Дракона подавать холодным

      Ким Намджун долго уговаривал персонал больницы отвязать его от постели. Обещал, что не будет вскакивать и доставлять проблем. Пришлось сдерживать обещание, сдерживая и самого себя.       К приходу посетителей его уже перевели в отдельную палату. Это стоило немалых денег, но Намджун вовсе не думал о деньгах. Тратить их он не умел, если не считать спонтанных покупок в виде яхты, но и не считал каждую копейку, пугаясь трат. Он мог себе это позволить: отдельную палату и полный покой вдали от прочих больных, на которых ему было больно смотреть только по той причине, что они — не Сокджин.       Ему удалось подремать. Вид из окна на вечернее небо и солнце, скрывающееся за холмами, был умиротворяющим, но и не приносил какого-то покоя. Скорее всего, дремота накатывала из-за действия лекарств. Организму требовалось долгое восстановление, а лучше всего, как известно, этому способствует сон.       Тэхён с Чонгуком попросили проводить их к Намджуну, принесли ужин и телефон. Медсестра помогла пациенту сесть, подложив под спину плотную подушку, подала поднос и приборы, уточнила, что у посетителей есть час и оставила их втроём.       — Как ты себя чувствуешь? — спросил Тэхён, устроившись на одном из стульев, стоящем рядом с постелью.       — Очень странно, — ответил Намджун, медленно поднимая руку с ложкой — та чуть подрагивала, сил у него всё-таки было мало. — Физическая боль — это дело десятое, её можно снять. С остальным гораздо сложнее. Сокджин по-прежнему без сознания?       Тэхён осторожно кивнул. В этом смысле ему нечем было порадовать бывшего босса.       — Я постоянно думаю обо всём, что случилось, — продолжил Намджун после нескольких съеденных ложек. Аппетита у него почти не было. Наслаждения от еды — тоже. Но этот ужин всё-таки вкуснее, чем обычная больничная еда. — И я невероятно вам благодарен. Вам обоим. Без вас меня бы уже не было.       О Сокджине он не мог говорить в подобных формулировках. Казалось, что если он скажет что-то подобное о любимом, тот никогда не очнётся.       — Это было очень страшно, — признал Тэхён с тяжёлым вздохом. — Но всё уже позади. Всё самое страшное позади, я хочу в это верить.       Он взял Чонгука за руку и посмотрел на него.       — Возможно, у вас есть ко мне какие-то вопросы, — сказал Намджун, когда почувствовал, что даже вкусная еда от лучших поваров его ресторана больше не лезет в горло. — Задавайте. Не стесняйтесь. Я постараюсь ответить.       — Тэхён сказал, что Мин Юнги хотел вас отравить, — осторожно начал Чонгук. — А его брат устроил весь этот пожар… Я могу предположить, что второй — просто ненормальный психопат, но Юнги не похож на психопата. Поэтому у меня вопрос — что вы им сделали, босс?       Тэхён поднялся, чтобы убрать поднос с остатками еды на столик, а Намджун сложил руки поверх одеяла, чуть хмурясь.       — Прошу, называй меня по имени. Сейчас я уже не твой босс, Чонгук. Уже не являюсь им. Если это сложно, то можешь обращаться ко мне «господин Ким», но я не очень люблю подобное обращение. Мы не на деловой встрече.       Он посмотрел на Тэхёна, усевшегося обратно, и, с трудом подбирая слова, ответил на вопрос Чонгука:       — Я был кем-то вроде наёмника. Выбивал долги, запугивал людей, портил им жизнь. Много лет назад я сжёг дом семьи одного чиновника, тот никак не прогибался под давлением, это была очень грязная политика… Я дал господину Мину три недели, после чего обещал уничтожить всю его семью вместе с ним. Это было моё задание. В то время я очень хорошо делал свою работу, был лучшим в своём деле. И я сдержал своё обещание — от чиновника и его дома ничего не осталось. Кроме детей. Из пожара их вынесла прислуга, спасла мальчикам жизнь. Я об этом знал, разумеется, но… Они были подростками, которые ничего не решали. Забрать их жизни было бы слишком жестоко даже для меня. К счастью, такой задачи передо мной не поставили. Этими подростками, как вы понимаете, были Мин Юнги и его брат. А Ким Сокджин приходился сыном той прислуге. По стечению обстоятельств в ту ночь его не было дома, хотя они жили вместе. Когда Сокджин рассказывал мне о матери и о её несбывшейся мечте, оставшейся под сгоревшим домом, я сразу понял, что речь идёт о том самом пожаре, что устроил. В определённые моменты я думал о том, что Сокджин приехал сюда, вычислив меня каким-то образом, чтобы отомстить. О том, что травил меня именно Юнги, я догадался далеко не сразу. А о том, что его брат не оставит всё, как есть, старался просто не думать. Надеялся, что до этого не дойдёт. Это ужасно легкомысленно с моей стороны. Хотя я понимаю, что не легкомыслие в данном случае — самый тяжкий грех.       Он перевёл дух, глядя в напряжённые лица обоих слушателей, и продолжал:       — За моей спиной не так уж и много подобных историй, в части смертей, я имею в виду. Обычно всё решалось угрозами или давлением. Но я не испытывал мук совести, я делал то, чему меня учили. Мне не доставляло удовольствие приносить страдания или увечья, но и жалостью я не отличался. Да, за работу мне хорошо платили, но дело было не в деньгах. Я нуждался только в том, чтобы найти из всего этого выход. Знал, что меня самого убьют, стоит мне заикнуться о том, чтобы уйти. Видел своими глазами, как умирает человек, не в силах больше продолжать. Медленно и мучительно, истекая кровью. Наш учитель был безжалостен. Он не отпускал никого, называя нас сыновьями. И уход равнялся предательству. Непростительному и невозможному. Сбежать даже на другой конец света, не имея ни документов, ни понимания, как жить дальше — это было невозможно. Даже если бы это получилось, то страх, что он найдёт везде и не оставит никакого шанса, был велик. Что ни говори, инстинкт самосохранения — страшная вещь, он работает лучше прочих. Он заставляет терпеть и подчиняться. Но однажды терпение моё закончилось. Всему однажды приходит конец. Учитель всегда выделял меня среди прочих. Наверное, это и помогло подобраться к нему так близко, что его жизнь находилась у меня в руках. И я сделал то, что должен был сделать, как только первый раз его встретил — я его убил.       Тэхён вновь держал супруга за руку, слушая Намджуна. Он много думал о тех отрывках его истории, что слышал раньше, но они не складывались между собой так отчётливо, как сейчас. Ему хотелось слушать дальше, равно как и сбежать из этой палаты с криками о том, что он не желает ничего слушать. Человек, которого он уважал столько лет, которым в глубине души восхищался, которого видел в определённом, выгодном свете, открывался для него с новой, неизведанной и очень страшной стороны.       