Ричард Третий: проклятый король?

Предисловие Проклятый король? 4 сентября 2012 года в Лестере, в центре Англии, археологи достали на свет сохранившийся под парковкой служащих муниципалитета городского Совета скелет одного из самых прославленных монархов страны: Ричарда Третьего, погибшего в 1485 году. Известие стало сенсацией, как из-за непривычности королевского места упокоения, так и из-за скандальности личности этого суверена, превратившегося в предмет растянувшихся на пять столетий острейших споров. Личность покойного не внушает никаких сомнений. Начнем с того, что раскопки производились совсем не по воле случая. Известно, - убитого в сражении при Босуорте Ричарда в спешке погребли на территории хоров церкви братьев-францисканцев в Лестере, разрушенной в процессе роспуска монастырей в 1538 году. Участок впоследствии приобрел мэр города, поставивший там, на месте могилы, небольшую памятную колонну. Она потом исчезла, а в XVIII столетии в этом районе появились новые улицы, например, Нью Стрит, заменившая монастырь. Известно, что при земельных работах, необходимых для установки фундаментов домов, обнаружили человеческие останки, но дальнейших исследований совершать не стали, а в уже в XIX веке постройки здесь сменяли одна другую. В 1920-1930 годах участок купил Совет графства Лестер, разместивший на нем свои конторы, в 1965 году потесненные конторами Лестерского городского Совета с прилегающей к ним парковкой. Историки, археологи, члены Общества Ричарда Третьего, сопоставив древние и современные карты, убедились, - тело короля все прошедшие годы покоилось тут, и сразу потребовали начала раскопок. Скелет нашли именно там, где ему и полагалось находиться. Второе указание также неоспоримо, - это состояние останков. Покойный страдал от ярко выраженного сколиоза, соответствующего описаниям современников, а его скелет носил признаки, свидетельствующие о насильственном характере смерти, особенно череп, пронзенный во многих местах, внушительная часть которого оказалась отделена с помощью острого лезвия. Летописи тех времен рассказывали именно об этом. В конце концов, исследования ДНК обнаружили общие элементы как с останками Маргариты, сестры Ричарда, погребенной в стенах францисканской церкви в Малене (Мехелене), так и с биологическим материалом ныне живого родственника короля, Майкла Ибсена. Прибавив другие отличительные подробности, такие как размер могилы, слишком маленькой, а значит, выкопанной второпях, что заставило пригнуть голову к торсу, возраст трупа, достигавший примерно лет тридцати, отсутствие гроба и савана, согласующиеся с данными документальных источников, позволим себе утверждать без тени сомнения, речь идет об останках Ричарда Третьего. Состоявшееся открытие погребения, недостойного короля, вмиг вывело на сцену личность этого человека, на протяжение пяти сотен лет являвшегося предметом оживленных дискуссий, словно скромная могила стала образом такого же скромного правления проклятого суверена. Его царствование длилось едва ли больше двух лет (1483-1485 годы) и происходило в мрачной атмосфере Войн Алой и Белой Роз между родами Йорков и Ланкастеров, отметивших конец в Англии эпохи Средних Веков вехами убийств, сражений и предательств и сотворивших из Ричарда одного из самых известных и самых обесчещенных монархов в истории страны. Подобной репутацией он обязан, в основном, произведению Уильяма Шекспира: трагедии или же исторической драме «Ричард Третий», создавшей для последующих веков образ с дьявольскими замашками, укоренившийся с тех пор в общем воображении в качестве воплощения зла. Шекспир постарался настолько хорошо, что вплоть до настоящего времени, стоит вспомнить этого короля, как на ум мгновенно приходит описанный им Ричард Третий. Парадоксально, быть может, здесь кроется самое мощное из постигших данного суверена проклятий: он встал в ряд персонажей Великого Барда, таких как Макбет, Гамлет, Отелло, Ромео и король Лир. Войти в эту галерею бессмертных, вылепленных славным гением западной культуры, означает превратиться в неподдающийся разрушению архетип, и, к своему посмертному несчастью, Ричард