I pretend it isn’t there
I’m trapped in yesterday
Where the pain is all I know
And I’ll never break away
‘Cause when I’m alone
I’m lost in these memories
Living behind my own illusion
Lost all my dignity
Living inside my own confusion
Linkin Park — Lost
Ей впервые было хорошо. Она ощущала желанное умиротворение: спокойствие, которого она не смогла бы достичь, скурив все сигареты мира… Она чувствовала себя в безопасности, стоя рядом с ним. Тревога, которая терзала её весь день, отступила куда-то глубоко внутрь неё. Её заглушили другие, новые и неизведанные доселе чувства. Маринетт не знала, как ощущается любовь, о которой так живописно пишут в романах. Но была уверена (или хотела себе внушить уверенность) в том, что это была не любовь. Ну просто не может она любить его. Это же Адриан Агрест! Заноза в заднице, человек, вместе с которым Хлоя унижала её весь прошлый год в школе (а мысли, что Адриан за всю их недолгую историю и слова грубого ей не сказал, Маринетт старалась подавлять, чтобы не усугублять и так запутанную ситуацию). В голове сразу промелькнула фраза из недавно прочитанного ей «Портрета Дориана Грея». Как там писал Оскар Уайльд.? «Нужно зависеть только от себя самого. Люди свободны, и привязанность — это глупость, это жажда боли…» Прав был писатель. Это была одна большая глупость, вся ситуация была до абсурдности глупой. Она, как дурочка, мчится через весь город, чтобы уберечь этого придурка. А зачем? Она и сама не знала… После смерти Тома Маринетт пообещала себе больше ни к кому не привязываться, чтобы лишний раз не испытывать боль. Она и так упивалась ей сполна. Потому её выводили из себя любые мысли, что Адриану всё-таки удалось занять крошечный уголок в её сердце. Это тёплое чувство к нему, которое поселилось в её душе, было как сорняк, разрастающийся и крепко цепляющийся за почву её израненного сердца. Прохладный ветер теребил её спутанные хвостики, проникая даже сквозь кофту, пробирая до костей и резко обжигая ледяным порывом, из-за чего она начала дрожать. Температура на улице заметно понизилась. Маринетт и не заметила, как на разборки с Адрианом ушёл целый час. Время клонилось уже к позднему вечеру, когда она наконец вспомнила о том, что вообще-то так и не предупредила его отца. Завертевшись во всём этом сумасшествии, после того, как сначала она уберегла Адриана от падения, а потом устроила ему за это долгую тираду, у неё вовсе вылетело из головы, что надо было позвонить Эсперии — она внесла в своё йо-йо номер героя перед тем, как разделиться с ним — и сообщить ему, или хотя бы напечатать сообщение, о том, что с его сыном всё в порядке, что он может наконец перестать беспокоиться за Адриана и облегчённо выдохнуть, узнав, что она нашла его и скоро приведёт обратно в особняк. Маринетт скривилась, признавая то, что с Адрианом она позабыла обо всём на свете (из-за чего внутри у неё всё кипело), тем самым заставив понервничать месье Агреста ещё больше. А ведь он ей наивно доверился… Маринетт стукнула себя кулаком по лбу, зажмурив глаза и представляя, как всё это время Габриель бегал по Парижу в отчаянной попытке найти своего непутёвого сына. Груз вины за то, что она лишь продлила страдания несчастного отца, сразу навалился на неё тяжёлым камнем. Маринетт промычала что-то невнятное себе под нос и отошла от Адриана на шаг в надежде, что холодный ветер отрезвит её. Мысли разбегались в разные стороны, было сложно сконцентрироваться на чём-то конкретном и наконец определиться, что делать дальше. Рассудительность покинула Маринетт, отчего та бесилась ещё больше. Она просто не выносила потерю контроля над собой. И всё из-за этого парня.! Коготь Нуар с недоумением наблюдал за ней. — Эм… всё в порядке? — неуверенно спросил он. — Я сделал что-то не так? — заломив одну руку за шею, прошептал он. Маринетт опомнилась, наконец оторвавшись от собственных мыслей, где отчитывала саму себя же за забывчивость и подняла глаза на него. — Ты что-то сказал? — холодно спросила она, осознавая, что пропустила его фразу мимо ушей. Нуар удивился резкой смене её тона. Он закусил губу и отрицательно покачал головой, стараясь не думать о том, как глупо сейчас он выглядит в её глазах. Стало больно дышать. Сердце сжималось, когда он встречался взглядом с Маринетт, больше похожей сейчас на ту самую Токсибаг. Это был её взгляд. Безжалостно проникающий в самую душу, возводящий между ними непробиваемую стену. До Маринетт также дошло и то, что она совсем забыла и о Тикки, которая, между прочим, очень сильно устала, ведь Ледибаг использовала Талисман Удачи, чтобы найти Адриана. Она дала себе ещё один мысленный подзатыльник. Ну почему, стоило этому несносному Адриану Агресту-красавчику-со-смазливым-личиком обнять её, как она мгновенно забыла обо всём на свете? Маринетт стиснула челюсть. Раньше она не замечала за собой такой забывчивости, как сейчас. Обещав самой себе, что обязательно подумает над этим в свободное время, она заглянула во внутренний карман своей куртки и увидела там свернувшуюся калачиком спящую Тикки. Бедняжка так устала, что уснула, даже не спросив еды. Как бы Маринетт