***
Окно на втором этаже здания напротив погасло в густой тьме и снова засветилось. Снова моргнуло, и ещё раз. Сокджин с надеждой посмотрел на телефон; может быть, если Намджун заметил эти вспышки света, он перезвонит? Очень хотелось услышать его голос, прежде чем засыпать. — Это азбука Морзе? — спросил тот самый голос, когда Сокджин снял трубку. — Или ты несколько раз что-то забыл? Ты выезжаешь домой? — Это упрощённая азбука Морзе! — Ласковый смех Сокджина омывал собой весь вечер. — Я подавал тебе сигнал. Хотел позвонить, но уже довольно поздно, я подумал, что ты можешь уже спать или заниматься делами. Нет, я не выезжаю домой, я пока здесь. — Ты сегодня задерживаешься, — Намджун вновь посмотрел в окно. — Слишком много дел? Ты хотя бы успел поужинать? Хочешь, я приду к тебе, помогу с чем-нибудь? — Я сегодня один. — Сокджин зашуршал чем-то, охнул и ненадолго притих. — Юнги с Чимином взяли выходной. А день случился сумасшедший. Я только недавно закончил с цифрами, но ты можешь прийти подоткнуть мне одеялко и потушить свет. Он тихонько фыркнул, чувствуя тепло только от одного звука голоса Намджуна — и от одного шутливого предположения, что это правда может произойти. — Я хотел с тобой посоветоваться, но сейчас явно поздно для этого. Намджун уже спустился вниз по лестнице. — Ты планируешь спать у себя в кабинете? У тебя там хотя бы есть кровать? — спросил он, гремя ключами, чтобы сначала открыть дверь «Восьмёрки», а потом закрыть. — И если что, я уже иду. Спустишься? — Я не смогу, — застонал Сокджин. — Мои ноги не сойдут по лестнице! Ох, подожди… — судя по звукам, он тоже спускался, хоть и медленно. — Извини, я сейчас… Прошло несколько минут, прежде чем он открыл Намджуну дверь и через мгновение оказался у него на руках. — А я успел рассмотреть козырёк и просчитать, как мне без последствий для здоровья залезть в окно, — заулыбался он, ориентируясь в помещении в поисках лестницы. — Держись крепче. И не ругайся. — В крайнем случае ты мог бы войти через запасной выход, там дверь открывается по коду, — успел сказать Сокджин, прежде чем начать ругаться. — У тебя спина! Поставь меня на пол. Вот здесь давай направо и открывай дверь. Сядем во втором зале, там диванчики удобные. Никакой лестницы, я не для того спускался так долго. Он заставил Намджуна опустить себя на небольшой диван и тут же притянул его к себе ближе, уткнувшись носом в шею. — Ты ужинал? Я сегодня не в силах тебя покормить, прости… — Ужинал, — ответил Намджун, обнимая двумя руками. — А ты? И ты не ответил мне про кровать. Мы можем пойти спать ко мне, если хочешь. Обещаю тебе и одеялко, и приятный полумрак. — Я — нет, — отозвался Сокджин. — У меня есть диван, довольно сносный… Юнги на нём спал. Я хочу, — признался он в плечо Намджуна. — Если тебе это не создаст хлопот. Внезапные гости бывают очень некстати. — Сколько ты ещё продержишься? — спросил Намджун, заглядывая ему в лицо, приподняв к своему. — Сегодня, сейчас, сколько? Есть у меня буквально… Двенадцать минут? Сначала я сделаю тебе ужин. А потом мы пойдём спать. — Полчаса точно, — пообещал Сокджин. — Я продержусь. Мы правда пойдём к тебе? Тогда… Намджун, ты можешь подняться наверх, погасить там свет и забрать зелёную папку со стола? — Люблю чёткие указания, — улыбнулся тот, поцеловал его в лоб и поднялся наверх. Быстро сориентировался в кабинете, нашёл нужную папку и спустился обратно, щелкнув выключателем. — Только пообещай, что ты съешь то, что я приготовлю. Хотя бы половину порции. Ладно? Он потянул Сокджина за руку с дивана, вручил ему папку, получив взамен ключи от дверей, и снова поднял над полом. Тот притих, крепко держась за шею Намджуна, безропотно позволил себя вынести из здания, закрыть тяжёлую дверь и понести через улицу к зданию напротив. — Я съем даже подошву, — пообещал он, когда они оказались внутри «Восьмёрки». — Что угодно. Намджун усадил Сокджина на диван у стены, включил освещение над баром и попросил: — Дай мне несколько минут. И ни за что не смотри, как я это делаю, иначе я всё испорчу. Ещё один поцелуй достался уже щеке, а потом Намджун буквально умчался на кухню. Да, готовить он совершенно не умел, даже с самой простой едой возникали какие-то трудности, но сегодня над лапшой быстрого приготовления для Сокджина Намджун очень старался, вытащив из запасов пачку с креветочным вкусом, а потом, пока вода закипала, сунул