Третий перевоплотился в архетип злобы и проклятия. На протяжение пяти сотен лет многочисленные историки изо всех сил пытались восстановить истинный образ проклятого монарха, незаконно занявшего трон, убийцы своих юных племянников, кровожадного тирана, сметающего всех оказавшихся на пути его безграничного честолюбия. Ставший иконой и восхитительный портрет, в который драматург вдохнул жизнь, скрывает исторически достоверного Ричарда Третьего, многослойного и яркого. Но что может поделать с общественным мнением основательная историографическая эрудиция, лицом к лицу столкнувшись с воспламененностью литературной выдумки? Тем более, что настоящий Ричард страдал от иной формы проклятия: скудности и разрозненности, касающихся его источников, что делало особенно тяжелым выведение на свет фактов и их верного толкования. С самого начала летописи, писавшиеся на фоне династических битв, обдуманно искажали действительность, подходя к ней с точки зрения нравственности, что для историков – непростительно. Эти последние, вслед за авторами хроник, на протяжение долгого периода обращались с биографией Ричарда Третьего, как с судебным процессом, нуждающемся в приговоре морального порядка: Являлся ли Ричард Третий хорошим или же плохим королем с позиции текущих этических норм? Следует ли его осудить или же оправдать? Подобная манера подхода к истории очевидно противопоказана требованиям исторической науки. Исследователь-историк – не судья, он наблюдатель, изучающий события и корректирующий отчет настолько точный и нейтральный, насколько это возможно, заботясь исключительно об истине. Задаваемые им вопросы не звучат как: хорошо ли это? дурно ли это? Но как: правдиво ли это? ложно ли это? И лишь отталкиваясь от ответов на последние ученый выносит личное мнение. Чтобы вынести собственное суждение, историку необходимо располагать достоверными источниками в достаточном количестве. Чем они беднее и разрозненнее, тем больше запас оплошности и субъективного восприятия альтернативной действительности. Иначе, источники, касающиеся жизни Ричарда Третьего, поднимают на поверхность больший комплект обвинений, нежели беспристрастный рассказ. Прежде всего они страдают от культурологического контекста, в котором разрабатывались: мы попадаем в период между 1450 и 1500 годами, в момент перехода между Средними веками и Возрождением, между перенасыщенными религиозными и провиденциальными размышлениями монастырскими летописями и гуманистическими рассказами о делах, приближенных к политике и твердой земле. Мы совершаем шаг к тому, что придает пестроту трудам даже лучших из летописцев, таких, как Филипп де Коммин (1447-1511 годы). Этот дипломат, без сомнения, никогда не путешествовал в Англию, но он доносит до читателя повести своих собеседников о поворотах Войн Алой и Белой Розы, параллельно делая чрезвычайно проницательный политический анализ гуманистического толка. Филипп де Коммин дает провиденциалистское толкование происходящих событий: «Можете ли вы объяснить, что такое судьба? Верно, ею является Божественный приговор… В случаях, подобных историям государств и великих сеньоров, Господь Наш держит все в своей руке, лично вынося решение, ибо все идет лишь от Него». Самый полный, самый старый и, быть может, самый достоверный рассказ, относящийся к Ричарду Третьему, равно не избавлен от перечисленных двойственностей: речь идет о Хронике, называемой Кроулендской (или Кройлендской) по имени аббатства в Линкольншире, где ее написали. Документ разделен на пять частей, первые две из которых раскрывают древнюю историю монастыря, а три следующих, обозначаемых как Продолжения Кройлендской Хроники, охватывают этапы 1444-1469 годов, 1459-1486 годов и 1485-1486 годов соответственно. Что нас интересует и что мы будем часто цитировать, - второе продолжение, описывающее 1459-1486 годы и созданное восемь месяцев спустя после гибели Ричарда - в апреле 1486 года – человеком явно близким к королю, обладающим доступом к официальным документам и лично принимавшим участие в событиях, как указывают на то некоторые уточнения, например, «комната рядом с коридором, ведущим