ни хотелось дать квами отдохнуть после трансформации, она понимала, что ей срочно нужно перевоплотиться в Ледибаг. Она аккуратным движением пальчика погладила Тикки по головке, прося божью коровку оторваться ото сна. Квами проснулась мгновенно. — Тикки, у меня с собой есть только утреннее печенье, — виновато произнесла Мари, протягивая лакомство, по своей твёрдости не уступающее камню. — Обещаю, что испеку тебе макаруны сегодня вечером, — добавила девушка. Квами молча приняла еду и сразу же принялась жевать. Маринетт в ожидании сложила руки на груди и нервно натоптывала одной ногой ритм. Время для неё летело невероятно быстро, но она старалась не думать о том, как медленно ест Тикки, ломая себе зубы, буквально вгрызаясь в своё лакомство, насилу давясь им. Маринетт теряла драгоценные секунды. Стоит ли повторять, что её раздражение усиливалось с каждым новым ударом колотящегося в груди сердца. В её голове крутилось много не самых приятных мыслей. Она постоянно думала о своей сделке с Габриелем, вспоминала, что Лила сегодня уже хотела обо всём рассказать Верховному, что время её поджимало, что скорее всего Верховный уже в курсе. Также иногда её размышления прерывали мысли о матери. Коготь Нуар молча стоял рядом. Он разглядывал Мари, пробегался глазами по каждому сантиметру её лица, отмечая все морщинки на лбу — свидетельство активной мыслительной деятельности, пустоту её взгляда, прикушенную, местами обгрызанную нижнюю губу. — Как ты смогла найти меня? — подал голос Нуар, не сводивший глаз с напряжённой Маринетт. Заметив её нервозность, так внезапно охватившую девушку, он постарался отвлечь её, чтобы она немного переключилась со своих тревожных мыслей. Маринетт подняла на него взгляд. В глазах появилась осознанность. Она как-то отрешённо пожала плечами. — Талисман Удачи мне помог, — просто ответила она. — Если бы не он, я бы не пришла сюда и… – тут она оборвала себя, не желая заканчивать фразу. Конечно, альтернативное развитие сегодняшнего сценария было бы ужасным. И ей даже думать не хотелось о том, что мог бы переживать в дальнейшем Габриель Агрест, потерявший не только жену, но и сына. — Адриан, скажи честно, — Дюпен-Чен пыталась говорить максимально ровно и спокойно, но легкая дрожь её голоса выдавала внутренне волнение, потому она отвела взгляд в сторону. Почему-то вслух ей было трудно произнести вопрос, мучавший её уже на протяжении часа. — Если бы я не появилась, ты бы… ты точно… — она зажмурилась, буквально выдавливая из себя окончание фразы, как будто, если бы она произнесла свои мысли вслух, они бы вмиг материализовались, — спрыгнул?.. Вопрос повис в образовавшейся тишине. Адриан побледнел, это было заметно даже в окружавшей их темноте. — Ты бросился вниз только из-за того, что я пришла… или ты сделал бы это в любом случае? Мне хочется верить в то, что ты не стал бы этого делать, но с другой стороны, если ты сделал это из-за меня — просто убивает изнутри… — окончание фразы она договорила шёпотом. Тикки молча дожёвывала печенье, и среди воющего ветра раздавалось её тихое чавканье. Маринетт поймала себя на мысли, что этот звук её ужасно бесил, мешая сосредоточиться на том, что она испытывала внутри. А клубок чувств и эмоций был довольно-таки запутанным, но одно она знала точно — судьба Агреста ей была уже небезразлична, как бы странно это ни звучало. Она сама от себя не ожидала, что чуть ли не первая ринется его искать… Адриан молчал, размышляя над ответом. Вопрос Маринетт застал его врасплох. Он и сам мало понимал, почему спрыгнул. Как он вообще мог это сделать? — Я не знаю. Раньше мне всегда казалось, что я в любом случае покончу с собой, я просто принял это как факт. Жизнь мне казалась чем-то вроде изощрённой пытки, и я думаю, что в этом ты со мной согласилась бы, — глаза Маринетт расширились от удивления, однако она промолчала. — Но сейчас я уже не хочу этого делать. Ты смогла меня переубедить… И возможно, уберегла меня от самой ужасной ошибки в моей жизни… И я не знаю, как благодарить тебя за это. Ты буквально встряхнула меня, заставила проснуться… И нет, я сделал это не из-за твоего появления, я просто сделал это. Без какой-либо на то причины. У меня нет чёткого ответа, — он приблизился к Мари и положил руки ей на плечи. Она вздрогнула. Её взгляд был растерянным, а сердце снова зашлось как заведённое. — Но прошу тебя, не думай об этом. Ты не виновата ни в чём! Он слабо улыбнулся, одними уголками губ. Но этого вполне хватило, чтобы Маринетт успокоилась и облегчённо выдохнула. Она кивнула головой, принимая его объяснения. Она поймала себя на мысли, что разглядывает его глаза, которые теперь были естественного зелёного оттенка. Так похожи на его настоящие глаза… Маринетт резко зажмурила глаза, прогоняя образ Адриана из головы. Вдруг Нуар резко встрепенулся, что не укрылось от Маринетт. Его чуткий слух уловил чьё-то приближение. — Кто-то идёт, — произнёс он, оглядываясь по сторонам. Он пытался понять, откуда придёт незваный гость. Окружающие звуки мешали полностью сконцентрироваться на источнике звука. — Тебе лучше трансформироваться пока не поздно, — посоветовал