***
Наверное, это был не телефонный разговор. Вообще, серьёзные разговоры лучше было вести дома, на диване, с руками Чимина в волосах, с лодыжками Хосока на коленях. Но пока у Юнги был только телефон, и он звонил Хосоку из гостиничного номера вечером. — Юнги, привет, — в трубке раздался довольный голос. — Как ты там? Как у вас дела? — Привет, моё солнышко, — тот заулыбался одному этому голосу. — Сегодня были похороны. Но нам придётся задержаться ещё немного, завтра я встречаюсь с нотариусом. А как вы? Чимин с тобой? — Да, я поставил тебя на громкую, — сообщил Хосок. И Чимин тут же замурлыкал: — Юнги, как всё пр-рошло? Мы очень скучаем! — Я тоже скучаю, котёнок, — отозвался Юнги. — По вам обоим. А прошло всё хорошо. Всё вовремя, аккуратно и очень тихо. Нас было пятеро. — Пятеро? — переспросил Хосок, переглянувшись с Чимином. — У твоего брата нашлись какие-то друзья, которые захотели с ним попрощаться? — Это настолько удивительная история, что я не хочу ждать возвращения, — выдохнул Юнги, отправляя Хосоку фотографию себя с Августом на руках — он попросил Эшли об этом, когда они прогуливались после обеда. — У тебя… есть ребёнок? — ошарашенно спросил Хосок, вглядываясь — Юнги на фото был очень счастлив, почти светился. — Вот ты дурачок, — засмеялся Чимин рядом с ним. — Это ребёнок Гиюна, да? — в точку попал, хоть и целился пальцем в небо. — Да, это мой племянник, — голос Юнги стал бархатно-довольным. — Я даже не знал о его существовании! А вчера столкнулся с Эшли — это просто удивительная случайность, что мы встретились! Она бы, конечно, всё равно узнала о смерти Гиюна, но позже. А так они с Августом были с нами сегодня. Эшли — это девушка, с которой встречался Гиюн, а малыша зовут Август, — запоздало объяснил он. — Кажется, я совсем заработался, — отсмеявшись, выдохнул Хосок. — Просто этот ребёнок похож на тебя. Ну на вас… Обоих. Тьфу, ну ты понял, да? Так когда ты вернёшься? Послезавтра? В ресторане тебя опять спрашивали. У нас вроде всё в порядке, но мы скучаем. — А-август, — сладко протянул Чимин на фоне. — Какая прелесть! — Ты прав, он прелесть, — голос Юнги лился густым тёплым мёдом. — Такой хорошенький, нежный, маленький… И есть вероятность, что он с мамой переберётся в наш город. Я очень надеюсь, что вернусь либо завтра вечером, либо послезавтра. Но я позвоню по итогам встречи. И я тоже скучаю. По ресторану и по вам. — Обязательно позвони, — попросил Хосок. — И если что, я могу тебя встретить, завтра и послезавтра у меня выходной. — Юнги, — позвал Чимин, — а как мы будем отмечать твой день рождения? — Позвоню, обязательно, — пообещал Юнги и улыбнулся от внезапного вопроса. — Не знаю… С тортиком? — Ну это понятно, — ласково фыркнул Чимин. — А где? Дома? Или в ресторане? Или в огороде? Где ты хочешь, дор-рогой? Кого ты пригласишь? Сколько будет гостей? — заваливал он его вопросами, тараторя не хуже Хосока. Юнги нежно засмеялся. — Скажите мне честно, вы хотите праздника? — Ну мы не очень уверены, что это будет уместно, всё-таки… Твой день рождения через несколько недель, — признался Хосок. — Если ты не хочешь, то просто посидим дома втроём, но тортик всё равно будет, — пообещал Чимин. Юнги задумался на какое-то время. Когда он в последний раз праздновал день рождения по-человечески? С любимыми людьми, с настоящими друзьями? — Не будем устраивать никакого особенного веселья, просто приготовим еды и посидим все вместе, — решил он. — Это мой первый день рождения с вами. Чимин-а, считай, нас трое, Сокджин и Намджун, Тэхён и Чонгук. Чжухён с Тэмином будет? — Я спрошу у сестры, но думаю, что она тоже захочет тебя поздравить, — ответил Чимин. — Если с ними, то девять человек. — Тогда лучше собраться в огороде. Поищу подходящий складной стол и стулья, чтобы все поместились, — решил Хосок. — Вопрос, что тебе подарить, не задаём, потому что мы уже купили тебе подарки, — подразнил он. — Ты сейчас специально, чтобы я до дня рождения мучился?! — шутливо возмутился Юнги. — Хоть намекните, что за подарки такие? — Красивые, — в голосе Хосока слышалась дразнящая улыбка. — И полезные! — подхватил Чимин, тихо рассмеявшись. — Это новая сковорода, о которой я мечтаю? Или что-то, что будет надето на кого-то из вас? — Юнги и не думал, что вопрос прозвучит так томно. — А это ты узнаешь девятого марта, сладкий мой, — проурчал Хосок, пока Чимин вовсю хихикал ему в плечо. — Я буду считать дни, — пообещал со смешком Юнги, откидывая голову на подушку, и внезапно спросил: — Вы можете кое-что сделать для меня? — Всё, что только пожелаешь, — отозвался Хосок. — Что именно, Юнги? — поинтересовался Чимин, хотя был с ним совершенно солидарен. — Очень желаю, чтобы Хосок тебя поцеловал, котёнок, — отозвался Юнги. — Хочу это слышать. — Мы можем переключиться на видеосвязь! И ты это ещё и увидишь, — сказал Хосок. И не дождавшись разрешения, включил камеру на телефоне, выставив руку чуть подальше, в сторону. Чимин заигрывающе посмотрел в экран, а затем потёрся кончиком носа о щёку Хосока. Тот ласково провёл ладонью по его щеке, пощекотал под челюстью, отчего Чимин блаженно прикрыл глаза, чуть запрокидывая голову. А скоро их губы слились в нежном, сладком поцелуе, который Юнги было очень хорошо видно, а не только слышно. Юнги громко, жарко вздохнул. — Я так люблю вас обоих, прекрасные мои, — низко пророкотал он. — Продолжайте. И приснитесь мне оба сегодня, хорошо? В эту ночь он уснул быстро. И дело было вовсе не в усталости. Картинка и тихие, сладостные звуки, что он удерживал в голове, напоминали — он не один. Ему очень повезло. Дома его ждали целых два прекрасных, любящих парня.42. Похороны
25 декабря 2023 г. в 15:06
Родной город встретил пронизывающим ветром с моря, и Сокджин поплотнее запахнул куртку. На душе было тоскливо, он чуть плотнее прижался к Намджуну, держа того под руку. Когда он приехал из Гонконга хоронить маму, тоже был ветер.
