В доме на другой стороне улицы

      — Пап, а вы уже позавтракали?       Драко на пару секунд зажмурился, чтобы сдержать досаду. Ну вот почему, почему его неугомонному ребенку понадобилось прийти именно сейчас?!       — Да, Скай, — выдохнув, ответил он. — Иди в гостиную, я приду через минуту.       — А почему не сейчас? — препротивнейшим тоном поинтересовался Скай, и Драко готов был руку дать на отсечение — мелкий паршивец прекрасно понял, чему помешал.       — Потому что сейчас мы с Гермионой разговариваем, — дал по возможности исчерпывающий ответ он.       — А как это вы разговариваете молча?       Вот же!..       — Скай!.. — прорычал Драко, не утруждая себя сложными формулировками в надежде на то, что отпрыск все поймет по тону.       — Ну ладно, пойду… — самым несчастным голосом протянул Скай.       Он медленно-медленно повернулся, но под давлением строгого родительского взгляда вынужден был подчиниться и нехотя, нога за ногу, поплелся в гостиную. И только когда каштановая макушка сына скрылась из вида, Драко позволил себе перевести дыхание. Невыносимо хотелось вернуться к тому, что они так и не начали — но, к сожалению, он достаточно хорошо знал своего сына, чтобы понимать: если он не придет к нему через минуту, он проделает этот фокус еще раз. С тем же результатом.       — Надо идти, — пробормотал он.       — Да, конечно, — тихо отозвалась Гермиона.       В её голосе снова зазвучала неуверенность — и Драко поймал себя на мысли, что многое бы отдал за то, чтобы никогда больше её не слышать.       — Мы не закончили, Грейнджер, — он подмигнул ей и нахально ухмыльнулся. Сердце радостно екнуло, когда она очаровательно залилась краской в ответ. — Мне понравилась эта игра. И я с удовольствием продолжу — в более благоприятных обстоятельствах…       Он вновь притянул её к себе — всего на несколько секунд. Зарылся пальцами в волосы, сжал их в ладони, отвел в сторону — все плотнее оплетая её паутиной касаний; провел носом вдоль шеи, жадно втягивая едва ощутимый, её собственный аромат; не сдержался и слегка прикусил напряженную мышцу у основания шеи.       — … и я буду с нетерпением этого ждать, — шепнул на ухо, нарочно едва задевая губами мочку.       А потом сделал шаг назад — разом, не раздумывая, словно прыжок в холодную воду, — и, не оглядываясь, пошел вслед за сыном.       Потому что знал: если оглянется — уже не уйдет.       Тело действовало само, без участия головы. Отточенный взмах палочкой — и Скай вновь взмыл в воздух, захлебываясь от восторга. И на лице Драко постепенно расцветала точно такая же счастливая ликующая улыбка — вот только причиной был его собственный полет. В голове было гулко и пусто, по телу разливалось пьянящее ощущение небывалого восторга и упоения. Он почти поцеловал Гермиону Грейнджер!.. И она сама — сама целовала его!.. Не из-за заблуждения, не из отчаяния или одиночества — по собственной воле, потому что хотела — и хочет — его! Запястье еще горело её поцелуями, затылок зудел там, где всего пару минут назад порхали её пальцы — и это было так сладко, так неимоверно волнующе!.. Драко чувствовал себя так, будто летел над квиддичным полем, зажав в руке трепыхающийся золотой снитч, а под ним ревело зеленое море трибун. Как будто он вернулся на годы назад, и вдруг сбылись все его мечты — и по краю сознания скользнула мысль, что Гермиона Грейнджер, наверное, уже тогда была одной из них — и, пожалуй, самой недостижимой.       Её обжигающий взгляд он скорее почувствовал, чем увидел.       — Ты что-то хотела или просто пришла посмотреть? — чувствуя, что от дурацкой улыбки уже ломит скулы, но не собираясь ничего с этим делать, поинтересовался он.       — Я… — она замялась. — Я хотела кое-что спросить… Можно тебя буквально на минуту?       В душе шевельнулась тревога, но Драко не позволил ей взять верх. Даже если Гермиона попросит притормозить, если скажет, что они слишком торопятся — это ничего не изменит. Он не собирался повторять чужих ошибок: он позволит ей поступить так, как хочет она.       