DiSINfection/Дезинфекция

Плохо дело, коль звенит старый колокол. Именно эта крылатая фраза, принадлежавшая деду и которую отец в качестве эпиграфа нацарапал на форзаце своего дневника карандашом в одном из походов по следам Желтоглазого, всплыла в голове Дина Винчестера, пока он, слепо, еще в полудреме, шарился в бардачке импалы в поисках гудящего телефона. Многие – читай почти все – старые номера Винчестеров, которые они в свое время могли раздать сотням людей с обещанием помощи, разом со звонилками канули в лету. Были безвозвратно утеряны благодаря шайке озабоченных подростков, решивших однажды поиграть с очень плохой книгой. Многие, но не этот. Дин битый час перебирал содержимое зловонных мусорных баков и не сдался, пока не выцепил среди отходов допотопную модель «мотороллы», телефон Джона – последнюю инстанцию для тех, кого так или иначе свело знакомство с их семейкой и кто оставался на карандаше у потустороннего. Так и не открыв глаза, Дин с кряхтением попытался снова устроиться поудобнее и принял звонок. – Алло. – Моим желанием на каждую падающую звезду было никогда больше... никогда в жизни не слышать твой голос, – прозвучало в трубке. Женщине было тяжело говорить, она будто задыхалась и скорее всего была в шаге от истерики. Не в состоянии опознать ее на слух, Дин открыл глаза. Глупая уловка подсознания, мол, если подключить еще одно из пяти основных чувств, картина станет яснее. На заднем сидении закопошился Сэм. Из-под аляповатого, слямзенного из одного из мотелей лично Дином – и это имело под собой особые основания, мотель-то назывался «Лосиный Удел» – шутка для того, кто в теме – пледа показалась его вихрастая макушка. Со второй попытки ему удалось приподняться на локтях, а затем, зацепившись за подголовник кресла и нависнуть над Дином. – Что там такое? Телефон отца? – вопрос был исключительно риторический. Взгляды братьев встретились в зеркале заднего вида. Дин включил потолочную лампу, прогретый их дыханием салон импалы наполнился мягким тускловатым светом. Огонек привлек неведомо как очудившуюся здесь мошку. Неистово перебирая прозрачными крылышками, она стала с глухим, еле различимым стуком биться о нагревающийся пластик. Пахло недоеденным накануне картофелем, остатками простывшего кофе, несвежим бельем и потом; из багажника знакомо тянуло ладаном и полынью, оружейной смазкой и ржавчиной. – Не вы одна такая... с кем я говорю? – Дин ее знал. Знал, что знал, как бы это не звучало. Имя уже прилипло к гортани, там куда не достать языком, шелухой от треклятой семечки и щекотало нервы. Но пока женщина не спешила с представлением. Более того она пустилась в праздности. – Самому Дьяволу неведомо, сколько раз я прокручивала в голове тот вечер. И будь я проклята, Винчестер, если я хоть раз приходила к другому выводу. Айзеку стоило вытрясти дерьмо из ушей, попрыгав на одной ножке... Да и мне тоже. Сын Джона – еще не Джон, твердили ему на совете, но он позволил, будучи вожаком... и я ему вторила. Щелчок, и теперь Дин точно понимал, кто это. Он вспомнил. Отчетливо-ярко. – Тамара? Сэм встрепенулся и подал голос, горным эхом повторив это имя. – Та самая? Дин невпопад кивнул. Спать ему больше не хотелось. Сев прямо, он смотрел точно перед собой. Фокусируя взгляд он мог видеть собственное неприятное отражение и Сэма, не дать ни взять, как-то по-собачьи просунувшегося между передними сиденьями. За капотом импалы едва-едва брезжило туманное утро. – Как ты? Где... где тебя носило?.. Столько лет... – В пекло твою заботу, – Тамара выплюнула последнее слово с таким отвращением в голосе, словно только что осознала, что разжевала клопа в сладкой летней ягоде. – Я звоню, потому что Роски... – новый надрывный всхлип, от которого у Дина екнуло в сердце. – Потому что-то что с ним случилось... может быть по вашей части, и мне нужна, может понадобиться помощь. Твоя и Сэма. В какой-нибудь другой ситуации подобная попытка ввести их в курс дела вызвала бы шквал негодования. В какой-нибудь другой, но не в этой. Фаза глубокого отрицания и боль от очевидно очень свежей утраты с одного борта, и тихий ропот давнишних охотничьих инстинктов, толкавший все ближе к пропасти паники, но, все-таки, заставивший набрать ее этого номер – у другого раскачивали лодку ее похоже давно устоявшейся новой реальности. Реальности, в которой был какой-то Роски. Дин нечасто вспоминал о Тамаре после тех печальных событий, но ему едва ли могло прийти в голову что-то иное, кроме как сценария, согласно которому она продолжала все эти годы охотиться на нечисть в память об Айзеке и от его имени, по инерции, просто потому что так надо. Они ведь так и делали. Так и только так поступал и Бобби. Руфус. Сотни других. Они перезаряжали ружье и шли дальше, отплакав свое у погребальных костров. Они. Но не она. Дин как мог боролся с новым приступом желания выразить Тамаре свое сочувствие. Теперь-то он видел куда больше... И эта неуместная жалость, за которую он, хоть раз пикнув, мог хорошенько поплатиться – таков был их охотничий устав – поднималась в его истерзанной душе волной цунами. Сухо сглотнув, он включил громкую связь, поднял телефон повыше, чтобы Сэм тоже мог участвовать в диалоге при необходимости и сказал. – Я и Сэм здесь. Говори. Ей потребовалась почти минута, чтобы заставить себя начать. – Мой муж, Роски Беннет, не ночевал дома сегодня. Я поняла это, зайдя утром в ванную. Тюбик с пастой... он стоял, где надо, в подставке, закрытый. Таким я оставила его накануне. Явись он хотя бы под утро, чтобы подремать пару часов на диване в гостиной и сменить одежду перед тем, как снова уехать на свою треклятую работу – а так было не раз – такого порядка не было бы и в помине. Я не позвонила и