В доме на другой стороне улицы

      Драко проснулся — и в первые мгновения не мог сообразить, где находится. Стены не того цвета, мебель, окно не там, где должно быть… Гостиная! Он, видимо, уснул прямо здесь. Но ведь Грейнджер пошла варить кофе! Так где же она? И где кофе?       Несколько раз моргнув и вновь обведя взглядом комнату, он задержал его на окне. Судя по освещению, день, хоть и пасмурный, был в разгаре. Почему Скай его не разбудил? Черт, да он ведь не мог сам спуститься!.. Драко вскочил с дивана, едва не запутавшись ногами в пледе, и огромными прыжками понесся на второй этаж, в детскую.       Скай все еще спал. Теперь — на боку, подвернув под себя ручки и уткнувшись носом в подушку. Так, как спит обычный ребенок. Удивительно только, как не проснулся, учитывая, что он несся по лестнице, как стадо слонов. Драко наконец сообразил вытащить из кармана телефон и взглянуть на время. Половина первого. Ничего себе, вздремнули!.. Видимо, Скай еще находился под действием снотворного — ничем другим столь продолжительный сон было не объяснить. Что ж, пусть спит столько, сколько нужно... И все-таки, где же Грейнджер?..       Быстрый обход дома показал, что её не было — и довольно давно. Чашки были вымыты и уже успели высохнуть, тарелка с печеньем убрана. И ни записки, ни сообщения. Грейнджер сбежала, воспользовавшись тем, что он уснул — интересно, сразу же или все-таки дождалась утра? И куда, интересно, она так торопилась?..       Настроение у Драко мгновенно испортилось. Не то чтобы он собирался готовить для Грейнджер завтрак, а потом вместе пить кофе, продолжая обмениваться язвительными уколами… а, впрочем, нет. Собирался. А она своим побегом лишила его… чего? Удовольствия? Драко поморщился и зашвырнул эту неприятную мысль подальше, на самые отдаленные задворки сознания. В конце концов, у неё был «парень». Фу, слово-то какое мерзкое!.. И наверняка — собственная жизнь, работа, карьера, друзья… Десятки дел, гораздо более важных, чем охранять сон малознакомого… кого?       На этом моменте мысль споткнулась. Заманчиво было по-прежнему считать, что для Грейнджер он — всего лишь обычный маггл, которому требуется её помощь. Но их ночная пикировка не оставила никаких сомнений: она знает или, по крайней мере, догадывается. Вот только почему не спросила прямо? Не задала самого простого и очевидного вопроса? Разве это не в духе гриффиндорцев — идти напролом, самой короткой дорогой?.. Но Грейнджер не спрашивала — как будто и не хотела услышать правду. Как будто эта самая правда, произнесенная вслух, могла все изменить. В самом деле, какая разница, помогаешь ты Драко Малфою или же Дереку Моргану при условии, что Дерек и есть Драко?.. Для него это звучало как полный бред, но кто знает? Может быть, для Гермионы Грейнджер эта разница очень даже была. И она готова была делать все это — но лишь до того момента, пока неудобная ей правда не прозвучала, не оставив ей выбора. Помогать Дереку Моргану — да. Помогать Драко Малфою? Ни за что и никогда. Что ж, каждый вправе иметь собственные принципы, не ему осуждать. Особенно — Грейнджер. После всего, что с ней произошло, в том числе и по его вине, она имела право на все.       Это было неприятно. Это было болезненно. Но — вполне ожидаемо, ни к чему лукавить.       Пожирателей смерти ненавидели. Боялись. А после войны — еще и презирали. И это ощущалось в каждом взгляде, каждом брошенном в спину ругательстве, висело в воздухе ядовитым туманом. Визенгамот оправдал их — всех их: и самого Драко, и его мать, и даже отца. Но это ничего не изменило. Где бы он ни появлялся, куда бы ни пошел — плотная, давящая плита чужой ненависти давила на плечи, вжимала в землю. Вернуться в Хогвартс и закончить образование? Смешно. Заняться спортом? Его не приняла бы к себе даже команда первокурсников-любителей, сколько метел ни купи. Попытаться найти дело по душе? Разве что запереть себя навечно в стенах пыльной фамильной библиотеки — но его это никогда не привлекало. Оставалось лишь тонуть в океане безысходности и жалости к себе, чем Драко и занимался с полной отдачей — пока у отца не созрел очередной гениальный план. Нет, ПЛАН.       