***
Пришедший на работу Чонгук привычно уже посмотрел на здание напротив. Над входом красовалась элегантная вывеска: тёмно-синие буквы на кремовом фоне «Le numéro 9». «Самоубийцы», — подумал он, проходя на своё рабочее место. Намджун увидел вывеску из окон своей спальни, по традиции выпивая свой утренний кофе. Всё, что он подумал, не поместилось бы в одно слово. О том, что напротив открывается именно ресторан, владелец «Восьмёрки» догадался ещё на прошлой неделе, каждое утро наблюдая за изменениями в том здании и невольно вспоминая то время, когда сам начинал, несколько раз перенося открытие из-за каких-то неизбежных трудностей. Но такого он, конечно, не ожидал. Повесь конкуренты в окнах напротив баннер с надписью «Твоё время вышло, Ким Намджун» — даже это было бы не так… убийственно. Тонкая и острая игла с ядом гораздо вернее войдёт под кожу, чем внушительное бревно. Ах, если бы такое совпадение можно было привязать к нумерации домов на улице! Но нет, тогда бы на ресторане Намджуна красовалась цифра «2», а напротив — единица; мысль об этом не улучшила упавшее настроение и не успокоила самые страшные подозрения. Восемьдесят девятый. Это же не может быть совпадением? Или всё же девяносто восьмой?.. Ким Сокджин переступил порог «Восьмёрки» за несколько минут до одиннадцати и вольготно расположился в оливково-зелёном кресле. — Доброе утро, — просиял он улыбкой. — Будьте добры, латте с двойным цветочным сиропом. И в одиннадцать у меня назначена встреча с господином Кимом. Кофе появился у него на столе даже раньше, чем Намджун спустился вниз, ровно в одиннадцать. За ним не пришлось идти, он вышел сам, никогда не забывая о назначенных встречах и отличаясь какой-то фантастической пунктуальностью. Когда он увидел Сокджина, то всё сразу встало на места — не раз он замечал его из окна в здании напротив. — Доброе утро. — Однако, вежливо поздоровался и чуть улыбнулся. — Давайте поднимемся ко мне в кабинет? Ёнсон, отнеси, пожалуйста, кофе гостя наверх. — Как вам будет угодно, — согласился Сокджин, хотя в зале было достаточно тихо, чтобы разговаривать о делах. Но кабинет, так кабинет. Он поднялся следом, с любопытством глядя на отделку здания за пределами зала. — Ваш договор нас полностью устраивает, — сказал Сокджин, когда они оказались наедине. — Мы отметили в прайс-листе интересные нам позиции, посмотрите, пожалуйста. Намджун забрал у посетителя бумаги, кивнул на кресло и чашку, поставленную на низкий кофейный столик, а сам обошёл письменный стол, рассматривая прайс. Взял ручку и печать. Вернулся к диванчику. — Господин Ким, вы же понимаете, что мы с вами прямые конкуренты? — в этом вопросе было куда больше скрытого смысла, чем могло показаться на первый взгляд. Намджун поднял на Сокджина глаза и пристально вгляделся в него, не скрываясь. Здесь, на полуострове, он не нажил себе врагов или недоброжелателей, впрочем, как и друзей, с кем-то водил чисто деловые отношения. Собственные сотрудники его не боялись, но уважали, однако они знали этот взгляд — пронизывающий, прямой, требовательный, — и за спиной босса называли его «драконьим». Ким Сокджин менее всего выглядел как человек, способный составить конкуренцию Ким Намджуну. Улыбчивый, с выкрашенными в русый цвет волосами, с художественными прорезями на коленях и в безразмерной футболке с цифрами 526 на груди. — Я надеюсь, это не помешает нам стать добрыми соседями, — мягко сказал он, выдерживая «драконий» взгляд легко и естественно, не прилагая усилий. К своим сорока двум годам Ким Намджун познал определённую жизненную мудрость, выстроенную путём собственных проб и ошибок, как и большинство людей, способных их осознавать, размышлять о жизни. Не просто проживать её, наслаждаясь радостями, а в горестях обвиняя кого угодно, от бога до соседей, только не самого себя. Но что-то и познавать не требовалось, а что-то уже давно подсказали мудрецы прошлых тысячелетий. «Держи своих друзей близко, а врагов — ещё ближе», — мало кто не слышал древнекитайскую мудрость, пусть и придерживаться её иногда было сложно. Сидящий в его кабинете красивый мужчина врагом Намджуну пока не являлся, но вполне мог им быть, тем, кто нашёл его здесь каким-то удивительным образом, а теперь решил очень издалека начать портить ему жизнь. Пусть и выглядел тем, кто может её лишь украсить, — Намджун рассматривал его, не шелохнувшись при этом, словно превратился в изваяние, сфинкса, способного