не написала ему, так как решила отложить все до его возвращения, до нашего тяжелого разговора, который и так назревал уже много дней. От Бэт тоже это не укрылось, она была сама не своя, бросала на меня косые взгляды за завтраком. Ждала от меня чего-то. Хоть какой-то реакции... Но у меня накопилось так много дел: собеседование на носу, беспорядок в доме, да и Блум нужно было везти к остеопату, так что я просто не могла позволить всему этому взять верх. А оно прилагало все свои усилия... у меня все валилось из рук. Я загружала стирку, когда Бэт сообщила мне о визите полиции. Им даже не пришлось ничего говорить с порога... этому детективу Доннахью и его сутулому помощнику, чтобы я поняла: с Роски случилась беда... – Тамара взяла паузу, чтобы перевести дух. Винчестеры ждали. – Роски нашли в доме, в новом районе Хемстеда. Он вот-вот должен был закрыть эту сделку. Он... Он покончил с собой. Такова их версия... но будь я проклята, если этот Доннахью сам в это верит. Мне пришлось надавить на него, Дин, чтобы он сказал мне, как... что Роски сделал. И я ума не приложу, чем могла быть оправдана такая жестокость. А потом я вспомнила о сообщении. Которое он прислал мне ночью. В полудреме оно показалось мне бредом... я даже решила, что он напился как свинья... Теперь мне так не кажется... Теперь я, черт побери, разговариваю с тобой. – Ты можешь прочитать нам это сообщение, Тамара? – Я запомнила. Он написал: «Чистота обратила на меня свой взор. Она пришла, чтобы сказать мне, каков я есть». Дин повернулся к брату, усевшись прямее. Сэм выглядел встревоженно. Это было странно. Сама по себе фраза резала слух. Поколению Y не свойственны такие витиеватые выражения. Это вам скажет любой, даже самый малоопытный социолог. – Что Роски сделал? – спросил Сэм. – Он частично освежевал себя. Металлической губкой. Умер от потери крови. Если у него действительно были какие-то проблемы, о которых я не подозревала, почему просто не пустить в лоб пулю, как многие, кто дошел до ручки, Дин? Он... Мой Роски, боялся боли, даже зубы лечил под анестезией. Так мучился, когда у него была сломана нога... Он просто не мог... сам не мог такое вытворить! – Ты сказала Хемпстед. Это в Нью-Йорке. Мы на полпути к Нью-Гэмпширу. Потребуется часов восемь-девять. – Мне потребуется не меньше, чтобы разбить полевой лагерь. Объясниться с Бэт... и Блум. Каким ветром в Вермонте? – Не уверен, что тебе хочется знать. – Ты прав. Не хочется. Я сообщу адрес, как буду готова. – Тамара, мне... Она сбросила вызов прежде, чем Дин совершил ошибку. Дин закрыл крышку телефона одним пальцем и положил его на приборную доску импалы. – Металлической губкой... черт побери, – пробормотал Сэм, уже копаясь в небольшой дорожной сумке, в которой, как попало, были свалены разномастные вещи первой необходимости и которую они по обыкновению возили в нише за задними сидениями. Дин, как следует, растер опухшее лицо ладонями и дернул ручку двери, толкнул ее, как следует, и она со знакомым скрипом распахнулась. Ему никак не хотелось комментировать услышанное. Вытянувшись во весь рост на обочине, Дин какое-то время просто стоял, запрокинув голову к сереющему небу. Сизые плотные тучи медленно плыли куда-то к океану, нахохлившиеся, но еще не готовые пролиться дождем. Его обступала тишина, нарушаемая только шелестом листьев и скрипом полуголых ветвей. Ветер порывисто бил по щекам, ерошил волосы, то и дело просовывая свои холодные пальцы под рубашку или за воротник. Эти непроходимые, полностью глухие к голосу цивилизации леса штата Вермонт были полны легенд; полны своей собственной жизни, едва ли дружественной человеку, но именно они предоставили самое безопасное укрытие двум отчаянным охотникам, что уже которые сутки мчались по вероятно ложному следу. Дин рассудил здраво, и Сэм был с ним солидарен: Левиафанам осточертел сумрак Чистилища, откуда они выбрались совсем недавно. (Спасибо Касу!) Им был нужен свет, тепло, простор, пища. В леса они не сунутся. Во всяком случае, до тех пор пока не пройдут курс психологической адаптации. Сэм тоже выбрался наружу, за щекой у него была зубная щетка, на плече – махровое синее полотенце. Дину-то полотенцем зачастую служил все тот же ветер или, на крайний случай, подол футболки. Неженка. Дин коротко улыбнулся своим мыслям. – Нужно будет предупредить Бобби, пускай не спешит с сервировкой семейного ужина. Нью-Йорк может отнять пару дней, – сказал Дин, подтаскивая к себе поэтиленовый зип-пакет для улик, который они приспособили для хранения средств личной гигиены, брошенный Сэмом на крышу машины. Сэм, поорудовав щеткой, сплюнул пену на пожухлую траву. – Только в том случае, если там действительно орудует нечто. Дин провел ладонью по щеке, подумал, что бриться пока не требуется, и бросил бритвенный станок обратно в пакет. Взял свою зубную щетку и небольшой одноразовый тюбик ментоловой зубной пасты. Их было ничуть не менее дюжины – удивительно, как ванные шкафчики в мотелях могут сократить финансовые расходы. Посмотрел на брата. – Кажется, или я слышу нотки шовинизма? – качнувшись обратно в салон, Дин подхватил валявшуюся между передних сидений бутылку с водой. Как следует умылся, поливая лицо прямиком из горлышка, замочив попутно грудь и шею; тонкая футболка облепила его торс, точно вторая кожа. Растерев щеки и лоб, проредив растопыренной пятерней влажные волосы, Дин встряхнулся как большое животное, рыча от спорного удовольствия. Спустя секунду или две он был вполне способен к конструктивному диалогу. Сердце грохотало где-то в ушах, разгоняя кровь по всем членам его крепкого тела, волоски на руках и загривке встали дыбом. Ему было хорошо. Раздобыть бы еще кофе и, пожалуй, пару пончиков... Сэм