Драко не задавался вопросом, каким образом женитьба на девушке из приличной семьи поможет им очистить собственное имя. Он в принципе уже давно перестал задаваться какими-либо вопросами, не видя в этом ни малейшего смысла. Жениться? Почему бы, собственно, и нет. Для него это не изменит ровным счетом ничего: Астория относилась к нему с той же ненавистью и презрением, как и все остальные. Ну, может быть, ненависти было чуть меньше, а брезгливости — чуть больше, но эти детали мало что меняли. Малфои могли предложить Гринграссам деньги и чистую кровь — и этого оказалось достаточно для заключения сделки. Большего от него никто и не ждал.       Все изменилось в один миг. В то самое мгновение, когда дрожащими от неуверенности и страха руками Драко взял крошечное, завернутое в пеленки по самый нос, создание. Краснолицее, лысое, с опухшими щелочками вместо глаз и примятым носом — такое маленькое, что он почти не ощущал его веса, и это пугало еще больше. Оно глянуло на него своими серо-синими, еще мутными глазенками — и что-то в душе треснуло, сломалось, рассыпалось. Драко вдруг осознал, что его собственная жизнь, которую он с таким упоением оплакивал последние три года, не имеет никакого значения. Для себя он уже не мог — и не хотел — ничего изменить; все ходы сделаны; ошибки совершены. Но для него… для этого малыша все только начинается. И он не виноват, совсем не виноват, что начинается так паршиво. Ему досталась паршивая семья с испорченной репутацией, семья, в которой мама презирает и не только не любит, но и не уважает папу — и она права; не за что уважать. Но для Скорпиуса он должен все изменить. Он обязан все изменить.       Эти короткие мгновения, проведенные с новорожденным сыном на руках, изменили все. Перевернули с ног на голову. Решение было принято — и в тот момент, когда оказалось, что ради счастья сына ему придется зайти намного дальше, чем он планировал, это уже не имело никакого значения. Он все решил еще тогда.       Драко убеждал себя, что все это ради Скорпиуса — но в глубине души знал, что лжет самому себе. Потому что это была свобода — это могло стать свободой. Бегством от прошлой жизни, груза совершенных ошибок, от мира, в котором его ждали лишь ненависть и презрение — в мир, где возможно было все. С годами он растерял ту почти детскую наивность, но о сделанном не жалел. Никогда.       Кто же знал, что прошлое однажды догонит его — да еще так внезапно? И проклятая фамилия снова станет тем, чего нельзя называть? Превратится в своеобразное табу? Несмотря на мрачное настроение, Драко в полной мере оценил иронию ситуации — и, фыркнув, отправился в душ. У него, вне всякого сомнения, были дела поважнее, чем очередное погружение в самокопание и рефлексию.       Однако мысли о Грейнджер упрямо не желали никуда уходить. Она перенесла его на диван — он ведь точно помнил, что сидел в кресле, когда решил немножко передохнуть. Магией, конечно, не на руках же, но тем не менее. Перенесла. И укрыла пледом. Хотя вообще-то могла бы улечься туда сама и хоть немного поспать. Это было, пожалуй, приятным. И непривычно волнующим: о Драко никто не заботился с тех пор, как… в общем, уже очень давно.       Он подставил голову под упругие струи теплой воды и постарался выбросить все лишнее из головы... но выбросить отчего-то не получалось. Грейнджер заполнила его мысли, его чувства, всего его целиком. Что ж, думать о ней было приятнее, чем о себе и своей дурацкой, нескладной жизни. Грейнджер… Кто бы мог подумать!.. Она оказалась совсем не такой, какой он её представлял, и вместе с тем, как ни парадоксально, — точно такой же. Всем было известно, что на Гермиону Грейнджер можно положиться. Что она не подставит, не бросит, не подведет. Наверное, Поттер и выжил-то в войне во многом благодаря ей. Но Драко никогда не задумывался о том, каково это — знать это не отстраненно, просто как факт, а ощущать на себе, осознавать, чувствовать разливающиеся по венам уверенность и спокойствие. Он и представить себе не мог, как много, оказывается, может дать простое присутствие другого человека рядом. Хотя, наверное, дело еще в человеке. Рядом с Шейлой он чувствовал волнение, трепет, восторг, раздражение, бешенство, ревность, но вот спокойствие — почти никогда. И как многого ему, оказывается, не хватало, когда его не было.       