задать очень заковыристую загадку, на которую Ким Сокджин, вероятно, не будет знать ответа, поэтому попрощается с жизнью в этот же день. — Когда вы открываетесь? — наконец спросил он тем самым тоном — добрососедским. — Может, вам нужна какая-то помощь? — В эту субботу, — откликнулся Сокджин. — Спасибо за участие, надеюсь, мы справимся. В субботу было девятое число месяца, некоторым образом — символично. — Позволите присутствовать на открытии? — уточнил Намджун, медленно и плавно, как и всё, что он делал, подписывая договор о поставке мяса, и совершенно бесшумно поставил на нём свою печать. — Ох, какой-то церемонии не будет, — слегка растерянно сказал Сокджин и заулыбался. — Но вы можете прийти в тот же день, мы с моей командой постараемся вас удивить. Он выдохнул с едва заметным облегчением, когда Намджун подписал договор, а его собственная подпись уже была на обоих экземплярах. «Вам уже это удалось», — подумал владелец «Восьмёрки», но вслух произнёс: — Благодарю вас. Я обязательно приду. Соседи, которые ходят друг к другу в гости, имеют гораздо больше шансов построить дружеские отношения чем те, кто даже не знает имён друг друга. У вас полностью сформированная команда? Здесь не так-то просто найти хороший персонал, я потратил на это довольно много времени и сил. Кстати, у вас отличная футболка, вызывает улыбку… Сокджин внезапно хихикнул, становясь совсем уж мальчишкой, едва закончившим колледж. — Внешнее должно отражать внутреннее, — процитировал он слова Юнги, подарившего ему эту футболку много лет назад. Счастливую футболку. — Соглашусь, найти персонал было непросто. К примеру, повар, который готовит лучшие супы, работает у вас. Надеюсь, сейчас людей на своих местах должно хватить, но ещё один повар мне точно понадобится. Пока придётся самому встать к плите, но я не теряю надежды. — Вы будете готовить сами? — переспросил Намджун, откинувшсь на спинку дивана. Беседа располагала не только к деловому общению. — Тогда я совершенно точно приду и попробую ваше блюдо. Мне ужасно интересно, что это будет. Посоветуете сразу что-нибудь из меню? То, что я не смогу забыть. И он сам улыбнулся, очень мягко, очень осторожно и очень красиво. — Я сейчас начну волноваться, — Сокджин ответил на улыбку и нежно зарозовел скулами. — Это так ответственно. Ренданг? Суп лау? Попробуйте его, даже если предпочитаете мясо. И я обещаю, наши десерты вы точно не сможете забыть! Наш кондитер — просто воплощение божества на грешной земле. — Я предпочитаю всё, что вкусно, — отозвался Намджун. — Если бы я носил футболки, то уточнил бы у вас, где мне взять такую же. — Он вновь опустил взгляд на цифры, и его улыбка стала отчётливее, шире. — Понимаю, что у вас сейчас, скорее всего, не так много времени, но… позволите ещё немного вас задержать и задать несколько вопросов? — Я всё равно могу ответить, вдруг вы решитесь: в Шанхае. Конечно, вы можете полностью мной располагать. — Сокджин, кажется, почувствовал себя совсем уютно, удобнее устроился в своём кресле. — До обеда я совершенно свободен. — Вы жили там раньше? — спросил Намджун совсем не то, что собирался, точнее — не так, как собирался. — Нет, это подарок, привезённый другом из отпуска, — Сокджин словно не удивился такому личному вопросу. — Но я некоторое время жил в Гонконге. — А почему приехали сюда? — Намджун спрашивал таким тоном и с таким видом, будто ему была очень интересна жизненная история собеседника. Впрочем, так оно и было, притворяться не приходилось. — Целая смесь причин. — Сокджин откинул голову на спинку кресла, у него была изящная, но крепкая шея. — Понял, что не выдерживаю ритм мегаполиса. С языком были сложности, хватало, чтобы работать, но не чтобы открывать своё дело. Недостаточно связей, а там это очень важно. И безумный уровень конкуренции, конечно. Так что я выбрал место поспокойнее. — Прекрасно вас понимаю. — Покивал Намджун и потянулся к пачке сигарет на столике. — Позволите? Могу угостить и вас, если вы курите. — Вы у себя дома, прошу вас, не беспокойтесь, — уверил гость. — Благодарю, я сам не курю, но спокойно отношусь к табачному дыму. Намджун вытянул одну сигарету из пачки, обернулся в поисках пепельницы — за ней пришлось встать, чтобы перенести с подоконника на столик. Заодно пошире приоткрыв окно. Прикурив, он вернулся на свой диван. — Запоздало понял, что пропустил в своём утреннем ритуале, пока рассматривал название вашего