закончил обтирать лицо влажными салфетками. Боже милостивый... и где он только их берет? – Расценивай, как хочешь, Дин, но никто из нас не видел Тамару в деле... Я имею ввиду, понимает ли она о чем говорит? – Сэм помолчал, подбирая другие слова. – Не увидела ли она черную кошку в темной комнате? К охоте, насколько я понимаю, она, при жизни Айзека всегда имела лишь косвенное отношение, просиживая большую часть времени на лавке запасных, понимаешь? Однозначно, история с гибелью этого Роски выглядит странно, но... черт, не слишком ли притянуто за уши? Можем ли мы вообще быть уверены, что говорили именно с ней? Теперь, когда в террариуме под названием Земля появились наши новые милые зубастые друзья? Когда мы сами их стараниями едва унесли ноги из Уайтфиша... Дин не мог не признать, что слова Сэма не лишены здравого смысла. С того дня, как они в последний раз видели Тамару Монро прошло... сколько? Лет шесть? Выдавив по больше пасты на щетку, он спросил, прежде, чем приступить к делу. – И что ты предлагаешь? – Не бросаться в Нью-Йорк, очертя голову, только и всего. Доберемся до ближайшего островка цивилизации, и я перепроверю ее историю. Через час-другой СМИ уже растрезвонят все, что нам нужно, а полицейские базы, хочешь-не хочешь, разродятся какими-нибудь фактами. – Отличный план, Сэмми. Прогрей пока мотор, а я пойду отолью. – С зубной щеткой? – Одно другому не мешает. Спустя десять минут, все еще воюя с застежкой ремня, Дин плюхнулся на водительское сиденье. Сэм по старинке разложивший на коленях бумажную карту, жевал ранее припасенный батончик с мюсли. – Роски... звучит как собачья кличка, – ляпнул Дин, возвращая импалу на подобие дороги. Даже если бы он и заметил, каким пренебрежительным взглядом одарил его брат, это бы его ничуть не смутило. Их основательно тряхнуло на очередной выбоине. Дин чертыхнулся, мысленно попросив прощения у детки. Мотор машины, точно вторя голосу хозяина, взревел; задние колеса пробуксовали, позволяя передним крепче вгрызаться в каменисто-глиняную почву, и импала резво двинулась вперед. Утро над северо-западным Вермонтом расцвело в полную силу. Неохватные, серые облака отступили за линию горизонта, наконец давая дорогу солнцу. Роса испарилась, а уже спустя полчаса начало припекать. В небольшой городок округа Киллингтон, лежавший ближе всего к сотому шоссе, въехали с опущенными стеклами. Дин собирался дальше двигаться по шоссе номер четыре на запад к Ратленду, а там уже будет рукой подать до Нью-Йорка. Если, конечно, Саманта даст добро. Благодаря абсолютной аскетичности градоустройства всех провинциальных городков Америки, братьям никогда не приходилось плутать в поисках главной дороги. Раз ты катишь по асфальту – ты уже на главной. Закусочная «Барракуда», к которой Дин свернул, едва заметив цветастую вывеску, соседствовала с отделом местной почты и прачечной. Напротив громоздилось четырехэтажное здание отеля, на первом этаже которого, в целях пресловутой экономии, ютились также контроки городского управления. Чуть в стороне, ближе к повороту, находилась авторемонтная мастерская и магазинчик в духе «1000 мелочей». Городок деловито гудел. Сэм бессознательно засмотрелся на компанию школьников, мерявших тротуар по ту сторону дороги, прежде чем сунуть ноутбук под мышку и последовать за братом к закусочной. Беззаботная юность. – Надеюсь, у них тут не все пропахло рыбьей требухой, – вполголоса подметил Дин, едва взойдя на порог, и тут же зацепился взглядом за короткую юбку официантки. Ужасно неприличная ассоциация возникшая в его голове, одновременно рассмешила и вызвала приступ омерзения, однако не была способна загасить чувство голода. Сэм, оттолкнув брата плечом, прошел дальше, к одному из свободных столиков, что-то бормоча себе под нос. Дин, не сдерживая каверзной усмешки, нагнал его в два счета. Забегаловка, пестрившая коричнево-желтыми обивками стульев и неуместно-яркими красными занавесками в пол-окна, галдела десятками бодрых голосов. Умостившись за столом, Дин усомнился в том, что такой ажиотаж обусловлен качеством здешнего провианта или, на худой конец, уровнем обслуживания. Под ботинками на полу хрустели крошки, стол качался, а застышие капли кетчупа на традиционно красном бутылечке походили на бордовую слизь. Дабы избежать ярлыка педантиста, который навесил бы на него Сэм, заикнись он хоть о чем-нибудь из своего постепенно пополнявшегося списка, Дин схватил из подставки меню и пробежался взглядом по предлагаемым в качестве завтрака блюдам. – Пирог с треской и камбалой, пирог с творогом и бананом, пирог с курагой. Стоило ли рассчитывать на что-то лучшее... но сгущенка... они могли бы предложить хоть что-нибудь со сгущенкой... на нее что наложили запрет? Естественно не разделяя негодования брата, Сэм пожал плечами. Для него-то все в этом перечне звучало заманчиво, особенно пирог с треской... но мучное на завтрак, да еще и в таких количествах. Убйственно для его работающе последние несколько дней на скупых подачках пищеварительной системы. И обезжиренная рыба делу бы совсем не помогла. Подошедшую за заказом девушку-официантку, похоже ту самую, что отметил Дин – сказать наверняка было сложно, ведь он смотрел далеко не на лицо – Сэм вежливо попросил заменить кружку, прежде чем получить свой утренний кофе, так как он не мог знать наверняка, сколько именно она здесь простояла ничем не прикрытая и сколько чужих и грязных рук могли к ней прикоснуться. Плюсом ко всему на дне была какая-то вода. Всего капля, но всегда лучше перестраховаться, не так ли? Девушка просьбу выполнила, но принесла кофе уже в кружке. Полной чуть ли не до краев; так что нельзя было утверждать, что это не та же самая кружка, а в кофе не