парень, доставая из-за спины шест. Тикки как раз доела печенье, и Маринетт сразу же произнесла слова трансформации. Она встала спиной к Нуару, вглядываясь в противоположную сторону. Теперь она тоже улавливала чьё-то приближение. Секунда и на крыше в паре шагах от них приземляется вполне узнаваемая фигура. Только вот ожидать чего-то хорошего от неё явно не стоит. И Нуар, и Леди напряглись, не сводя выжидающего взгляда с девушки невысокого роста, чьи зоркие раскосые глаза напряжённо смотрели на них в ответ. Костюм, полностью окрашенный в светло-голубой оттенок бледного неба и по узору напоминавший змеиную чешую, ярко выделялся в темноте. За спиной холодным блеском переливалась металлическая сабля, которой девушка владела в совершенстве. Даже Адриан, который хорошо фехтовал, не мог сравниться с ней. Мэйлун. Дракон уничтожения, палач Верховного, никогда не останавливающий охоту за своей жертвой. Маринетт не знала, откуда она появилась. Когда Дюпен-Чен пришла заключить сделку с Верховным, она впервые увидела её, стоявшую по правую сторону от её босса. Взгляд Мэйлун был отрешённым, но она внимательно наблюдала за Маринетт. Конечно, она знала, как выглядит девушка без маски. Но появилась только сейчас, видимо, сегодня получила приказ выследить её и Адриана. Это было просто ужасной новостью. Ей потребуется не так уж и много времени, чтобы найти место жительства Маринетт, вычислить школу, в которой она училась. А значит, ей осталось недолго… Леди и Нуар переглянулись, понимая, что влипли по самые уши. Оба были знакомы с Мэйлун довольно давно и знали, что свою цель эта девушка просто так не отпустит. Она была охотницей до мозга костей. Жестокая, кровожадная, не знающая пощады. Никто из её предыдущих целей не остался в живых. — Предатели, — прошипела Мэйлун, выхватывая из-за спины саблю. — Как вы посмели… — она скривилась, делая шаг вперёд к ним навстречу. — Вам обоим несдобровать, потому что Повелитель очень зол и сотрёт вас в порошок. И я с радостью предоставлю ему такую возможность, — она сделала первый выпад в сторону Ледибаг, но та вовремя отскочила назад. — Можете бегать от меня сколько угодно, я всё равно найду вас, живыми или мёртвыми… Коготь Нуар, выставив шест вперёд, защитился от следующего удара, направленного уже в его сторону. Мэйлун была невероятно быстра и точна в своих действиях. Адриан не раз анализировал её тактику боя. Он знал, что от неё можно ожидать. Она перемещалась настолько резко, молниеносно, что противники порой просто застывали на месте, не зная, куда себя деть. Большинство из них погибали в первые пять минут. Она находилась везде и нигде одновременно. Её следующий удар сложно было предугадать. Она становилась ветром, буквально растворяясь в воздухе, материализовалась, сталкиваясь со своей жертвой нос к носу. В ней бурлил азарт охоты. Несмотря на численное превосходство, преимущество заранее было на стороне Мэйлун. И они это знали. Однако какой был у них выбор? Главное — не терять бдительности, постоянно следить за её перемещением и исчезновением. Хорошо, что они сошлись на открытой местности, так будет легче видеть её. Их оружие скрестилось, противница со всей силы наступала на Нуара, стараясь пересилить его. Тот, не выдержав такого сильного напора, отступал. От поражения его уберегла напавшая со спины Ледибаг, но Мэйлун, заметив её, а точнее, почувствовав на каком-то ведомом только ей уровне, развернулась боком, отклонившись в сторону, и чудом избежала удара Ледибаг. В следующую секунду они напали на Мэйлун с двух сторон. Но ту ничего не смутило, и она спокойно отбилась, сражаясь с двумя героями одновременно. Она вертелась как волчок, не пропуская ни одного удара. Мэйлун снова растворилась в воздухе. Туман окутал Леди и Нуара, загоняя их в круг.Они стали спиной друг к другу, тем самым прикрыв наиболее уязвимое место — спину. Эхом раздался сумасшедший смех Мэйлун, а потом она напала на них сверху, снова разделяя их. Леди поняла, что им нужно было отделаться от неё как можно быстрее, пока у них ещё были силы противостоять. Мэйлун брала измором. Выдержке этой хрупкой, казалось бы, на вид девушке можно было позавидовать. Маринетт была наслышана о её изнурительных ежедневных тренировках. Движения Мэйлун были просчитанными, заранее обдуманными наперёд, как будто у неё был третий глаз, предвидевший следующий шаг её противников. Но кое-что она предвидеть всё-таки не могла. Наступая на Когтя Нуара, она потеряла из виду Ледибаг, дав той секунды, которые героиня сразу же использовала, как возможность. Мэйлун подалась вперёд, делая выпад навстречу Нуару, который, уклоняясь от её сабли, отошёл назад. Выпустив леску своего йо-йо, Баг стремительно подбежала к Мэйлун и накинула леску её на шею, взяв тем самым её в захват. Противница дёрнулась, пытаясь скинуть с себя оковы, но тщетно, Леди усилила хватку, оставляя противнице лишь небольшую возможность дышать. Схватившись обеими руками за леску, сдавливающую горло, Мэйлун выпустила из рук саблю, которая с грохотом упала. Ледибаг глазами указала ошеломлённому напарнику на оружие, и тот быстро схватил