Тэхён отличался богатой фантазией и сейчас как никогда злился на себя за это — руки Намджуна, мирно лежащие на одеяле, были в крови. Хотелось зажмуриться и заорать от ужаса. Но рядом был Чонгук — и Тэхён держался за это, как мог.       Чонгук перевёл взгляд с лица Намджуна на руку Тэхёна и бездумно погладил его пальцы. Трудно было что-то сказать, как и сформулировать какую-то внятную мысль по поводу услышанного. Всё затапливало разочарование в человеке, которого он уважал. Который казался ему справедливым, заботливым, способным на сильное чувство, на дружбу, на высокие стремления.       «Ненавидь грех, а не грешника», — чеканная формулировка Августина Блаженного, казавшаяся Чонгуку неоспоримой истиной, сейчас разрывала его на части. Как отделить преступление от рук того, кто стал проводником его в этом мире? Как не отвернуться в отвращении? Как сердцем помнить, что этот человек, что так спокойно говорил об убийствах, тоже есть дитя Божье, запутавшееся, страдающее, исполненное скверны, но стремящееся к свету?       — Прости, — наконец тихо сказал он, глядя на Намджуна. — Кажется, мне потребуется время, чтобы смириться с этим. Я не хочу осуждать тебя, но прямо сейчас это плохо получается.       Была какая-то злая ирония в том, что он, выросший в христианских заповедях, сейчас испытывал такую муку. Ведь даже Мин Юнги простил Намджуна, пусть и сделал это не из любви к человечеству, а только лишь из любви к Сокджину. И сам Сокджин, узнав о событиях давних лет, не отвернул своего сердца от Намджуна, а протянул ему руку, чтобы вместе идти одной дорогой.       — Прости, — повторил он ещё раз. — Мне просто нужно как-то уложить это в голове.       — Я понимаю, что это сложно, — сказал Намджун, глядя уже на свои руки.       Чувство вины за содеянное много лет назад оборачивалось ощущением куда более страшным — Сокджин пострадал из-за него. Заплатил здоровьем и едва ли не жизнью за то, что полюбил такого, как Намджун. Именно с такими мыслями, возможно, люди и шагают в окна, не в силах вынести бремя своего существования.       — Я не прошу меня понять и сделать вид, что вы этого не слышали. Лишь сам прошу прощения за то, что вам пришлось это услышать. Что вам пришлось рисковать собой из-за меня. Взяв вас обоих на работу, как и многих других, я не думал, что вы можете пострадать. И если так случится, что вы более не пожелаете меня видеть и знать, я это пойму.       — Чонгук, — голос Тэхёна звучал очень тихо, — давай выйдем на улицу? Пожалуйста…       — Тебе нехорошо? — Тот тут же вскочил на ноги. — Давай, конечно…       Он бросил извиняющийся взгляд на Намджуна от дверей, выводя своего супруга прочь из белой палаты.       Едва оказавшись на свежем воздухе, Тэхён чаще и глубже задышал, словно в стенах больницы не осталось никакого кислорода, и спасение было только здесь, снаружи.       — Последние несколько дней мне хочется только выть и ругаться. Очень грязно ругаться, что не потребно начинающему христианину, — выдохнул он, испуганно глядя на Чонгука. — Давай в ближайший выходной поедем в собор? Я просто хочу побыть там, почувствовать эту тишину и атмосферу… Мне очень нужно. Иначе я точно взорвусь!       — Конечно, поедем, — согласился Чонгук, успокаивающими круговыми движениями поглаживая его по спине. — Там всегда хорошо, а тебе станет легче. Пойдём-ка сейчас! Пойдём, мой хороший…       Он перевёл Тэхёна через дорогу в симпатичный сквер, разбитый напротив больницы, усадил на лавку и купил мороженого. Вручил угощение и сел рядом, нежно перебирая волосы на затылке любимого.       — Вот, давай посидим, подыши, съешь сладкого…       — Нам ещё нужно зайти к Сокджину. Забрать у него телефон Юнги, — сказал Тэхён, съев большую часть мороженого, потихоньку успокаиваясь. — Чонгук, мы же всё сделали правильно, да? Я слегка потерялся… Не знаю, что и думать. Правильно ли то, что я чувствую? Я очень злился на Юнги, когда узнал об отравлении. Но сейчас я злюсь на Намджуна гораздо сильнее…       — Как можно чувствовать неправильно? — удивился Чонгук. — Это же твои эмоции.       Он потянулся откусить кусочек из рожка прямо из рук Тэхёна, затем опустил голову ему на плечо и спросил:       — Почему ты злишься на Намджуна?       — Потому что он оказался не тем человеком, которым хотел казаться. — Тэхён выдохнул в сторону, протягивая Чонгуку самую лакомую часть рожка — его конец. — Потому что в том, что случилось, виноват в первую очередь он сам. Я понимаю, что это слишком громко, но мне ужасно больно за Сокджина. Ты же видел Сокджина, ты представляешь, какой он человек? Он не заслужил всего этого! Но Намджун… Он всё это допустил. Мне сложно, Чонгук. Злости слишком много, как и обиды, как и непонимания. Наверное, всё это правильно, то, что я чувствую, но слишком много всего, какой-то безумный клубок эмоций.       — Очень больно разочаровываться в людях, — тихо заметил Чонгук, расправившись с рожком. — Даже если понимаешь, что разочаровываешься в собственных представлениях о них, в той картинке, что сам себе нарисовал. Ужасно трудно, Тэхён… Я сам сейчас очень разочарован, обижен, огорчён… — Он прижался ближе. — Но, наверное, Намджуну сейчас очень плохо. Знать, что Сокджин пострадал из-за него…       Он поднялся на ноги и повёл Тэхёна обратно. Им действительно нужно было забрать телефон.       — А что до того, что Намджун это допустил… Как он мог это предотвратить? Убить ещё двоих? Или отказаться от Сокджина? Любая душа рвётся к любви, Тэхён, в этом её спасение.       — Если бы ты был на месте Намджуна и знал, что мне может угрожать опасность, то ты бы всё равно остался рядом со мной и любил меня? — внезапно спросил Тэхён.       Чонгук сбился с шага, резко остановился и поймал мужа за плечи, заглядывая в глаза.       — Почему ты об этом спрашиваешь? — Он выглядел растерянным, но прислушался к себе. Самые странные, непостижимые вопросы Тэхёна имели смысл. — Я не знаю, ведьмочка. Наверное, я бы попытался обезопасить тебя, но… Я бы любил тебя всегда, где угодно, даже разделяй нас километры расстояния. Меня бы убивала разлука, она бы рвала меня заживо, но я бы попытался… Это решение ведь не имело бы никакого значения, да?       Он слабо улыбнулся, глядя на Тэхёна, с которым обещал быть вместе в горе и в радости.       — Наверное, я бы на это не согласился. — Уголки губ дёрнулись в лёгком подобии улыбки. Всё-таки Чонгук умел успокоить и вернуть желание улыбаться. — На километры расстояния. Я не знаю, как можно любить на расстоянии и знать не хочу. Любить и находиться рядом с тем, кого любишь — это гораздо правильнее.       — Вот-вот, это было бы возможным, только если бы я тебя связал и приковал к батарее для верности. — Улыбка Чонгука стала отчётливее. — Даже представлять не хочу, как бы ты кричал на меня, пытайся я тебя убедить куда-то уехать… — Он тряхнул головой и задумался. — Сокджин знал, как я понимаю. Это и было причиной их размолвки, да? Знал и выбрал Намджуна со всеми его грехами. Удивительной души человек!       — Даже не думай всерьёз меня куда-то там приковывать! — фыркнул Тэхён. — А Сокджин знал, ты прав. Причиной их размолвки было то, что Намджун обвинил Сокджина в том, что тот его травил. И, наверное, осознание Сокджина, что он за человек. Уж не знаю, как они через это перешагнули, — он вздохнул, взяв Чонгука за руку, — но если снова примерять это на себя, пытаться примерить, я бы тоже от тебя не отвернулся. Было бы сложно, я бы с ума сходил, но не отказался бы от тебя. Не смог бы отказаться. И не потому что уже дал тебе клятву и стал твоим супругом. Ты понимаешь?       — Понимаю, Тэхённи. — Чонгук коснулся губами любимой родинки. — Хорошо, что единственное убийство теплокровного существа на моей совести — это та крыса в кладовке… Я постараюсь никогда не ставить тебя перед подобным выбором.       В реанимацию их, конечно, не пустили, но медсестра обещала забрать телефон. Она вошла в палату, осторожно вытащила аппарат из-под пальцев Сокджина и выключила всё ещё звучавшую запись.       Приборы, провода которых опутывали Сокджина, отчаянно запищали, замигали огоньками. А сам он резко распахнул глаза и с трудом прохрипел:       — Намджунни?       Язык был тяжёлым и неповоротливым. Веки тоже, но затопивший его страх от оборвавшегося родного голоса, пробивающегося сквозь сознание, был сильнее тяжести, что придавливала всё существо.       Сокджин рванулся куда-то вверх, не видя ничего вокруг, чувствуя внезапную влагу на глазах — и одиночество, ужасное, сокрушающее одиночество. Зря он когда-то не верил Юнги, когда тот в юности пытался ему объяснить суть этого ужаса перед осознанием своей и чужой конечности в бескрайней пустоте; тишина обернулась пустотой, чёрной дырой в душе, которая с невероятной скоростью засасывала в себя всё, за что можно было зацепиться.       Он не осознавал, как бился в руках медсестры, как горько рыдал, как палата наполнилась медперсоналом и шумом.       — Что происходит? — Тэхён, как часто бывало, не думал перед тем, как делал. Вот и рванул в палату, едва услышав знакомый голос. — Сокджин!... — отчаянно вскрикнул он, едва не расталкивая персонал. — Ты очнулся!       — Почему посторонние в палате? — возмутился было подоспевший доктор, но махнул рукой, пытаясь уложить срывающего с себя датчики приборов пациента.       — Намджун… — повторял тот сипло и отчаянно. — Что с ним? Где он?       — Намджун в другой палате, — отвечал Тэхён, протиснувшись к его постели. — Он жив! Он поправляется, и ты обязательно поправишься. Сокджин, слышишь? Всё хорошо, вы оба живы…       Вокруг была такая суматоха, что на просочившегося в палату Чонгука никто не обратил внимания. Тот встал за Тэхёном и опустил руки ему на плечи.       — Тэхён, — голос друга пробился через завесу в сознании Сокджина, взгляд с трудом сфокусировался на его фигуре. — Тэхён?       Он на миг присмирел, словно ждал, что тот либо расплывётся перед глазами, либо станет чётче и объёмнее, ждал, что тот заговорит и не хотел упустить ни слова.       — Да, это я. — Тэхён коснулся пальцев Сокджина, медсестра отступила в сторону, понимая, что присутствие знакомого благотворнее влияет на пациента, чем всё прочее. — Всё хорошо, Сокджин, я здесь. И Чонгук здесь. А Намджун в другой палате, мы недавно заходили к нему и разговаривали.       — Я сейчас пойду к нему и скажу, что ты пришёл в себя, — мягко прогудел Чонгук. — Намджун очень беспокоится за тебя. Мы все беспокоимся. Успокойся, хорошо?       Сокджин отчаянно закивал, умоляюще глядя на них, и притих, безропотно позволяя медперсоналу вернуть сорванные датчики на место.       — Господин Мин распорядился перевезти вас после реанимации к господину Киму, — ободряюще сказала старшая медсестра. — Сейчас, потерпите ещё немного! Мы соберём все данные, и максимум через час вы будете рядом. Потерпите, хорошо?       — С Юнги тоже всё в порядке, — сказал Тэхён, не отпуская руку Сокджина, пока медсестра строго на него не посмотрела и не попросила отойти чуть в сторону — пациента нужно было не только успокоить, но и отследить его состояние. — Он вернулся, занимается делами и следит за всем.       — Как мы?… Кто нас спас? — выдавил Сокджин, не отводя от него взгляда, словно боясь моргнуть.       — Мы, — Тэхён никогда так скромно не улыбался, как в тот момент. — Мы с Чонгуком. Но это неважно, Сокджин. Важно то, что ты сумел выбраться сам. Что ты к нам вернулся! Я так переживал… Мы переживали!       — Вот здесь сядьте. — Врач поставил стул рядом с кроватью.       И дальше спокойно занимался своим делом: снимал показания, вводил лекарства, пока Сокджин тянулся рукой к Тэхёну и смирно слушал его успокаивающий голос…       С такими буйными пациентами, как эти двое, проще было пойти на нарушение стандартного протокола, чем успокаивать их собственными силами.       Чонгук с некоторым трудом сориентировался в коридорах — реанимация была совсем в другой стороне от палаты Намджуна — но скоро приоткрыл дверь и заглянул.       — Можно? — он улыбался, не мог не улыбаться от произошедшего.       — Да, конечно, — разрешил Намджун, отложив свой новый телефон.       — Он пришёл в себя! — выпалил Чонгук. — Сокджин пришёл в себя!       — Боже… — Намджун дёрнулся вверх, но в глазах тут же всё расплылось и помутнело. — Спасибо!..       Датчики на приборах тут же истерично запищали — пульс подскочил до максимума.       — Тихо, тихо, — Чонгук уложил мужчину обратно, надавив на плечи. — Успокойся. Юнги сказал, что договорился. Сокджина разместят с тобой в одной палате, когда он придёт в себя. Врачи это подтвердили. Просто потерпи ещё немного. Нельзя, чтобы тебе стало хуже, и вас устроили по отдельности.       — Я обещал хорошо себя вести, — вслух сказал Намджун, глубоко вздохнув. — Я потерплю. Чонгук…       Он посмотрел на парня взволнованным взглядом, добавляя:       — Ты святой человек.       — Я всего лишь принёс тебе долгожданную новость, — улыбнулся тот. — Во мне нет ничего святого.       — Ты мне жизнь спас, — поспорил Намджун. — И принёс мне самую лучшую новость, которую я когда-нибудь слышал, несмотря ни на что.       — Несмотря на твой рассказ? — Чонгук смотрел на него серьёзно. — Кто я такой, чтобы судить тебя? Разве я безгрешен? Даже знай я всё это раньше, разве бы это имело какое-то значение? Я бы всё равно бросился за вами наверх и попытался вытащить. Если можешь помочь — помогай, этим я всегда стараюсь руководствоваться в жизни.       — И это, конечно, не делает тебя святым, если тебе не нравится это определение, но… Судить способен каждый, а помогать — нет. По-настоящему. Не словом, а делом. Это вызывает во мне уважение и поклонение. Спасибо тебе, Чонгук.       — Ну что ты, — парень смутился. — Не будем об этом. Я же человек, мужчина, наконец, как можно иначе? Счастье, что получилось, что мы успели.       — Если тебе когда-нибудь что-то понадобится, то знай, что я всегда буду готов помочь, — продолжал Намджун столь же серьёзно. — Я сделаю всё, что смогу. Хочу быть благодарным не только словом.       — Хорошо, — кивнул парень.       От такой искренней благодарности нельзя было отказываться, хоть Чонгук и не планировал никогда пользоваться предоставленной возможностью.       Он собрал контейнеры от принесённого Намджуну ужина и спохватился.       — Надо Хосоку написать, чтобы передал новости Юнги. Тот тоже себе места не находит. Мы вообще хотели только забрать телефон, который Юнги зачем-то оставил у Сокджина. И тут он пришёл в себя.       — Я записал ему аудиосообщение на телефон, — рассказал Намджун. — Хотелось бы мне верить в то, что именно оно помогло Сокджину.       Он тихо улыбнулся, но снова стал серьёзным.       — Чонгук… А по поводу моего рассказа… Я хотел бы, чтобы это осталось только между нами. Не буду делать вид, что ничего не было. Но я сам буду разбираться с этим и отвечать за это. Хорошо?       — О своих тайнах можешь не беспокоиться, я ничего никому не расскажу, — заверил тот. — Возможно, мы вернёмся к этому разговору с Тэхёном, его очень взволновала эта ситуация, но я не собираюсь ни с кем более это обсуждать. И, — он вздохнул, глядя на бывшего босса, — спасибо, что был откровенен. Я очень это ценю, хоть узнать всё это было тяжело.       — Я только недавно понял, что есть люди, с которыми нужно быть откровеннее. Только недавно осознал, насколько такие люди ценны. — Намджун откинул голову на подушку. — Я только недавно начал жить, Чонгук. Много лет я шутил, что я старый, очень старый, а оказалось, что совсем недавно родился и ещё слишком многого не знаю…       — Ты жив, а значит, ещё не поздно научиться, — Чонгук не был силён в красноречии, но говорил от всего сердца. — Жить, доверять, любить. Ещё не поздно, Намджун.

***

      Юнги, на самом деле, не любил людей. Не испытывал никакого желания произносить лишние слова, смотреть кому-то в глаза, быть вежливым. Этот благословенный — или проклятый, Юнги до сих пор не разобрался — городок словно солнечным и звёздным светом его умасливал, делал покладистым и мирным, но всему же был предел…       Он в участке второй час сидел, отвечая на глупые вопросы и повторяя одни и те же слова. Да, его близнец, по его документам, он сам провёл эти дни на другом конце страны…       — Что ж вы без адвоката к нам пришли, господин Мин? — устало спросил офицер. — Он вам понадобится…       — Я повар в ресторане, у меня нет своего адвоката, — хмуро буркнул Юнги. — Когда Ким Сокджин сможет дать показания, он подтвердит мои слова. Он нас различает.       — Когда это ещё будет, — меланхолично заметил другой полицейский, и Юнги обжёг его ненавидящим взглядом.       Его не арестовывали, не предъявляли обвинение, а для начала лишь задержали для выяснения обстоятельств, и Юнги мысленно кивнул себе — примерно этого он и ожидал.       — Я приехал с двумя друзьями, могу я попрощаться? — спросил он.       — Раньше попрощаться не могли? — Офицер потёр переносицу: как же его раздражал этот человек, что рассказывал им какие-то невероятные истории, но при этом смотрел взглядом, полным ироничного превосходства над слабоумием собеседников. — Минута, прощайтесь. Сейчас их пригласят.       — Юнги! — Хосок влетел в участок, когда им разрешили войти и сразу же обрадовал своего парня: — Сокджин очнулся!       Чимин тут же нырнул под руку, озарив помещение ласковой улыбкой, предназначавшейся, конечно, только Юнги с Хосоком, но офицеры тоже не могли её пропустить.       — Сколько тебя собираются здесь держать? — уточнил Хосок, оглянувшись.       Они тоже провели здесь приличное количество времени, давая показания как свидетели несколько дней назад. Хосок узнал в лицо старшего офицера и поклонился ему.       — Спасибо, — выдохнул Юнги; всё его лицо осветилось счастливым облегчением.       Сокджин очнулся — всё остальное перестало иметь значение. Даже лица полицейских больше не казались такими глупыми на волне той радости, что вспыхнула в груди.       — Меня могут держать сорок восемь часов до предъявления обвинения. — Юнги крепче обнял Чимина, целуя в висок.       — Или до месяца в зависимости от решения прокурора, — уточнил офицер. — Попрощались? Выведите уже задержанного.       Юнги притянул к себе Хосока, быстро поцеловал в губы и попросил:       — Береги себя и Чимина. Если через двое суток меня не выпустят, возможно, мне понадобится адвокат. Попроси совета у Намджуна. Тэхён на кухне за главного…       Его взгляд на мгновение стал растерянным, слишком всего случилось. Он не был уверен, что всё предусмотрел.       — До месяца? За что?! — возмутился Чимин, но тут же притих под взглядом Хосока.       — Хорошо, не беспокойся, пожалуйста. Мы найдём адвоката. Мы тебя вытащим, — пообещал тот.       — Не «за что», а до предъявления обвинения, — поправил офицер. — Если будет за что, то лет двадцать…       Юнги только фыркнул, напоследок ещё раз прижал к себе обоих и вышел вслед за полицейским.       В камере следственного изолятора было прохладно, людно и пахло не очень чистыми человеческими телами. Юнги завернулся в выданный ему колючий плед, сел на выделенную ему кровать и обхватил руками колени.       Это были временные неудобства. Главное, что Сокджин очнулся.