нос во все контейнеры в холодильнике. Нашёл там томаты-черри, тёртый сыр и зелень. Ничего резать не пришлось — листочки зелени Намджун просто порвал руками, раскидав их уже на готовой лапше вместе с сыром и томатами в творческом беспорядке. Очень хотелось попробовать самому, но он оставил это право Сокджину. Потому что если бы попробовал — и это оказалось снова ужасно на вкус, пришлось бы переделывать. Тогда Сокджин бы уснул на диване, не дождавшись, настолько у него был уставший вид. — Ваш заказ, господин, — заулыбался Намджун, поставив перед ним тарелку. — Может, что-нибудь налить? — Остановись, — попросил Сокджин, закрывая папку, содержимое которой листал. — Намджун, как пахнет! Он взял в руки палочки, буквально накинувшись на еду, а после третьей втянутой в себя порции лапши заулыбался. — Почему ты говорил, что совсем не умеешь готовить? Очень вкусно, попробуй? — и подвинул тарелку ближе. Намджун подался к лапше, намекая, чтобы Сокджин покормил его со своих палочек, а когда попробовал, то удивился, очень натурально удивился. — И правда! Хорошо получилось. И не переварил! Потому что торопился? — Очень вкусно, — повторил Сокджин, блаженно жмурясь над едой. — Поделиться с тобой? Будешь ещё? — Нет, ешь. — Намджун откинулся обратно на диван, любуясь им. — Я же для тебя приготовил. — Не говори об этом своему Тэхёну, но прямо сейчас это вкуснее его трюфельного супа, — со смешком признался Сокджин. — Если ты отказался из вежливости, то сделал большую ошибку. Я не буду настаивать и всё съем! Он и правда съел всё, светлея лицом и едва не облизываясь. — Ты меня спас от ужасной голодной смерти, — мурлыкнул над опустевшей тарелкой. И тут же спросил: — А сыр у тебя ещё есть? — Есть, только тёртый. — Намджун довольно заулыбался. — Принести? Возможно, там есть где-то в холодильнике и целый, но я боюсь его резать. — Булочку сможешь пополам разрезать? — ласково спросил Сокджин. — Разрезать пополам, посыпать сыром и принести с помидоркой? Или, хочешь, я с тобой схожу? Намджун взял тарелку, поднявшись. — О, лучше пойдём, а то я точно что-нибудь не то сделаю. С лапшой мне просто повезло. Уже на кухне, вытянув уставшие ноги и доедая вторую булочку вприкуску с черри, Сокджин вдруг спросил: — Господин Ким, а вы когда-нибудь имели дело с кейтерингом? Мне сегодня предложили организовать банкет на яхте, а я вообще не очень понимаю, соглашаться ли и с чего начинать. Тот принёс из барного холодильника пару бутылок пива и пил прямо из горлышка, сидя рядом. — На яхте? — Он как-то странно замер. — Нет, не организовывал банкет на яхте, но вообще в этом нет ничего сложного, в организации, я имею в виду. Нужно просто грамотно составить план процесса, заготовить необходимое и учесть всякие нюансы, вроде, нужен ли им будет повар на самой яхте или это просто фуршет. Я бывал на таких мероприятиях по другую сторону, так сказать. Начинать всегда стоит с обсуждения того, что хотят получить клиенты. — Они выбирают между полноценным банкетом и фуршетом. — Сокджин подвинул ему папку, которую так внимательно изучал. — Очень интересно, конечно, но вряд ли мы справимся с полноценным банкетом на пятьдесят человек. Мне бы не хотелось из-за этого закрывать ресторан. А фуршет… Если они остановятся на этом, то было бы интересно попробовать. Намджун полистал содержимое папки с сосредоточенным видом. — Можешь предложить Тэхёну или Чонгуку поучаствовать. Или сразу обоим. Я не буду возражать. Платить за работу поваров в любом случае будешь не ты. — Спасибо. Спрошу у них, будет ли им это интересно, — кивнул Сокджин. — Если это будет совпадать с их выходными, у заказчика пока даже дата плавающая в диапазоне трёх дней. Я правильно понимаю, что на основе их пожеланий я должен составить меню, согласовать его, а потом доставить всё это? Вроде как официантов они должны найти своих. — Да, ты же не должен на эти даты закрывать свой ресторан. — Намджун вернул ему папку. — Официантов тут найти вообще не проблема, с поварами гораздо сложнее. Но ты знаешь, где их искать, если что. Пойдём в постель, там продолжим? — Пойдём. Сокджин вымыл тарелку и привалился к боку Намджуна, опираясь на его плечо. — Не вздумай нести меня по лестнице, я буду просто за тебя держаться. А уже наверху, в спальне, позвонил Юнги предупредить, что сегодня домой не вернётся, попросил передать привет Чимину и заулыбался, закончив разговор. — Судя