саблю, пока героиня удерживала брыкавшуюся девушку. — Ремень! — крикнула она Нуару, и тот сразу понял Ледибаг. Но, как оказалось, было слишком поздно. Наконец опомнившаяся Мэйлун быстро применила свою суперсилу, вновь обратившись в воздух. Человеческий фактор и простой испуг сыграли свою роль, выбив воительницу из колеи на короткое время, но она высвободилась из захвата и материализовалась, на ходу бросаясь к Нуару. — Котоклизм, — одно слово, брошенное героем, и сабля Мэйлун превратилась в пыль. Она истошно закричала, как будто это её душа только что обратилась в пепел — хотя, возможно, так оно и было, ведь для воина его оружие почти что как душа — и бешено кинулась на Нуара. Её оружие только что безжалостно уничтожили. Она беззащитна, она слаба, она дезориентирована. Впервые в жизни. Она не простит ему такую наглость. Он ещё получит от неё. Но гнев, бурлящий внутри неё, не дал ей сдаться. Она будет биться до конца. Она отчаянно понеслась на Нуара, готовая размазать его по стенке голыми руками, но не заметил налетевшую на неё сверху Ледибаг, которая, приземлившись прямо на неё, схватила её за плечи, резко придавив к земле. Мэйлун сильно ударилась спиной, но не издала почти ни звука, стиснув зубы. От удара у неё на какое-то время потемнело в глазах, из груди был выбит весь воздух. Дышать было нечем, она начала задыхаться. Тут же подлетел Нуар и связал противницу своим длинным ремнём. На какое-то время её это задержит. Герои, не говоря ни слова, мгновенно исчезли с Монпарнаса, понимая, что у них есть буквально пару минут форы, прежде чем она реабилитируется и окончательно освободится от пут. Они бежали по крышам, как ошпаренные, просто неслись куда глаза глядят, а их ноги почти не касались земли. В крови бурлил адреналин. Такое они вытворяли впервые. Дома быстро мелькали перед глазами, а в груди жгло от недостатка воздуха. Постепенно дыхание сбивалось и бежать стало невыносимо. Тело болело от напряжения, они почти не чувствовали собственных ног, но не останавливались. В головах бегущей строчкой крутилось лишь одно слово: «дальше». Как можно дальше от неё. И Монпарнас уже достаточно далеко. Однако оба не переставали бежать, считая такое расстояние недостаточно большим. Сердце гулко стучало в груди, а ноги подкашивались. Пару раз Леди чуть не упала с крыши, запнувшись, но напарник удержал её. Наконец они остановились, чтобы перевести дух. Их дыхание было отрывистым, щёки горели, волосы, мокрые от пота, который лился с них ручьями, липли к коже. Они смотрели друг на друга, продолжая восстанавливать дыхание. Нуар опёрся спиной о выступ крыши и съехал вниз по стенке. Запрокинул голову наверх, делая глубокий вдох. Его лёгкие горели, а ноги болели от напряжённого бега. Несмотря на хорошую физическую подготовку, даже для него эта пробежка выдалась тяжёлой. Леди тоже осела на холодную скользкую крышу. В голове всё ещё крутились кадры недавнего сражения. Она понимала, что впервые сражалась с ним как с напарником. Она впервые взаимодействовала с Нуаром. Ранее в битве они были как бы сами по себе, нападали одновременно, но в их действиях не было никакой слаженности, никакого взаимодействия между собой. Они сражались вместе, но по отдельности. Из-за этого они были не настолько сильны. Каждый выживал за свой счёт. О том, чтобы прикрыть спину другому, не было и речи. Она не привыкла доверять ему. Не привыкла надеяться на его выручку. Но сегодняшний случай был исключением. Она не считала его напарником, она не думала о нём так, как Ледибаг писала в своём дневнике о Коте Нуаре. Ей всё это было максимально чуждо. Маринетт была научена жизнью. И всегда надеялась лишь на себя. Ни Токсибаг, ни Коготь Нуар не поддерживали друг друга, как их альтернативные версии. Никакого подбадривания, никакого тёплого слова — только ругань, только бы задеть другого за живое. Так было раньше, но сейчас… Наверное, потому они так и не смогли победить Эсперию. Хотя в последнее время Маринетт думала, что такой исход даже был к лучшему. Она понимала всю бессмысленность своей предыдущей цели. Верховный ни за что не позволит воскресить отца. Иначе бы он давно уже рассказал ей об одном свойстве их Талисманов. Но теперь всё было по-другому. Они впервые победили врага вместе. Они действовали, как единый слаженный механизм, и вот результат — они смогли победить, ну или хотя бы удачно сбежать, но главное — они остались целы. Будь они поодиночке, то сейчас бы Маринетт уже лежала в луже собственной крови. Как и Адриан. — Неплохо мы её, — улыбнувшись одним уголком губ, произнёс Нуар. Ледибаг удивлённо уставилась на напарника. — Мы? — переспросила она. Коготь Нуар осёкся, наконец осознав, что только что произнёс. Он впервые говорил о них. — Ну да, мы же действовали сообща, как самая настоящая команда! — воодушевлённо воскликнул он, подбираясь к напарнице поближе. — Прямо как… Ледибаг и Кот Нуар. Это он хотел сказать? Ледибаг не разделяла его восторга. Да, она была благодарна ему за помощь, но… Нет, она никак не могла доверять ему. Ни за что. Это определённо не тот человек, которому она хотела бы доверять. В нём