***

      Снова заснуть не получалось. Всякая сонливость исчезла в ожидании. Время точно являлось относительной материей — сейчас оно тянулось, как резиновое. Намджун отсчитывал про себя секунды и минуты, ожидая Сокджина, будто назначил ему свидание в таких любопытных условиях, а теперь тот опаздывал.       Наконец, дверь палаты открылась, впуская каталку с Сокджином и двух медестёр. Он впился взглядом в силуэт Намджуна на кровати, попытался было дёрнуться, но девушка удержала его за плечо.       — Что вы такие неугомонные оба? — ворчала она. — Сейчас, дайте мы вас переложим…       Они очень ловко, не дав подняться, переместили Сокджина с каталки на кровать, подвинули ближе ко второй койке и вышли.       — Намджунни, — голосом, полным невыразимого облегчения, выдохнул Сокджин. — Намджун…       Тело до сих пор ощущалось тяжёлым и слабым, словно чужим, но Сокджин всё равно попытался дотянуться рукой до пальцев любимого, и только коснувшись их, задышал спокойнее.       — Как ты, родной? — Намджун не отводил взгляда, ощутил прикосновение и тут же заулыбался, невольно, мягко, нежно и счастливо. — Как ты себя чувствуешь?       — Слабо, — откликнулся тот, пытаясь сжать пальцы. — Это ерунда… Как ты сам? Почему… — сложно было произнести столько слов разом. Сокджин заставил себя спокойно выдохнуть. — Почему тебе делали операцию?       — С сердцем были проблемы, — негромко ответил Намджун. — Я давно это знал, конечно, но не думал, что оно решит остановиться. Теперь всё хорошо, родной, я поправлюсь. И ты, пожалуйста, тоже поправляйся. Мы будем вместе отдыхать здесь. Уже всё позади…       У него было больше сил, поэтому он поднял их руки, переплетя пальцы, и очень ласково коснулся тыльной стороны ладони Сокджина губами.       — Я рядом с тобой. Я здесь. Мы оба живы.       — Мы живы и вместе, — откликнулся Сокджин, а спустя несколько долгих ударов сердца сказал: — Я так испугался, когда перестал слышать твой голос! Потом мне объяснили, что это была запись… Но я так испугался, Намджун…       — Меня к тебе не пускали. — Тот совсем чуть-чуть нахмурился. — Я пытался к тебе попасть, но меня не пускали. Оставалось только записать тебе сообщение и передать через Юнги. Ты его слышал? Правда? Ты… Ты простишь меня, любимый?       — Слышал. — Сокджин устало прикрыл глаза. — Не разбирал слова, но слышал твой голос, а когда он оборвался, потому что запись выключили, испугался… ужасно испугался. Так пусто и одиноко стало, родной.       Он глубоко вздохнул: сейчас можно было отпустить страх, сейчас они были рядом.       — А Мин Гиюн? — тихо спросил он.       — Сбежал, — ответил Намджун. — Сейчас его ищет полиция. Юнги собирался идти в участок, нужно дать показания. Он обманул Юнги и держал его всё это время в подвале.       — Значит, хорошо, что я так отдохнул, — неуклюже пошутил Сокджин, слабо улыбнувшись. — Потому что спать спокойно я смогу, только когда этот человек будет за решёткой.       — Возможно, мне тоже придётся… участвовать в этом деле. — Намджун не отпускал его руку, мягко поглаживая пальцы. — Но я не позволю ему себя потопить. Ты видел ребят? Тэхёна с Чонгуком, — Он хотел перевести тему, тяжёлые разговоры в тяжёлом состоянии лучше было не вести. — Такие молодцы, вытащили нас. Моё сердце пылает от благодарности.       — Да, Тэхён меня успокоил, когда я пришёл в себя. — Сокджин расслаблялся под прикосновениями. — Я не представляю, как они это сделали, они настоящие герои. Второй раз Тэхён меня спас… Всё же обошлось без жертв? Никто не пострадал?       — Кроме нас, никто, — подтвердил Намджун. — А ресторан приведём в порядок. Заодно ремонт сделаем. Не переживай об этом, родной мой. — Он снова улыбнулся, нежно выдыхая: — Я так рад тебя видеть! Так рад слышать и чувствовать тебя!       — Я тоже, Намджунни. — Сокджин слабо поглаживал его пальцы, и это было лучшим из возможного. — Всё будет хорошо…       Медсестра заглянула к ним, дала таблетки Намджуну и заставила Сокджина выпить какую-то питательную смесь. Покормить нормально его должны были только завтра.       А после выключила в палате свет, велев пациентам вести себя хорошо и набираться сил.       — Отдыхай, мой хороший… — шептал Сокджин, держа Намджуна за руку. — Отдыхай…       Засыпать не в тишине, разбавленной писком приборов, а в звуках родного дыхания было несоизмеримо легче.       А разбудило Намджуна что-то тяжёлое и влажное, прижатое к его плечу в кромешной тьме. Удивительно, что он не услышал, как Сокджин поднялся со своей кровати, как тяжело, неуверенно ступал к его изголовью. Но жалобный вздох над ухом и впитавшиеся в ткань больничной пижамы слёзы разбудили его мгновенно.       — Сокджин? — Намджун осторожно перевернулся, в темноте различая лишь очертания, обнимая и удерживая. — Ну что ты, любимый? Ну не плачь, пожалуйста? — шептал он, касаясь губами влажных щёк.       — Прости, — тот запирал рыдания где-то внутри, но они рвались из него глухо и горько, сотрясая всё тело. — Прости, пожалуйста… Мне нужно было обнять тебя. Прости, я больше не буду… Я знаю, что мне нельзя…       — Я очень хотел обнять тебя, но боялся, что тебе будет больно, ты же только недавно очнулся, — тихо признался Намджун.       Но в его руках как всегда было тепло и спокойно, они дарили ощущение защищённости.       — Прости меня! Ты меня прости, Сокджинни… Тебе со мной порой так несладко…       Даже едва держась на ногах, Сокджин прижимался к Намджуну, не тревожа наложенных швов.       — Даже не думай вставать! — возмутился он, глотая слёзы, и зашептал ласково: — Ты в этом не виноват! Мне сладко с тобой, мне очень сладко только с тобой… Только с тобой мне хорошо, Намджун. Только с тобой я живу по-настоящему.       Он с грохотом подтащил стул поближе к кровати и обессиленно сел, опустив голову на бедро мужчины.       — Прекрати извиняться, ты не виноват, — тихо повторил он. — Я сам выбрал быть с тобой.       — Хорошо, — выдохнул Намджун. — Ложись рядом, что ты сел? Разве тебе можно сидеть?       — Мы вдвоём здесь не поместимся, а наутро нас будут ругать так, как я сам никогда не ругался, — в голосе Сокджина, наконец, зазвучала улыбка. — Я посижу немного и вернусь обратно, чтобы нас не поймали. Но мне очень надо чувствовать тебя не только кончиками пальцев.       — Когда я очнулся, думал, что меня выгонят из больницы, — признался Намджун с ответной улыбкой. — А потом меня вообще привязали, чтобы я не рыпался и не навредил себе.       — Намджун! — Сокджин тихо заворчал. — Ну как так можно? Совсем о себе не заботишься…       — С этим у меня всегда были проблемы, — тот мягко поглаживал его по волосам, очень осторожно и медленно. — Но я пытаюсь над собой работать.       — За тобой нужен присмотр, — нежно резюмировал Сокджин. — Глаз с тебя не спущу…       Он притих, обнимая Намджуна так, чтобы не потревожить его. И уснул там же, сидя у его постели.       Намджун улыбался и вздыхал, затягивая его к себе — на это силы точно нашлись, да и на узкой кровати они всё-таки поместились. Плотно прижавшись друг к другу, но именно так было гораздо спокойнее и правильнее засыпать.       Врач при утреннем осмотре только смотрел строго, пока разбуженного сонного Сокджина укладывали на его постель. Главное, эти двое были осторожны. Швы не были повреждены, а жизни во взгляде буйного пациента было куда как больше, да и показатели улучшились.       А осмотрев и Сокджина, разрешил:       — Вам могут поставить кресло рядом, но не вздумайте в ближайшее время добираться до него и обратно самостоятельно. Ведите себя осмотрительно и помните, что мы для жизни вашего жениха сделали всё возможное, а остальное — ваша забота. Не погубите наши труды.       — Спасибо, доктор. — Сокджин пытался изобразить поклон лёжа, но его тут уже уложили, как подобает.       — Отдыхайте, не пренебрегайте едой и восстанавливайтесь, — строго сказал доктор, напоследок.       А Сокджин едва дождался кресла, которое им принесли вместе с завтраком, чтобы снова оказаться поближе к любимому человеку.

***

      Когда полиция приехала за Мин Гиюном, по указанному братом адресу. Тот, что удивительно, даже не рыпался. Не пытался сбежать, но сразу потребовал адвоката.       В новостях о случившемся пожаре было совсем немного, словно что-то подобное происходило чуть ли не ежедневно. О жертвах тоже ничего не говорилось, что Гиюна чрезвычайно злило — он был уверен, что их как минимум две, со смертельным исходом.       Но, видимо, полиция на полуострове знала своё дело и запретила журналистам подробно освещать трагедию, пока идёт расследование. Гиюну нужно было вернуться в этот чёртов городишко и выяснить, что ему вменяют. Пусть даже под конвоем.       Первым делом с него сняли отпечатки пальцев, а потом спросили о том, где он был последние пару недель.       — Я был у себя дома, — ровно сказал Гиюн.       — Это кто-то может подтвердить? — поинтересовался офицер, допрашивающий его.       — Я живу один, — ответил подозреваемый. — Но у меня есть прислуга. И видеонаблюдение в доме.       Подменить записи с камер — дело нехитрое, а о том, что где-то могли остаться его отпечатки, Гиюн тоже не беспокоился. Он работал в перчатках.       — Как долго я буду здесь находиться? Мой адвокат не успел приехать вместе со мной, но я же имею право не разговаривать без него?       — Разумеется, — согласился офицер. — Не думаю, что это будет слишком долго. Мы можем задержать вас до сорока восьми часов, в течение тридцати шести из которых вам должно быть предъявлено обвинение. Если обстоятельства не ясны, прокурор может дать разрешение на задержание вас под стражей на десять дней. Этот срок может быть продлён ещё на десять дней. И потом, если дело слишком уж запутано, ещё на десять. Вам должно быть предъявлено обвинение или мы вас отпустим.       — Могу я хотя бы понять, в чём меня подозревают? — уточнил Гиюн.       — Пока рано о чём-то говорить, обвинение ещё не предъявлено, — оскалился полицейский. Похожесть этих Минов нервировала его едва ли не больше, чем их выражения лиц.       Гиюн слегка наклонился вперёд, не сводя с него взгляда, глядя очень пристально и тяжело.       — Не знаю, за что меня так внезапно задержали, но догадываюсь, что здесь не обошлось без моего брата, офицер. Он меня ненавидит.       — У него есть на это причины? — тот опустил взгляд на свои руки на поверхности стола.       — На этот вопрос я много лет не нахожу ответа, — о, как же натурально Гиюн вздохнул, откидываясь обратно на спинку стула. — Наши взаимоотношения начали рушиться ещё в юности, после смерти родителей. Но я никогда не желал младшему зла. Однако, не помогла ни финансовая поддержка, когда она ему потребовалась, ни наша встреча в первых числах года, когда он приехал в город, чтобы навестить родительскую усыпальницу. Мы снова поругались, и он отправился домой.       — Этот Мин меня доведёт до… — Дверь распахнулась, на пороге застыл другой полицейский. При виде Гиюна его, очевидно, передёрнуло, и он исчез, не договорив.       — В то, что с ним можно поругаться, я охотно верю, — согласился офицер. — А скажите мне… В этом городе ваш брат проживал и работал с Ким Сокджином. В каких они были отношениях? С ним он тоже ругался?       — Мы с братом это не обсуждали, — отозвался Гиюн, вернув ему взгляд от дверей. — Не знаю, в каких они были отношениях, но, наверное, в куда более прочных, чем наши.       — Почему он мог решиться на убийство Ким Сокджина? — Офицер достал сигареты и закурил, взглядом предложив задержанному угощаться. — Мог он это сделать из ревности?       — Вполне мог, — кивнул Гиюн, взяв сигарету левой рукой — удобно быть амбидекстром, можно притвориться настоящим левшой. — Он рассказывал мне про двух парней, с которыми встречался здесь. Но я этого никогда не понимал. Наверное, он был так влюблён в друга детства, что одного парня, в качестве замены не хватало, — и горько хмыкнул в сторону, прикурив.       — Ваш брат на данный момент подозревается в поджоге, двойном убийстве и нанесении неисправимых повреждений историческому зданию, — поделился офицер. — Как только ваше алиби будет доказано, мы попросим вас принять участие в некоторых следственных экспериментах.       — Двойном убийстве? — переспросил Гиюн; пальцы, державшие сигарету, наконец, дрогнули, та чуть не выпала. — Ох, Мин Юнги, что же ты наделал!...       Он склонил голову, закрывая нижнюю часть лица правой рукой. Ну не стоило офицеру по ту сторону стола видеть эту рвущуюся на свет улыбку. Зато потрясённый вздох был очень хорошо слышен.