Опустив Ская на пол и получив в ответ разочарованный вздох, Драко вернулся на кухню — но приближаться не стал, оставив Гермионе личное пространство.       — У Ская ведь завтра день рождения… — смущенно проговорила она, и его брови взлетели вверх. — Наверное, нужно как-то подготовиться… торт, подарки… Я наобещала кучу всего, но сейчас не получится, и надо что-то придумать… И вот еще обед — во сколько вы обычно обедаете? Я могу попробовать что-то приготовить, но не знаю, что…       В душе запели птицы. Судя по всему — фвуперы, не меньше.       — Так, по порядку, — остановил он её сбивчивую речь. — Подарки у меня готовы, я все взял с собой. Правда, они не упакованы, но я вполне могу одолжить тебе один из них.       — Один? — удивилась Гермиона. — Сколько их всего?!       — Четыре, — чрезвычайно довольный собой, просиял Драко. — Хотя скейт, наверное, теперь не вызовет особого восторга, но поздно: я его уже купил.       — Значит, его подарю я. Но как ты умудрился запихать его в рюкзак?!       — Не знаю, слышала ли ты о заклятии незримого расширения… — невинно обронил он и демонстративно принялся разглядывать ногти.       Она только фыркнула в ответ.       — Нам понадобится упаковочная бумага…       — И ленты тоже было бы неплохо, — кивнул Драко. — Надо подумать, из чего мы сможем трансфигурировать…       — По-моему, купить проще, — скривилась она.       — Да, разумеется, если не учитывать крошечной детали: нас ищут! Так что на улицу соваться точно не стоит.       — Вряд ли кто-то обратит внимание на одинокую девушку в супермаркете, — Гермиона пренебрежительно пожала плечами. — Их слишком много. К тому же, можно немного изменить внешность…       Наверное, в её словах была доля правды, и немалая. Но одна мысль о том, что она снова уйдет, а он останется ждать — в полной неизвестности, сходя с ума от тревоги, — вызвала яростный протест. Слава богам, у Драко хватило ума сформулировать ответ гораздо более тактично, чем то, что вертелось на языке.       — Грейнджер, это глупый и совершенно ненужный риск. Оберточная бумага явно того не стоит.       — Бумага, может, и нет. Но как же торт?..       — Один раз можно вполне обойтись без торта, — упрямо возразил он.       — Один раз?.. — поймала его на слове Гермиона. — Значит, раньше торт всегда был?       Ну, разумеется, был. И торт, и шарики, и нарядно завернутые подарки, которые он упаковывал ночью только для того, чтобы утром Скай первым делом разорвал бумагу и оставил ворох развязанных лент. Все эти ненужные глупости, мелочи, которые за эти годы на их языке стали означать: «праздник». Стали означать: «я тебя люблю». И сейчас, когда все так изменилось, Драко больше всего на свете хотелось сохранить для Ская их маленькие традиции. Кусочек прошлой жизни. Иллюзию того, что все по-прежнему. Что все в порядке. Но не такой ценой. Нет.       Однако у Гермионы было совсем другое мнение на этот счет, и она не отстала, пока не выпытала у него все подробности предстоящего праздника, включая меню завтрака, обеда и ужина.       — На обед можно сварить тыквенный суп. Я смотрел, все нужные продукты ты купила. А насчет завтра… я напишу тебе список, если ты настаиваешь, — наконец сдался Драко, поняв, что спорить с гриффиндоркой, которая узрела впереди цель — занятие пустое и бессмысленное.       — Ладно, я тогда займусь обедом, — покладисто кивнула она. — А потом…       Ему не хотелось её отпускать — до физической боли, до крика. До желания запереть дверь, просто физически перегородить выход и категорично заявить, что никуда она не пойдет.       Но в то же время Драко знал, что никогда так не поступит. Только не с ней.       — Нет, — вздохнул он. — Если ты твердо решила идти, то иди сейчас.       — Почему?.. — непонимающе нахмурилась она.       — Потому что я буду беспокоиться, — отстраненно, будто речь шла о ком-то другом, ответил Драко. Так было легче. Проще. — Представлять, как тебя поймают. Думать о том, что делать, если ты не вернешься. Чем скорее ты это сделаешь, тем меньше нервов мне это будет стоить.       