по всему, они хорошо провели день. А ты знаешь, что мои красавцы очень серьёзно взяли в оборот твоего бармена? — Какого из них? — Намджун быстро расстелил кровать, подвинул столик поближе и поставил на него недопитое пиво и устроился рядом с Сокджином, притянув его к себе. — А-а, погоди, Хосока? — Вспомнил их общую встречу на пляже. — Что ты имеешь в виду, когда говоришь «взяли в оборот»? — Хосока. Он заваривает им чай на ночь. — Сокджин устроил голову у него на груди. — То и дело варит Юнги кофе с утра. Мы живём в соседних квартирах, я не говорил? — Кажется, нет. — Рука Намджуна ласково поглаживала его волосы. — Они подружились? Это хорошо… — Хосок наш сосед прямо за стенкой. Они встречаются. — Сокджин выгнул шею, подставив ему затылок. — Хосок с Юнги? — переспросил Намджун, уже массируя тот затылок. — И с Чимином, — засмеялся Сокджин. — Резвый парень этот Хосок, увёл у меня моих мальчиков. Обоих. Я уж им и руку, и сердце предлагал, а они предпочли его… Скажи мне, Намджун, как жить в этом жестоком мире? И смеялся весело и заразительно, словно не падал от усталости, словно каждый вздох под пальцами Намджуна был исключительно от удовольствия, а не от боли в мышцах. Рука опустилась на загривок, но и на нём не остановилась, массируя всю плечевую зону. — Втроём? Вот это новости… Я сейчас резко почувствовал себя очень старым, — усмехнулся Намджун. — Нет, осуждать я не буду, конечно. Но это же сколько нужно иметь энергии, чтобы хватало на двух парней? Хотя, это же Хосок… Неугомонный парень. Сколько раз я ему вначале говорил, чтобы он приходил и уходил вовремя, двенадцатичасовая смена!.. Так нет же, придёт на пару часов раньше, потому что ему не спится, а потом в два часа ночи домой выгонять приходится. — Кто мы такие, чтобы что-то осуждать? — Сокджин почти перетёк всем телом на его колени. — Я тебе сказал, только чтобы ты не ломал себе голову, если что. А так, они взрослые мальчики и сами разберутся. Я даже за Юнги в этих отношениях стараюсь не переживать. В прошлых — переживал, а сейчас нет. — Вот и правильно, нечего переживать за чужие отношения. — Намджун поёрзал. — А ляг на живот, пожалуйста? — Так же? — уточнил Сокджин, вскинув на него взгляд. — Или на кровать нормально? Я не переживаю за его отношения, только за его стабильность… — На кровать, — попросил Намджун и приподнялся, когда тот устроился. — Я не мастер в массаже, но у тебя просто ужасно напряжены мышцы. Сейчас разомну, расслабься. Сокджин стянул с себя футболку и отложил её в сторону. — Так достаточно? Или брюки тоже снять? — Снять, конечно, ты же не собираешься спать в брюках, — улыбнулся Намджун, растирая свои ладони друг о друга. — И у вас с Юнги весьма взаимные переживания. К счастью, больше он меня не тревожил этим. Я ему благодарен. Не хотелось вступать с ним в конфронтацию, никому же от этого легче бы не стало. Сокджин разделся до белья и снова вытянулся на кровати. — Он принял моё решение, моё желание быть рядом с тобой. Конечно, он будет присматриваться какое-то время, но вы однажды подружитесь, я уверен, — понадеялся он. — У вас было бы много тем для бесед, он тоже очень умный, как и ты… — И тихо застонал, когда большие ладони Намджуна легли на плечи. — Подарю тебе абонемент в массажный салон, — ворчал тот, разминая уставшую спину очень по-простому, но руки его были сильными и снимали напряжение с мышц. — Зачем мне массажный салон? — довольно вздыхал Сокджин. — Какие-то незнакомые люди будут меня трогать… Нет, не хочу. — Ну из меня так себе массажист, а ты слишком много времени проводишь на работе, стоишь, что-то варишь, режешь, нагрузка постоянная, не даёшь себе отдыхать, — Намджун мягко и почти нараспев заговаривал его, продолжая разминать спину. — Но если тебе некомфортно, то не буду дарить, буду сам пытаться. Прикосновения тёплых рук воспринимались как что-то родное и правильное. Сокджин прикрыл глаза, вслушиваясь в ласковый рокот слов над собой, впитывая всем собой омывающее его чувство тепла и нужности; чувство уместности — здесь, сейчас, под этими руками, с этим человеком. — А что до твоего друга, — продолжал Намджун тем же голосом, чуть ли не кожей на ладонях чувствуя, что Сокджину нравятся не только прикосновения, — я бы сам хотел с ним… Если не подружиться, то просто пообщаться на нейтральные темы. И в первую очередь — из-за тебя. — Позволь, я перевернусь, — предупредил