Ветер, серое небо и запах цветов — вот с чем ассоциировался город детства, словно все безоблачные, тёплые воспоминания стёрли мокрой тряпкой.
— Я забронировал номер в отеле, — Юнги коснулся его локтя. — Вы, наверное, хотите отдохнуть?
— Я бы хотел прогуляться, желательно пешком, — предложил Намджун, взглянув на Сокджина.
Ему было непривычно пусто, хотя по дороге, да и накануне поездки он переживал, что родной город покажется злейшим врагом, стоит только очутиться в нём. Однако, за столько лет многое изменилось, даже вокзал, на который они прибыли, выглядел куда современнее, чем раньше, а те высотки, что ранее выделялись и были видны почти из любой точки города, обросли новыми, закрывающими их.
— Во сколько мы завтра встречаемся? — спросил Намджун, прикидывая, куда бы ему хотелось сходить этим вечером, где можно поужинать и на что посмотреть.
Потому что город, в котором он тоже вырос, казался Намджуну незнакомцем, сменившим и внешность, и парфюм. Наверное, стоило познакомиться заново, пусть это знакомство и выйдет несколько скомканным и коротким.
— Как проснёмся. Но если вы не встанете к десяти, я буду ломиться к вам в дверь, — улыбки Юнги здесь были другими: беглыми, словно пугливые зверьки. — Я скину адрес отеля, комнаты выберет тот, кто доберётся первым. Погуляйте. Мне нужно встретиться с работниками кладбища, узнать, нет ли каких накладок.
— Хорошо, — отозвался Сокджин, ободряюще глядя на него. — Мы погуляем. Я напишу тебе, когда мы доберёмся до отеля, если ты ещё не приедешь.
— Давай просто пройдёмся, без всяких воспоминаний, без оглядки на то, что с нами здесь когда-то было, — предложил Намджун Сокджину, когда они попрощались с Юнги до завтрашнего утра. — Просто ты, я и этот город. Будем делать вид, что мы здесь впервые.
— Это будет трудно, но я постараюсь. — Сокджин поднял лицо к небу. — Надеюсь, дождь не начнётся. У нас в феврале куда приятнее.
Он тихо засмеялся, осознав, что воспринимает как «свой» город тот, где прожил чуть больше полугода. Когда он успел так освоиться там? Когда успел стать там своим?
— Я взял с собой зонт, — улыбнулся ему Намджун. — Укрою тебя от любого дождя, родной.
— Тогда сначала мы идём пить кофе, — решил Сокджин, а тёплая умиротворённость всё явственнее читалась на его лице. — С пирожками, потому что я проголодался. И мы, допустим, здесь впервые, но лучшие пирожки в палатках на набережной.
— Сделаем вид, что совершенно случайно их нашли и будем очень удивляться, как нам повезло, — заявил Намджун.
С этим городом у них обоих было связано достаточно не самых лучших воспоминаний, а завтра предстояло довольно тоскливое для любого человека событие, но сегодня Намджуну хотелось улыбаться и шутить. Быть небольшим солнцем в ветреную, пасмурную погоду, согревая и себя, и своего спутника, руку которого в своей хотелось держать всю жизнь, в любом месте земного шара, в любую погоду и при любых обстоятельствах.
У Юнги не было рядом персонального солнца, а ветер подгонял его в спину, когда он пересекал город торопливым шагом в разных направлениях: в похоронную контору, на кладбище, в дом брата, где поговорил с прислугой. В прошлый приезд город был украшен фонариками и гирляндами, а сейчас Юнги возвращался в густых сумерках, только на широких проспектах разбавленных светом фонарей и магазинов.
— И как долго ты собираешься от меня прятаться? — словно из ниоткуда прямо перед ним возникла невысокая девушка с короткой, почти мальчишеской стрижкой, очень суровым взглядом и претензиями, направленными явно на того, кто перед ней.
Безошибочно.
Она говорила с акцентом, но в первую очередь неазиатку в ней выдавали своим разрезом глаза, форма лица и отсутствие каких-нибудь манер — Юнги она схватила за плечи, останавливая его с совсем несвойственной хрупким девушкам силой.
— Как долго ты собираешься меня игнорировать, а? — продолжала она, пока Юнги недоумевал. — Ни на один звонок не ответил, не предупредил, что уезжаешь, ни слова, ни намёка, ничего! Мы что, настолько чужие люди? Тебе настолько на меня плевать? Или дело в том, что ты боишься? Боишься встречи с собственным сыном, да? Мин Гиюн, ты грёбанный трус!
Если сначала Юнги сделал было движение, чтобы уклониться и пробормотать, что девушка обозналась, то осознание, что он находится в родном городе, а потом и прозвучавшее имя брата удержало его на месте.
— Сыном? — изумлённо, громче, чем сам ожидал, воскликнул он.
— Ой, да не делай вид, что не читал моих сообщений! Ты их читал, но игнорировал! — незнакомка отпрянула от него. — И как я только могла связаться с тобой, а? Как я могла тебе поверить? Не думай, что мне нужны твои деньги, у меня их хватает, но неужели тебе всё равно? У тебя есть ребёнок! Ничего не щёлкает, нет?
Щелчки пальцев прямо перед носом у Юнги были громкими и резкими.
— Стоп! — потребовал тот, качнув головой.
Что Гиюну в ней понравилось? Она же была совсем другой, отличной от азиатских девушек. Наверное, это и понравилось: решительность, прямота. Юнги она уже нравилась, хоть они стояли посреди улицы меньше трёх минут.