присутствует ничего лишнего. Ясно, здесь в гробу видели ханжей и выскочек. А еще приезжих. Приезжих – первостепенно. Завтрак, состоявший из яичницы с двойной порцией бекона у Дина и с лососем у Сэма прикончили почти в полной тишине. Негласное правило – сначала еда – затем кишки по стенам. Дин осушил две кружки кофе подряд, и уже присосался к третьей; Сэм к своей самой первой так и не притронулся, от чего Дин то и дело кривил губы в нахальной улыбке. Единожды он предложил брату свою кружку, но лишь затем, чтобы полюбоваться его реакцией. Он заранее знал, что брат не согласится. Уму непостижимо, но даже при их кочевой жизни, Сэму удавалось поддерживать свой статус гермофоба. Наконец, решив, что с Сэма довольно, Дин привстал со своего места, чтобы дотянуться до соседнего, остававшегося незанятым все это время столика и взял одну из кружек оттуда; отлил туда добрую половину кофе из своей и поставил кружку перед Сэмом с выражением не терпящим отказа. – Хватит выкобениваться, Саманта, – сказал он. – Если парочке микробов и захочется тебя убить, им придется стать в очередь. Сэм смерил кружку молчаливым взглядом. Та чаша весов, где мертвым грузом покоился недостаток кофеина в крови ожидаемо перевесила другую. Как ни крути, а Дин был прав. Как только грязные тарелки и использованные салфетки были убраны со стола, Сэм разместил на освободившемся пяточке свой ноутбук. К одинадцати часам утра зал «Баракуды» почти опустел. Те же из посетителей, кто остался, очевидно, завсегдатаи, в поминутном присмотре не нуждались, так что персонал, получивший долгожданную возможность перекура, тут же ей воспользовался. Можно было даже подумать, что к ним, двум нетипичным путешественникам, появившимся точно из ниоткуда, растеряли всяческий интерес. Как же. Дин буквально затылком чувствовал косые взгляды, а если бы поднапряг и без того острый слух, то наверняка бы разобрал досужие шепотки. Впрочем он и без того хорошо знал, о чем они шепчутся. Сэм, не отлипая от кружки, подключился к местной вай-фай сети и приступил к поиску. Это могло занять некоторое время. Поэтому Дин, откинувшись на высокую спинку стула, всем свои видом демонстрируя довольство и покой, просто ждал. В этой части их нескончаемого лицедейства у него никогда не было роли. – Беннет Роски – птичка невысокого полета, – резюмировал Сэм спустя минут десять, – и как я и предполагал, газетчикам будет не в радость трепаться о его гибели. Я нашел лишь одну заметку в электронном издании Куинс Паблишерс со ссылкой на сайт риэлторского агенства Марвелоз Ливинг, где этим утром был опубликован некролог. Мистера Беннета действительно нашли мертвым в одном из домов недавно отстроенного жилого района в Хемпстеде этим утром. Друзья, коллеги и семья, разумеется, шокированы произошедшим, и, разумеется, дубль два, не понимают, что могло его толкнуть на такой отчаянный шаг. В заметке сказано, что Беннет совершил самоубийство, однако... – Обожаю это слово! – воскликнул Дин, подаваясь всем корпусом вперед. Сэм усмехнулся. – Однако, если мы заглянем в первичный отчет старшего-детектива криминалиста Нью-Йорской полиции Малкольма Рейда, то увидим, что в графе «категория» стоит прочерк. Инцидент не классифицирован. И я, кажется, понимаю, почему. Ты только посмотри на это. Сэм отточенным движением повернул ноутбук к брату. Восхищение всеми благами современного мира, в том числе и возможностью сьемки в высоком разрешении, неумолимо гасло, когда дело доходило до фотографий с мест преступления. У всякой медали всегда две стороны – вот что им всем требовалось помнить. – Тамара сказала, что он частично освежевал себя... – Принял душ. Самый настоящий. Только с металлической губкой для чистки гриля вместо обычной. Так тут сказано, – тон Сэма сделался черствым, как заветренная корочка хлеба. – Даже гель использовал. Тер и тер себя в различных местах, отдавая предпочтение шее и внутренним сторонам бедер. Не ясно какая из артерий вскрылась первой, но судя по этим веерообразным брызгам крови на стене душевой кабины – яремная. Он умер в мучениях. И никого рядом. Полиция не нашла следов присутствия посторонних ни в доме, ни за его пределами. – Чистота обратила на меня свой взор... –Дин поспешил опустить крышку ноутбука. – Отмылся и... смылся как следует. Не слишком ли буквально он понял чью-то рекомендацию? – Вопрос в том, от кого она исходила. Чтобы человек сам совершил с собой нечто такое, необходимо серьезное психологическое давление. Буквально подчинение чужой воли... Кто на такое способен? Ведьма? Джинн? Демон? Для Джинна местечко было подходящим, строящийся, редко посещаемый объект, но Джинны, как Сэм знал по личному опыту, не расправляются с жертвой в раз. Они держат ее в плену днями, кого и неделями, и убивают безболезненно, используя литаргический сон как анестезию. Ведьму можно было оставить под вопросом, но что касалось причастности демона... с тех пор как распахнулись врата, прошли годы. Подобные юношеские забавы в их рядах уже давно не в почете. Судя по сосредоточенному выражению лица Дина он тоже провел этот сравнительный анализ. И пришел приблизительно к тому же результату. – Мало ли гадов обладает телепатией. Посмотрим. Проверим. – Тогда по коням. – Позвоню Бобби, – вытащив мобильный, Дин по памяти набрал номер. Звонилки, которые они теперь таскали, не хранили в своих электронных мозгах ни одного контакта, а историю звонков удаляли автоматически. Одна из мер предосторожности, введенная Фрэнком Деверо, сумасбродным компьютерным гением. Первым в его списке неотложных дел, если вы хотите скрыться от всевидящего ока Дика Романа, стояла замена транспортного средства. Если проще: отказ от Детки, на что Дин, яснее некуда, пойти не