Сокджин, гибко перекатившись на спину. — Иди сюда, пожалуйста. Он притянул Намджуна к себе, на себя, буквально уложил сверху и замер, обняв руками за спину и легонько трогая губами висок. — Спасибо, — выдохнул он, и в этом была благодарность не только за массаж. За весь этот вечер. За всё, что Намджун для него делал и был готов сделать. — Тебе не тяжело? — уточнил тот, очень удобно себя чувствуя в таком положении, очень тепло и комфортно. — Нет, тёплая тяжесть всегда меня успокаивает, — пробормотал Сокджин. — Кажется, мне тоже четыреста лет, мы рядом уже не меньше часа, а я тебя до сих пор не поцеловал… — Это очень большое упущение с твоей стороны. — Намджун приподнял голову, заглядывая в глаза. — Без поцелуя на ночь точно не отстану. Сокджин зарылся пальцами в его волосы, поглаживая затылок, приник к губам своими мягкими и податливыми, чувствуя, как кровь начинает бежать быстрее, как внутри становится теплее, словно Намджун одним присутствием был способен разжигать огонь прямо под кожей. Тот так и лежал поверх, не шелохнулся, не сдвинулся, отвечая лишь губами и языком. Боялся, что если начнёт сам касаться Сокджина во время таких поцелуев, то уснуть ему потом точно не даст в ближайший час. — Ты мне так сильно нравишься, — шепнул Сокджин прямо в поцелуе. — Заставляешь испытывать столько эмоций. Заставляешь столько всего желать, Намджун, желать с тобой… — Это же очень хорошо, — отозвался тот на идентичной громкости и провёл губами по линии челюсти, выдыхая чуть жарче уже под ухом. — Потому что это взаимно. Ты мне тоже очень сильно нравишься. И мне очень нравится, каким я становлюсь с тобой… Даже готовить научился! — Ласковый смешок смешался с горячим поцелуем прямо в шею. — У тебя очень хорошо получилось, мой герой. Я всё время торможу себя, но мне так хочется зацеловать тебя всего… Покрыть всё твоё тело поцелуями, обласкать, разнежить, попробовать повсюду, а потом взять тебя так, чтобы ты видел только небо в алмазах, мой прекрасный. Намджун чуть-чуть вздрогнул, скорее от неожиданности, от того, как это было сказано. — Только намекни, — он улёгся полностью, прижимаясь щекой к плечу. — И я отдам тебе себя всего, без остатка. Под все твои ласки. — Намекаю, — низко, бархатно шепнул Сокджин. — Утром. У тебя завтра нет важных дел до обеда? — Вообще никаких, — отозвался Намджун, прикрывая глаза. — Я, кстати, купил тебе пижаму, но предлагать тебе её сейчас не буду, и так тепло. И очень хорошо, правда? Сокджин благодарно потёрся щекой. — Если ты останешься на мне ещё хотя бы на полчаса, нет никакой нужды в пижаме, — согласился он. — Вообще не хочется шевелиться. Только дышать тобой и погружаться в сон. Спасибо, что привёл меня к себе, Намджунни… Дыхание становилось всё тише, пока Сокджин не пробормотал уже между сном и явью: — Доброй ночи. — Мне уже совсем не нравится засыпать без тебя, — Намджун спешил за ним, словно и во сне найдёт его, прижмётся к нему и будет чувствовать себя так умиротворённо. — Спокойной ночи, мой хороший…***
Последние лет двадцать своей жизни Ким Сокджин ненавидел спать один. Переезд в этот приморский курортный городок стал для него благословением. Прежде всего тем, что здесь он встретил Юнги, привычно жмущегося под бок, словно и не было тех лет, что один провёл в Гонконге, а второй — со своим парнем. Сокджин прекрасно отдавал себе отчёт в том, что один бы он здесь не выдержал: сорвался бы от постоянного перенапряжения, от усталости, от накатывающего отчаяния. Рядом с другом — улыбался и встречал каждый день с верой в то, что станет лучше. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, чтобы уснуть и проснуться рядом с Намджуном — тёплым Намджуном с его бережными сильными руками, ямочками и испещрённой шрамами спиной. Они были первыми, что Сокджин увидел, проснувшись, их он и пересчитал, касаясь сперва только дыханием, а потом — губами, обмирая от горячечной нежности внутри. Говорят, что шрамы украшают мужчину, но Намджун прекрасно понимал смысл этих слов. Его шрамы его не красили. И вовсе не из-за их уродливости, рваных краёв или многочисленности. Он получил их не в бою, не сражался за правое дело, чтобы заработать их, как медали, вшитые в кожу, за отвагу. Но поцелуи Сокджина, от которых он просыпался, были так приятны, так необходимы, что Намджун готов был сам лупить себя по всему телу раскалёнными прутьями, оставив