Глава 50.
9 февраля 2024 г. в 07:00
Сколько времени нужно, чтобы задать несколько вопросов портрету и выслушать ответы? По мнению Драко — от силы полчаса; плюс еще столько же на то, чтобы соблюсти политес и выпить чаю с МакГонагалл — Грейнджер всегда была её любимой ученицей. Но Гермионы не было уже два часа. Два часа!.. Что, если она вернулась другим путем? Что, если Флетчли успел перехватить её где-то в другом месте, пока он сидит здесь и теряет время?!
Неуверенность, тревога и паника сплетались в животе в тугой узел. Не выдержав напряжения, он сорвался с места, намереваясь вернуться к магазину Уизли и посмотреть, что там происходит. Если Лавгуд все еще изображает Гермиону… это могло не значить ровным счетом ничего, но отчего-то жизненно важным казалось убедиться.
Он добрался до магазина довольно быстро, хоть и шел, внимательно оглядываясь по сторонам. Огромные окна переливались светом и нарядной пестротой, за ними сновала толпа… вот только клетчатой рубашки и рыжей головы, как ни старался, Драко в этой толпе разглядеть не сумел. Сердце камнем рухнуло вниз — неужели упустил, ошибся?!
С трудом сдерживая внутреннюю дрожь, он поднялся по ступенькам. Проталкивался сквозь толпу, переходил от стеллажа к стеллажу, но не находил того, что искал. Ни младшего Уизли, ни Гермионы, ни Лавгуд здесь не было; и что это могло означать, он не знал.
Безуспешно пытаясь усмирить бешено стучавший в висках пульс, он подошел к окну. Гермионы не было; маленький спектакль окончен. Могло случиться все, что угодно — но могло и не случиться ничего. Возможно, все прошло благополучно, и она вернулась домой?.. Но смутное чувство тревоги не ослабевало, наоборот, оно становилось все сильнее и сильнее, почти выло сиреной, билось в груди так сильно, что казалось, вот-вот проломит ребра. Гермиона обратилась за помощью к Уизли — значит, могла что-то ему рассказать. Значит, он может поверить — а даже если нет, то безопасность Грейнджер для него всегда была на первом месте. Он поможет... должен помочь.
Драко уже почти совсем решился поговорить с Уизли, когда его бездумно блуждавший взгляд выхватил что-то важное, что определенно стоило его внимания. Он моргнул, присмотрелся — и обомлел. Вдоль Косого переулка по направлению к Лютному шел Флетчли собственной персоной!..
Не без труда протолкавшись сквозь толпу праздношатавшихся покупателей, Драко успел догнать свою цель как раз в тот момент, когда тот свернул в Лютный переулок. Какого черта он здесь забыл?! Решил купить немного яда к ужину? Или проклятый амулет?..
Но Флетчли миновал и «Борджин и Бёрк», и лавку зелий, даже не взглянув в их сторону, и направился прямиком к «Грязному ослу». Да что с этим местом не так?! Он просидел там битых два часа — и ни черта не заметил!..
Выждав несколько минут, Драко снова вошел в паб. Однако Флетчли там не оказалось — только какой-то забулдыга занял облюбованное им место в углу. Поразмыслив, Драко направился к бармену.
— А я смотрю, к вам авроры наведываются?..
Для любого заведения в Лютном это была весьма опасная слава. Бармен, бросив на него весьма недружелюбный взгляд из-под густых, кустистых бровей, буркнул сквозь зубы:
— Авроры? Им не до нас, другие заботы имеются.
— А вот тот парень, что только что вошел?
— А, этот! — бармен расслабился и махнул рукой. — Он тут не по служебной надобности. У всякого человека ведь и личная жизнь имеется, — и он сально ухмыльнулся.
— Пьет? — совсем ненаигранно удивился Драко.
— Да какое там! К девочкам захаживает.
Бармен сделал неопределенный жест куда-то вверх и назад и счел беседу оконченной. Драко подумал, не стоит ли взять еще пинту, но решил ограничиться тем, что оставил на стойке серебряный сикль — большего информация не стоила.
Девочки, значит. Что ж, если на следующий день после возвращения бывшей невесты мистера Финч-Флетчли потянуло к дешевым проституткам — а других в этой дыре и быть не могло — значит, ночью ничего не было. Внутри как будто разжалась пружина, стало легче дышать — хоть Драко и отдавал себе отчет в том, насколько эгоистичны, насколько неуместны подобные мысли. Снова бросив взгляд на часы, он вышел на улицу. Тревога, снедавшая его с самого утра, и не думала утихать — только разрасталась все больше, превращая внутренности в тряское желе, безо всякой видимой причины. Хотелось двигаться, что-то делать, куда-то бежать… но вместо этого он вынужден был отираться на задворках Лютного и ждать неизвестно чего. Бесцельно?.. Бессмысленно?..
