***
— Куроко! Громогласный оклик Кагами эхом прокатился по зданию аэропорта. Но даже если бы он просто произнёс это имя — он был уверен, оно бы достигло адресата. Потому что иначе никак. Куроко остановился, но не обернулся. — Я... Я соврал! Без команды... Без тебя я бы не стал тем, кем стал! «Стать лучшим» — я был слишком самоуверен! Я бы не смог добиться всего, чего достиг, без тебя. Глаза жгло. Челюсть сводило от с трудом сдерживаемых слёз, но он обязан был сказать. Если он не объяснится сейчас — то на кой чёрт вообще всё это затеял? Что бы он вообще сделал, не вправь ему Куроко мозги однажды? Или дважды? Или примерно постоянно? Кем бы он был сейчас, если бы не топящее с головой желание защитить и помочь добраться до цели человеку с такими непоколебимыми идеалами, разжигающими огонь в груди не только у товарищей, но и у соперников? Да никем. Если бы Куроко его не выбрал. — Будет много испытаний, будет очень тяжело. Но когда я думаю, что бы ты сделал, оказавшись на моём месте… Ты бы любую проблему!.. Блин, что это я... Он шумно шмыгнул носом и утёр глаза рукавом. Не помогло. — В общем... Это я тебя должен благодарить! И я был счастлив быть твоим светом. Спасибо, Куроко! Кагами часто дышал, слёзы явно не хотели останавливаться и становилось только хуже — они стремились заменить слова. Куроко не помогал — он тоже вытер глаза рукавом и запрокинул голову, пытаясь сдержать эмоцию. А потом обернулся и замер, глядя в глаза, словно искал ответ на вопрос, которого не задавал, но который, казалось бы, повис в воздухе. — Сталкиваться с преградами — это же нормально, разве нет? — заговорил вдруг он, светло улыбаясь. — Если бы ты всерьёз считал, что всё пройдёт как по маслу, я бы удивился. Кагами замер. Нет, конечно, нет, о таком и речи быть не могло! Он улыбнулся в ответ и помотал головой, снова утирая глаза. Снова увидев перед собой этот ясный взгляд, Кагами только уверился — он должен объясниться. — Дай мне руку. И Куроко тут же протянул ладонь. Без вопросов, без сомнений, безоговорочно доверяя себя. Кагами ухватился за его пальцы обеими руками и потянул его к себе, прижав костяшки к переносице, собираясь с силами. — Кагами-кун... — Дай мне минуту. И, как назло, из динамиков объявили регистрацию на рейс. — Кагами-кун, ты опоздаешь… — с лёгким напором произнёс Куроко. — Два часа ещё на регистрацию, я столько в очереди не простою. А тебя я чёрт его знает, когда увижу. Кагами отпустил его руку и, глядя в глаза, хотел было начать говорить… Но слова вылетели из головы целиком. Никакого монолога, никаких мыслей. Только три клишированных слова, повторяющихся раз за разом. Но это всего три слова и их так мало, чтобы вывернуть всю душу. — Я... Агх, понятия не имею, как такое говорят, — он спрятал лицо в ладонь. — Но я должен. — Кагами-кун. Куроко вдруг заговорил, но Кагами явственно почувствовал — его не пытаются прервать, чтобы не дать сказать то, что он так старается выразить. Ему хотят дать время собраться. Это удивительное странное чувство, которого он не испытывал ни с одним другим человеком — до нереальности чёткое осознание, по какой именно причине Куроко делает то, что делает. Словно Кагами может прочесть его мысли. И это только сильнее пробуждало уверенность в том, что он должен сказать. — Естественно будут трудности. И пусть их будет полным-полно. Просто дело в том, что я уверен, что ты со всеми ними справишься, — произнёс Куроко. — Я всегда в тебя верю. Кагами сделал к Куроко шаг. Он помолчал, а потом очень тихо, так, что едва можно было расслышать в шуме аэропорта, произнёс: — Поверь и сейчас. Скажи мне, может, я дурак, совсем идиот. Не удивлюсь. Хрен его знает. Но я… Весь, чёрт возьми, год, я соображал, но было столько всего… Кагами не справлялся с формулировкой, каждое слово приходилось подбирать, ни в одном не было и толики смысла, но он надеялся, что Куроко понимает: столько было причин понервничать, столько игр, столько всего, что нужно было решить даже друг с другом… Столько раз звучала фраза «в следующем году», что притупилось чувство времени. Казалось, что они всегда будут рядом, как бы то ни было. Но после того звонка…***