было слишком много отрицательного. Ещё неделю назад он пытался стащить её Талисман, как и она его, собственно. Так что ни о каком партнёрстве не может быть и речи. — Мы не команда, — сухо отрезала Ледибаг, — и никогда ею не станем! — она видела, как в глазах Нуара появилось разочарование и даже немного раздражения. Его плечи сникли в тот же момент. Он был растерян из-за такой реакции. Она увидела в его глазах отражение собственного хмурого лица. И напомнила себе, что жалеть его было не нужно. Она постарается подавить в себе все тёплые чувства к нему. — Но… — попытался возразить Нуар. Леди жестом остановила его. — Никаких но, — чётко, по слогам отчеканила она. — То, что было там на крыше, никак не влияет на наши отношения. Мы были никто друг для друга. Так и останется, — она старалась говорить убедительно, чтобы поверить самой в правдивость своих слов. Лицо Нуара скисло и приняло хмурое безразличное выражение. От былой весёлости и открытости не осталось и следа. Он тоже надел панцирь. А нижняя губа немного обиженно выпятилась вперёд. Леди заметила про себя, насколько быстро тот меняет маски. Он угрюмо молчал, о чём-то напряжённо размышляя. Они сидели в тишине, набираясь сил, чтобы потом снова гнать вперёд. Ледибаг напечатала сообщение Эсперии. Наконец она может его обрадовать. Но от собственной радости не осталось и следа. — Мы, кажется, оторвались, — отрывисто проговорил Коготь Нуар, наконец смотря на неё. Он выглянул из-за выступа и облегчённо выдохнул, не приметив на горизонте фигуру Мэйлун. — Ненадолго, — ответила Ледибаг и вскочила на ноги. — Нам лучше побыстрее добраться до особняка, — добавила она, хотя ей казалось, что и там она не будет в безопасности. Теперь для неё не существовало безопасного места. Нуар кивнул и тоже поднялся на ноги. Весь его вид, взвинченный и нервозный, говорил о том, что внутри бушевал целый ураган эмоций. Несмотря на то, что ему хотелось выплеснуть свою злость, он сдержался, потому что не хотел показать Ледибаг, насколько сильно его задели её слова. Не сейчас. Он обязательно разрушит что-нибудь у себя в комнате, но не при ней. Он и забыл, какой двуличной может быть Ледибаг. Она делает только то, что выгодно ей. Она будет кем угодно, лишь бы добиться своего. Всё, что они пережили на крыше — всего лишь уловка с её стороны, только вот зачем Маринетт нужно это, он так и не понял. Но потом решил, что копаться в её тёмной чёрствой натуре он не собирается. Слишком много внимания с его стороны к её персоне. Она права, они никто друг другу, а он как идиот уже напридумывал себе прекрасные картины из своих слащавых грёз. Больше такого не повторится. Они быстро покинули крышу, перелетая на соседнюю, и снова побежали, мчась со всех ног в сторону особняка Агрестов.***
Габриель измерял шагами комнату сына, напряжённо ожидая их появления. Часы в комнате Адриана размеренно отмеряли минуты, а их тиканье набатом отдавалось в ушах Агреста-старшего. Время тянулось очень медленно, лишь усиливая его переживания. Он вслушивался в каждый шорох, каждый звук, которой хоть отдалённо напоминал топот ног, скрип паркета при приземлении. В груди была лишь пустота, которая бывает в тех случаях, когда человек, испытавший сильные переживания, свыкается с ними и принимает как должные. Он так часто переживал стресс, что любое облегчение вызывало странный дискомфорт. Он обессилел, потому что в его душе бушевал ворох самых разных эмоций, которые он в себе старательно подавлял. Его поражало, как много в этом спектре было различных оттенков негативных чувств. От множества мыслей, зацикленных на сыне, гудела голова, да так сильно, что даже думать уже было больно. Но не думать Габриэль не мог. Он чувствовал усталость, он хотел провалиться в глубокий сон без сновидений, но понимал, что сейчас он точно не уснёт. И в ближайшую ночь тоже. Как давно он лишился такой роскоши, как полноценный отдых? Нууру сверлил взглядом распахнутое окно, через которое часто сбегал Адриан. Раньше ни он, ни Габриель не понимали, как Адриан со второго этажа умудрялся вылезти и не переломать себе кости, однако теперь эта загадка разрешилась. Как только Эсперия получил сообщение от Ледибаг, он со всех ног ринулся домой, благо находился не так далеко от особняка. Он сообщил переживавшей Натали, что сам дождётся сына, а ей лучше вернуться к своим обязанностям секретарши. Та нехотя согласилась. Наконец они появились, о чём сообщил Габриелю взметнувшийся к окну Нууру. Габриель обернулся и облегчённо выдохнул, увидев сына, целого и невредимого. Но поникшего, немного хмуро смотрящего на отца. На радостях Габриель не стал зацикливаться на этом, отложив все тревожные мысли на потом. Сейчас его ничего не волновало, главное — что его мальчик был жив. — Адриан, — дрожащим голосом произнёс Габриель и кинулся к сыну. Он сжал его в объятиях, не обращая внимание на то, что Агрест-младший не обнял его в ответ. — Ты так напугал меня! Зачем ты убежал? Ох, Адриан… Когда-нибудь ты сведёшь меня в могилу, — Габриель поглаживал сына по спине, едва сдерживая слёзы. Адриана била мелкая дрожь. Он только сейчас в полной мере