мог. В его мыслепредставлении, рокот мотора его малышки был последним, что этот напыщенный слащавый мудак услышит перед тем, как его башка покатится с плеч. Бобби Сингер ответил на втором гудке. Дин вкратце изложил ситуацию. Сэм, пользуясь небольшой отсрочкой, запустил расширенный поиск на предмет странных смертей в регионе и то и дело посматривал на брата поверх экрана. Бобби был не менее самих братьев удивлен «воскрешением» Тамары Монро, ныне миссис Беннет. – Да, Бобби, я... – не стоило и гадать, о чем Сингер предостерег Дина. Быть начеку. Следить в оба. Проверить реакцию на серебро и святую воду, пустить кровь. В общем и целом, подвергнуть старую боевую подругу глубокой инспекции на выявление в существе, выглядящем как человек – человека. – Дам знать, как только нароем больше. Говорили не более минуты; Бобби не позволил бы потратить попусту ни единой лишней секунды. В последние дни он был чрезвычайно занят по их милости. Не далее, чем две недели назад, привлеченные в крохотный городок Просперити чередой необъяснимых смертей, происходивших, по мнению полиции, на ровном месте, Винчестерам пришлось сработать не только против всех своих методов, но и принебречь всеми возможными предубеждениями, во главе которых, разумеется, и с очень недавних пор стоял отказ от помощи предлагаемой сверхъестественными силами, какой бы многообещающей она не казалась. В истории оказались замешаны два мага, ставшие на путь войны из-за... кто бы мог подумать... любовной интрижки. Взаимные обвинения во лжи и неверности, неуемное эго, растущая день ото дня злоба на почве неумения говорить, чтобы быть услышанным и как итог: с десяток загубленных душ, попавших под горячую руку. Винчестерам впервые на их обширной практике довелось играть роли сводников и независимых примирителей, войти, как бы от этого не было тошно, в положение обеих сторон и призвать на помощь все свое остроумие вместо того, чтобы вслепую спустить курок. Тем бы все и кончилось, если бы делу не помешал случай, а точнее – донельзя озлобленный левиафан по имени Чет – очевидно, из свиты тех двоих, которым незадолго до описываемых событий, пришла в голову по истине гениальная идея скопировать ДНК Сэма и Дина, чтобы в последствии, гоняя, условно в их костюмчиках, навести шороху. Погибло черезвычайно много людей. По винчестерскому следу, который с немалыми усилиями удавалось заметать, как после историй с перевертышами, так и с демонами, и даже – что было задачей невообразимой сложности, учитывая твердолобость детектива Хэндриксона – после столкновения со звездолетами джефферсона, понову были спущены ищейки всех мастей. Учитывая все эти обстоятельства, берясь за дело в Просперити, братья изначально ставили себя в крайне уязвимое положение, рисковали буквально собственными шкурами, а заполучив на десерт еще и Чета, явившегося с шашкой наголо перед Сэмом с вполне очевидными намерениями перегрывзть ему глотку, могли сыграть в ящик. И сыграли бы, Сэм так точно, если бы не предложенная днем ранее сделка. Припертая к стенке, несмотря на заключенный мир чета Старков выбрасывает на сукно свой последний козырь – некий магический ритуал, способный не только оглушить и дезориентировать зубастика, но и, выполняя в последствии особые манипуляции, довольно долго сохранять его в полукоматозном состоянии, что открывало перед Винчестерами невообразимые до того дня перспективы; взять пленного, допросить, провести опыты... У сделки, не стоило и спрашивать, были условия, которые братья могли предсказать до последней буквы. Состав ритуала стал им известен только после того, как Старки, заручившись обещанием о не преследовании, свинтили из города. Рассудив, что Старки не настолько глупы, чтобы пойти на обман при таком раскладе – сколько бы ни был опасен левиафан, не было ни одной причины полагать, что из заварушки не выберется хоть один из Винчестеров, способный найти их и отомстить – Винчестеры применили ритуал по всем правилам и он... сработал. Выведенный из строя зубастик, не способный ни к чему другому, кроме как шипеть и плеваться, подобно мумии, обмотанный просоленными железными цепями, под покровом ночи и в обстановке строжайшей секретности был доставлен к Бобби в окрестности Су-Фоллс и помещен в одну из подвальных комнат, о предназначении которых некогда задумывался Дуглас Макэйб. Чет находился у Бобби без малого шестнадцать дней, и за это время Сингер опробовал на нем все имеющееся в его арсенале оружие, начиная со святой воды и заканчивая ангельским клинком Кастиэля, который разом с его плащом и прочими элементами гардероба Дину удалось выловить из того злополучного озера-охладителя. Допросы ничего не давали, Чет, хоть и одурманенный, держался молодцом, сыпал остротами и проклятиями, витиевато ругался, рвался с места, точно цепной пес, при малейшей попытке подобраться к нему ближе, а в ответ на наносимые увечия его тушке, хоть бы и серебрянной, хоть бы и с выгравированной на ней пентаграммой пуле в лоб, хохотал до слез. Раны, насколько бы глубокими они ни были, до ужаса скоро затягивались, а пули, девственно чистые и без единой царапины на корпусе, выскакивали из его тела на бетон подобно попрыгунчикам. А между тем особой субстанции, инъекции которой были в подробностях прописаны Старками и позволяли держать его на цепи, оставалось все меньше и меньше. Еще, может быть, неделя, и чары перестанут действовать, поставив их всех перед почти неразрешимым вопросом. Оговорка стала возможной только на днях, и случилась с легкой руки Гарта, приглашенного Сингером по его собственной инициативе. Инициативу Дин не поддержал, более того, он был решительно против участия в компании Гарта Фитцжеральта, мать его четвертого, как нельзя