Драко повернул регулятор, делая воду ощутимо холоднее. Глупости, глупости, все это глупости!.. Он прекрасно справлялся все эти годы сам. Один. И никто им не нужен — они справятся и дальше. Его жизнь была давно устоявшейся, и ничего менять в ней Драко не собирался. Грейнджер ворвалась в неё, посеяв хаос, напомнила о прошлом, всколыхнула то, что давно осело слоем густого черного ила на самом дне души. Это ничего не значило. Это все просто от одиночества. Сколько у него не было женщины? Год? Полтора? Он уже и не помнил. Скай выздоровеет — и нужно будет закрутить легкий, ни к чему не обязывающий роман с какой-нибудь замужней дамочкой для взаимного удовольствия — и ему сразу станет легче. Это сработает. Всегда работало.       Драко принял душ, привел себя в порядок, позавтракал, приготовил обед. Скай все еще спал, так что можно было поработать. Он попытался было по привычке устроиться в своей комнате — но ему все время казалось, что внизу кто-то ходит, с первого этажа доносятся какие-то звуки и подозрительные шорохи. Это не имело под собой никаких оснований: двери были заперты, и в доме царила мертвая тишина — но ему все равно было тревожно. Тогда Драко переместился со всеми бумагами и ноутбуком в гостиную — но теперь постоянно прислушивался, стараясь понять, не проснулся ли Скай. Помучившись так около часа, он плюнул на работу и устроился с книгой прямо на лестнице. Однако погрузиться в чтение не получалось. Стоило ему наткнуться на интересный образ или забавное сравнение, как мозг совершенно без его на то желания начинал прикидывать, как можно было бы преподнести его Грейнджер, что бы она могла ответить, а он… Драко обрывал себя раз за разом, но вновь и вновь возвращался мыслями к ней. Наконец из детской донесся слабый шум: Скай проснулся и теперь сидел, как нахохлившаяся сова, непонимающе мигая глазами и пытаясь сообразить, как он оказался в кровати.       — Ты уснул вчера на диване, — подсказал ему Драко, тихо рассмеявшись от облегчения. — Разве не помнишь?..       Спросил — и затаил дыхание. Надежда на то, что Скай успел что-то увидеть прежде, чем его усыпили, мешалась с тревогой: может быть, он испугался?.. Может, нельзя было напоминать? Или не стоило вот так сразу?..       — Не помню, — растерянно протянул Скай.       — А что последнее помнишь?       — Ну, я ждал тебя… — мальчик нахмурился, и в самом деле пытаясь припомнить события вчерашнего дня. — Читал. А потом, видимо, уснул.       — И проспал весь день и всю ночь, — заставил себя рассмеяться Драко. — Выспался?       — Не знаю, — ответил мальчик и повертел головой. Ну, точно сова! — Кажется, я переспал.       — И такое тоже бывает, — усмехнулся Драко и, подхватив сына на руки, понес его в ванную — умываться.       Сомнения, если они и оставались, растаяли без следа. Только волшебник мог открыть запертую дверь абсолютно бесшумно, только волшебник мог пробраться внутрь, оставшись незамеченным. А значит, это Грейнджер привела к их порогу беду — но злиться на неё за это почему-то больше не получалось. Может быть, потому что она была так же растеряна, как и он сам. Может, отчасти напугана. И все равно осталась — пусть даже только для того, чтобы утишить голос собственной совести. Конечно, было бы лучше, если бы её Ягуар никогда не сворачивал на ту тихую улочку. Если бы она сочла свой долг выплаченным и больше никогда не вернулась. Но какая-то часть его отчаянно сопротивлялась этой мысли, глупо надеясь, что она еще позвонит. Напишет. Приедет. Это было глупо — так глупо!.. Это не нужно было ни ей, ни ему.       И все же Драко отправил сообщение Грейнджер о том, что Скай в порядке. Просто так. Чтобы она не волновалась.