ощутил, насколько сильно переживал за него отец. И на какое-то мгновение, обида, прожигавшая его сердце, отступила. Ему стало легче. — Я надеюсь, ты не наделал глупостей? — спросил Агрест-старший. Адриан напряжённо взирал на отца. — Почти, — хрипло прошептал парень. — Я почти… — его голос задрожал, и он замолк. Габриель встретился взглядом с Ледибаг, наблюдавшей эту трогательную сцену. Она в ужасе заметила, как мужчина перед ней постарел за пару часов. Переживания крепко закрепились на его лице. Морщины стали проступать ещё отчётливее. Белоснежные волосы стали ещё седее, как будто для него прошло уже около десятка лет. Сухие тонкие руки, с проглядывающими сквозь кожу синими венами, крепко сжимали Адриана, как будто кто-то мог отобрать его у отца. Слабая улыбка, подаренная им Ледибаг, лучше всяких слов выражала бесконечную благодарность и признательность. «Спасибо» — он прошептал ей одними губами, но та поняла его и кивнула в ответ. Внутри неё росла зависть, потому что никто уже давно так тепло, по-родительски не обнимал её. Ей тоже хотелось вновь испытать это прекрасное чувство безопасности от крепких рук, окутывающих словно кокон. Она бы хотела заново прожить те эмоции, когда тебя обнимает отец, обещая защитить от всех опасностей, когда тебе говорят, что всё будет хорошо, когда ты ощущаешь такую нужную поддержку. В глазах Ледибаг появились слёзы, и она быстро сморгнула их. Сейчас было не время раскисать. — За что ты так со мной? — снова обратился к сыну Габриель. Тот не отвечал, но его руки медленно обхватили отца, слабо обнимая в ответ. Он уткнулся в грудь родителя, стискивая зубы, чтобы никто не услышал его всхлипывания. Он сжал идеально выглаженный пиджак Габриеля в руках, смяв ткань до такой силы, что потом остались складки в том месте. Но никого это не волновало, это были всего лишь неважные помятости на каком-то из многочисленных пиджаков Габриеля, мокром от слёз сына. Ледибаг почувствовала себя лишней. Она была свидетелем чисто семейной сцены, совершенно чужая для них, незнакомая девушка. Она не хотела им мешать, потому что знала: этим двоим есть что сказать друг другу. Им нужно было проговорить всё, что они чувствовали и чего не чувствовали. А она — ненужный зритель. И она тихо направилась к распахнутому окну. Свою миссию она выполнила. Больше ей здесь нечего было делать. К тому же, у неё было много дел у себя дома. Она обернулась ещё раз, запоминая каждую мелочь этой прекрасной картины: умиротворённый Габриель и тихий, раскаивающийся в своём проступке сын. Это был первый шаг на пути их примирения. Ледибаг бесшумно запрыгнула на раму окна и, бросив последний взгляд назад, исчезла. Она разогналась до такой силы, что встречный ветер жёг не прикрытую маской часть кожи лица, глаза слезились (она хотела думать, что это было от ветра) так сильно, что всё размывалось. Пару раз Ледибаг, запнувшись, чуть не свалилась с крыши. В груди всё болело, было невыносимо от мысли, что ей нужно снова вернуться в своей безжизненный унылый дом. Она готова была ночевать на улице, лишь бы не чувствовать себя паршиво в четырёх замкнутых стенах, в своей крошечной комнатушке, лишь бы не видеть пьяную мать, валяющуюся на своём диване. Ей тоже хотелось тепла, уюта и счастья. Она была готова отдать что угодно, хоть бы на секунду ощутить себя нужной кому-нибудь. Ей просто не хотелось оставаться этой тёмной ночью одной. Наедине со своими мыслями. Но был ли у неё выбор? Она остановилась, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Мир кружился с бешеной скоростью, ей казалось, что она вот-вот упадёт в обморок. Внутри всё болезненно сжалось, но Ледибаг с силой подавила в себе всхлип. Она заставляла себя идти домой, потому что идти больше было некуда. Потому что она не хотела наткнуться на многочисленных недругов, разгуливавших неподалёку. Оставаться здесь было опасно. Она себя уговаривала, уламывала, заставляла. И ноги слушались её. Она медленно, но верно шла к пекарне, стараясь не думать, не мечтать, просто делать. Перед глазами то и дело всплывала картина, где Габриель обнимает Адриана. Как же ей тоже хотелось ощутить родительскую заботу, почувствовать любовь. Не видеть этого безразличного взгляда Сабин, которая вряд ли даже помнила, кто такая Маринетт, кем она была для неё. Она была одна. Среди большого города, среди миллиардов людей в этом большом, бескрайнем мире, она была одинока. Ледибаг подняла голову. Над ней простирался огромный космос, и она была всего лишь жалкой песчинкой среди огромных планет, созвездий, галактик. Обладая могущественной силой Талисмана Удачи, Маринетт была ничтожной маленькой девочкой. У неё захватывало дух, когда она размышляла о габаритах Вселенной. Это было такое восторженное чувство, прямо как когда смотришь в глубоко пропасть и чувствуешь и страх, и волнение одновременно. Она была бы не против, если бы вся эта небесная махина обрушилась на неё прямо сейчас, раздавила как букашку. Это было бы прекрасное завершение долгого дня. Мерцание небесных светил отражалось в её бездонных голубых глазах. Как давно она не любовалась звёздами? Когда в