На её лице проступило удивление, которое постепенно сменилось пониманием.       — Если хочешь, я останусь, — нерешительно предложила она.       И она осталась бы — не понадобились бы ни замки, ни запоры. Осталась бы только потому, что ему так было бы спокойнее. Осталась, потому что так захотел он. Это было так соблазнительно — иметь столь сильную власть над кем-то, и особенно — над ней. И потому — непозволительно. Это был щедрый подарок, слишком щедрый — но принимать его Драко не собирался. Ему нужно было другое. И Гермионе придется это понять.       — Нет, Грейнджер, — он мотнул головой. Может быть, чуть сильнее, чем ему бы хотелось. — Не мне решать. Это твой риск, и имеет значение только то, чего хочешь ты, а не я, не Скай или кто-нибудь еще.       — Но ведь это касается не только меня! — заупрямилась она. — И ты, и Скай…       Драко едва не взвыл в голос. Неужели она не понимала, что была дьяволом, искушающим его в личной пустыне?.. Его, такого слабого, безвольного, готового еще немного — и поддаться. Стать тем, кто примет на себя ответственность — за её решения, её жизнь, её саму? Стать одним из тех, кто ломал её — и кто, возможно, сломает окончательно?.. Это было не впервой; это было не ново. Он уже нес эту ответственность — за Ская. Вот только Гермиона не была его ребенком. Она была взрослой женщиной. И хотел он — женщину, а вовсе не еще одного ребенка.       — Мы есть друг у друга. Так было, и так будет. Это не изменится. Во всяком случае, я надеюсь, что нескоро, — он выдавил слабое подобие улыбки. — В конце концов, я взрослый человек, и я сам в состоянии справиться со своими тревогами. Так что не беспокойся обо мне. Думай о себе. Так что, мне писать список?       — Список?..       — Список покупок, — напомнил Драко, хотя оба они понимали — он здесь вообще ни при чем. — За которыми ты собиралась идти. Никто не требует от тебя большего, Грейнджер, пойми. И вообще ничего. Хочешь — идешь. Не хочешь — не идешь. Все очень просто.       Он знал, что это совсем не просто. Знал, что требует от неё многого — но надеялся, верил, что Гермионе это по силам. Что вот так, крохотными шагами, она сможет снова научиться слушать себя, слышать — и уповал лишь на то, чтобы это не обошлось им слишком дорого. Может быть, сейчас был не самый лучший момент для того, чтобы ставить безопасность свою и Ская в зависимость от решений человека, который, кажется, давно забыл, каково это — принимать решения?.. Но другого у них могло и не быть.       Поэтому Драко сделал все, чтобы она не заметила в нем ничего, кроме уверенности и спокойствия — пока они обсуждали, в какой магазин она пойдет и сколько времени это может занять; пока он писал список, пока уговаривал её принять от него деньги на покупки. И только когда дверь за ней закрылась, он позволил себе устало сползти на пол и расслабить мышцы лица, которые, казалось, вот-вот сведет судорогой.       Ему хотелось кричать. Хотелось схватить её за плечи и трясти до тех пор, пока она не поймет, что сделала со своей жизнью — и продолжала делать даже сейчас. Но ничего из этого не сработало бы. А если и да — то чего он добился бы? Продемонстрировал, что кто-то имеет право кричать на неё? Добиваться своего насилием? Такого результата он желал в последнюю очередь.       От пьянящего чувства победы не осталось и следа. Драко чувствовал себя так, будто пойманный им снитч оказался погнутым, покореженным, с отломанными крыльями и лишь тенью былого золотого блеска. Горло кололо разочарованием, но хуже него были горечь и непонимание: как можно было так жестоко обойтись с кем-то настолько прекрасным?.. Как можно было довести её до такого состояния — и не заметить? Где были её великолепные друзья, где был Поттер, где Уизли? Или они все видели — и их устраивало? Устраивала удобная, покорная Грейнджер, которая ловит каждый их взгляд, готовая подчиниться любому желанию? Драко намеренно игнорировал фигуру мистера Финч-Флетчли, потому что знал — стоит подумать о нем, как сознание полыхнет от ненависти и бессильной злобы, но его тень все равно накрывала