в покои королевы», или приносившим присягу в верности вельмож сыну Ричарда. Его автором, возможно, следует считать Джона Расселла, епископа Линкольна и канцлера, либо же одного из его секретарей. Второй драгоценный для нас источник: доклад, написанный монахом и итальянским писателем, Доменико Манчини. Этот персонаж в действительности был присланным из Франции агентом, направленным врачом и астрологом Людовика Одиннадцатого, также итальянцем, Анжело Като, с целью информирования наихристианнейшего короля о происходящем в Англии. Манчини не задерживался в стране дольше нескольких месяцев, оставаясь в Туманном Альбионе вплоть до конца ноября 1483 года, и его повесть, начатая с возвращения в Божанси в декабре, прерывается именно на данном моменте. Поэтому он не продвигается далее завершения правления Эдварда Четвертого и начала правления Ричарда Третьего, но приводит крайне важные свидетельства на тему переломного эпизода захвата последним власти. Рукопись, забытая в течение столетий, оказалась вновь обнаружена в 1934 году в городской библиотеке Лилля историком из Оксфорда, Чарльзом Артуром Джоном Армстронгом, опубликовавшим ее под предвзятым названием «Узурпация Ричарда Третьего». Манчини, будучи иностранцем, считается нейтральным наблюдателем происходящего тогда. На него сильно влияли враждебные Ричарду слухи, циркулировавшие в Англии, тем не менее, записи Доминико Манчини, на которые мы будем часто ссылаться, незаменимы. Очень полезна также, так как представляет общественное мнение жителей столицы, Большая Летопись Лондона, составленная в духе средневековых хроник суконщиком и городским советником (старейшиной) Робертом Фабианом. Написанная до 1512 года, эта летопись подверглась воздействию враждебной Ричарду среды, господствовавшей в начале эпохи династии Тюдоров. Личность автора иногда оспаривается, - Фабиан стоял и у истоков Новой Летописи Англии и Франции, завершенной в 1504 году и изданной в 1516 году. С начала XVI столетия английская историография обернулась настоящим орудием пропаганды, вставшей на службу Тюдоров, нуждающихся в ней для укрепления собственной законности и для очернения личности Ричарда Третьего путем переписывания истории и объявления полноправного короля проклятым. Несомненно, вопрос не стоял о систематическом и просчитанном предприятии, однако, летописцы адаптировали свои рассказы, чтобы прийтись по нраву новому господину, часто работая на основе слухов, а не проверенных фактов. Вплоть до середины XVI столетия они имели возможность поговорить с выжившими свидетелями времен Ричарда. Профессор Филипп Швейцер подсчитал, - в 1540 году были еще живы около 40 % взрослого населения, рожденного между 1460 и 1480 годами, то есть помнившего царствование Ричарда Третьего. Так Генри Паркер, барон Морли, родившийся в 1476 году, в 1554 году повествует о подробностях сражения при Босуорте, услышанных им от его отца, выполнявшего обязанности знаменосца Ричарда, и от Ральфа Бигода, находившегося в окружении монарха. Со своей стороны Джон Стоу, родившийся в 1525 году автор Анналов Англии, опубликованных в 1592 году, заявляет, что беседовал с «людьми пожилыми и умудренными, часто видевшими короля Ричарда». Создавая свои труды во враждебном Ричарду окружении, преобладавшем в 1490-1550 годах, и в окружении вельмож, по большей части поддерживавших Генри Тюдора, летописцы представили миру крайне мрачный облик потерпевшего поражение суверена. Некоторые даже впали в гротескную карикатуру, как, например, Джон Ру (1411-1491 годы). Этот каноник сначала, в истории графов Уорвиков, воздал Ричарду восхитительную хвалу, как «могущественному принцу и доброму господину, достойным образом наказывавшему противников закона и награждавшему добродетельных, своим скромным поведением заслужившим признательность и любовь всех своих подданных, и богатых, и бедных». Затем, после восхождения на трон Генри Седьмого, ради милостей нового владыки, он превратил Ричарда Третьего в настоящее чудовище в Истории английских королей, опубликованной в 1490 году. По словам Джона Ру, король на два месяца больше пребывал в материнской