последний раз обращала внимание на окружавший её мир? Потерявшись в ежедневных заботах, она перестала замечать ход времени: день сменялся ночью, лето — зимой. И так до бесконечности. Непрерываемая череда одинаковых дней в её жизни. Всматриваясь в тёмную неизведанную даль Вселенной, в её глубины, она хотела верить, что отец сейчас где-то там, в том самом «раю», о котором сложено множество легенд. — Папа, я так скучаю, — дрожащим голосом прошептала девушка, смахивая катящиеся по щекам слёзы. — Ты даже не представляешь, как мне тебя не хватает, — она смотрела в тёмное небо, усыпанное звёздами. Может быть, он там, среди звёзд, сейчас тоже смотрит на неё? — Я люблю тебя! — её голос эхом пронёсся по пустым улицам Парижа. Ей было плевать, если сейчас она привлекла чьё-то внимание, если её сейчас найдут, и придётся сбегать от погони. — Подай мне знак, если ты меня сейчас слышишь, если ты меня тоже любишь, — ей хотелось верить, что она не одна, что Том, подобно ангелу-хранителю, оберегает её оттуда. Леди вглядывалась в большую темноту, нависшую сверху над ней. Ничего не изменилось, минуты также размеренно тянулись. Звёзды молча мерцали, игнорируя её просьбу, и она уже почти отчаялась, получить хоть какой-либо ответ, но вдруг маленькая звезда, слабо мерцая, пронеслась через полнеба и стрелой ринулась вниз. Она пролетела над головой Ледибаг и исчезла в тёмной синеве. Падающая звезда… ещё не поздно загадать своё желание… Это и было её ответом. Леди зажмурила глаза и произнесла про себя своё заветное сокровенное желание. На душе стало легче. Девушка вдохнула полной грудью. Она наивно верила, что кто-то наверху услышал её и подал своеобразный знак. Даже если это было неправдой, даже если ей показалось, даже если она всё придумала, так ей было спокойней. В ней поселилась надежда. — Скоро мы увидимся, папа, — бросила она напоследок и направилась дальше под провожающие её любопытные взгляды миллионов звёзд.***
Ярко-зелёная вспышка слабо осветила тёмную комнату. Уставший Плагг вылетел из кольца и сразу же направился к шкафчику, где хранился весь его запас сыра, оставляя Агрестов наедине разбираться со своей проблемой. Вскоре из-за прикрытой дверцы шкафа послышалось довольное чавканье и восхищённое мурлыканье. Агрест-старший отпустил своего сына. Адриан молча поднял взгляд на отца. Теперь в его глазах не было прежнего беспокойства, только усталость и спокойствие. Он терпеливо ждал, что скажет его отец. — Нам нужно поговорить, Адриан. Решить наконец нашу проблему, — на это Адриан кивнул, и они вместе присели на кровать. Габриель собирался с мыслями, готовясь к непростому разговору. Он понимал всю ответственность данного момента, потому боялся одним неверным или неточным словом упустить последний шанс. Ему надо было точно прояснить возникшее между ними недопонимание. Отныне с него хватит недосказанностей. Адриан захотел его выслушать, что уже было хорошим знаком. Про себя Габриэль молился, чтобы на этот раз их разногласие разрешилось. Адриан же обратил свой взор на распахнутое окно, откуда дул прохладный ветер, гуляющий свободно по всей комнате, он игрался с разбросанными по письменному столу исписанными листами. Раздражающий шелест бумаг ненадолго отвлёк от мыслей об отце. Адриан поднялся на ноги и подошёл к окну, чтобы закрыть его. — Она ушла, — немного грустно произнёс парень. Габриель оторвался от созерцания своих сцепленных в замок пальцев. — А я и не заметил, — с каким-то упрёком самому себе добавил Адриан. — Да, а я ведь так и не поблагодарил её, — с горечью произнёс его отец. Адриан снова присел на кровать рядом с ним. — Она очень помогла мне сегодня, за что я ей до конца жизни буду благодарен, — добавил Габриель, поближе придвигаясь к сыну. Адриан ничего не ответил. Вся его злость мгновенно прошла, оставив лишь пассивную обиду, разъедающую его изнутри. Слова Ледибаг всё ещё крутились в его голове, их было просто невозможно контролировать. Он с хмурым выражением лица закинул ноги на кровать и прижался коленями к груди. Габриель мялся в нерешительности, но наконец заговорил: — Адриан… — рука отца аккуратно легла на плечо сына. Тот продолжал сидеть спокойно, уткнувшись лицом в коленки. — Я долго думал над твоими словами. И я понимаю, как тяжело тебе жить без матери. Но послушай, тебе необходимо смириться с её уходом… Адриан резко развернул к нему лицо. На нём отразилась странная смесь эмоций — злость, непринятие, раздражение и грусть. Ему было неприятно, что отец вновь начал свою шарманку и бередил больную рану. Адриан буквально покрылся колючками, готовясь в любой момент уколоть в ответ. — Ты так и не успокоишься, если не смиришься с этим, как я, — Адриан хотел что-то возразить, но отец жестом остановил его. — Я смирился, но не забыл. Не надо меня обвинять в том, чего я не делал, — с упрёком добавляет Агрест. — Я всё ещё люблю её и скучаю по ней, но это не приносит мне той невыносимой боли, от которой так страдаешь ты. Прими ситуацию, Адриан, мы с тобой не в силах что-то изменить, — произнёс он горькую правду. Лицо сына перекосилось от злости. Парень усмехнулся. Эти слова он