ресторана, — сказал он глубоким голосом, выпустив порцию белого дыма. — Почему именно это название? — и вопрос был обычным, без всякого подтекста, словно ничего Намджуна в нём тем утром не смутило. — Люблю французский язык, так нежно звучит, — снова заулыбался Сокджин. — Красивая вывеска получилась, правда? — И цифры? — непередаваемо тонко усмехнулся Намджун. — Очень красивая, впрочем, уверен, столь красивый мужчина, как вы, не выбрал бы иную. — И цифры, — взгляд Сокджина из расслабленного стал внимательным. Прохладным. Почти… напряжённым. — Счастливое число. Намджун затянулся и кивнул. — Надеюсь, так оно и будет. Что оно принесёт вам счастье и успех. Славу, признание, долголетие, вот это всё… И я тоже люблю цифры. Я помешан на них даже больше, чем на еде. В названии его ресторана была всего лишь одна цифра, но очень значимая для Намджуна — очень личная, буквально его символ, число, под которым он был рождён, сопровождающее его всю жизнь, и по некоторым верованиям определившее судьбу и характер личности. — Ваша цифра принесла вам очевидный успех, — согласился Сокджин. Спокойно, мягко, очень вежливо, но без того искрящегося воодушевления, что звучало в его голосе, когда он рассказывал о причинах, побудивших обосноваться в этом городке. — Спасибо за благопожелания, это очень ценно. Надеюсь, наше счастливое число и мастерство команды станет залогом успеха. — Безусловно, всё это работает только в сочетании, нельзя полагаться только на какое-то число. Труд, упорство, вера в собственные силы, способность противостоять проблемам и окружение, разделяющее ваши стремления — вот это составляющие успеха, а не одна лишь цифра, — высказался Намджун, докуривая. — Пойдёмте, я вас провожу. — Надеюсь на плодотворное сотрудничество, господин Ким. — Сокджин вежливо коротко поклонился, когда они спустились вниз. — Будем рады видеть вас в субботу. — Я приду, — пообещал Намджун, открыв перед ним дверь, — желаю вам лёгкого старта. В пятницу вечером вам позвонит доставщик мяса. Если что-нибудь будет нужно, обращайтесь.***
Пятница была тяжёлой — всё проверить и перепроверить, поправить шторы и скатерти, пересчитать ящики с продуктами… Тяжёлый, хлопотный, нервный день накануне большого события. К вечеру Сокджин наорал на Юнги, хорошо, что наверху, в своём крошечном кабинете, иначе бы с улицы прибежали спрашивать, всё ли у них в порядке. Тот стоял молча, пиная носком ботинка лавандового цвета ковёр. Он всего-то спросил, можно ли ему остаться на ночь наверху, а вылилось это… — Сколько уже?.. Два месяца? Почти два месяца ты живёшь непонятно где, ешь раз в пару дней и врёшь мне, что всё хорошо? Поехали! — Куда? — Юнги вычленил побудительную интонацию среди бесчисленных вопросов. Давать ответы он не собирался. — За твоими вещами. Будешь жить у меня. — Сокджин схватил со стола ключи от арендованной машины. — Вот заткнись сейчас, пожалуйста. Взрослый самостоятельный мужчина, способный о себе позаботиться. Ага, конечно! Юнги-я, давно пора было перерасти идею саморазрушения, это звучит круто только в семнадцать. Мне не рассказывай, какой ты весь из себя трагичный и непонятый. Поехали. Ну не спорить же с ним было? Юнги бы поспорил, конечно, у него на каждый эмоциональный аргумент Сокджина было по десятку несокрушимо логичных объяснений. Но завтра открывался ресторан, Сокджин был нервным и взвинченным, и проще было ему уступить, смириться, согласиться с тем, что его берут под крыло, как курица — цыплёнка. Вещей у него было, конечно, всего ничего. Когда они ехали к Сокджину, Юнги, прижимая к груди банку, о содержимом которой он не пожелал рассказать, но вцепился в неё, как в сокровище, тихо спросил: — Очень злишься? — Очень, — выдохнул Сокджин. — Мы же друзья. Извини, я должен был раньше догадаться, что что-то не так. Сам тоже виноват. Мы друзья и партнёры, Юнги, поэтому ты будешь есть и спать нормально. — Ладно, — смирился тот. А в квартире Сокджина, куда тот переехал буквально совсем недавно из гостиницы, тут же захватил удобное кресло, заложив его своим ноутбуком, парой книг и чашкой для кофе на широком подлокотнике. — Лапшу сварю, — решил Сокджин. — Кинь пока вещи в стирку, здесь отличная машинка. Руками он стирал, ну не придурок ли, а? — С кальмаром? — Юнги успокаивающе опустил голову ему на плечо. — Или с цыплёнком? — С цыплёнком, — пообещал Сокджин. — Иди уже. Прачечная была внизу. В небольшом помещении на первом этаже стоял