утробе, появившись на свет уже с полным комплектом зубов, с длинными волосами, с одним плечом выше другого (в разных местах то правым, то левым), и это создание, «чудовищное и склонное к тирании», убило, среди прочих, родных племянников, погибнув потом, как Антихрист. Не доходя до подобных глупостей, еще одна летопись, составленная в первые годы XVI столетия, но изданная только в 1534 году серьезно поспособствовала рассеянию отрицательного образа Ричарда Третьего: «История Англии» итальянского исследователя Полидора Вергилия. В произведении, в самом деле, находится первая биография короля, написанная в современном духе гуманистического Возрождения, что сообщает ей ауру высокой достоверности и объясняет влияние труда на последующую историографию. Полидор Вергилий, рожденный в 1470 году в Урбино, получил образование в университете Падуи и стал выдающимся представителем гуманистического течения к тому времени, когда Папа в 1501 году отправил его в Англию в качестве помощника по сбору «денария Святого Петра». Полидор оставался там в течение следующих пятидесяти лет и превратился в истинного жителя Туманного Альбиона, друга Томаса Мора, Хью Латимера, Томаса Линакра, Кутберта Тунсталла и Эразма Роттердамского, в 1510 году дождавшись присвоения гражданства. В 1507 году Генри Седьмой заказал ему написать работу по истории Англии, завершенную в 1517 году на периоде гибели Ричарда Третьего и продолженную автором дальше. Все вместе на латыни было издано в 1534 году в Базеле. «История Англии», иногда рассматриваемая, как первая настоящая монография о стране, выделяется из числа средневековых летописей обдуманным развитием сюжетов и изучением причин и последствий политических событий в гуманистическом духе. Этот современный способ исследования истории значительно поспособствовал славе труда. «История Англии» привнесла интереснейшие уточнения как культурологического, так и социального характера. Тем не менее, она далека от неуклонной правдоподобности. Прежде всего из-за чрезвычайно тенденциозного настроя. Вергилий служил скорее, как официальный историограф монарха из династии Тюдоров. Его первой заботой являлся способ понравиться написанным Генри Седьмому, представить ему версию, соответствующую принесенным сувереном обетам, изменить или даже стереть неприятные для слуха моменты. Ради этого Полидор Вергилий использовал методы, мало сопоставимые с научным характером исторического исследования. Противники обвиняли автора в сжигании массы документов, не пришедшихся Тюдорам по нраву, в заимствовании крупных корпусов источников в библиотеках и отсутствии их возвращения до такой степени, что университет Оксфорда отказал Полидору в новых заказах, пока на него не оказали давления приказы короля. Затем автор бесстыдно вычерпал все, что смог из моря сплетен и пересудов, круживших около Ричарда, а равно из сочинений Томаса Мора. Он, не задумываясь, обвинил бывшего суверена, вопреки истинной действительности, в ряде воображаемых преступлений: в убийстве Генри Шестого, собственной супруги – Анны Невилл, брата Эдварда Четвертого и, разумеется, добавив большей доли правдоподобности, племянников в стенах лондонского Тауэра. Отсюда выступает зловещий портрет Ричарда Третьего, словно подлинного короля, навлекшего на себя проклятие: «Он отличался малым ростом, исковерканным телом, одно плечо было выше другого, мелочным и злобным поведением, выдающим порок и выражающим коварство и склонность к обману. В минуты размышлений Ричард непрерывно покусывал нижнюю губу, как если бы его жестокая природа бесила своего носителя внутри столь малого костяка. Также он не останавливался, вытягивая наполовину в правой руке постоянно сопровождавший его кинжал, после чего втягивая ту в рукав. Ричард обладал духом живым, изобретательным и тонким, способным скрываться, маскироваться и обманывать; его смелость казалась великой и пугала яростностью, не оставляя короля до самой смерти, когда приближенные предали владыку. Последний Йорк предпочел погибнуть от шпаги, чем продлить жизнь трусливым бегством, не зная, какая смерть его дожидается – от болезни или еще от