И все же его ожидание было не напрасным: Драко понял это, когда дверь трактира открылась, и оттуда вышел Флетчли… рука об руку с Гермионой. Господи, что она-то там делала?! Он перехватил её у камина? Случайно столкнулись у выхода?! В любом случае, это было неважно. Гермиона была сама не своя; на мгновение Драко засомневался: она ли это вообще?.. Совершенно нехарактерная для неё ровная, почти механическая походка, идеально выпрямленная спина, остекленевший взгляд… Яркий алый проблеск на груди завершил картину. Империус!..
Драко рванулся вслед — их разделяло смешное расстояние, всего-то пара десятков шагов!.. Но он не успел. Они исчезли, растворились в воздухе миражом — и он трансгрессировал к единственному месту, которое было ему знакомо, наудачу. Драко не думал о том, что его могут заметить, что могут увидеть — он хотел, чтобы увидели, заметили, хотел любой ценой остановить то, что должно вот-вот — он чуял это так же ясно, как акула чует в воде свежую кровь — произойти. Дверь подъезда только-только закрылась за широкой мужской спиной, и он рванул следом — но она оказалась заперта. Ярость придала сил; на тратя времени на попытки аккуратно вскрыть замок, Драко двумя росчерками Диффиндо срезал дверь с петель и побежал к лифту. Светящееся табло показывало, что тот остановился на последнем этаже — и не собирался двигаться с места. Оставалась лестница. Четырнадцать этажей, сто пятьдесят четыре ступени — на последних он уже задыхался, легкие резало от нехватки воздуха, в боку кололо так, будто туда воткнули нож — но Драко бежал, пролетая этаж за этажом — пока на полном ходу не врезался в невидимую стену на площадке пентхауса. Дальше было не пройти. Воздух становился густым и липким, как смола — если двигаться медленно, и упруго пружинил, если пытаться прорваться быстро. Драко пробовал все известные ему заклинания, снова и снова, одно за другим — и чувствовал, как безжалостно утекает, испаряется отпущенное ему время. Оно швыряло и крутило его в водовороте безумия до тех пор, пока не накрыло удушающим, убийственным чувством дежавю: Гермиона где-то здесь, совсем рядом, и она снова кричит, просит, молит о помощи, а он снова — бессильный, беспомощный, бесполезный.
Образ Гермионы — еще дрожавший где-то под ребрами, такой теплый, такой живой — придал ему сил и необузданного, животного гнева. Забыв о последствиях, Драко выпалил Бомбардой Максима в стену — и она взорвалась смерчем обломков и пыли, похоронив под остатками себя всполохи чужой магии. Путь был свободен.
— Какого черта здесь происходит?! — прорычал он прежде, чем увидел. Прежде, чем понял.
Гермиона была слева от него — и смотрела на него тёмными провалами перепуганных, огромных глаз. Флетчли стоял напротив, открывая и закрывая рот — вероятно, что-то кричал, но слов Драко не слышал: они доносились до него будто издалека, тонули в толще мутной, стоячей воды. Потому что в руках у мерзавца была палочка — палочка, направленная на его сына, его сына, связанного и беспомощного, бьющегося в рыданиях между небом и землей на высоте четырнадцатого этажа.
— Отпусти моего сына, ублюдок! — тихо, но очень четко приказал Драко.
— На твоем месте я бы аккуратнее выбирал слова, — высокомерно процедил Флетчли.
Вырвать кадык собственными руками. Вмазать так, чтобы услышать, почувствовать хруст проламывающихся под кулаком костей. Заставить его захлебнуться собственной кровью — о, сейчас он убил бы, не колеблясь ни секунды. И убивал бы долго, медленно, чтобы заставить каждое мгновение жалеть о том, что посмел — черт возьми, да как он посмел?! — поднять руку на его ребенка.
Эта жажда поглотила его с головой, смыв все прочие эмоции. Слилась с каждой клеткой тела, хлынула в вены вместо крови — и стала его сутью; он весь был её воплощением.
И Флетчли почуял это — так остро, так безошибочно, как только трусы чуют опасность.
— Не делай лишних движений, — предостерег он и многозначительно качнул волшебной палочкой. — А то ведь могу и уронить.
— Скай тут ни при чем! — процедил Драко. — Это между тобой и мной! Хочешь мести — пожалуйста, вот я, перед тобой! Но ребенок… ни при чем.