Кагами повесил тогда трубку, глядя в дорогу и осознавая, что сейчас произошло. Мечта была в шаге. Он столько трудился и вот, всё оправдано! Но… Он поднял глаза и увидел Куроко, ожидающего, что ему обо всём расскажут. Просто Куроко в школьной форме, машущего на себя ладонью, надеющегося нагнать немного воздуха в эту духоту. Немного взволнованного, явно чувствующего, что разговор был важный, но обычного, привычного... Но вдруг такого далёкого. «Я же больше тебя не увижу». Столько значимых вещей происходит так быстро, что даже не успеваешь осознать. Неизбежное движение поглощает всё. Порыв ветра уносит последний школьный звонок, который упускаешь, пока смотришь в окно и ждёшь, когда снова окажешься в зале. Моменты, когда в последний раз переступаешь порог класса, школы, спортзала, квартиры. Последняя игра, которую ты не успеваешь впитать каждой клеткой тела, потому что переполнен желанием понять команды тренера, сообразить на ходу и победить. Сама победа — эйфорические секунды после финального сигнала, которые вылетают из головы, стоит только глянуть в сторону и почувствовать заглушённую адреналином усталость. Аплодисменты зрителей, которые в этот момент вовсе не слышишь, но так хочешь запомнить. И так хочется запомнить взгляд. Больше всего на свете. Эти светлые вечно внимательные глаза, в кажущемся безразличии которых всегда таится целая жизнь. Неугасающая искра, которая всё это время вела Кагами за собой. Кто здесь ещё «свет»? Один короткий разговор, одна повешенная трубка, один взгляд — и как громом поражает. И с губ вот-вот сорвётся «я так тебя люблю». Он бы признался прямо тогда, если бы позволил себе быть уверенным в этом. Но он не позволил. Подумал, что это власть момента. Что будет невежливо, некрасиво, неправильно. К тому же, вдруг у него девушка? Вдруг он вообще… Не из этих. Зато теперь Кагами крыл себя на чём свет стоит.***
— Я влюблён в тебя. Он смотрел Куроко в глаза, широко распахнутые и удивлённые, но отчего-то совсем не боялся реакции. Вдруг стало так просто. Собираться сказать всегда в тысячу раз сложнее, но ведь… Между ними установилось понимание с полуслова, с полувзгляда, безусловное доверие. Неужели эти слова правда могут что-то изменить? Нет, Кагами не надеялся на столь же безусловную взаимность. Он просто хотел быть абсолютно честным. И понимал, что что бы ни произошло — Куроко будет абсолютно честным в ответ. И всё будет в порядке, так или иначе. При любом ответе. Но заставить себя поверить, что их безусловное доверие именно такое, было гораздо сложнее. Но теперь было не страшно. Замерший Куроко приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но тут же сжал зубы, уголки его рта напряжённо опустились, а брови заломились, как будто он сдерживал слёзы и сбившееся дыхание. Кагами никогда в жизни не хотел бы больше видеть его таким. — Прости. Я не могу улететь, понимая, что я тебя оставлю и не скажу об этом. Если бы я ничего не сказал, это было бы ложью. В конце концов, что я теряю. Может, я испорчен свободными нравами. Можешь считать меня ненормальным. Можешь