чего». Слишком много черт, обычно обнаруживаемых у шекспировских героев. Но именно другу Полидора Вергилия обязано существованием настоящее сотворение дьяволоподобной версии Ричарда Третьего: Томасу Мору. Известность и единодушное восхищение, окружавшие знаменитого автора «Утопии», гуманиста, эрудита, канцлера Генри Восьмого, казненного и канонизированного, придали его произведениям достоверность, не всегда оправдываемую, но наносящую вред посмертному образу Ричарда Третьего. Появившийся на свет в 1478 году Томас Мор получил образование в университете Оксфорда, где превратился в образец гуманиста, овладев латынью, греческим, основами риторики и права. Он подружился с Эразмом Роттердамским, стал профессором юриспруденции, адвокатом и помощником шерифа Лондона в 1510 году. Немного погодя, к 1513 году, Мор взялся за редактирование «Истории короля Ричарда Третьего» почти тогда же, когда Полидор Вергилий составлял свою «Историю Англии». Но какова была его цель? Мор не являлся ни летописцем, ни историком. Созданное им произведение, так и не оконченное, не казалось предназначенным к изданию и едва ли отмеченным исторической правдой, тем более, - простейшей достоверностью. Возможно, речь тут идет о риторическом упражнении в праве, иллюстрируемом тираническими отклонениями злого властителя. Впрочем, автор еще вернется к этой проблеме чуть позже, в 1516 году, в первой части «Утопии», сделав из нее некий вид параллельного портрета, прилагаемого к образу идеального правителя, подготавливаемого к тому мигу его другом Эразмом. Вспомним также, что в ту эпоху над «Государем» трудился Макиавелли. Полидор Вергилий, Эразм, Макиавелли, Томас Мор: в 1510-1520 годы сюжет входит в моду. Для наглядности темы Томас Мор использует случай Ричарда Третьего, пугающий и еще хорошо запечатленный в памяти, умах и разговорах, иначе он не был бы жупелом для Генри Седьмого, спасло бы бы благоразумие, который в его глазах не слишком превосходил своего предшественника. Чтобы придать портрету подробностей, Мор почти не пользовался документами, - он прибегал к воспоминаниям приближенных, в особенности, к воспоминаниям Джона Мортона, епископа Или, известного врага Ричарда Третьего, которого тот предал, после чего стал в 1487 году канцлером Англии, а 1493 году – кардиналом. Томас Мор многие месяцы провел в качестве пажа в доме Мортона, кому в «Утопии» он оказал почтение и кто, конечно, не приминул поделиться с юношей всем тем негативом, что носил в себе относительно Ричарда. Поэтому не стало удивительным, что писатель нанес на портрет своей кистью: «Он обладал характером скрытным и сдержанным, хитрым и склонным к притворству. Надменный внутри, казался открытым и близким, хотя в душе ненавидел, и не колебался заключить в объятия того, кого собирался убить. Жестокий и безжалостный, не всегда, чтобы сотворить зло, но часто из честолюбия и дабы достигнуть собственных целей, был безразличен и к друзьям, и к врагам, ибо там, где находилась выгода, не щадил никого из тех, чья жизнь могла воспрепятствовать его намерениям. Но и здесь Ричард не останавливался, добавляя к нравственному уродству физическое, воплощаемое им в действительность: придя в мир через кесарево сечение вперед ногами, он обладал уже полным комплектом зубов, горбом, отсохшей рукой и одним плечом, которое было выше второго. Более привычный к осторожно оговариваемым заявлениям, как «согласно мнению мудрых мужей», «в соответствии с докладываемым», «по слухам», «как многие полагают», но на ум слушателей его выдумки впечатление едва производили». Произведение равно содержало многочисленные фактологические и хронологические ошибки, утверждавшие скорее риторическую его природу, нежели историческую. Целью опуса было показать тиранический и аморальный характер политики, проводимой государями современности. Ричард в этом проекте служил, в общем, лишь козлом отпущения, не представляя опасности для творца, так как успел подвергнуться единодушному осуждению. Не известно, почему Томас Мор не завершил начатую работу. Его «Ричард Третий» занимает всего несколько месяцев жизни покойного короля, поэтому