десятки новых шрамов, лишь бы просыпаться от таких поцелуев потом до конца своих дней. Он довольно вздохнул и чуть пошевелился, пробормотав: — Ещё… Пожалуйста. Сокджин притянул его ближе, обхватив рукой поперёк груди. Зарылся лицом между лопаток, обводя губами их выступы. — Я тебя всё же разбудил? — в словах прозвучало извинение, утро было совсем ранним. — А разве это не было твоей целью? — отозвался Намджун с сонной улыбкой. — Это самое приятное пробуждение в моей жизни, хотя я на остальные никогда не жаловался, но… — Ещё один вздох сорвался с губ, более довольный. — В конечном счёте, да. — Ласковый смешок в конце признания щекоткой лёг на кожу. И тут же был припечатан поцелуем, неторопливым и крепким. — Доброе утро, Намджунни. Сокджин сполз чуть ниже, продолжая своё неспешное путешествие губами по широкой спине, трогая ими каждую мышцу, каждый шрам, каждую родинку. — Доброе, — согласился Намджун, — тёплое и очень приятное. Прикрыл глаза, запустив руки чуть глубже под подушку, вытянулся, расслабился, принимая ласку, жмурясь и вздыхая от каждого прикосновения. Сокджин выцеловывал его всего, от загривка до пяток, больше нежа руками и губами, чем возбуждая, хотя несколько поцелуев в области бёдер оказались весьма горячими. Затем уложил на спину, повторяя этот же путь — теперь снизу вверх, от ступней и щиколоток. Его удовольствие от неспешной ласки звучало в коротких жарких выдохах, в нежных звуках, что то и дело срывались с губ, в том, с какой отчаянной нежностью он тёрся щекой о Намджуна, когда ему не хватало губ, чтобы выразить свои желания. С некоторым запозданием (от постепенно испаряющейся сонливости или от неспособности мыслить во время таких ласк) Намджун понял, что под каждым поцелуем Сокджина чувствует себя красивым. Никогда себя таковым не считал, не нуждался в подобном, не задумывался, не стремился. Но знал, что красота — понятие столь же относительное, сколь и многогранное. И тем утром примерял его на себя, сразу отмечая, что ему идёт это ощущение, что оно ему нравится, вызывает глубокий отклик и заставляет улыбаться. Руки потянулись к Соджину, Намджун не стал их удерживать, хотелось чувствовать ещё больше, полнее, переплестись с Сокджином всем собой. И прикосновения сразу стали жарче, ярче, объёмнее, губы Сокджина — игривее, руки — настойчивее. А взгляд — уже знакомый Намджуну тёмный взгляд — возвращал воспоминания о другом утре в этой же постели. — Ты вчера не шутил, говоря о своих планах? — спросил Намджун, вжимая ладони в его спину. — Хочешь меня взять? Взглядом Сокджина он откровенно любовался, потому что в его глазах не видел ничего такого, что могло бы этому помешать. Что напомнило бы самому Намджуну о прошлом, где его не спрашивали, да и не предупреждали. Тот человек, который владел Намджуном много лет назад, если его резонно называть «человеком», никогда так на него не смотрел. — Я не шутил, — Сокджин опалил дыханием его ухо и шею. — Я хочу взять тебя, стать с тобой единым целым, позаботиться о твоём удовольствии. Хочу, чтобы ты знал, как это. Он поймал ладонь Намджуна своею, вычертил языком линии на ней и надолго прижался губами к запястью, слушая биение сердца под тонкой кожей. — Но я преступно не готов. Пожалуйста, скажи мне, что у тебя найдётся хотя бы смазка. Иначе я сейчас поеду в аптеку. — Найдётся, — коротко выдохнул Намджун, провёл пальцами по его щеке и потянулся к губам своими. — Я не знал, когда, но понял, что это может нам понадобиться. Кажется, я оставил её в ванной, принести? — Мой предусмотрительный, — проурчал Сокджин в поцелуе, оглаживая смуглые плечи. — Принеси, пожалуйста. Когда Намджун встал, спина острым прострелом напомнила, что ему уже не двадцать, чтобы после рабочего дня носить Сокджина на руках, но он и бровью не повёл, разве что только выдохнул чуть иначе. А вернувшись в постель с флаконом смазки и явно умытым лицом (просто плеснул в него водой из ладоней), улыбался. — Солнце ещё не полностью встало, а у нас уже столько событий, — как-то неизящно пошутил и вновь привлёк Сокджина к себе для поцелуя. — Есть что-то, что мне нужно знать или учитывать, прежде чем мы начнём? — спросил Сокджин между поцелуями, пока его ладони изучали бёдра Намджуна. — Как бы ты хотел? — Наверное то, что ничего подобного со мной не происходило уже лет двадцать, — ответил тот, прижимаясь лбом к его виску. — Считай, что вообще не