плохо зарекомендовавшего себя при первой и, надеждами все того же Дина, последней их совместной охоте, но Бобби Сингер отстоял свое решение, причем сделал это в неестественной ему манере. Он редко пускал в дело собственное жало, особенно, когда это касалось Винчестеров, но здесь, доведенный до ручки, не вытерпел. До хрипоты орал в трубку, что Дину пошло бы на пользу хоть иногда засовывать свой эгоизм поглубже в собственную задницу и смотреть на вещи со стороны. И, вероятно, в таком счастливом случае, он бы и сам, черти его дери, понял, что Бобби не в состоянии сторожить левиафана, как нянька, по двадцать четыре часа в сутки, хотя бы потому, что у него время от времени возникает неотложная надобность посрать. Дин выслушал всю отповедь от начала и до конца, крепко прижав телефон к уху. Лицо его оставалось каменным; взгляд – пустым и холодным. И Сэм мог поклясться, что в кульминационном моменте у него уже буквально дрожали руки. Он признал, что дал маху, снизошел до извинений и был отпущен. До этого дня холодок в его общении с Бобби еще оставался, но лед тронулся и все благодаря Гарту, который, не вытерпев потока матершинщины, взял и снес Чету голову при помощи мачете, словно какому-нибудь вампиру. Голова оставалась отрубленной около часа, после чего, подчиняясь законам некоего магнитизма, приросла на место и продолжила болтать без умолку... Однако, это был очевидный шаг вперед; Гарт даже выдвинул предположение, что Чет, пожалуй, и оставался бы мертвее мертвого, если бы они не позволили голове примагнититься. Заперли бы ее в ящик, или, чего лучше, сожгли и развеяли бы прах над гребаным океаном. Версия казалась стоящей проверки. Эксперимент было решено повторить, но только тогда, когда будет сделана последняя инъекция. До тех пор еще оставалась надежда найти что-нибудь посерьезнее. И надежда к слову сказать оправданная наперед. Раз обнаружилась одна слабая сторона, должна быть и другая. И третья... а там, может быть и Ахилесова Пята вскроется. Левиафаны – древние, сшитые по прежде незнакомым лейкалам твари, они не казали носа на земле с самого начала дней человеческих, и потому информация о них – сплошь легенды и домыслы, но это не означало, не могло означать, что они бессмерты. Дин рассудил, и Сэм был с ним согласен, что, в конце концов, даже Богу такой расклад не был бы выгоден. Только человек мог создать нечто, у чего не имеется выключателя, нечто, вроде атомной бомбы. У Левиафанов выключатель есть; делов то найти его и щелкнуть... – Куинс прямо таки иллюстрация тщетности бытья, – сказал Сэм, пока они с Дином, покинув «Барракуду» двигались обратно к машине. – Трупами там можно выкладывать целые шоссе, но я обнаружил еще одну заметку из все той же Куинс Паблишерс; похоже у тамошних редакторов нюх на необычные смерти, – едва заняв пассажирское кресло и как следует хлопнув дверью, Сэм снова раскрыл свой ноутбук, положив его себе на колени. – Вот, месяц назад. Дин склонился над компьютером в три погибели и прочитал. Заголовок гласил: «Ужасное зрелище». «Вчера, (дата), около полуночи, на автозаправочной станции Shell в Куинсе (пригород Нью-Йорка, штат Нью-Йорк) произошел ужасающий инцидент, окрещенный полицией и другими представителями власти, как акт самосожжения «во имя неустановленной цели». Мужчина, чье имя так и не было названо, вероятнее всего, бездомный, появился на пустеющей автозаправке в поздний час, подошел к колонке и взял шланг. Оператор станции, девятнадцатилетний Алан Шоу, выбежал из здания в тот самый момент, когда неизвестный, чья одежда и волосы уже были насквозь пропитаны бензином, щелкнул зажигалкой. Помочь ему уже не представлялось никакой возможности. – Он молчал. Молчал, даже когда горел! – сообщил Алан Шоу представителю нашей газеты. Пострадавший умер задолго до приезда скорой и полиции. Других пострадавших от инцидента нет. Ущерб бензозаправке минимальный – каких-то пять долларов по счетчику. Остается только один вопрос: ради какой же цели, или, может быть, веры, уместно совершить подобное?» – Сдается мне, парнишка никогда не встречал свидетелей Иеговы, – ляпнул Дин, заводя мотор импалы. – Итого два странных эпизода, – подытожил Сэм. На такие емкие, но такие каверзные комментарии брата он учился не реагировать, наивно полагая, что это сработает, и Дин откажется от этого метода манипулирования. – Предстоит много работы, если подумать, что тварь только входит во вкус. До пункта назначения – мотеля «Южный Ветер», любезно отмеченном Тамарой красной звездочкой на скриншоте гугл-карт, который она прислала в последнем сообщении – добрались довольно скоро и без приключений, хоть Дин порой и втапливал педаль газад почти до упора на пустынных шоссе, давая Детке, с его же слов, насладиться свободой после убийственного для движка черепашьего хода, прерываемого сигналами тут и там натыканных светофоров. Сэм смотрел на это сквозь пальцы, хоть от этого всего и веяло юношеским максимализмом, бытностью давно минувших дней. Разумеется, он не сказал об этом брату, но то и дело совершал над собой усилие, чтобы не дать прорваться широкой улыбке; ему нравилось ехать вот так, навстречу полной неизвестности, хоть на день отложив мысли о Дике Романе в дальний ящик. Мчаться с опущенными до упора стеклами по всем бортам, чувствовать порывы разъяренного ветра на коже и машинально, безотчетно притоптывать в такт битам неумирающей классики рока, что безостановочно лилась из динамиков на приборной панели. Удивительно – и от этого так щимит сердце, но Дин по-прежнему повсюду таскал с собою старую, обтрепанную на многих милях проделанного ими пути коробочку с аудиокассетами, которым давно уже было предначертанно обратиться в прах. Оставив позади