***

      Следственный эксперимент, как выразился офицер, заключался в опознании и проводился на следующий день. Перед этим он тщательно проинструктировал всех участников: не обращаться к подозреваемым, не заговаривать с ними, своё решение сообщать сотруднику уже за пределами кабинета.       Обоих братьев попросили надеть одинаковую одежду и усадили в кабинете на расстоянии друг от друга. Они не смотрели друг на друга, оба безразлично истязая взглядом стену напротив. Их отличала только табличка с номером на стене позади.       Первым к ним зашёл Чонгук. Перевёл потрясённый взгляд с одного на другого, покачал головой и вышел.       Единственное серьёзное отличие — обожжённая когда-то давно рука, на которой остались уродливые шрамы — пряталось под длинным рукавом.       — Разговаривать нельзя, а смотреть в глаза можно? — уточнил Тэхён у полицейских.       — Сколько угодно, — разрешил офицер.       Тэхён кивнул и зашёл в кабинет очень уверенно, будто каждый день занимался чем-то подобным. На деле его ещё бабушка учила: если очень страшно, ни за что не показывай этого. А Тэхёну было очень страшно, несмотря на то, что в кабинете под прицелом стражей правопорядка этот псих по имени Гиюн ему бы ничего не сделал. Тэхён сам боялся вцепиться в него и разбить его голову о стену, едва опознав.       Он подошёл к одному из братьев — чертовски одинаковых внешне. Кажется, в таких случаях шутят, что матрица дала сбой.       Тэхён наклонился и молча уставился в глаза, почти не моргая.       Это был Юнги. Его тёплый, готовый к улыбке взгляд, бездна в котором была ласковой и полной звёзд.       Тэхён чуть наклонил голову к плечу, разглядывая, а потом отошёл ко второму брату. И повторил с ним то же самое, вглядываясь так пристально, словно умел мысли читать по глазам.       Гиюн снова и внезапно для себя поймал странное чувство притяжения. Тот, кто наделил этого парня такими глазами, точно поиздевался над большинством живущих — устоять перед ними было сложно. И он почти улыбнулся Тэхёну.       Тот вернулся к Юнги, снова глядя на него. А потом — к Гиюну. И так несколько раз, ему же разрешили.       Той же походкой он вышел за двери.       — Давай, Чимин, не волнуйся, — успокаивал Хосок своего парня. — Всё в порядке, ничего не случится.       — Ладно, — решительно выдохнул тот и крепко зажмурился, потому что за дверью, казалось, его ждала бездна, кишащая какими-то монстрами.       Он вышел обратно очень быстро — и пары минут не прошло.       Хосок был последним из свидетелей. Сначала он тоже остановился напротив Юнги, а потом не сделал и шага дальше, к «первому» номеру, взглянув на него лишь сбоку.       — Тот, что под номером «два» — мой парень, Мин Юнги, — сказал он следователю, когда пришла его очередь отвечать.       — Вопрос был сформулирован иначе, — мужчина улыбнулся. — Кто из них в указанный срок в январе жил и работал с вами?       — Ответ на этот вопрос ещё очевиднее, господин офицер, — серьёзно сказал Хосок. — Тот, что под номером «один». Мин Гиюн.       — Ну что же, последний выход, — улыбка полицейского превратилась в оскал и обратно с феноменальной быстротой. — Вам нужна помощь, господин Ким? Сопровождающий?       — Нет, — ответил Сокджин. Он был бледен, но подрагивающие от слабости руки сунул в карманы и зашёл в кабинет спокойным шагом.       Юнги не издал ни звука. Только вспыхнул ярким счастьем во взгляде. Сокджин едва посмотрел на него и прошёл дальше, к парню под табличкой «один». Качнулся с пятки на носок, глядя ему в лицо и улыбаясь.       От природы оба брата были белокожими, но сейчас с лица Гиюна сошёл весь цвет, превращая его в едва ли не смертельно побледневшего. Ему говорили о смерти Сокджина, какого чёрта тот стоял перед ним живой? В призраков Гиюн никогда не верил. Хотелось бы, конечно, чтобы они существовали. Можно было бы хоть немного побыть с семьёй.       Мин Гиюн с силой сжал зубы, сдерживая челюсти, чтобы не произнести что-то, не выплюнуть в лицо Сокджина яд, скопившийся на языке. В безумной голове родилась странная мысль о том, что у друга детства тоже был брат-близнец. Иначе, как это возможно?...       Они оба знали Сокджина, пусть и в разные годы. Оба знали эту безмятежную улыбку, которая не выражала ничего. Знали его бешеный взгляд, которым Сокджин сейчас смотрел, не трогаясь с места и не отрываясь. Наконец-то он смотрел на Гиюна.       Но не так, как должен был. Не с ужасом, виной или отчаянием.       Торжествующе.       В голове Гиюна пролетело несколько десятков невысказанных вопросов. Двойное убийство? Значит, погиб Намджун и кто-то ещё? Как Сокджину удалось выбраться? Что каждый из посетителей ответил следователям? И как ему выбираться отсюда? Ведь очевидно, что Сокджин точно его узнал. А он был одной из жертв. И очень тесно общался с младшим братом.       Вся красивая история Гиюна рушилась как карточный домик под этим взглядом. Отчего в его глазах полыхало пламя.       Телефон в кармане Сокджина зазвенел ровно в назначеное время. Тот неторопливо вытащил его, нажал кнопку ответа и ласково сказал в трубку, всё так же глядя в глаза Гиюну:       — Намджунни, я немного занят.       — Нет, нет, ты меня не проведёшь! — зашипел Гиюн, не сводя с Сокджина глаз.       — Я знаю, что ты занят, но я уже очень соскучился. И волнуюсь. Как ты себя чувствуешь? Когда ты вернёшься? — слышался в трубке голос Намджуна.       — Уже возвращаюсь, родной, не волнуйся. — И Сокджин потерял интерес к Гиюну точно так же, как несколькими днями ранее в охваченной огнём спальне. Так, словно никого важнее Ким Намджуна в мире не существовало.       — Если тебя не будет через полчаса, я снова доведу персонал до того, что они меня привяжут, — улыбнулся тот на другом конце связи. — Так что возвращайся скорее. Ты обещал за мной присматривать.       Гиюн уронил голову, занавешиваясь волосами, и негромко, но отчаянно зарычал.       