кажется, - автор не сумел решиться и объявить Генри Тюдора идеальным правителем, орудием добра, явившимся, дабы покарать тирана, ибо нынешний монарх не превосходил того достоинствами. Произведение оставалось в состоянии рукописи до первого издания в 1543 году, содержащего ошибки, повлекшего за собой более точную публикацию, совершенную под надзором Уильяма Растелла в 1557 году. Начиная с данного времени репутация святого и мученика за гуманистические идеалы и литературные качества рассказа сообщали его труду статус достоверной исторической монографии, что являлось совершенно не оправдываемым. Томас Мор создал легенду о проклятом Ричарде Третьем, по существу своему отныне не разрушимую. Продолжение в полной мере все показало. Летописи в унисон присоединились к описаниям Мора. Одной из самых важных являлась озаглавленная «Союзом двух благородных и славных семей Ланкастеров и Йорков» Эдварда Холла, судьи и члена Парламента, обучавшегося в Итоне и в Кембридже. Она представляла борьбу между Ричардом Третьим и Генри Тюдором словно не меньшее, чем космическое сражение между злом и добром. Так как Ричарда позиционировали фигурой дьяволоподобной, Генри превратили в создание ангелоподобное, а его брак с Елизаветой Йоркской, объединивший Йорков и Ланкастеров, сравнили с союзом в Христе человеческой и божественной природы. Сопоставление, чуть менее дерзновенное, предлагалось поэтом Бернаром Андре в его «Жизни Генри Седьмого». Холл же добавляет, - лично Святой Дух уведомил герцога Бэкингема о законности претензий Генри Тюдора на корону. В 1578 году развитую Холлом тему перехватил в своих «Хрониках» Рафаэль Холиншед. Хорошо представимо, что все перечисленное не имеет с исторической правдой ничего общего. Тем не менее, именно этот материал возьмет за основу Шекспир пятнадцатью годами позже для «Ричарда Третьего», но уже в другой области – в литературной. Если летописи, по большей части, скудны и вызывают разочарование, историку следует и обязательно прибегнуть к документам гораздо скучнее, но достовернее и весомее: к официальным архивам и личной переписке. Первые отличаются чрезвычайной обильностью, благодаря отличной организации центральной администрации в Англии в период средних веков. Службы канцелярии и казначейства, занимавшиеся финансовыми вопросами, были особенно продуктивны. Дознания и тщательные внесения в реестры являлись старой традицией, донесшей до границы с эпохой Возрожения дух Книги Страшного Суда 1085 года. Драгоценные свитки (Рулоны), в которых фиксировались акты торговых операций, назначений на должности и парламентских решений, представляют впечатляющую массу независимых от личных соображений данных. Что до личной переписки, добраться до нее сложнее, - большая часть продолжает лежать в семейных собраниях, но самые драгоценные фонды уже опубликованы. Например, это письма богатого рода Пастонов, купцов и землевладельцев Норфолка, рода Стоноров, Кели, Плюмптонов. Среди них находятся дополнения, свидетельствующие сразу и о политических событиях, и об общественном мнении. Прибавим сюда фонды местных графских архивов, архивов городов и содержимое роскошных университетских библиотек Оксфорда и Кембриджа, и получим представление об изобилии доступной нам документации. Все это позволило создать множество произведений и статей о Ричарде Третьем в течение XVII столетия и подпитывать споры о данном противоречивом суверене, который, вопреки краткости своей тридцатидвухлетней жизни и двухлетнего правления, стал одной из известнейших личностей английского средневековья. Его имя вызывает в памяти сразу и историю о вероятном убийстве двух племянников короля, сгинувших в зловещем лондонском Тауэре, и воина с болезненным телосложением и неукротимым нравом, чей яростный возглас в битве при Босуорте эхом отдался в шекспировской драме: "Коня, коня! Венец мой за коня!" (Уильям Шекспир "Ричард Третий", V, 4, перевод Анны Радловой). Беда Ричарда Третьего в том, что исторический персонаж оказался поглощен персонажем театральным, а последний – превратился в чудовище, созданное литературным гением. Ричард Третий навсегда попал в плен