— Извини, — он был довольно бесцеремонен с незнакомкой. — Как тебя зовут? Давай поговорим в тепле? — Он шагнул вперёд, подхватил девушку под локоть и повлёк в сияющее тёплым светом кафе.
— Это что ещё за ролевые игры? — Та ловко выкрутилась — и откуда в ней было столько сил? — Что опять началось-то? — Но шла следом, едва не спотыкаясь по пути от негодования.
Упав на стул за пустым столиком, она воззрилась с куда ярче прежнего вспыхнувшей обидой.
— Не дури мне голову, ты не терял память! Но раз ты хочешь поиграть… Что ж, давай! Меня зовут Эшли. А тебя… Дай угадаю, погоди, погоди…
— Мин Юнги, — перебил её парень и выложил на стол водительское удостоверение. — Мин Гиюн был моим старшим братом.
— Чёртов убл… — успела произнести Эшли, пока не запнулась на очередном звуке и не замолчала, меняясь в лице и переводя уже ошарашенный взгляд с удостоверения на Юнги и обратно. — Не-ет, — протянула она, отшатнувшись к спинке стула. — Ну нет, Гиюн! Ну ты не настолько обалдел, чтобы поменять имя!
Она почти истерично рассмеялась, но снова замолчала под взглядом Юнги.
— Подождите… Это серьёзно? Ты… Не он, — наконец-то она это поняла, вглядываясь получше. — Подожди. Что значит… «был»?
— Он умер, — тихо сказал Юнги. — Завтра похороны. Я привёз его тело сюда, в семейный склеп.
Словно кто-то дёрнул рубильник — всю её эмоциональность резко выключили, она буквально потухла, а голос упал до шёпота. Неверящего и полного ужаса.
— Умер?..
— Мне очень жаль, — тем мягким голосом, что он обычно приберегал для Чимина, сказал Юнги. Это была правда — ему было жаль: не брата, но эту девушку, что когда-то была с Гиюном. — Ты… можешь прийти попрощаться с ним. Если хочешь.
Она прикрыла рот ладонью и несколько минут сидела, не двигаясь.
— Можно… мне воды? Пожалуйста? — попросила она слабо и растерянно.
— Да, конечно, — Юнги метнулся к барной стойке в кафе и вернулся со стаканом и бутылкой воды. Наполнил его и придвинул ближе. — Прости, я понимаю, как это внезапно…
Воду Эшли пила жадно, большими глотками, сначала опустошив стакан, а потом — и всю бутылку. До дна.
— Как это случилось? — спросила она, когда вернулся голос, пусть и не сразу, хриплый и ломкий.
— Это долгая и запутанная история. — Юнги опустил взгляд, почувствовав всплеск неожиданного гнева. Почему Гиюн позволил прошлому и ненависти быть более важными, чем настоящее? Почему сейчас брат, даже мёртвый, продолжал причинять боль? — Он принял яд.
Смысла сочинять красивую и безболезненную сказку о внезапном инфаркте не было. Интернет легко мог рассказать Эшли правду.
— Амигдалин, — она не спрашивала, она знала. Она помнила это слово, Гиюн не раз его произносил. — Вот же… трус, — совсем иначе сказала она, покачав головой.
— Амигдалин. — Юнги кивнул одними ресницами. — Давай познакомимся нормально? Может, хочешь выпить чего-то покрепче воды?
— Хочу. Что-нибудь очень крепкое, — согласилась Эшли и тут же закрыла лицо обеими руками, кажется, чтобы на этот раз сдержать весь поток эмоций, рвущийся изнутри.
Она умела их сдерживать, даже когда их было так много. Казалось, что злость и ярость вернулись с новой силой, отступив лишь на несколько минут. Но если Юнги хоть немного понимал в женских эмоциях, то мог догадаться — это было отчаяние. И совсем неважно, что они разошлись с Гиюном почти год назад и весь этот год не виделись. Его больше не было. И каким бы он ни был, девушка об этом точно сожалела.
Юнги вновь отошёл к стойке, а вернулся с бутылкой виски и двумя стаканами. Он не торопился разливать напиток, и вскоре им принесли две порции салата и большую миску сырных шариков.
— Подойдёт для закуски? — уточнил Юнги, наполнив оба бокала.
— Да я бы сейчас и салфетками закусила, если бы мне вообще хотелось закусывать. — Хрупкая девушка молниеносно осушила бокал, хотя и знала, что виски пьют совершенно иначе, медленно и смакуя, но сейчас — только так.
Сейчас крепость и горечь алкоголя, обжигающего рот и пищевод, а потом — и желудок, немного вернули её в реальность, как резкая пощёчина.
— Юнги? — повторила она, сразу запомнив его имя. — Надо же… Он ведь ничего не говорил о своём брате, кроме того, что ты живёшь отдельно и вы не близки. А вы одно лицо!
— Не надо салфетками. — Юнги скривил губы, придвигая сырные шарики ближе к ней. — Извини, я не знаю, что ты любишь. Я вообще ничего о тебе не знаю. Кроме того, что Гиюн говорил, что у него были отношения, от которых он зализывает раны. — Осознав, как это звучит, он легонько хлопнул себя по губам. — Мы правда очень мало общались. У тебя ребёнок от моего брата?
Эшли запустила пальцы в сырные шарики, но вовсе не почувствовала их вкус, отправив в рот. Поставила на стол пустой стакан, взглядом намекая на новую порцию.
— Да, — ответила она на последний вопрос, — мальчик. Сын. Ему нет и года. Сейчас он спит, за ним присматривает няня, а я решила немного пройтись, слишком много сидела за работой. Я уехала, когда мы расстались. Не только Гиюну требовалось зализывать раны, — рассказала она, постукивая ногтями по толстому стеклу бокала. — Даже не сразу поняла, что беременна. Но уже нашла хорошую работу и решила, что вернусь позже, не бросать же всё… Я звонила ему, чтобы рассказать, но он никогда не снимал трубку. Писала и видела, что он читал. Но ответа так и не дождалась. А на прошлой неделе вернулась, заехала к нему. Думала, что глядя мне в глаза он не сможет меня игнорировать… Но никого не было дома. И… Чёрт, налей уже, а?