мост имени-кого-то-там и оказавшись на левом берегу Гудзона, братья вкатили в округ Карни, а попетляв еще немного по захудалым пустынным в этот час улочкам, наконец обнаружили мотель. Прямоугольное и несоразмерно вытянутое, как и все представители этого класса, здание стояло в удалении от прочих жилых построек и располагало недурной парковкой: в сущности бетонной площадкой с коряво выведенными на ней белой краской полосами. Детка стала второй постоялицей, и братьям не пришлось гадать, кому принадлежит тщательно отдраенный, очевидно взятый напрокат, темно-серый универсал, занимавший позицию на крайнем правом фланге. День клонился к закату. На часах значилось без четверти семь, небо затянуло тонкой дымчатой поволокой, окрасило в пепельно-розовый цвет. С востока, где располагалась городская громада, наползало нечто, что в равной степени могло быть как и грозовой тучей, так и плотным облаком смога. Пожалуй, и коренным нью-йоркцам уже давным давно была неведома разница между первым и вторым. Ветер как раз дул оттуда, неся с собой запахи застоявшейся воды, раскаленного железа и мазута, гнал по асфальту неведомо куда пустые стаканчики, листья и безымянный мусор, словно опытный, терпиливый погонщиг, отару безмозглых овец. Припарковав импалу в некотором удалении от универсала, Дин заглущил мотор и откинулся на спинку кресла, напряженным взглядом изучая ряды плотно закрытых дверей и наглухо занавешенных окон. Он предпочел выжидать, Сэм был с ним солидарен, прикидывая насколько занимательным все это выглядит со стороны. Ни дать ни взять, сцена из бандитского кинофильма. Бросив мимолетный взгляд в сторону, где располагалась конторка управляющего мотелем, Сэм успел заметить, как опустилась занавеска: точь-в-точь напуганный кролик шмыгнул в норку. В этот раз Сэму не удалось сдержать усмешки, а в следующее мгновение Дин слепо ткнул его в бок, по прежнему глядя сквозь ветровое стекло. Он ничего не сказал, губы его плотно сжались, он весь напрягся, пальцы правой руки все также слепо легли на пристегнутую к бедру кобуру. Отцовский револьвер, заряженный на всякий случай серебрянными пулями с демонской ловушкой, выгравированной на тупом наконечнике каждой, был готов в любой момент сослужить свою службу. Сэм, переняв настрой, проверил наличие в кармане брюк кинжала Руби; во внутреннем нагрудном кармане пиджака дожидалась своего часа фляжка со святой водой. Где-то под передними сиденьями, но так, чтобы можно было дотянуться при первой же необходимости, лежал ангельский клинок. Они были готовы ко всему, женщина же, неуверенно переступившая через порог одного из номеров, с виду полагалась на случай, но мало ли что могло быть распихано по многочисленным карманам ее брюк, какими неприменно обзаводятся заправские путешественники. Дин, конечно же, тоже не оставил это без внимания. Тамара, и прежде не преуспевавшая ни лицом ни ростом, казалось стала ниже еще не десяток дюймов. Плечи сгорблены, руки сложены на груди, на лице смесь ужаса, злобы, пограничного отчаяния и... глубоко засевшей печали: оттиск совсем недавного потрясения. Она подошла ближе; всего пять шагов, которые дались ей отнюдь непросто, остановилась и, кажется, более не думала двигаться с места. Ее короткую прическу, от чего-то вызывавшую теплые, но с неизменной с примесью горечи воспоминания о Джоди Миллс, трепал ветер. Дин решил, что пора действовать. Выбрался наружу, пронзительно скрипнула дверца, отразившись гримассой неутолимой, острой боли на лице Тамары. Вне салона импалы напряжение казалось таким осязаемым, что его в пору было резать ножом. Явственно чувствовалось: Тамара в гробу видела и их, и эту встречу. Будь у нее хоть малейшая на то причина, она бы бежала отсюда со всех ног, но случившееся прошлой ночью тяжелым якорем удерживало ее на месте. – Привет, – сдержанно сказал Дин. Он все еще помнил ее отповедь. Сэм поровнялся с братом. Приветственный кивок без тени улыбки, вот и все, чем он смог ограничиться. Скажи он хоть слово, и она, пожалуй, завопила бы как ненормальная; ее губы бесконтрольно подергивались. – Я по-прежнему думаю, что все это затянувшийся ночной кошмар... – на пределе слышимости сказала Тамара, переводя взгляд с одного Винчестера на другого, – что вот-вот и я проснусь. Проснусь и осеню себя крестным знаменем, поблагодарю бога, кем бы и где бы он там не был... – Неужто стала отъявленной католичкой? – Таким предлогом я бы не побрезговала, Дин. – Может и так, – Тамара выглядела нормально в общепризнанном смысле этого слова, но Дин и не думал спускать с нее глаз. Не думал отступать или отказываться от намеченного плана. – Выдались хреновые времена, не припомню впрочем, когда они были спокойными, так что мы должны убедиться, что ты – это действительно ты. – Навряд ли вы предложите сыграть мне в викторину. Сэм жеманно улыбнулся, высвобождая из кармана фляжку. Крышку не отвинтил, а сразу предложил Тамаре освежиться. Как никак фляжка была серебрянной. – Святая вода, – буркнула Тамара с легкостью справившись с крышкой. Сделала голоток, показательно проглотила и даже открыла рот, как делают заключенные, чтобы надсмотрщики удостоверились – пилюля пошла куда надо. – Хорошо, очень хорошо. В тебе ничего нет от демона, вервольфа или гребанного перевертыша. – Перевертыши? Что за нахрен, за перевертыши? Теперь пришел черед Дина раздавать снисходительные улыбки. – Но это еще не все, – он перенял у Сэма кинжал, тут же намертво приковавший взгляд Тамары. – Не так давно появились твари по хуже? и кровь в телах тех, кого они скопировали, черная как деготь. Только так их можно распознать. – Дин выставил вперед раскрытую ладонь, лищь поморщившись, с таким спокойствием, будто делал это по сто раз