— Я бы соврал, если бы сказал, что не хочу. Но не так. Тебя не должно быть здесь, — с напускным спокойствием начал Флетчли, а потом — сорвался: — Ты бросил его! Ты получил то, чего не заслужил, никогда не заслуживал!.. И просто… бросил. Ты сам виноват. Впрочем… Возможно, это и к лучшему. Если Гермиона не сможет все закончить, уж ты-то точно сомневаться не станешь. Львенок, будь добра, забери у нашего гостя палочку. В ближайшее время она ему не понадобится, — распорядился Джастин.
Гнев мог довести кровь до кипения, но ярость… ярость была холодной. Мозг работал четко и быстро, подмечая детали, продумывая варианты действий и отбрасывая их один за другим. Ситуация была патовой: он мог напасть на Флетчли, но потерял бы Ская. А если не нападать? Кто знает, что он собирался делать — но ничего хорошего, уж точно.
Гермиона подошла, чтобы выполнить приказ и забрать палочку. Сейчас она вызывала у него лишь глухое раздражение и все ту же ледяную, слепую ярость: безвольная пешка, лишний балласт!.. Но тело жило собственной жизнью — и взгляд, подчиняясь выработанному рефлексу, сам притянулся к ней. Раздражение стихло моментально: её взгляд не был ни покорным, ни безвольным. А медальон на груди отливал глубоким изумрудно-зеленым.
Еще не все потеряно. Еще ничего не потеряно.
Палочку Драко отдал без возражений — чтобы превратить ухмыляющееся лицо Флетчли в кровавое месиво, она ему не понадобится. Он убьет его голыми руками — и ни на грамм сожалений.
— А теперь, пожалуйста, Петрификус Тоталус — оставим ему возможность наблюдать, раз уж пришел, — отдал очередной приказ самодовольный, упивающийся своим мнимым превосходством Флетчли.
Её заклинание просвистело в дюйме от его уха — и Драко застыл, играя свою роль так тщательно, как никогда в жизни. У Грейнджер теперь две палочки. И он знал — знал абсолютно, непреложно: она спасет Ская, чего бы ей это не стоило.
— Замечательно! — восхитился Флетчли. — Готова?
— Готова, — холодно и уверенно ответила Гермиона.
Он не знал, к чему она готовилась — и знать не хотел. Все его внимание сконцентрировалось на цели, тело напряглось, готовясь к прыжку. Внутрений секундомер запустил обратный отсчет.
Он видел её руки, чувствовал их, как свои. Его пальцы сжимали теплое древко, магия текла через его сухожилия, мышцы и кости. Его рука вывела знакомое до оскомины, до боли движение. Рассечь воздух и взмахнуть!..
Он прыгнул. Взлетел — и всем весом обрушился на беспечно подставленную спину. Тело под ним выгнулось, извернулось, заметалось, забилось. Он не чувствовал сыпящихся один за другим ударов, не замечал боли — все утонуло в первобытной жажде то ли победы, то ли жизни. В отличие от своего соперника, Драко не умел драться — но сейчас его вели инстинкты, тело действовало само, без участия разума. И когда он уже почувствовал под пальцами пульсирующее, хрупкое горло, когда уже впился в чужую плоть, чтобы разорвать её, разодрать, уничтожить — сокрушительный удар с серебристым, фарфоровым перезвоном обрушился на голову; реальность померкла, звуки исчезли; руки разжались.
Цель ускользнула — это он скорее почувствовал, чем понял. Боль пульсировала в затылке ударами кузнечного молота, что-то липкое и горячее застилало глаза, в ушах все еще стоял удивительно нежный и чертовски неуместный звон…
И вдруг откуда-то издалека донесся голос. Знакомый — но сейчас Драко никак не мог сообразить, кому он принадлежал. Голос звал его… Звал…
— Уходи! Слышишь?! Бери Ская и уходи!
Скай?.. Господи, Скай!.. Он где-то здесь, он… Он должен его найти, должен забрать, увести отсюда, должен защитить… Не смог, не смог…
Отчаяние — острее бритвы — полоснуло по ребрам. Он должен! Он, черт возьми, должен…
С трудом подняв тяжелую, будто налитую свинцом руку, Драко провел ладонью по лицу. Зрение прояснилось, очертания предметов стали четче. Он поднял голову наверх, к свету, и увидел — успел увидеть — сквозь голубоватое, потустороннее мерцание магии последнюю улыбку своего врага. Улыбку мертвеца.
Вот он был — и теперь его нет. Ничего не осталось. Только притихшая, но не угасшая ярость, для которой теперь не найти выхода.
— Скай!..