Юнги щедро плеснул виски по бокалам.
— Как его зовут? — тихо спросил он.
У него был племянник. Единственный ребёнок в их поколении, носящий их кровь. Одна мысль об этом согрела изнутри, отодвигая и неловкость, и тяжесть этого разговора.
У них с Намджуном был племянник! Маленький человечек, который сейчас спал под присмотром няни.
— Август, — ответила Эшли с истинно материнской нежностью, хоть и сделала перед этим ещё один внушительный глоток виски, но даже не поморщилась. — Он чудесный. Совсем не похож на меня, такой тихий и ласковый… Он родился в августе. На два месяца раньше срока. Ты… хочешь с ним познакомиться? Я обещала ему, что покажу его папе. Но дядя… это тоже неплохо?
И в глазах её блеснули слёзы, но так и не пролились.
— Можно? — этот свет в Юнги видели только самые близкие. — Очень хочу. Это очень неожиданно, но потрясающе. Пожалуйста, я хочу его увидеть! И мой старший брат тоже захочет. О нём Гиюн тебе даже не упоминал, мы совсем недавно узнали о родстве. Но он тоже захочет. Покажи фото, пожалуйста?
— Конечно, конечно, — повторяла Эшли, доставая телефон. — Я бы хотела прийти на похороны завтра. И я возьму сына. Он ничего не запомнит, но… Он же должен там быть, да? — с каким-то сомнением спросила она, передавая телефон Юнги. — Полистай, там много фотографий…
Все снимки были очень хорошими, качественными, маленького Августа на них можно было разглядеть в деталях: даже в шестимесячном возрасте у него был очень серьёзный, почти взрослый взгляд, но красивая улыбка, крошечный носик, светлая кожа и маленькие ручки. Как и большинство детей-метисов ребёнок был дивно хорош, сочетая в себе лучшее от родителей. Ну и Эшли была талантливым фотографом.
— У вас есть ещё один брат? — запоздало спросила она, глядя на то, как Юнги рассматривал один снимок за другим и улыбался так, словно у него день рождения с гостями и подарками, а не похороны брата завтра.
— Да, старший. Но он совсем на нас не похож, у нас разные матери, — отозвался Юнги, листая фотографии. — Какой он хорошенький! Пожалуйста, возьми его завтра. Не волнуйся, мы за ним присмотрим, если что. Мы, правда, совершенно не умеем обращаться с детьми, но это неважно, мы присмотрим. Мы научимся.
— Я даже не сомневалась в том, что я его оставлю, — даже не алкоголь или шок позволяли быть открытой. Эшли была такой сама по себе. — Мне ведь уже за тридцать, тридцать семь, если совсем честно. Я очень долго не могла забеременеть, из-за этого разошлась с первым мужем, а потом встретила Гиюна… И мы этого не планировали. Он вообще не думал о детях или о семье. Много работал. И если поначалу сам не отходил от меня, то буквально через несколько месяцев стал меня избегать, хотя я не понимала, в чём дело. Мы… мы были очень близки, Юнги, — сказала она с содроганием. — Мне так казалось. Я думала, что ближе у меня вообще никогда никого не было. С ума сходила, когда он начинал замыкаться в себе или говорить со мной о смерти… Своей смерти, понимаешь? Я всё время ругалась, спорила с ним до хрипоты, я… Я ненавидела его так же сильно, как и любила. Но я никогда не сомневалась в том, что мне нужен этот ребёнок. Не надеялась, конечно, что он нам мог бы помочь… Да что я придумываю, конечно, я надеялась!
Она так сильно сжала бокал тонкими пальцами, что тот едва не треснул. И добавила:
— А у тебя?.. У тебя есть семья? Как ты живёшь? Как ты… Это переживаешь?
— Я не могу передать словами, как я рад, что этот малыш родился, что он существует, — хрипло сказал Юнги. — Мы, азиаты, в этом смысле ужасно патриархальные, но это так важно, когда в семье есть сын. Вроде XXI век на дворе, но наши конфуцианские загоны никуда не делись. Это единственный ребёнок в нашем поколении. И я ужасно злюсь на то, что Гиюн… просто проигнорировал это. Просто испугался. Просто запретил себе саму возможность счастья с любящей семьей.
Он снова наполнил их бокалы и выпил половину одним глотком.
— Мы очень сильно поругались в начале года. И когда он… когда он умер, я продолжал испытывать только злость. А с Намджуном они вообще не были хоть сколько-то близки, сам факт его существования выводил Гиюна из себя. Я ещё думал, что при двух братьях единственный, кто будет искренне сожалеть о Гиюне на похоронах, будет друг его детства. Я так рад, что ошибался! Что у него было хоть что-то хорошее и яркое в жизни. И он… Он был таким дураком, что отказался от этого. От тебя и Августа. — Юнги допил, вздохнул несколько раз и мягче продолжил: — У меня есть семья. Несколько необычная, но моя. У меня два парня.
Эшли взглянула на него как-то иначе. Но осуждения в её глазах не было, лишь недоумение.
— Два? — переспросила она. Глоток виски был уже небольшим — напиваться до того, чтобы не дойти до дома самостоятельно она не собиралась. — А у вашего старшего брата их три? — она забавно фыркнула, а потом махнула рукой. — Прости, это глупый юмор.
— Один, и завтра ты с ним познакомишься, — Юнги не сдержал смешка. — Так что, сама понимаешь, на нас в плане детей никакой надежды.
И он снова нежно улыбнулся, думая о племяннике.
— Мы будем очень его любить, — пообещал он. — Боюсь, даже избалуем.
— В этом вы меня точно не переплюнете, — усмехнулась девушка, отставив пустой бокал в сторону, но не просила о добавке, а подтянула к себе салат. Нужно было закусить. — Но вы же не из этого города, да? Где вы живёте? — спросила она, не особенно чувствуя вкуса салата.
Юнги назвал город и тоже придвинул салат ближе. Они нормально поели утром, а в поезде только выпили кофе. Не стоило пить на голодный желудок.
— Там очень хорошо. Тепло, океан, очень тихо, несмотря на туристов. У нас с Сокджином там ресторан, — рассказывал он.