на дню, с нажимом порезал руку. Кровь потекла самая обычная, красная, человеческая. Тот же ритуал проделал и Сэм. Резанул себя по боковой части запястья той руки, что уже была перебинтована. Тамара поморщилась, осознавая наперед, какие неудобства может и принесет такое увечье. Порез оказался глубже, чем Сэм расчитывал, ярко-красная, кровь тяжелыми каплями падала на асфальт, опоясав его запястье, как самый изощрененный в мире браслет. Дин протянул кинжал Тамаре рукояткой вперед, чем поставил себя в стратегически неудобное положение, что если ей вдруг вздумается податься вперед и насадить его на острие, как поросенка на вертел? Тут уж даже хваленой реакции Сэмми будет недостаточно. Тамара не без опаски взяла кинжал. Изучила его непредвзятым взглядом. На острие с обоих боков красовалась какая-то витеиватая клинопись; занесла кинжал всего-лишь над указательным пальцем и порезала первую фалангу. Опыт показывал – Тамара Монро, ныне Тамара Беннет, дважды вдова и мать-одиночка, полностью и безраздельно принадлежала к роду человеческому. Братья заметно расслабились. – Достаточно? – язвительно спросила Тамара, кутая кровоточащий палец в подоле поношенной футболки. – Более чем, –ответил Дин. Оставшись при оружии, как и Сэм, он запер импалу; нарочно тянул время, эмитируя неподатливость замка, чтобы Тамара, пожелавшая тут же вернуться в свое вынужденное обиталище, оказалась вне зоны слышимости. Наконец он вынул ключ и обменялся многозначительным взглядом с Сэмом. «Что ты об этом думаешь?» – помимо прочего, вопрошал этот взгляд. – Для нее все это – эхо из прошлого, которое она так старательно пыталась забыть, – сказал Сэм, глядя куда-то поверх крыши мотеля. – Боец запаса, смирившийся с этим, научившийся находить в этом свою прелесть. Былая выправка еще чувствуется, но бьюсь об заклад, Дин, за минувшие годы Тамара Беннет не потрошила ничего, кроме птичьих тушек из супермаркета. Дин прыснул от смеха. Не потому, что это было в действительности смешно; просто было приятно осозновать, что Сэмми также остер на язык. Кровь от крови, плоть от плоти, и все в таком духе... – Метко. Нет, правда, хорошо сказано. Очень хорошо! Сэм престранно улыбнулся, ожидая выпадов на тему его стендфорского прошлого, но их не последовало. Стало быть этот момент можно смело вписывать в непеструю историю о братской солидарности. Несмотря ни на что, в эти короткие мгновения, пока он не оказался в скупом номере мотеля «Южный Ветер», Сэм чувствовал себя счастливым. По-настоящему. Это надо же! Привычная винчестерскому взгляду аскетичность обстановки – иначе и не мог выглядеть охотничий перевалочный пункт – очевидно уже давно выбилась из представлений Тамары о нормальным укладе жизни. Разумеется, где-то там у нее был свой собственный, самый настоящий дом, где донедавно царила упорядоченность и покой, где все было подчинено заведенным и укоренившимся в привычку ритуалам семейной жизни. Здесь же, среди всех этих вещей, в первую очередь практичных нежели приятных глазу, она выглядела неприкаянной, неуместной, словно бронзовая старинная люстра в бревенчатой хатке лесника. – Пива? Или, может быть, кофе? – на правах хозяйки предложила Тамара. Единодушно сошлись на втором; в ожидании, пока вскипит электрический чайник, уселись за небольшим столом. Тамара не убрала в раковину, просто отодвинула грязную посуду с остатками то ли позднего завтрака, то ли раннего обеда подальше к стене. Пора было переходить к делу, но никто из этой троицы не мог решить, с чего начать, с какого боку подступить к понову сведшей их вместе проблеме. Шестилетний пробел разделял их точно пропасть и давил на плечи: груз к которому они только примерялись, чтобы понести. На удивление право первой скрипки в их диалоге на этот раз принадлежало не Дину. Распределив кипяток по кружкам с растворимым кофе, Тамара уселась на прежнее место и спросила. – Это кровопускание... вы сказали у новых тварей черная кровь. О ком речь? Чистый натуралистический интерес человека, забросившего прктику – ни больше ни меньше. Дин прямо посмотрел на Тамару. – Левиафаны. Древние, первородные твари, прорвавшиеся в наш мир из Чистилища. – Чистилища? – с благоговейным трепетом повторила Тамара. – Оно существует? – не прошло и секунды, как у нее созрел новый вопрос. – Это были вы? – если перефразировать, вопрос звучал иначе: приложили ли они руку, были ли причастны, и это задевало, буквально приводило в ярость. Разумеется, Тамара знала и помнила о Вратах, взломанных печатях, о Лилит, о сомне демонов, вырвавшихся на свободу. Все это случилось задолго до того, как нелегкая свела ее и Айзека с Винчестерами; в те дни ассоциация бравых охотников только и делала, что бурлила слухами о «победоносном» сражении в Канзасе. И тех, кто стоял в авангарде. – Не мы его вскрыли, но ответственность лежит на нас. Тамару, вероятно, устроил бы и этот ответ. Только и надо знать, что все по-прежнему подчиняется заведенным правилам. Солнце встает на востоке и заходит на западе, приливы и отливы все так же подчиняются лунным циклам, а Винчестеры все так же служат спусковым крючком для очередного Апокалипсиса, однако назревшего уже было не избежать. – Дин, Кас... – неуверенно начал Сэм. – Понятия не имел, что делает, – как бы передразникая кого-то выпалил Дин. – Помню! Но и вины это с него не снимает, где бы он сейчас не валандался. Нужно было сообразить раньше! – в приступе беспомощного гнева, Дин обрушил кулак на столешницу с такой силой, что подпрыгнули кружки. Он так и искрился от напряжения; глаза его, блестяшие, широко распахнутые так и метали молнии. – Ого, – выдохнула Тамара, в душе от чего-то довольная полученным эффектом. – Сдается мне, вам есть о чем рассказать.