мне врезать. Я ничего не пытаюсь добиться от тебя — я просто хотел быть с тобой честен. — Кагами-кун, — выговорил Куроко чуть дрогнувшим голосом и вдруг посерьёзнел. — Ты совершенно не ненормальный. И я не хочу тебе врезать. Кагами не успел осознать, почему его пробрало дрожью с головы до ног. — Я чувствую то же самое, — договорил Куроко. И перед глазами словно белый шум встал. Кагами не видел аэропорт, не слышал толпу. Видел только уверенный взгляд ярких глаз напротив, в которых сияла всё та же искра, за которой он готов был следовать куда угодно. И нечеловечески распирало от желания прижать Куроко к себе и никогда не отпускать. И не улетать ни в какую Америку. — Куроко, прости, ради бога. Но… Можно я тебя обниму… Пожалуйста? — Да, Кагами-кун. И Кагами порывисто обнял его, крепко, но бережно, потому что не ожидал, с какой лёгкостью обхватит руками неширокую спину. Впрочем, странно было удивляться. Ведь перед тем, как разомкнуть прощальное рукопожатие, сам же Кагами подумал, что его руки, которые сейчас в ответ цепляются за его толстовку, слишком маленькие для игры в баскетбол. Забавно, подумал Кагами, иметь такие маленькие холодные руки при таком большом горячем сердце.***
— Кто-то удивлён? — вникуда спросила Рико, глядя сквозь стеклянную стену аэропорта. — Им просто нужно было время, — умудрённо произнёс Идзуки. — Да что ты несёшь?! Хьюга обернулся и вздрогнул, хотя увидел в пробелы в толпе ровно то, что ожидал после такой реакции — Кагами, склонившегося к стоящему напротив Куроко. Он одновременно был уверен, что понял неправильно, и что был абсолютно прав. Было ощущение, что это безумно странно — Хьюга никогда вживую не видел двух парней в подобном контексте. Кажется, пока бы это не произошло где-то поблизости, он бы не поверил, что такое может быть в реальности. Где-то вдалеке, может быть. В какой-нибудь Америке. Как в кино. Или в манге. Но не рядом же. Но он тут же себя одёрнул. «Это»? «Такое?» Такое — какое? Впрочем. Что это меняет в Кагами? Что это меняет в Куроко? Если подумать, это ведь не только что произошло. Только что выяснилось — да. Но получается, что происходило — всё это время у них под носом. У всей команды, у всего Поколения Чудес. И у этих двоих. Те же люди с теми же чувствами, с теми же стремлениями. И хуже стало только то, что теперь они будут друг от друга далеко. Конечно, Хьюга много думал о том, что будет значить потеря Кагами для команды и как с этим впоследствии работать. Но он не задумывался, что будет значить потеря Кагами для Куроко. — И нафига вы подглядываете, — сказал он, поправив очки и отвернувшись, словно его взгляд могли бы почувствовать спиной. — За чем? — удивлённо спросил Коганей, выглядывая из-за его плеча. Хьюга отодвинул его и отвёл взгляд. — Ни за чем, дурные вы! Не понимаю, что они там разглядели. Коганей только по привычке обернулся к Митобе, который в ответ только плечами пожал.***
Когда Кагами отстранился, у него горело лицо, уши, шея, лёгкие, весь Кагами горел. Но, оказывается, можно было гореть больше — Куроко вдруг протянул руки, приподнялся на носки, обнял ладонями его лицо и сказал: — Кагами-кун. Я сейчас кое-что сделаю. Ты только не ори. А то нас заметят. А потом поцеловал его — аккуратно, но как-то неожиданно — захватывая инициативу. Кагами опешил, но попытался делать то же, что и он. Он понятия не имел, как должен действовать. Алекс? Да ну её к чёрту Алекс. Прямо сейчас он отдал Куроко Тэцуе свой настоящий первый поцелуй. А вот Куроко явно знал, что делает. Но важно было, что сейчас он здесь. Однажды он расскажет. Потому что теперь не страшно.