— Надо приехать к вам, — тут же решила Эшли, состояние лёгкого опьянения толкало на более смелые речи. — А, может, и совсем переехать. Посмотрим. Как получится. Я люблю тёплые места.
— Конечно, — кивнул Юнги. — Обязательно приезжай. А потом ты точно останешься, это колдовское место. Мы о тебе позаботимся, о вас с Августом… Там ты всегда будешь дома…
Он добрался в отель уже за полночь: обменявшись с Эшли телефонами, проводил её домой и ещё долго гулял по ночным улицам. Ветер больше не ощущался как пронизывающий и холодный. Звёзды сияли ярче. Город был родным и ласковым, и где-то в маленькой кроватке спал его племянник, которого Юнги уже любил. Пусть ещё ни разу не взял его на руки и не видел вживую.
В полной тишине, разрезаемой лишь тихим гулом кондиционера, Юнги опять плохо спал. Поэтому встал рано, заказав кофейник самого нужного ему напитка не успев даже выбраться из постели.
Он не стал беспокоить новостями брата с Сокджином, справедливо оставив это на утро. А утром ждал их в гостиной номера уже в чёрном костюме и со вторым кофейником.
Есть не хотелось, его немного мутило: то ли от нервов, то ли от пустоты, что разрасталась в душе. Вчерашнее знакомство как-то резко сделало ситуацию очень отчётливой; чувство потери проступило перед Юнги со всей ясностью. Они редко виделись, редко созванивались, но раньше у Юнги была возможность набрать номер и услышать голос брата.
Судьба не оставила его одного. Она подарила Юнги Намджуна и, видят боги, тот был куда лучшим братом, чем Гиюн. Их доверие, симпатия и близость сформировались не необходимостью родственных уз, а велением сердца, и общность крови только скрепила этот фундамент.
Юнги знал, что Намджун будет ему хорошим братом.
Но Намджун не был его близнецом.
И как бы Юнги не злился, как бы не отрицал привязанность к брату — психопату и убийце — этого ему было не изменить.
Сегодня Юнги предстояло оставить в семейном склепе не только поразительно похожего на себя человека. Он окончательно прощался со значительной частью себя самого.
Ломиться к Намджуну с Сокджином не пришлось, они пришли сами, ровно в десять. Намджуну невероятно шёл глубокий чёрный цвет, подчёркивающий фигуру. Его повседневные деловые костюмы были преимущественно серыми, всех оттенков этого цвета, от дымчатого до асфальтового, а рубашки он предпочитал белые, но сегодня традиции требовали иного.
— Ну как ты? — спросил он, осторожно обняв Юнги.
— Я вчера кое с кем познакомился, — тот коротко сжал его плечо. — С девушкой. Она к нам присоединится.
Сокджин изумлённо поднял бровь, но выжидательно молчал.
— С какой ещё девушкой? — уточнил Намджун, разглядывая брата. — Она знала Гиюна?
— Более того, они встречались некоторое время, — а вот говорить про племянника Юнги не спешил. — Её зовут Эшли. Мы вчера случайно встретились на улице.
Сначала Намджун решил, что это удивительно, но по пути на кладбище осознал, что ничего удивительного в этом не было. Мин Гиюн всё же был человеком, у которого была какая-то жизнь, где и для девушки нашлось место. Не давал же он никаких обетов, как монах, которым Намджун сам собирался стать ещё семь лет назад.
Спрашивать подробности Намджун не стал. В конце концов, он сам увидел Эшли, стоило им выйти из машины.
Она стояла у ворот, облачённая в чёрное, самым ярким пятном в её образе была лишь красная помада. Возможно, не стоило в такой день выбирать подобный оттенок, но Гиюну всегда нравился этот цвет.
— Здравствуйте, — красные губы чуть дёрнулись в подобии улыбки, предназначавшейся всем троим.
Младенец в её руках лежал тихо и смирно, одетый в тёплый и мягкий чёрный комбинезон и шапочку, чтобы не замёрзли ушки. Глаза у него тоже были чёрными, но очень чистыми.
— Кто из вас Намджун? — спросила Эшли, подойдя ещё ближе. — Юнги, хочешь подержать племянника?
— Я… Намджун, — слегка растерянно произнёс тот, но картинка в голове быстро выстроилась. Он переглянулся с Сокджином.
— Очень приятно, я — Эшли, — сказала девушка.
Юнги шагнул к ней и протянул руки к ребёнку, немного неловко принимая его. Но тут же освоился, перехватил удобно, правильно, заглянул в тёмные глазки. Август был в тысячу, в миллион раз лучше, чем на фото.
Юнги никогда серьёзно не думал о детях. Сначала потому что был слишком молод. После — понял, что в качестве партнёров предпочитает мужчин. Дело было даже не в физическом влечении, а в эмоциональной вовлечённости, в том доверии, которое он был готов оказывать и принимать.
Он не думал о детях: что о них думать, если их не будет? Но с крошечным племянником на руках засветился благодарной нежностью и лаской.
— Август, — прошептал он, вглядываясь в серьёзное личико и узнавая знакомые, фамильные черты. — Наш Август.
— Август, — повторил Намджун с изумлённым видом, заглядывая в лицо малыша. — Какое красивое имя. Какой красивый ребёнок… Сокджин, смотри, это какое-то чудо! — Он подтянул жениха поближе за руку.
Малыш смотрел на незнакомых мужчин с любопытством, но не боялся; Эшли хорошо знала, что сын не пугается чужих людей, особенно, улыбающихся ему. Наоборот — стремится к ним. Ему, как едва появившемуся в этом мире, было жутко интересно всё, что происходит вокруг. Последние пару месяцев малыш начал осваиваться, как и все дети, активно переворачивался, тянулся к игрушкам, к людям. Очень любил слушать, как поёт мама и нежно курлыкал. Вот как сейчас, в руках своего дяди, хотя тот ничего и не пел.
— Кажется, вы ему нравитесь, — улыбнулась Эшли.
— Чудо, — заворожённо откликнулся Сокджин, чуть склоняясь к малышу и улыбаясь ему. — Он сын Гиюна?