собой все. Потому что, как бы ни хотелось ему направить свой гнев на тех, кого он знал и ненавидел с детства, в глубине души он точно знал, кто был виноват. Четыре года!.. Четыре года этот ублюдок потратил на то, чтобы убить в ней все, что составляло суть личности Гермионы Грейнджер, превратить её в мягкую, послушную глину, из которой можно лепить что угодно. Немудрено, что милашка Джастин так всполошился, когда понял, что плодами его трудов может воспользоваться кто-то другой!.. Вот только он малость просчитался. Драко не нужна была глина, ему нужен был неуловимый, верткий, своенравный снитч — и даже если потом он упорхнет — пусть. Оно того стоило.       Он снова развлекал Ская, болтал с ним о всяких глупостях, готовил обед — и ни на минуту не переставал думать о Гермионе. От этих мыслей на душе становилось все тяжелее, а боль в груди разрасталась, словно насосавшийся крови паразит — но остановиться Драко не мог. Она уйдёт; рано или поздно. Если ему не удастся достучаться до неё — уйдет в поисках того, кто снова возьмет на себя ответственность и снимет с её плеч бремя принятия решений. Кого-то, с кем она снова сможет закрыть глаза и жить в полусне чужой жизни. А если удастся… все равно уйдет. Потому что невыносимо стыдно смотреть в глаза тому, кто видел и знал твою слабость. Потому что он всегда будет для неё живым напоминанием о том, кем она была — а от таких воспоминаний люди предпочитают избавляться. Разве он сам не поступил так же?.. И разве ему осуждать?..       Как бы ни сложились обстоятельства, он останется для Гермионы Грейнджер лишь промежуточной станцией, транзитным терминалом, перекрестком, на котором она выберет свою дорогу. Осознавать это было горько и больно, но Драко долго учился себе не врать. И он привык не строить напрасных иллюзий, которые режут лишь больше, когда разлетаются на осколки. Если бы только можно было оставить эту роль обреченного на заклание тельца кому-то другому!.. Если бы кто-то другой — не он — мог принести эту жертву, а он бы потом собрал плоды!.. Но никого не было. Был только он — и он хотел, черт бы побрал эту его неуместную гордость, хотел быть тем, кто вернет ей крылья.       Мягко щелкнул дверной замок — и Драко отбросил все лишнее в сторону. У него будет еще время, чтобы всласть пожалеть себя. Черт, да для этого у него будет вся жизнь!..       — Ты что, тащила это вот так?! — ужаснулся Драко, выйдя в прихожую и увидев в её озябших руках целую гору пакетов, узкими ручками врезавшихся в покрасневшие пальцы.       — Подумала, что так буду привлекать меньше внимания, — смущенно пробормотала Гермиона и отвела взгляд.       — Давай сюда! — он проглотил рвущееся наружу замечание, что стоило хотя бы надеть перчатки, забрал покупки и понес их на кухню.       Вопреки его ожиданиям, она не последовала за ним. Задержалась в гостиной, о чем-то болтая со Скаем — и не нужно было много ума, чтобы понять: избегала. Его близости, интимности, его самого. Уже успела пожалеть о том, что сделала утром?.. Кто знает.       Драко быстро разобрал покупки, спрятал упаковочную бумагу, шарики, ленты и свечи в кухонный шкаф. Заинтересованно хмыкнул, увидев вместо готового торта сливки, шоколад, прозрачный контейнер со свежей клубникой и кулинарную книгу. Быстро пролистал; торт на сто двадцать первой странице выглядел чрезвычайно многообещающе. Что ж, может быть, потренироваться сначала на тортах, прежде чем приступать к живым людям — не самая плохая идея Грейнджер. Он даже собирался пошутить на этот счет — но при одном взгляде на Гермиону все желание шутить куда-то пропало.       Она выглядела напряженной и виноватой; все время отводила глаза, избегая встречаться с ним взглядом даже случайно, оживленно говорила со Скаем — настолько оживленно, чтобы не дать его отцу вставить ни слова. И если утром Драко был готов скрипеть зубами от досады на несвоевременное вторжение сына, то теперь только благодаря ему обед прошел в обстановке, хоть немного похожей на нормальную.       