ряд одинаковых приличных стиральных и сушильных машин, для всех жильцов дома пользование ими было бесплатным. Юнги загрузил вещи, добавил капсулу для стирки — ему всегда нравился этот нежный, едва уловимый аромат, который всегда ассоциировался у него с домом, уютом и безопасностью. С Сокджином, — и сполз вдоль стены. Может быть, он и впрямь… переоценил себя. Слишком глубоко ушёл в безразличие к собственным делам. — Да пошла она нахер, слушай, — сперва Юнги услышал уже знакомый голос из коридора, а потом увидел его обладателя в простых домашних шортах и белой майке, с телефоном в одной руке и корзиной для вещей — в другой. — Психованная дура, мне она сразу не понра… Он застыл, заметив Юнги, но скоро отмер и поставил свою корзинку на стол, не удержавшись от удивлённого: — Опа-на!.. — И уже в трубку: — Я тебе перезвоню чуть попозже, — отрубив звонок, Хосок улыбнулся. — Добрый вечер, вот это встреча! — Добрый вечер, — согласился Юнги, любопытно глядя на такого, совсем незнакомого, Хосока. — Вы здесь живёте? — Здесь, на третьем этаже, — ответил тот, не теряя улыбки, но даже она сейчас была другой, незнакомой. — Вы теперь тоже? Я, конечно, знаю, что наше поселение маленькое, но это просто прекрасное совпадение! — Да, уже почти полчаса, — согласился Юнги. — В девятой квартире. Я даже не запомнил, какой это этаж. Они давно не сталкивались, то Юнги заглядывал не в смену Хосока, то брал кофе с доставкой, то просто вынужден был довольствоваться дрянной жижей из местных кофеен. Конечно, он зашёл после их поездки с Сокджином, надо же было выполнить обещание и отчитаться, какие места из рекомендованных заслуживали внимания, но как-то быстро, потому что дел было по горло… Перехватить Тэхёна и хотя бы поздороваться у Юнги тоже не получалось, и от этого внутри иногда что-то тонко, напряжённо звенело. Ему бы хотелось погулять вместе ещё раз. — В девятой квартире недавно поселился очень приятный парень, — проговорил Хосок: не то чтобы он знал по именам прямо всех соседей и отслеживал новых, но с Сокджином уже пару раз столкнулся утром, когда уходил на работу. И тут его осенило. — Чёрт, единороги! Как же я сразу-то не догадался! — он хлопнул себя ладонью по лбу. — Если что, я ваш непосредственный сосед. Живу в восьмой. И ваш друг… он произвёл на меня хорошее впечатление. Я же правильно понял расклад? — Да, это мой Сокджин, — Юнги утвердительно кивнул. — Надо же, мы теперь соседи… Идея выпить вместе становится всё более реальной, правда? И широко улыбнулся. — Отметить такое совпадение? Конечно, я «за», — Хосок вытащил свои вещи из корзины и запустил в свободную стиральную машину, а потом уселся по-турецки на пол прямо напротив Юнги, не испытывая по этому поводу никаких неудобств. — Может, на «ты» перейдём, раз такое дело? — С удовольствием, — откликнулся Юнги. — Только выпивка не в ближайшие дни, у нас завтра открытие, так что придётся ещё немного подождать. Ну надо же, и живём, и работаем рядом. — Тот самый новый ресторан напротив? — изумился Хосок. — Серьёзно? Ты будешь там работать? Обе смены в «Восьмёрке» обсуждали это открытие который день, не уставая и не затыкаясь. И лично у Хосока вообще не было никаких тревог на этот счёт: больше красивых, достойных заведений — больше туристов, а хорошая конкурентная среда — мотивация становиться ещё лучше. — «Le numéro 9», — Юнги снова заулыбался. — Да, это ресторан Сокджина, его детище, его мечта. Я буду там поваром. Приходи как-нибудь, мы тебя вкусно накормим. — О, жаль, что не барменом, — хохотнул Хосок, совершенно точно не вкладывая в эту шутку ничего, кроме шутки. — Только представь, как бы было забавно! Конечно, я с радостью приду. — Я и коктейли — просто цирк! — засмеялся Юнги. — Моя стезя — сковорода и мясо. Кстати, как дела у Тэхёна? Я давно его не видел. — Вроде, как обычно, — загорелые плечи Хосока чуть дёрнулись, а пальцы потеребили ремешок часов на изящном запястье. — Раз мы теперь соседи, наверное, могу сказать прямо: мы с ним почти не общаемся, хотя работаем в одном месте уже не первый год. Всё, что я о нём знаю — это то, что он всегда немного опаздывает и часто убегает с работы чуть-чуть раньше, чем его коллега. О его делах вообще ничего не знаю, тоже только собирались вместе выпить, но так и не собрались, в какой-то момент мне показалось, что я слишком ему навязываюсь с таким предложением… Но вроде бы обычное дело, мы с девчонками-официантками гораздо