Юнги, невероятно гордый, что подержать Августа доверили ему, бросил на лучшего друга почти ревнивый взгляд и сам чуть не рассмеялся от этого.
Они будут любить этого мальчика. Они все.
— Да, — подтвердила Эшли. И попросила: — Поможете достать коляску из багажника? Август уже не такой лёгкий, носить его на руках несколько часов подряд утомительно.
— Конечно, — тут же встрепенулся Намджун и помог девушке.
— Пожалуйста, Эшли, дай мне его носить на руках хоть полдня, — взмолился Юнги, как будто тепло ребёнка наполняло ту зияющую пустоту в душе, где раньше, пусть и издали, был близнец.
— Мы можем взять коляску с собой, если малыш захочет спать или устанет, — мягко, примиряюще предложил Сокджин.
Его глаза влажно сияли, когда он обернулся.
— Мы толком не познакомились, Эшли. Я Сокджин.
— Хорошо, хорошо, — разрешила та, — но на руках он почти не спит, только в коляске.
Она обратилась к Сокджину с дружелюбной улыбкой.
— Юнги рассказал о тебе, — призналась она, — о вас обоих. И о ресторане в чудесном месте. Я бы с удовольствием приехала к вам и познакомилась поближе. У моего сына теперь нет отца, но семья — это же не только родители.
Намджун еле сдержался от внезапного порыва её обнять. А тактильный, ласковый Сокджин не стал сдерживаться, обнял очень бережно.
— Спасибо, что ты пришла. И спасибо, что взяла с собой Августа. Мы очень надеемся, что ты приедешь.
Рядом со сверхорганизованным Гиюном Юнги мог казаться легкомысленным раздолбаем. Но только если сравнивать. Потому что даже дистанционно, по телефону и в письмах, он организовал похороны до минуты, чётко и правильно. Ему даже не приходилось отвлекаться от малыша на руках, которому он нежно что-то ворковал, пока Сокджин придерживал его за локоть на поворотах по дороге в семейный склеп.
Намджуну тоже очень хотелось взять племянника на руки, но он не торопился забирать его у младшего брата.
Это были очень скромные похороны. Тихое немноголюдное прощание. Тело Мин Гиюна, забальзамированное и больше похожее на куклу, чем на человека, почти терялось в широком гробу. Эшли протянула руки к сыну. Они с Гиюном не были женаты, но ей предоставили возможность подойти и попрощаться первой.
— Прости меня, пожалуйста, — прошептала она. — Я не смогла тебя уберечь… Прости меня…
Она наклонилась, крепче прижимая сына к груди, легко коснулась губами белой щеки, оставляя на ней тёплый, живой поцелуй. Последний в этой жизни.
Юнги, лишённый успокаивающей тёплой тяжести на руках, кивнул Намджуну — тот был старшим.
Бетонные плиты, которыми после прощания должны были закрыть саркофаг, давили на Намджуна, словно все приходилось держать в руках, на себе. Высокий потолок усыпальницы, казалось, касался макушки его головы, а стены сужались, и чем ближе он подходил к гробу, тем меньше пространства оставалось вокруг.
Намджун знал, что смерть Гиюна — его бремя, как и смерть его — отчасти их — родителей. Намджуну предстояло жить с этим ещё долго, а потом, когда настанет и его час отправиться в мир иной, он не ляжет в семейном склепе, он это прекрасно осознавал. Даже если младший, которому, наверное, суждено прожить чуть дольше, будет на этом настаивать — Намджун не ляжет здесь. Наверное, он как раз выберет кремацию и завещает развеять свой прах где-нибудь над океаном. Но это будет не сейчас. Сейчас он смотрел на мёртвого брата и говорил ему что-то вовсе не вслух. Вслух Намджун не мог ничего произнести. Всё, что он хотел озвучить — он уже сказал, в тот день, когда Гиюн узнал всю правду.
Намджун не верил в загробный мир, как и в переселение душ, хотя многие идеи буддизма были близки его собственной душе. Но когда он смотрел на сына Гиюна, обернувшись к нему и Эшли, этой очень симпатичной девушке, то надеялся, что душа Гиюна не вернётся к ним. Пусть в этом ребёнке или в каком-нибудь другом, если в их семье ещё суждено появиться детям, будет чистая душа, свободная от тягот прошлого.
— И пусть упокоится твоя, — сказал он едва слышно, взглянув на Мин Гиюна в последний раз.
Сокджин, мягко переглянувшись с Юнги, мягким тычком между лопаток направил Намджуна к выходу — видел, что тому не по себе в этом месте. А сам шагнул вперёд, не касаясь, хоть и хотел взять за руку. В этом касании к пальцам живой Гиюн ему отказал — и Сокджин не ослушался его воли.
Его слова тоже не были произнесены вслух, хотя губы слабо шевелились. Юнги смотрел на друга в приглушённом свете, пока мысли, тяжёлые и неповоротливые, как булыжники, неспешно катились: Сокджин вспоминал что-то хорошее? Прощался? По лицу нельзя было этого понять, но после тот коснулся губами воскового лба и отступил.
— Идите, — непослушными губами попросил Юнги. — Я закончу всё необходимое.
Эшли с Августом вышла чуть раньше, следом за Намджуном. Ей тоже было тяжело находиться в склепе, где лежал отец её ребёнка, когда-то близкий дорогой человек, с которым у неё были свои воспоминания, своя история. В этой истории не было смерти, только разговоры. А теперь она случилась, причины этого были вторичны. Сам факт случившегося шокировал и больно ранил. Пока человек жив — всё ещё можно изменить.
— Подержи, пожалуйста, — попросила она Намджуна, вручив ему ребёнка.
— Конечно, с удовольствием, — согласился тот, хотя ни разу в жизни не держал в руках детей.
Он говорил о своём желании завести детей Сокджину, но тот не разделял подобного. Однако, внезапно появившийся племянник — это не хуже, чем собственный ребёнок. Намджун тоже готов был любить его, баловать, заботиться, помогать растить, присутствовать в жизни этого ребёнка в роли любящего дяди — он понял это, едва увидел малыша.