происходило. Но это не значит, что ты должен быть максимально осторожным, сдерживаясь. Я довольно легко переношу неприятные ощущения. И я бы хотел, — он перекатился на спину вместе с Сокджином, — чтобы ты ни о чём не переживал. Тогда и я не буду. Переживать Намджун не собирался, он уже доверял Сокджину, невозможно было не доверять. Его рукам, губам, словам и прикосновениям. Его глазам, в которых Намджун тонул самым натуральным образом. Его отношению — уникальному, неповторимому, оттого и особенно ценному. И своим ощущениям рядом с ним. — Обещаю, — низко выдохнул Сокджин, — неприятных ощущений будет минимум. Он приподнялся, чтобы стянуть бельё, и так же спокойно раздел Намджуна. Его ладони потеряли свою деликатность, но остались ласковыми, лихорадочно нежными. Он легко перевернул Намджуна на живот, чутко и сильно разминал его спину, поясницу и бёдра, едва слышно ворча. — Следовало бы тебя отругать, но мне так невозможно приятно от того, что ты принёс меня к себе… И только перестав слышать во вздохах Намджуна что-то, уловимое разве что его уху, вернулся к ласкам полностью, касаясь и оглаживая жарко и беззастенчиво. — Тебе так идёт утренний свет, — голос Сокджина был полон восхищения, когда он ловко уложил Намджуна на лопатки, опускаясь сверху. — Он сглаживает острые углы, ты выглядишь совсем умиротворённым в нём. Ты очень красивый, мой дорогой… Боюсь, ты даже не представляешь, насколько ты красив в обычных человеческих глазах. — Не представляю, — согласился Намджун, открыто улыбаясь ему, обнимая, как только представилась возможность, оглаживая ладонями, наслаждаясь каждым изгибом тела Сокджина. — Никогда не думал над этим, не примерял к себе это понятие, но с тобой… Под твоими ласками я себя ощущаю чуть-чуть красивее. Это новое чувство, но оно очень мне нравится. А что до умиротворения… — Он приподнял голову, чуть отвлёкся на манящую шею, провёл по ней носом и губами, довольно вздохнув. — Не думаю, что дело в каком-то там солнце. Это совокупность, но главное действующее на меня средство — это ты сам. Мне с тобой так хорошо, Сокджинни… — Только чуть-чуть? — Тот сполз вдоль его тела чуть ниже, остро целуя соски и вырисовывая между ними узоры языком. — Тогда смотри мне в глаза, драгоценный, потому что в них ты прекрасен и желанен. Чувственные комплименты слетали с губ Сокджина наравне с поцелуями, отвлекали от того, что руки спускались ниже и ниже, пока он не устроился между разведённых бёдер Намджуна, жадно и развязно целуя и кончиками пальцев вспоминая рисунок вен на его члене. В таких ситуациях была своя, особенная, хоть и совершенно простая прелесть: Намджун переставал контролировать происходящее. Здесь, в своём ресторане или на ферме, он всегда был главным, над ним никого не было, контроль стал его вечным спутником. Но и прежде, когда контролировали его дела — давали задания и отслеживали буквально каждую секунду его жизни, каждый шаг, каждую мысль, Намджун не отпускал свой собственный контроль, потому что от этого напрямую зависел успех, от этого зависела его собственная жизнь, в конце концов. А в постели с Сокджином, в плену его умелых губ и рук, Намджун отпускал контроль над происходящим, позволяя делать всё, что Сокджин только захочет. И находил в этом какую-то особенную свободу. Находил в этом нового себя. Он смотрел Сокджину в глаза, ловил взгляд, хотя ресницы трепетали, стремясь сомкнуться, а откуда-то из глубин мягкими раскатами звучали пока ещё негромкие, осторожные, но довольные стоны. Сокджин стремился поймать губами их все: звуки, что звучали для него. Стремился запечатать внутри и щедро делился своими: тихими рваными выдохами, глухими стонами, глубоким урчанием. Когда Сокджин успел щедро выдавить на пальцы и согреть смазку, он и сам бы не ответил, потерялся взглядом в ресницах Намджуна, но подхватил его под бедро и отвлёк ещё одним глубоким поцелуем, пока его пальцы пустились в самое сокровенное, самое интимное знакомство. Руки Намджуна, что до этой секунды ласково и почти невесомо блуждали по спине Сокджина, резко остановились и замерли на плечах. Момент проникновения пронзил даже не столько физически, сколько ментально. Намджун только сейчас осознал, что никогда не пускал кого-то столь глубоко. В далёкие уже времена юности он не мог сопротивляться, равно как и получать в процессе хоть немного удовольствия. Не всегда понимал, что с ним