Может быть, ей нужно побыть одной; может быть, ей нужно подумать. Рассудив так, Драко предложил Скаю показать новый фокус — честно говоря, он понятия не имел, какой, — и под этим предлогом увел его в гостиную, плотно закрыв за собой дверь.       Вскоре по квартире начали разноситься аппетитные запахи, и стало гораздо сложнее удерживать Ская в стороне от происходящего. Он то и дело бегал на кухню, чтобы «помочь мисс Гермионе» — а на деле поболтать и побаловаться; и если маленькому бесполезному помощнику она, казалось, была искренне рада, то появление вслед за ним самого Драко вызывало хмурую складку между бровей и напряженное молчание. Он перестал приходить.       Время тянулось бессмысленной жвачкой. Готовку Гермиона взяла на себя, больше никаких бытовых дел вроде бы не было, а засесть за работу, зная, что Скай в этом случае немедленно прилепится к Грейнджер, было неловко. Драко находил им одно занятие за другим — и с сожалением отмечал, что ни к одному из них Гермиона так и не присоединилась. Ужин прошел в той же гнетущей обстановке; не принес облегчения и совместный просмотр фильма. Несколько раз Драко оборачивался к ней в надежде на то, что она подхватит шутку или хотя бы улыбнется — но Гермиона смотрела стеклянными глазами в экран, и он мог бы поклясться: ничего не замечала перед собой.       Напряжение достигло апогея, когда Скай отправился спать — и они остались вдвоем. Драко понимал, что так дальше нельзя, что им нужно — необходимо! — поговорить, но Гермиона не давала ему ни шанса. Стоило ему открыть рот, как она ускользала: на кухню заливать глазурью торт, хваталась за упаковочную бумагу, совала ему в руки шарики. И он отступил: впереди еще вся ночь. Торопиться некуда.       Наконец все было сделано; шарики надуты, подарки упакованы, торт, красивый, как на картинке, стоял в холодильнике. Они сидели на полу, устало привалившись к дивану и переводя дыхание. Драко знал: если он не сделает ничего прямо сейчас, через минуту она подхватится все убирать, а потом сбежит в безопасную темноту своей спальни. И он бы позволил, вот только оставлять её в таком состоянии не хотел.       — Хочешь чаю?..       Такой простой, невинный вопрос. Почему же она вздрогнула?..       — Драко, я… — прошептала Гермиона, снова виновато опустив глаза.       — Ты ничего мне не должна, — перебил он. — Не нужно так переживать из-за этого, правда. Мы можем просто выпить чаю и пойти спать. И все будет в порядке.       — Дело не в этом, — она упрямо мотнула головой. — Помнишь, ты говорил, что я веду себя как школьница, которая никак не может выбрать платье на бал?..       Помнит ли он?.. Конечно, он помнил. Тогда… тогда она выбрала его. Но это было тогда.       — И ты все еще не можешь выбрать?.. — уточнил он, стараясь не обращать внимания на то, как болезненно забилось сердце.       — Нет, я знаю, что очень хочу это платье! — горячо возразила Гермиона. — Но я не знаю, что будет, когда бал закончится. И не уверена, могу ли я…       Ах вот в чем дело. Что ж, в отличие от неё, Драко прекрасно знал, что будет. И его это, пожалуй, больше не пугало.       — Можешь, — уверенно ответил он.       — А если… Если я испорчу его? — она наконец подняла взгляд и посмотрела ему в лицо. Маленький испуганный олененок. — Если я больше никогда не смогу… его надеть?..       Все верно. Все правильно. Она тоже все понимала — и боялась. Вот только боялась не за себя — боялась причинить боль ему. Сердце наполнилось такой щемящей, такой болезненной нежностью, что в уголках глаз защипало.       — Что ж, в таком случае есть только один способ, как сделать так, чтобы ни ты, ни платье об этом не пожалели, — Драко горько усмехнулся. — Надо, чтобы этот бал запомнился на всю жизнь. Ну, или во всяком случае, чтобы он хотя бы стоил испорченного платья.       Он протянул руку к ней — и заставил себя остановиться на полпути. Это должно быть её решением. Все должно быть её решением.       Целую вечность не происходило ничего. Томительное, изматывающее ничего. И в тот момент, когда Драко уже подумал, что ничего и не случится — она протянула руку в ответ.