к Уильяму Шекспиру. Если выражаться точнее, он, словно порождение Франкенштейна, гибрид, сошедший со страниц работ святого, Томаса Мора, драматурга, Уильяма Шекспира, и философа, Френсиса Бэкона, в 1621 году, в «Истории Правления короля Генри Седьмого» вернувшегося к обвинениям, предъявляемым его предшественниками. Рассматривать тут образ, залакированный этими тремя столпами, почитаемыми в английской культуре, предприятие поистине утопическое. Именно здесь, без сомнения, заключается настоящее проклятие, нависшее над Ричардом Третьим. Никто из этих трех авторов не был профессиональным историком, тогда как речь, прежде всего шла об историческом вопросе. Разумеется, множество университетов высокого уровня занимались соответствующими разысканиями, особенно, на протяжение последнего столетия, намереваясь установить правду, но их выводы коснулись исключительно ограниченного круга среди широкого слоя просвещенной общественности, ибо слово историков-специалистов никак не может соперничать с заявлениями пользующихся авторитетов авторов. Как бы то ни было, блеск, приданный мероприятиям, связанным с перезахоронением останков Ричарда Третьего в течение недели с 22 по 27 марта 2015 года, заставляет все-таки поверить в примирение английского народа со своим проклятым монархом. Событие привлекло 35 тысяч зрителей в Лестере и миллионы в других городах через канал BBC4 национального телевидения. 23 марта архиепископ Вестминстерский провел службу за упокой души суверена, которого довольно долго считали горящем в аду. 26 марта перезахоронение, если называть вещи своими именами, собрало вместе таких личностей, как архиепископ Кентерберийский, члены королевской семьи, подобные принцу Ричарду, герцогу Глостеру, и его супруге, Бриджит, графиня Софи Уэссекская и поэты и композиторы, читающие и исполняющие произведения, созданные исключительно ради события. Все они по окончании мероприятия спели «Боже, спаси королеву». Погибший в XV веке монарх упокоился в чрезвычайно строгой могиле внутри Лестерского собора. Действительно казалось, что целая нация примирилась с проклятым королем. Лежащий на расстоянии нескольких километров Уильям Шекспир должен был перевернуться в гробу. Но, случившееся перезахоронение оказалось ничем иным, как актом восстановления репутации Ричарда Третьего. Едва освободившись от проклятия враждебно настроенной историографии, память о несчастном владыке упала в объятия проклятия туристическим фольклором, а значит, денежными интересами, бичом современной культуры, перелопачивающей все исторические события, чтобы сшить футболки, произвести пивные кружки, чашки, ручки, календари и другие сопутствующие товары. Личность Ричарда Третьего превратилась в достопримечательность, притягивающую паломников нового вида: туристов. В этой области Лестер еще далек от частоты посещений Стратфорда на Эйвоне, шекспировского святилища, но и король, и бард воссоединились в аду рыночной экономики, где ценность зависит ни от интеллектуальных критериев, ни от нравственных достоинств, а от цифры оборотов местной торговли. Вот так теперь выглядит последняя концепция проклятого короля в коллективной памяти. Цель настоящей книги не попытка некой реабилитации, не высказывание мнения в пользу или против Ричарда, не вынесение нравственного суждения, анахроничного по отношению к жителю XV столетия с точки зрения ценностей столетия XXI, настолько же нестойкого, как и ему предшествовавшие. Наша эпоха утратила всякое представление об историчности, судя и вынося приговор деятелям прошлого без учета культурного и духовного наполнения, наполнявшего их жизнь. Особенно забывая при этом, что поступки этих людей были плодом неумолимой и неизбежной последовательности причин и следствий, называемых судьбой. Ричард Третий не являлся ни проклятым, ни благословенным: он … темный рок, и страшных сил полет! И порождение слепой и мрачной тайны! И дух, родившийся из тьмы необычайной! (Виктор Гюго, «Эрнани», III, 4, перевод Всеволода Рождественского) Находящаяся ниже биография откроет дневному свету винтики масштабной механики, повлиявшие на личный жребий человека.