— А тебе всё так интересно и ничего не понятно, да? — проворковал он над Августом, осторожно удерживая его. — Даже завидую, малыш, — и заулыбался.
Эшли отошла от них на несколько широких шагов и закурила. Кормящей матери это было не к лицу, но Намджун прекрасно понимал её привычку и желание хоть немного успокоиться одной сигаретой.
— Сколько ему? — спросил Намджун.
— Шесть с половиной месяцев. Он родился восьмого августа, — ответила Эшли. — Гиюн знал о нём, но игнорировал факт его существования.
— Мне очень жаль, — вздохнул Намджун. — Ребёнок такой чудесный. Любопытный, но спокойный. Его отец много потерял.
— Я в раннем детстве тоже была спокойной, — усмехнулась Эшли. — Но не такой ласковой к людям. Мы недавно летели сюда в самолёте, он очаровал всех пассажиров. Знаешь ведь, как обычно смотрят на матерей с детьми в салоне? Боятся, что те будут мешать. А Август почти не плакал. Пока не спал, знакомился со всеми, кто сидел рядом. Он очень общительный.
— Ох, что будет, когда ты начнёшь разговаривать, — проворковал Намджун над племянником. — А каким красавцем вырастешь! Берегитесь, девчонки! Что? — спросил он с непониманием, когда ребёнок протянул вверх маленькие ручки.
— Дай ему потрогать своё лицо, это он очень любит, — подсказала мать, быстро затушив сигарету. Хорошо, что рядом со склепом стояла урна для таких целей.
Намджун приподнял ребёнка повыше, чтобы тот дотянулся, а потом восхищённо заулыбался, пока крохотные пальчики касались его кожи. Ничего подобного в его жизни ещё не происходило, какая-то особенная волна тепла захлестнула его и омыла дочиста, словно священная вода.
Вышедший Сокджин нежно улыбнулся со ступеней склепа семьи Мин. Намджуну очень подошло бы отцовство. Большой и маленький человек выглядели вместе так органично, так счастливо.
— Это самое милое, что я видел в жизни, — признался Сокджин, эта картина согрела его.
— Хочешь взять его на руки? — спросил Намджун, потому что этим счастьем хотелось поделиться, разделить его с любимым человеком. Сокджин приблизился к нему и просто накрыл руки Намджуна своими, пропуская через себя удивительные ощущения.
— Прости, — мягко попросил Юнги, глядя на заострившиеся черты брата и держа в руках восковые пальцы. — За то, что был тебе плохим братом. За то, что не уберёг тебя. Мне так жаль, Гиюн, что всё сложилось именно так. — Он надолго замолчал, а потом пообещал вслух, твёрдо и уверенно: — Мы позаботимся о твоём сыне. Мы будем его любить.
Юнги тряхнул головой, потому что в этом моменте, грустном, болезненном, последнем, хотелось остаться. Не отпускать холодную мёртвую руку. Не закрывать крышку, которая навеки скроет от него родное лицо.
Но ему пришлось.
Сокджин обнял его, едва Юнги вышел. Позволил уткнуться в свою шею, сам опустил голову, втягивая запах благовоний, который въелся в волосы. Крепко прижал к себе, чувствуя под ладонями содрогающиеся плечи, больше угадывая, чем слыша сдавленное рыдание.
— Я с тобой, мой хороший, — мягко напомнил он. — Мы с тобой. Ты не один, Юнги.
Намджун дал им немного времени, а потом подошёл ближе и передал ребёнка младшему брату. Август был маленьким, ничего не понимающим, но ужасно успокаивающим, дарующим веру в то, что всё будет хорошо, согревающим душу. Просто держать ребёнка на руках было огромной благодатью. А держать ребёнка собственного брата — держать такой явный и яркий след от его пребывания на этом свете — это было счастье в чистом виде. Счастье неожиданное, но уместное даже рядом с семейным склепом.
— А давайте что-нибудь поедим? — внезапно предложила Эшли.
— Мы явно подружимся, — заулыбался ей Сокджин. — Давайте поедим. Какие здесь есть хорошие места?
— У нас здесь много хороших мест. Какую кухню вы предпочитаете? — спросила девушка.
— Я бы очень хотел мяса, — признался Намджун.
Сокджин кивнул, соглашаясь. Они неспешно вернулись к парковке, где Юнги отдал придремавшего на его руках малыша матери и попросил:
— Вы с Намджуном поезжайте вперёд. Эшли, скинь мне адрес места, где вы остановитесь, пожалуйста. Мы вас скоро догоним.
— Хорошо, будем вас ждать, — улыбнулась та и заворковала с сонным Августом: — Надо же, никогда не спал на руках, а у дяди сразу уснул!
Намджун помог сложить в багажник так и не пригодившуюся коляску. Поцеловал Сокджина и чуть улыбнулся Юнги.
Свежие цветы продавались в магазинчике рядом. Друзья выбрали два букета и молча двинулись по аллее обратно, к могиле госпожи Ким.
Сокджин провёл у могилы матери довольно много времени, ласково поглаживая надгробную плиту и рассказывая ей что-то тихим, напевным голосом. Юнги не мешал ему: оставил букет, засвидетельствовал почтение и отошёл в сторонку, достав сигареты. Сейчас, без ребёнка на руках, он мог себе это позволить.
Они приехали в ресторан, который выбрали Эшли с Намджуном, и Юнги, не удержавшись, хохотнул от выражения блаженства, с которым тот ел мясо.
— Что? — удивился тот, встретившись с ним взглядом. — Вкусно же! Прекрасный стейк. Очень правильный.
Август, уже наевшийся, сладко спал в колыбельке, являющейся и детским креслом. Всякий раз глядя на него, Намджун источал блаженство и умиление ещё больше, чем от вкусного мяса.
— Кстати, Сокджин, — он обратился к своему жениху. — Эшли отлично разбирается в интерьерном дизайне. Может, пригласим её помочь нам с обновлением ресторана?
По пути сюда он разговорился с девушкой. Сложно было рассказать ей всё, да почти невозможно, но с ней очень легко было подружиться.
В такой день Намджун не хотел затрагивать ещё свежую рану — память о Гиюне, которую хотелось хотя бы сегодня оставить относительно светлой. Когда Эшли спросила о том, что у них за ресторан, Намджуну пришлось рассказать, что их два, правда, один из них нужно восстанавливать после пожара.