происходит, да и не вспомнил бы сейчас, как это происходило, в деталях, в оттенках, во временных отрезках. Память и психика часто работают сообща. Защищаясь, психика безжалостно отрезает из памяти куски, которые могут ей навредить. Ясно Намджун помнил только то, что это ему никогда не нравилось. Сокджин играючи переворачивал его восприятие подобной близости, Намджун сам стремился к нему, сам желал его, сам окунал себя в это желание с головой, не страшась, не волнуясь, не переживая. Но на миг — совсем краткий, яркий, словно вспышка — ему, дракону, которого многие боялись, стало немного страшно. Он сжался вокруг пальцев Сокджина и лишь на его губах нашёл средство от этого страха. Собрал его кончиком языка, растёр по собственному рту и согнул ноги в коленях, приподнимая таз чуть выше, чтобы Сокджину было удобнее, чтобы его пальцы проникали всё глубже… Чтобы лавина сошла с гор и погребла под собой восставших из могил мертвецов с пустыми глазницами, оставив лишь белоснежное, чистое «сейчас». — Всё хорошо, родной, — прошептал Сокджин. — Смотри на меня… Думай обо мне, только обо мне. Он не старался осторожничать сверх меры, он всегда был ласковым и осторожным вначале, но малейшие реакции Намджуна улавливал с чуткостью настроенного на того сердца. И смотрел с восхищённым благоговением, не присваивая, а принимая драгоценный дар с благодарностью. А Намджун послушно смотрел в ответ. — Только ты, — повторил он, кажется, несколько раз, всё громче и увереннее. — Только для тебя… Весь этот мир… И я. Сокджин! Намджун под ним снова во что-то трансформировался, отдаваясь этим ласкам, запрокинув голову и выгибая шею, во всём его существе внезапно проявилась какая-то глубинная чувственность и даже хрупкость, Сокджин словно вытащил её на свет, сам того не планируя. И стон прозвучал бы, наверное, тоже хрупким и высоким, не будь у Намджуна от природы такой низкий тембр голоса. — И я — только для тебя, — пообещал Сокджин, припал к его шее, жадно вдыхая запах разгорячённой кожи. — Всё хорошо… Он повторял это Намджуну в волосы и в шею, раз за разом взглядом вслед словам вторил «всё хорошо», пока его пальцы разминали, ласкали, настраивали, словно очень сложный музыкальный инструмент, готовили Намджуна к большему. Обещали ему больше. Второй раз Намджуна пронзило — омыло с макушки до пяток — этим желанием большего. Собственным желанием, скрутившимся в тугой узел где-то в животе и затягивающим в себя все внутренности, как в воронку. Намджуна буквально выгнуло от желания, он сжал плечи Сокджина и позволил дрожи завладеть им целиком, а взгляд из томного стал требовательным. — Готов взлететь со мной? — едва слышно шепнул Сокджин в его губы. И вроде он не отводил рук, не переставал держать Намджуна, но под поясницей у того оказалось свернутое одеяло, запах смазки в комнате сгустился, а Сокджин смотрел прямо в глаза, повторяя вопрос взглядом, прежде чем плавно толкнуться внутрь уже членом. — С тобой — куда угодно, — успел ответить Намджун прежде чем его пронзило третий раз. Разобрало на части одним движением, чтобы тут же утянуть в самый центр той воронки. Вместе с хриплым стоном, вместе с желанием двинуться навстречу, вместе с такой незначительной болезненностью, где-то совсем на краю, такой лишней, что даже и не запомнилась. Лицо Сокджина над Намджуном, невероятное, божественно прекрасное лицо, стало для последнего той точкой опоры, за которую он держался. И ладонями, и взглядом, и своими губами, снова прильнувшими в поцелуе. Целовать глубоко и жарко в такой момент оказалось куда правильнее, чем пытаться найти в себе целые части и что-то анализировать. Намджун не помнил даже, как сам сжал Сокджина ногами, скрестив их у того за спиной. Тот сладостно и одобрительно выдохнул, прежде чем на миг прикрыть глаза — расправить собственные крылья, оттолкнуться, взлететь высоко-высоко, покинуть пределы этой кровати, этой комнаты, этого здания — выше и выше, к безоблачному прозрачному небу. Но после смотрел не отрываясь, не отпуская взгляда ни на мгновение, умело и искренне выполняя своё обещание. Так вышло, что дракон летал впервые. Крылья у него были, но его тяжёлую тушу сложно было оторвать от земли. Дракон и не стремился летать. Всё его существование прошло на твёрдой поверхности, а в небеса он не обращал свой взор чаще нужного, будто не для него эти небеса, не созданные для земного. Но