больше разговариваем и гуляем в выходные. И это, надо заметить, немного странно, но я уже смирился с тем, какой он… сложный? Не подпускающий ближе? Не знаю, но, надеюсь, ты понял? — Вроде понял, — вздохнул Юнги. И признался неожиданно: — Он красивый. С ним рядом всё вокруг становится красивее, как-то яснее и прозрачнее. Я бы хотел ещё с ним погулять. Но тоже не хочется показаться навязчивым. Глаза Хосока озорно блеснули, когда он опёрся на руки по бокам от себя. — Давай его как-нибудь отловим после работы и зажмём с двух сторон? Точно никуда не сможет сбежать, пока не погуляет с нами. Конечно, это снова была лишь шутка, пусть и странноватая. Юнги ярко представил, как Тэхён отбивается от них, словно рассерженный кот, и потёр щёку, чувствуя эфемерную царапину от его когтей. — Попробуем сначала договориться миром, — мягко фыркнул он. — Ты здесь ночевать собрался? — раздался голос из полумрака коридора. — Просто оставь свои джинсы стираться, никто на них не покусится. Лапша остывает. Сокджин вышел на свет, строго щуря глаза, но улыбнулся, увидев Хосока. — Здравствуйте. Вы уже познакомились? Юнги, пойдём ужинать, пожалуйста. — Мы давно познакомились. — В лисьих глазах заиграли смешинки. — Это же мой кофейный волшебник, Чон Хосок. Он живёт в восьмой квартире. Юнги поднялся на ноги, легонько боднув друга в плечо. — Хотите поужинать с нами, Чон Хосок? — вежливо спросил Сокджин. Нормальный человек, с которым Юнги завёл знакомство, — как его не пригласить? — У нас есть лапша с цыплёнком. — С удовольствием! — легко согласился тот, поднявшись следом. — Забегу к себе, принесу салат и особенный чай, после которого вы оба будете спать, как младенцы, а проснётесь завтра, в свой важный день, бодрыми и полными энергии. — Приходите, — подтвердил приглашение Сокджин. А дома разложил лапшу в три глубоких тарелки, обильно полил ароматным соусом и выдвинул третий стул за кухонным столом. Юнги открыл Хосоку дверь, пропустил в квартиру. Устроился за столом меж двух парней и прижмурился, потому что давно не ел с кем-то, не на бегу, не между делом. Давно не ел дома. Сокджин принял у Хосока салат, устроил его в центре стола, поблагодарил за угощение и пожелал всем сразу: — Приятного аппетита. — И вам тоже, — улыбнулся гость. Салат был самым простым: зелень, яйца, пекинская капуста и оливковое масло. Чон Хосок быстро успел его приготовить ещё у себя, а вот чай, что он принёс с собой в нескольких пакетиках, заваривал уже в гостях, когда и от лапши, и от салата ничего не осталось. Происходила какая-то магия: в прозрачном заварочном чайнике под действием кипятка сушёные цветы пассифлоры распускались, как фэнтезийные фейерверки, всплывая со дна, на котором остался корень валерианы, а несколько капель лимонного бальзама завершали композицию. — Страстоцвет увеличивает производство гамма-аминомасляной кислоты — нейромедиатора, который замедляет активность нейронов в мозге и помогает расслабиться, «отключить мысли», — мелодично рассказывал Хосок во время приготовления этого «чая», хотя вернее его было бы назвать травяным сбором. — Волшебник, — своим особенным влюблённым тоном, который он приберегал для похвалы впечатлившей его работы, выдохнул Юнги, с восхищением глядя на руки Хосока. — Правда же волшебник, Джин? — Совершенно согласен, — тот тоже смотрел одобрительно, заинтересованно. Всегда приятно увидеть вблизи работу профессионала, ещё и в некоторой степени коллеги. — Скорее сумасшедший, — смешливо фыркнул Хосок, вручая им чашки. — Даже дома веду себя, как на работе. Угощайтесь! Юнги блаженно прижмурился, сделав первый глоток, и вдруг подскочил. Заглянул в комнату и вернулся с той самой банкой, которую прижимал к сердцу в машине. — Ей нужно ещё дня два-три настояться. — Он протянул банку Хосоку. — Но чёрт его знает, когда мы в следующий раз увидимся. Лучше сейчас отдам. Это вишня. Тебе. Он опустился на своё место и буквально спрятался за чашкой. — О! — Лицо Хосока стало слегка растерянным, но тут же озарилось лучистой благодарностью. — Ты сам её сделал? Для меня? И сейчас лучше не открывать? — Да, лучше подожди дня два или три, — повторил Юнги. — Для тебя. Ты же сказал, тебе нравится, ну и я… Надеюсь, тебе понравится. Наверное, были бы они только вдвоём, Хосок решился бы спросить, может ли он в качестве благодарности за такой неожиданный подарок поцеловать Юнги в щёку, поддавшись очень сильному порыву сделать именно так — обычный благодарный поцелуй, ничего такого, но пришлось просто прижать ту банку к сердцу, неосознанно повторяя жест Юнги, а потом сказать: — Чувствую себя мальчишкой, которому подарили что-то невероятное, но день рождения только через два или три дня. — Он счастливо вздохнул и негромко засмеялся. — Точно с ума сойду, пока можно будет открыть. Спасибо, Юнги! Это… Очень-очень приятно! — Ну что ты, не стоит, — Юнги улыбнулся почти смущённо, но засиял глазами от чужой искренней радости. — Если тебе понравится, можно будет ещё сделать. — Извините, я сейчас, — Сокджин, пряча улыбку, сбежал на балкон. Достал телефон, воткнул наушники в уши и замер, глядя во двор. Хосок с очень большим трудом оторвал банку «от сердца» и поставил её на стол, поглаживая кончиками пальцев по боку. — А во сколько вы завтра открываетесь? Я могу принести кофе с утра, — сказал он, взяв в свободную руку чашку, — как раз моя смена. Я обычно начинаю раньше, особенно после выходных, чтобы всё помыть и расставить по-своему. Обычно рано встаю, хотя и поздно ложусь, перед работой сплю по четыре часа, потом, если получается, отсыпаюсь уже в выходные. А мой рабочий день официально начинается в полдень, так что вдруг успею к вам забежать? — В десять, — Юнги слегка растерялся от его предложения. — Пожалуйста, не приходи так рано, я… не хочу, чтобы ты не выспался ещё больше. Но я… мы будем очень благодарны, если ты принесёшь кофе перед своей сменой. Только не приходи слишком рано, я буду переживать из-за этого. — Разве десять — это рано? — удивился Хосок, отхлебнув из чашки. — Обычно я встаю часов в шесть, пока побегаю, пока соберусь — уже и на работу пора. Это самое любимое время: ещё не так жарко, людей немного, это единственное время, когда я… молчу. Время, пока я иду на работу в утренних солнечных лучах. Он снова негромко засмеялся и уточнил: — Подлить тебе чаю? — Отвратительно рано, — подтвердил Юнги с убеждённостью религиозного фанатика. — Я просто с трудом просыпаюсь, потому что нормально поспать удаётся только под утро. Подлей, пожалуйста. — И подставил чашку. Залюбовался тугой, витой струёй — ни капли не пролилось мимо, хотя сам Юнги умудрялся пролить чай, даже если наливал его прямо над чашкой, а не на высоте сантиметров тридцати сверху. — Если ты любишь… молчать, тебе не нужно изображать оживление здесь. Ты в гостях, а не на работе, — мягко сказал он. — Мы можем просто молча пить чай, если хочешь. — О, нет, я как раз очень люблю разговаривать, иначе бы не работал столько лет на таком месте, — отозвался Хосок, вновь погладив свой подарок. Как же удержаться и не открыть его прямо сейчас? — Но и молчать необходимо, хоть когда-нибудь, слушать звуки просыпающегося города и природы. Ты замечал, что всё, что может звучать, создаёт особенную, неповторимую музыку? — Машины, дома, провода, трубы — даже неживое постоянно звучит, — согласился Юнги. — Но я больше люблю слушать живое, может быть, соскучился по этому за годы жизни в мегаполисе. Океан, цикады, ветер, листья и трава, песок на побережье… — Если однажды ты всё-таки захочешь проснуться пораньше и у тебя будет свободное время, позови меня, я отведу тебя в потрясающее место, где природа буквально поёт, — пообещал Хосок, блаженно щурясь только лишь от воспоминаний. — И, надеюсь, что сегодня у тебя тоже получится хорошо выспаться после этого напитка. — Сейчас отработаем самое сложное время после открытия — и я попрошу Джина меня разбудить пораньше, — решил Юнги. — Потрясающее место надо увидеть. А ты живёшь один? — Последние пару месяцев — да. — Хосок посмотрел в чашку и подлил себе остатки чая, Сокджин всё равно не попросил добавки. — Раньше тоже… жил с другом. Но он уехал. — Ты по нему скучаешь? — возможно, первый совместный ужин — это слишком рано для таких вопросов. Но они уже начали говорить на какие-то личные темы, а на любой вопрос можно и не отвечать, если не хочется. — Я… ужасно скучал по Джину, когда мы жили в разных городах и не виделись несколько лет. Иногда даже не понимал этого, но… мне его очень не хватало. — Зато теперь вы живёте вместе и у вас свой ресторан, — Хосок улыбнулся вновь как-то особенно, неповторимо, будто у него этих улыбок был целый арсенал. Но у него вообще была довольно живая мимика и очень «говорящее» лицо, выражающее всю эмоциональность или мысли. — А что до меня… Нет, по тому человеку я не скучаю, — он помотал головой. — Скорее — по