Сокджин удивлённо моргнул, но согласно кивнул.
— Как решишь, родной. — Он развернул меню, выбрал себе салат и суп и требовательно сунул его в руки Юнги. — Тебе надо поесть.
— Очень советую взять стейк, — сказал Намджун. — Они понимают в мясе.
— Суп тоже хорош, — покивала Эшли. — Я с радостью к вам приеду, даже без всякого участия в ваших делах. Мне уже не принципиально, где работать, я могу свободно сменить место жительства. Да и просто хочется, чтобы сын был с семьёй.
Она не жаловалась, но растить ребёнка в одиночестве — это та ещё мука. Даже при наличии хорошей няни.
— Пожалуйста, перебирайся к нам, — Юнги сделал заказ подошедшему официанту и продолжил: — Мы всегда тебе поможем. И Август всегда будет под присмотром. У него будет целый океан семейной любви.
— У нас пока пустует квартира, — задумчиво сказал Сокджин. — Я снял её на год, но живу где угодно, кроме неё. Или можно устроиться в одном из домов на ферме, да, родной? Но там тебе, наверное, будет скучно. Если ты захочешь сходить в кафе, погулять по набережной или записаться к стилисту, придётся далеко ехать. В качестве отдыха от городской суеты это прекрасный вариант, но жить, наверное, всё же лучше в городе. И мы все будем рядом.
Намджун активно закивал, соглашаясь.
— Я вполне могу снять себе квартиру сама, — Эшли мягко рассмеялась, — но спасибо за заботу. Мне очень приятно. Кстати, Юнги, я бы познакомилась и с твоими двумя парнями. Надо же мне понимать, что они тоже смогут позаботиться об Августе, если я буду оставлять его у тебя.
— Но тебе может понадобиться время, чтобы найти подходящий вариант, — Юнги улыбнулся. — Первая квартира, о которой говорил Сокджин, вообще через стену от той, где я живу со своими парнями. И конечно же, я тебя с ними познакомлю.
— Только не удивляйся, если Август научится разговаривать раньше, чем все остальные дети, — посмеялся Намджун, предложив жениху попробовать кусочек своего стейка.
— Почему? — удивился Сокджин, поблагодарив его. — То есть, я знаю, что у вас очень умная семья. Прекрасная генетика, но это не всегда связано с тем, когда дети начинают говорить.
— Ваш кондитер молчал, пока не начал жить с Хосоком и Юнги, — напомнил Намджун. — Но вообще это я так шучу.
— О, один из твоих парней — кондитер? — спросила Эшли.
— Да, а второй — бармен, — кивнул Юнги и сощурился в сторону Намджуна. — Братец, Чимин и его проблемы — не повод для шуток. У него действительно долгое время были трудности с речью, — объяснил он девушке. — Но он занимается с логопедом, да и вообще стал куда увереннее в себе за то время, что работает с нами. Поэтому ты можешь даже не заметить, что что-то не так.
— Прости, пожалуйста, я иногда понимаю, что мой юмор ужасно неуклюж, — Намджун осторожно улыбнулся, и Юнги ответил ему мягким взглядом.
— О, а ты неплохо устроился, — похвалила Эшли, глядя на Юнги. — Всегда и сыт, и пьян!
И она засмеялась, показывая, что это тоже шутка. Хотя на душе всё ещё было страшно тоскливо, но не сидеть же с печальными лицами, едва познакомившись?
— Кроме шуток, я прекрасный повар, — подхватил Юнги, — но после знакомства с Чимином набрал килограмма три. И тебя ждёт эта же участь, потому что остаться равнодушным к его десертам просто невозможно.
— А скромный какой, — Сокджин тоже улыбнулся. — Но, справедливости ради, Юнги знает себе цену, он действительно прекрасный повар. У нас вообще очень сильная команда.
— О, я просто обожаю хорошую еду и десерты тоже, — Эшли буквально расцвела, запирая в сердце воспоминания о том, как ей нравилась та еда, что готовил Мин Гиюн. Теперь это только воспоминания. Только память.
Телефонный звонок, поступивший на номер Юнги, внезапно нарушил их приятную беседу за одним столом.
— Господин Мин? — спросил серьёзный мужской голос на том конце.
— Слушаю вас, — отозвался тот, поднявшись на ноги. Он подарил оставшимся за столом извиняющуюся улыбку и вышел на улицу, чтобы не мешать друзьям разговором.
— Меня зовут Чон Хобин, я являюсь нотариусом и хотел бы встретиться с вами для оглашения завещания вашего покойного брата, — сообщил звонивший. — Когда вам будет удобнее?
— Здравствуйте, господин Чон. Завтра в десять, — попросил Юнги. Ему не хотелось говорить о наследственных делах в тот же день, что он похоронил брата.
— Хорошо, я пришлю вам адрес. Буду ждать вас в десять утра. Всего вам доброго, — нотариус отключился.
Но стоило Юнги вернуться, подобный звонок получила и Эшли. Она сидела с круглыми глазами и отвечала в трубку:
— Да, да…
А потом, закончив разговор, непонимающе посмотрела на Юнги.
— Тебе тоже звонили по поводу завещания?
— Да, я попросил встречу завтра в десять, — тот кивнул, испытав что-то похожее на удовлетворение. Как бы то ни было, а приглашение Эшли на эту встречу означало, что Гиюн всё же позаботился об её интересах.
Сокджину с Намджуном, конечно, никто не позвонил, но последний тут же высказался:
— Мы можем посидеть с Августом, пока вас не будет. Да, родной?
— Конечно, — Сокджин с лёгкостью воспринял тот факт, что их возвращение домой откладывается ещё на день. — Но нам потребуются инструкции, Эшли.
— Я вам всё расскажу, — пообещала та, — перед уходом покормлю его и оставлю вам бутылочку на всякий случай. И памперсы тоже. Надеюсь, это не затянется надолго, и мы быстро вернёмся.
Она могла бы оставить ребёнка с няней, но почему-то не могла отказать этим мужчинам, желающим помочь.