся и спрятал нос в лапы, вминая место под собой на груди Феликса.
— Не оставляй зацепок, Нини. Это моя лучшая рубашка.
"Потому что её тебе подарил Хенджин-хен" — хотел возразить Чонин, но на время был лишен возможности говорить. Вообще, это очень удобно: тебя никто не донимает, на дискуссии ни с кем вызываться не надо. Просто тенью следить за однообразным происходящим. Временами он чувствовал себя Пустельгой, который так старательно наблюдал за ними во дворе из своего окна, аристократично потягивая чай. В такие моменты можно было играть в шпиона, представляясь левой рукой любимого Минхо, ведь навряд-ли такую ответственную работенку дежурного дали бы самому младшему.
— Ты сегодня был у Сынмина? Я не видел его с утра. Помнишь, о чем мы договаривались? — заглядывая в черные лисьи глаза припоминает Феликс.
Чонин кивнул. Он не мог забывать проверять Сынмина в его комнате, с болезненным видом перебирающего письма Сольюн, которая ушла около восьми лет назад, чтобы зажить обычной жизнью, соответствующей времени.
Ему ужасно докучало это ежедневное занятие, ведь из-за дня в день ничего не менялось. Совсем-совсем. А понять беспокойство Феликса лис пока даже и не пытался.
— Солнце печёт, — прикрывая глаза ладонью от солнце заявляет он, — Давай в дом.
Чонин спрыгнул и потрусил в сторону тенечка, наслаждаться компанией Чанбина.
— На мне точно рубашки мять не надо, — смеясь заявляет он.
Обиженный таким отношением, лисенок лег с противоположной стороны от Чанбина, недовольно фыркнул и уложил голову на лапки, намереваясь подремать.
🪶
За бок небрежно потрясли, заставляя проснуться на ужин. Даже для убедительности пофыркали на него, вдруг поможет.
Первое, что увидел лисенок, открыв глаза — остроконечные черные туфли. Значит Сынмин.
— Давай на ужин, Чонини, — коротко напомнил он и ушел в сторону дома.
Постепенно возвращающийся в сознание лисенок, побежал за ним, не желая пропустить общую трапезу.
Быстро преодолев коридор, он встретил на лестнице Феликса, тоже собирающегося на ужин.
— Оденься после обращения, — шепотом напоминает тот.
Не маленький он уже.
Но провалы в памяти были.
Прямо перед входом обратившись, Чонин нырнул в комнату, ведь в лисьей форме до дверной ручки не дотянуться, а после облачился в старомодный узорчатый свитер, коричневые брюки и такие же длинные носки.
За столом ждали только его и Хенджина.
— Ну и где он? — поторапливается мистер Ли.
— Дорисовывает, — напоминает Феликс, усаживаясь рядом с Чонином, что сел по правую руку от Минхо.
— Третий день дорисовывает, — замечает Сынмин, живущий не только в обществе Хвана, но и его холстов и красок.
— Что же он там такое рисует?... — вздыхает Джисон.
— Юну, — как ветер врывается Хенджин.
Сынмин поджимает губы.
Держать язык за зубами пока не научился.
И навряд-ли научится.
Краснеющее лицо Сынмина, что происходит довольно редко с его не возмутительностью, показалось Чонину поводом, достойного его хихиканья. Бедное чувствительное сердце Феликса, который тоже скучал по Сольюн, но не так, как Сынмин, удостоил лисенка пинком по ноге, вежливо предлагая заткнуться.
— Кхм... Раз все в сборе, давайте начнем. Приятного аппетита.
Последнюю фразу за Минхо все подхватили, дружно пожелав друг другу хорошего ужина.
Тарелки сегодня баловали печеной рыбой и фасолью.
🪶
Перед тем, как закрыться в комнате и лечь спать, Феликс по обычаю вышел в коридор, прокричав для всех "Спокойной ночи".
— Думаешь, без тебя их ночь пройдет плохо? — с ухмылкой спрашивает Чонин.
— Нет, просто делаю для собственного утверждения, что все у них хорошо, — пожимает плечами тот и забирается в кровать, натягивая одеяло до подбородка.
— Ты не против, если ...?
Чонин кивнул Феликсу, указывая на его кровать.
— О, ты хочешь спать со мной в лисьей форме? — иногда Чонин изъявлял такое желание, но вслух не произносил.
Только если раз. Это же так по-детски. Спать свернувшись клубочком рядом с Феликсом.
— Спокойной ночи, — он освобождает место лисенку и блаженно закрывает глаза.
— Угу, — фыркает Чонин и местится в складках одеяла.
🪶