времени, когда между нами всё было хорошо, когда ещё не было понятно, что дальше, когда было просто легко, весело, тепло и правильно. Когда я приходил домой и буквально падал, понимая, что устал, только на пороге, а он садился у меня в ногах и разминал их, хотя мне всегда было щекотно, просто ужасно… Хорошее было время. Время, когда меня кто-то ждал дома. — Это был друг или твой парень? — мягко уточнил Юнги и спохватился: — Надеюсь, если что, я не обидел тебя предположением… Хосок забавно фыркнул, поморщился отчего-то, приложил кончики пальцев к собственной переносице, неосознанно разглаживая морщинки на ней. — Друг с привилегиями, как-то так, — ответил он, не скрываясь. — Ничего серьёзного в плане отношений. Но дружба обещала быть крепкой. Однако… мы даже года так не прожили. Он всё звал меня уехать вместе, ему хотелось в большой город, там больше возможностей… А я же родился здесь и вырос, и никогда не хотел отсюда уезжать, даже ради дружбы, здесь мне… сейчас здесь мне хорошо живётся. Любимая работа, красивые места, неплохое жильё… что ещё нужно? Да и мне уже не двадцать, чтобы рваться за чем-то призрачным и недостижимым, отринув вполне обустроенную реальную жизнь. Во взгляде, что Юнги кинул на балкон при этих словах, было столько нежности, что хватило бы на коробку сахарной ваты. — Он бы сказал, что для мечты нет подходящего возраста. — Юнги улыбнулся одними краешками губ. — Но… стабильность важна, наверное. Если то, что остаётся, перевешивает возможное будущее, и верно, не стоит что-то менять. — Ничего не имею против мечтателей, но сам я, наверное, не такой, — Хосок проследил за его взглядом. — Или все мои мечты были слишком простыми, потому что я привык довольствоваться малым. Если есть чем заняться, с кем поговорить, чем насладиться — едой, напитками, окружением, сном, то этого уже достаточно. Если знаешь, что завтра всё будет хорошо — уже праздник. Кому-то хочется больше, выше, ярче, кто-то и взлетает, отрастив крылья, а я привык ходить по земле. Она мне нравится. А твой друг… он… — Хосок вновь посмотрел в сторону балкона. — Его уход — это же не значит, что он там ждёт, когда я наконец уйду? — Когда Сокджин захочет, чтобы кто-то ушёл, он недвусмысленно об этом скажет, — успокоил Юнги. — Не волнуйся из-за этого. В этой квартире Юнги и трёх часов не провёл, но знал Сокджина столько лет, что не сомневался в ответе. Как и в том, что перед сном тот будет весело подтрунивать над тем, как Юнги заводит знакомства и делает подарки. Хосок молчал какое-то время, пока чай в чашке не закончился совсем. — А вы? — спросил он негромко. — Вы — просто друзья? Юнги осознал вопрос, а потом разом широко улыбнулся и зарозовел кончиками ушей от подобного предположения. — Друзья. С детства, — мягко сказал он. — Сокджин мне как… член семьи. Несмотря на годы, что мы не виделись. Лучший на свете друг. Куда надёжнее, чем романтические отношения. — И то верно, — согласился Хосок, сдерживая совершенно дурацкий, непрошенный совет на языке, неуместный, даже если его попытаться обратить в шутку, а потом мельком взглянул на часы на запястье. — Пойдём, сходим в прачечную. Там, наверное, уже всё отстиралось. И пора бы ложиться, у вас завтра трудный день. — О, чай уже допили? — спросил Сокджин, возвращаясь с балкона и потягиваясь всем телом. — Хосок, извини, что оставил вас. — Ты слишком долго отсутствовал, — развёл руками Юнги. — Мы хотим забрать вещи из прачечной. — Могу отсыпать вам чаю, если понравится эффект, — отозвался Хосок, поднявшись из-за стола. — И огромное спасибо за лапшу! Было очень вкусно. Если в вашем ресторане все блюда будут такими же, нам придётся несладко! — шутил он всегда прекрасно, а смеялся очень заразительно. — О, лучше приходите к нам с чаем ещё, я приготовлю что-нибудь повкуснее, чем просто ужин на скорую руку, — засмеялся и Сокджин. — Было приятно познакомиться поближе. Надо дружить с соседями. Не заболтайтесь по дороге, завтра рано вставать! — Погрозил он пальцем Юнги, а Хосока обнял так естественно и легко, словно его тоже знал с юности. И Хосок принял это объятие с воодушевлением и благодарностью. Он сам был довольно лёгким, контактным человеком, сказал бы, что люди, похожие на него, ему нравились больше, но тогда бы точно соврал. Ему в принципе нравились люди: лёгкие или не очень, главное, чтобы было о чём поговорить, чтобы между ними возникло тёплое понимание и взаимный интерес, чтобы на