взлететь вместе с Сокджином было так просто, так легко, словно Намджун никогда ничего не весил, ничего не тянуло его к земле, не привязывало, не держало. И небеса распахнули им обоим свои объятия, принимая и их стоны, и их движения, и их сплетённые тела, и их соединившиеся в том полёте сознания. Чем ближе к солнцу, тем жарче становился тот полёт. И сам Намджун ощущал в себе новый, неизведанный огонь. Пылали его губы, его ладони, крепко сжимающие Сокджина, его чувства пылали ярче той звезды, что заливала светом весь мир. Столько всего и сразу Намджун не получал на земле, сколько открылось ему в той вышине. А ещё дальше, за жаром и нестерпимым светом солнца, через галактики мерцала алмазная звёздная пыль. Удовольствие, к которому они приблизились рука об руку, свернуло обоих, обожгло, распаяло, скрутило и швырнуло вниз, на бренную землю, на смятую простынь, в комнату, под потолком которой взвился и осел их общий потрясённый вскрик. — Знаешь, Сокджин, — тихий шёпот Намджуна нарушил блаженную тишину только спустя какое-то время, — кажется, я влюблён… — Обязательно скажи мне, когда будешь знать точно, — ласково выдохнул тот. Поцеловал в висок, разнежил медленными томными касаниями, прежде чем всё же разжать руки, скатиться в сторону и уйти в душевую. Сокджин вернулся с влажным полотенцем, сел рядом, бережно обтёр им Намджуна и снова обнял. — Ты самое фантастическое, что случалось в моей жизни, — слова ложились на кожу, путались в волосах. — Ты удивительный, Намджун. Удивительный и прекрасный. — Ты говоришь то, что я чувствую. Читаешь мои мысли? — улыбнулся тот, удобно устроившись с Сокджином в руках и не спеша никуда, даже не думая, сколько сейчас времени и какие у них обоих могут быть дела. — И то, что я готов принимать, хотя это для меня удивительно. Всегда считал себя обычным. Никогда не чувствовал себя так прекрасно. С тобой всё совершенно другое. Даже я сам. — Ты мудрый, глубокий, очень красивый человек. — Сокджин расслабленно гладил его лицо, обрисовывал брови, невесомо касался ресниц, искал ямочки. — Ты нежный, способный к сильным переживаниям и очень заботливый. Могу ли я считать тебя обычным? Столько желанного, близкого сердцу и отзывающегося в нём в тебе соединилось, Намджун. Сокджин опустил голову на плечо дракона и прикрыл глаза, добавляя: — Отдохни немного. Давай не будем сейчас никуда спешить? Я хочу ещё немного побыть с тобой. Отдохни сейчас, пусть день начнётся чуть позже. — И ты отдохни. — Намджун уткнулся своей непропадающей улыбкой в его волосы. — А попозже я встану, спущусь на кухню и попрошу парней приготовить нам завтрак.***
Раз за разом мужчина вводил выученные наизусть цифры номера, стирал их и откладывал телефон, чтобы через несколько минут повторить это снова и снова. Пока, наконец, не нажал на кнопку звонка, скривившись от собственного бессилия. — Я тебя слушаю, — голос на том конце звучал негромко и устало. — У меня не самая обычная просьба. — Мужчина опустился на пол, запустив пальцы в свои волосы. — Мне нужны деньги. Ты можешь мне помочь? Чёрт, — не выдержал он, хоть и зарекался вообще вести хоть сколько-нибудь личные разговоры с этим человеком, проявлять хоть какое-то человеческое отношение, но подспудное беспокойство колыхнулось внутри от такой знакомой усталости, — у тебя всё в порядке? — Деньги? — переспросил собеседник. — У тебя проблемы с рестораном? Или Дракон раскусил тебя и шантажирует? — он слабо фыркнул в сторону. — И с чего вдруг тебя стало интересовать, всё ли у меня в порядке? Боишься, что без этого не получишь денег? — Ой, просто голос у тебя усталый, я всего лишь хотел быть вежливым, — зашипел звонивший. — Проблемы с рестораном. Мы себя с ним загоним, я уже не выдерживаю. Чем бы Дракону меня шантажировать? Он ходит ручной до отвращения и исправно ест еду с моими добавками. — Ресторанный бизнес — это долбанная лотерея, далеко не всем и всегда в ней везёт, — сочувствия в голосе не послышалось, скорее назидание. — Но я пришлю тебе деньги. Сколько смогу. Будет обидно, если ты прогоришь и загнёшься раньше, чем это сделает Дракон. Облегчение, что испытал звонивший, было ещё унизительнее, чем просьба. Но справиться с собственными чувствами он как-нибудь сможет, главное, ресторан продержится на плаву. — Спасибо, — искренне выдохнул мужчина. — Я всё верну. — Сочтёмся, — хмыкнул собеседник. И в трубке послышались гудки.