Сокджин безразлично мазнул взглядом по тёмной макушке и вышел, ласково заверяя в трубку:       — Через полчаса я буду, веди себя пристойно…       — Вы прекрасно держались, господин Ким. — Офицер подал ему стакан воды. — Извините, что пришлось вас вызвать. Сейчас вас отвезут обратно.       — Номер «один», Мин Гиюн. — Зубы Сокджина стучали о стакан больше от напряжения. — Тот человек, что поджёг нашу спальню и ресторан.       Он прижался к Тэхёну, глубоко вздыхая. Сердце колотилось как безумное.       — Я так же ответил, — успокаивающе сказал тот, обнимая друга, и поднял голову, изменившись в лице. — Господин офицер, вы же помните наши показания? Никакой ошибки быть не может, в ночь пожара, перед тем, как всё случилось, я общался с Мин Юнги по телефону. Он просил меня предупредить Намджуна и Сокджина. У брата Юнги какая-то личная неприязнь к ним обоим. Я не знаю в чём дело, но преступник точно не Мин Юнги. Я это подтверждаю, мой супруг это подтверждает. И ещё двое парней, которые знакомы с ним. Этого недостаточно, чтобы снять обвинение? Что ещё нужно?       — У меня все ваши показания тщательно зафиксированы, господин Ким, не волнуйтесь, — уверил полицейский. — Никаких обвинений Мин Юнги ещё никто не предъявлял. Спасибо вам за содействие, вы все прекрасно держались, но теперь я вас не задерживаю. Мне нужно поговорить с Мин Гиюном, он как раз созрел для разговора.       — Он опасный человек, — подал голос Хосок. — Обманул своими речами даже родного брата. Что уж говорить о нас?       Чимин активно закивал, его радовало только то, что он не ошибся и в этот раз, увидев во втором номере любимого человека — его сердце не ошиблось.       — Опасный, — подтвердил офицер. — Мы постараемся сделать всё, чтобы он получил по заслугам. А теперь ступайте, господа, моя работа только начинается…       Тэхён помог Сокджину подняться со стула и, придерживая его под локоть, вывел вслед за остальными.       — Чонгук-и, — обратился он к супругу уже за пределами участка. — Поедем в больницу все вместе? А ты, кстати, кого выбрал?       — Первого, — отозвался Чонгук. — От них… ощущения разные.       — Уже трое пассажиров? — удивился молодой полицейский, помогая Сокджину сесть в машину. — Я вам что, такси?       Но позволил сесть всем троим, а там проводил Сокджина до приёмного поста.       — Как обещали, позаботились о вашей безопасности. — Он тронул пальцами фуражку. — Спасибо за помощь следствию.       — Срочно к Намджуну, — попросил Сокджин. — Если он узнает, где я был и что делал, он… Меня к кровати привяжет.       — Ну у вас и развлечения тут, — фыркнул Тэхён с широкой улыбкой. — Чонгук-и, не слушай таких вещей!       Намджун смирно лежал в палате, листая какую-то книгу, которую ему принесла из библиотеки заботливая медсестра. От экрана телефона глаза побаливали, а шуршать страницами — очень успокаивающее занятие.       — Ну наконец-то! — выдохнул он, глядя на вошедших.       — Да брось, его всего-то пару часов не было, — усмехнулся Тэхён, помогая Сокджину улечься на соседнюю кровать.       — Его не было сорок два года, — заулыбался Намджун, сразу же взяв Сокджина за руку при первой же возможности.       — Значит, ближайшие четыреста лет я должен буду быть рядом, — пошутил Сокджин, переплетая с ним пальцы. — Ну или хотя бы следующие сорок два.       — Чонгук, — Тэхён понизил голос. — Мы со стороны также романтично выглядим?       — Не знаю, — тот заулыбался. — Мне трудно оценивать нас со стороны. Но ты точно выглядишь лучше и романтичнее всех, ведьмочка.       — Потому что он здоров, — Сокджин тихо засмеялся. — Спасибо, что довезли. Но… — он выразительно посмотрел на дверь, — может, за чаем сходите?       А как только дверь за парнями закрылась, сполз с кровати, чтобы тут же устроиться на другой с краю от Намджуна: он уже научился очень компактно устраиваться, чтобы не занимать много места и не тревожить швы.       — Вот так значительно лучше, — выдохнул он.       — Так где ты был? — спросил Намджун, обнимая очень осторожно, но крепко.       — У следователя, — отозвался Сокджин.       Офицер навестил их сам ещё два дня назад, выслушал показания, всё тщательно зафиксировал. И тогда же наедине договорился с Сокджином об этом визите.       — Он просил кое-что уточнить, ничего страшного. Ехал дольше, чем там находился, — успокаивающе сказал он, касаясь носом щеки Намджуна.       — Вот сам не мог приехать? — проворчал Намджун, прикрывая глаза. — Ты ещё очень слаб, а он гоняет тебя туда-сюда. Хорошо, что меня не спрашивал, я бы ему ответил!       — Я слаб, но здоров, — Сокджин звучал нежно. — Врачи говорят, показатели нормальные. По большей части я тут, чтобы присматривать за тобой.       — А почему ребята не привезли с собой ничего из еды? — Намджун тоже шёл на поправку, раз так задорно ворчал. — Я голодный. И больничная еда мне уже надоела.       — Потому что у них выходной, — ласково засмеялся Сокджин. — Ты хочешь, чтобы они в выходной тебе готовили?       — Да, это было бы слишком нагло с моей стороны, — признался Намджун, наслаждаясь его смехом. — Но вообще не развалились бы! — это он пытался его продлить, конечно, не всерьёз заявляя подобное.       Сокджин всё ещё смеялся, когда набирал номер телефона и просил:       — Хёрин, дорогая, здравствуй. Можно нам обед с доставкой в больницу? — Поднял голову на вернувшихся ребят и уточнил у них: — Вы пообедаете с нами?       — А что, больничная еда такая вкусная? — ревниво фыркнул Тэхён, не слыша первую фразу Сокджина. — Чонгук, останемся пообедать?       — Останемся, — кивнул тот.       Почему бы и не пообедать после прогулки. Лечащий врач обоих Кимов сказал им в коридоре, что пациентов можно вывести на прогулку, если такие сильные парни, как они, это устроят.       — Хёрин, на четверых, Тэхён и Чонгук с нами, — уточнил Сокджин. — На твой вкус, только не очень долго.       — Хорошо, скоро всё сделаю, — пообещала та.