контакт шли с обеих сторон, встречаясь где-то между, наслаждаясь этой взаимностью. — Я к вам завтра загляну утром, принесу кофе, — пообещал Хосок и Сокджину, прощаясь с ним. — Латте с цветочным сиропом, да? — О, спасибо! — Тот благодарно сложил руки. — Поддержите нас в наш первый день! Юнги подождал, пока Хосок занесёт домой вишню, миску от салата и пакетики с чаем, чтобы спуститься в прачечную вместе. Иногда ему отчаянно хотелось вот так же — обнимать людей, ни о чём не задумываясь, легко и свободно, обнимать, не опасаясь, что завтра объятие могут оттолкнуть. Но для этого, наверное, нужно было быть кем-то другим, не Юнги. — Спасибо, что зашёл сегодня, — сказал он, выгружая вещи из стиральной машины. — Я был рад пообщаться. — А я что вы меня пригласили. Когда я ем в одиночестве, то не могу сполна насладиться вкусом, просто ем и всё, а когда вижу, как кто-то ест рядом, наслаждение накрывает с головой. Наверное, это какое-то особенное визуальное восприятие… — Хосок прикусил язык, тормозя себя на странном ощущении, что вообще не может остановиться в беседах с Юнги, говорит и говорит, как будто его вытащили с необитаемого острова, где он провёл полжизни, не меньше. А теперь, наконец, увидел живых людей, а не сплошные пальмы. Новый сосед, вероятно, уже устал от этих разговоров. — Я тоже был очень рад пообщаться, — добавил он, закидывая вещи в сушилку, не на балконе же их развешивать. — Если хочешь, я могу подождать, пока твоё досушится, а ты иди домой и отдыхай. Завтра утром и отдам, уже совсем сухое. — Да вроде у Джина была напольная сушилка. Ну совсем уж неловко будет, если тебе придётся заниматься моими вещами, — возразил Юнги. Он бы с удовольствием посидел ещё, поговорил подольше, но знал, что Сокджин будет его ждать. — А по поводу еды, очень тебя понимаю, я могу днями не есть один. А когда ешь дома, это же вообще особенное удовольствие. А Джин это делает с таким наслаждением, это просто… Он смущённо хохотнул. — Я тебя достал уже, наверное, да? Нет, я правда могу говорить о чём-то, кроме него. — Давай вернёмся к этому разговору попозже, когда всё-таки соберёмся выпить, — предложил Хосок, опираясь на столешницу позади себя. — Чтобы если что, я был уверен, что ты забудешь мои слова утром, — улыбнулся он. — А если серьёзно, иди уже спать, пропустишь весь эффект от чая, потом ещё назовёшь меня шарлатаном… Серьёзно, конечно, не получилось. — Я не хочу забывать твои слова, — запротестовал Юнги. — Ты такой хороший, вдумчивый собеседник, беседа с которым кажется обманчиво лёгкой, но полна смысла. — Хорошо, — покладисто сказал Хосок. — Можешь их не забывать, но для того, чтобы произнести их, мне точно потребуется выпивка. «И время. Возможно, я просто ошибаюсь?» — додумал он про себя, не озвучивая этого. — Ладно, в другой раз. — Юнги прищурился. — Всё, я иду, иду, эффект чая, я помню. Доброй ночи, Хосок. — Приятных снов, Юнги, — пожелал тот. А когда новый сосед вышел, Хосок достал телефон и только в тот момент вспомнил, что прервался прямо посреди разговора с другом. Тем самым, который от него уехал пару месяцев назад. Хосок не скучал по нему, потому что тот не оставлял возможности по себе скучать. Постоянно звонил и на что-то жаловался. То на работе проблемы, то новая девушка весь мозг проела… Сейчас Хосок уже не стал ему перезванивать. Во-первых, уже поздно, во-вторых… Не хотелось сейчас слушать чьи-то жалобы. Он просто поставил будильник на всякий случай на пять-тридцать, дождался, пока машинка закончит сушку, собрал свои вещи и сам ушёл спать.***
Если на новом месте Юнги и рассчитывал, что его уложат спать на диване, то его ждало разочарование. — Иди уже сюда, — сонно проворчал Сокджин, когда тот, наконец, закончил развешивать вещи на небольшой сушилке. — Давай спать… Он уткнулся носом в плечо Юнги и обхватил его поперёк груди. — А мне сделаешь вишенку? — Да там делать нечего, — пробурчал Юнги. — Ты и сам справишься куда лучше… — Совсем нечего делать… — сонно заворчал старший. — Обработать вишню. Приготовить воду со специями для маринада, охладить, залить на несколько часов. Слить воду, залить смесью сиропа и алкоголя. Настоять не меньше недели. Ты такой бездельник, Юнги-я… Спи уже… Сокджин был ужасно жарким, жался во сне ближе, закидывал на Юнги то руку, то ногу. Спать с ним было совершенно невыносимо. Но впервые за долгие месяцы — в этом городе и до него — Юнги спал сладко и спокойно, как ребёнок.