Как понять, что ты единственный и особенный в этом мире

Когда таких как ты ещё семь миллиардов, то пение дифирамбов о собственной уникальности становится пустым высокомерным звуком. А если таких как ты всего три? А ноль, никого? Только представь, что ни в Америке, ни на другом конце света, ни на этой планете, даже во всей вселенной, нет никого с такой же зелёной кожей, огромным панцирем и трехпалыми руками, как у тебя. Таких как ты уже не будет. Ты не сможешь повториться. Никогда. А было время, когда я ещё не осознавал безграничность и сложное многообразие мира. Да чего там, я даже не осознавал, что живой. Но когда отец впервые взял нас с собой на поверхность… Это было невероятное чувство! Будто просыпаешься от векового сна, который не сравнится с реальностью по глубине и накалу эмоций. По открытости всему миру, когда кажется, что мир — это ты, а ты — это весь мир. А потом, чтобы продлить экскурсию, мы решили вернуться домой через метро. Но то ли мастер рассказывал что-то нудное, то ли они задержались. Я никогда не сидел на месте, и, оставшись без присмотра, пулей пролетел сквозь турникеты и побежал дальше. Услышав взволнованный крик папы, я точно так же пронесся назад, к нему. А папа очень волновался, потому что захлопнувшиеся турникеты могли, если и не проломить мне череп — так сделать сотрясение мозга уж точно. А мне было смешно и весело — как может думать папа, будто со мной может что-то случиться? Ведь это просто невозможно! Со мной всегда всё будет хорошо, просто потому что я таким родился. Я очень помню то чувство. Радость, силу и безнаказанность маленького бога. Как во сне, когда ты чувствуешь себя нерушимым. Что бы не происходило вокруг — но это всего лишь игра, видимость. Папа, конечно, не может этого понять. Но ты-то знаешь, что ты самый особенный на земле. Наверное, потом это чувство у всех проходит. Мы вырастаем и нынешние воспоминания уже не такие яркие как в детстве. Только первые самостоятельные прогулки по бесконечному миру, когда улица притягивала меня. Но чем чаще я так делал — тем лучше понимал свою непохожесть на людей. Враждебно настроенных людей. Сложнее было почувствовать безопасность дома, где он, вернуться в него. Когда остаёшься один, вот так в мире — это так… нет, не пугающе — неуютно. И… просто не знаешь что делать. Ты можешь видеть, можешь слышать. И всё. Фактически — тебя нет, никто не знает о тебе. Люди проходят мимо, а ты отчаянно глубоко дышишь где-то в укрытии и пытаешься вернуться к тому, что делает тебя счастливым и живым. И я сейчас не только о канализации. Говорят, дом там, где о тебе думают. Эйприл… Кейси. Можно сказать, что таких как они ещё миллиарды, что они могут легко затеряться в толпе, что их можно заменить, как сломанных игрушек? Нет, нельзя, потому что они для нас, для меня — единственные и особенные в этом мире. Они центр, вокруг которого вертится моя вселенная. Уничтожить их, значит уничтожить и мой мир тоже. Поэтому их невозможно заменить, невозможно найти кого-то столь понимающего, заботливого, доброго, храброго, такого… невероятного. И я готов защищать их, не испытывая ни страха, ни дрожи… …кстати, турникеты тогда, вообще, не захлопнулись.