слышал уже второй раз... — Но ты даже не пытался её вернуть! — раздражённо перебил его Адриан. — Ты просто исчез! Пока ты развлекался где-то за границей, а я переживал наше горе… — он замолк и отвернулся от отца, подавляя в себе бранные слова, которые так и рвались соскочить с языка. Габриель сжал тонкое плечо сына, заметив, насколько сильно тот похудел в последнее время. — Что значит развлекался? С чего ты так решил? — спросил он, искренне не понимая причину выдвинутых ему обвинений. Адриан что-то невнятно проворчал самому себе под нос. И дёрнулся, скидывая руку с плеча. — Адриан, — не отступался Габриель. — Не молчи, выскажи как есть. Если ты будешь молчать, я не смогу тебя понять. Я не умею читать твои мысли… Адриан снова посмотрел на отца. В глазах плескалось презрение. Габриель передёрнулся от того, насколько ненавидящим и злобным был этот взгляд. Он и не подозревал, что сын настолько не любит его. — Я видел те фотографии в газетах. Феликс мне показал, — пояснил он. — Известный на весь мир дизайнер Габриель Агрест провёл ночь в одном из лучших казино Лос-Анджелеса в компании новой девушки. Знаменитого дизайнера Габриеля Агреста заметили в кафе с его новой пассией. И так далее! Ещё много чего о тебе понаписали в газетах! — словно процитировав один из заголовков журналов, проворчал Адриан. — И что ты на это скажешь? Лицо Габриеля побледнело. Заметив это, Адриан лишь презрительно усмехнулся, понимая свою правоту. — Это не то, что ты подумал, — с трудом выдавил из себя Арест-старший. — Это было лишь прикрытие. Это был не я, а иллюзия, — он активно жестикулировал, пытаясь оправдаться. Но Адриан ему не верил. — Я не мог путешествовать по миру и остаться при этом незамеченным. Он заставил меня сделать такое прикрытия. Я согласился ради Эмили… Ухмылка Адриана стала шире, а весь его вид намекал на то, что он сейчас же кинется на отца и побьёт его. — Конечно, все вы так говорите: эта фотография вырвана из контекста, ничего такого не было. Только вот результат один и тот же — ты проматывал своё состояние да веселился спустя месяц после её смерти, — по слогам выдавил из себя Адриан, почти шипя. — Какой же ты… Что сказала бы мама, увидев твоё поведение? Габриель нахмурился, понимая, что Адриан не оставит эту тему. Он, как баран, слепо верил в свою версию и напрочь отказывался выслушивать объяснение. Внутри Габриеля закипала злость, но он подавил её, сделав глубокий вдох, он поднял глаза на Адриана: тот молча прожигал его ненавистным взглядом в ответ. Конечно, с его стороны это выглядело мерзким предательством, но он и понятия не имел о том, что переживал внутри Габриель, как больно ему было смотреть те же самые выпуски газет. Сначала он искренне не понимал, почему Верховный потребовал от него такого прикрытия. Но потом до Габриеля дошло. Он посмел связаться с самим дьяволом во плоти, которому любые человеческие страдания приносят удовольствия. Вся его сделка была сплошным издевательством, а он так слепо повёлся. А потом Верховный втянул в игру Адриана, усложняя и так непростое положение вещей. Он был уверен, что Верховный специально доверил Талисман именно Адриану, чтобы натравить их друг на друга. Менее жестокого хода ожидать было нельзя. — Послушай меня внимательно. Не перебивай, и я всё тебе объясню, — Адриан ничего не возражал. Он просто равнодушно пожал плечами. — Я никогда тебе не рассказывал про Талисманы и Верховного, но раз уж ты втянут теперь в эту историю… — он поколебался секунду, но потом с уверенностью продолжил. — Ты в курсе о желании? Что соединив твой Талисман и Талисман Ледибаг, можно загадать всё, что угодно, — добавил он. — Только нужно заплатить… Адриан кивнул. Кажется, подобное пыталась провернуть Маринетт в параллельной вселенной, когда связала его и забрала кольцо. — Ледибаг пыталась, но ничего не вышло, — ответил Адриан. Отец непонимающе уставился на него. — То есть как не вышло? — удивившись, спросил он. Адриан неопределённо пожал плечами. — Она соединила Талисманы, произнесла желание, но дальше что-то пошло не так. Квами просто не исполнили его, — передёрнувшись от вспоминания, как сильно Маринетт ударилась о туалетный столик, разбив на осколки зеркало и чудом не порезавшись при этом, пояснил Агрест-младший. Габриель, нахмурившись, внимал каждому слову своего сына, напряжённо о чём-то раздумывая. — Ладно, сейчас не это главное, — понимая, что они отходят от темы, сам себя одёрнул мужчина. — После смерти твоей матери я заключил сделку с Верховным — год службы на него и… он разрешит мне загадать одно желание, — глаза Адриана в ужасе расширились, когда до него дошёл смысл слов отца. — Он обещал отдать мне на время ваши Талисманы — и это было платой за мои старания. — Что… он заставил тебя делать? — выдавил из себя Адриан, зная, какие грязные дела может поручить Верховный. Габриель молчал, не решаясь рассказать о том, что ему приходилось делать. Он знал, если Адриан будет в курсе его тёмных дел, совершённых во время службы у Верховного, то заполучить его прощение станет просто невозможным. Это был самый ужасный период его жизни, который он предпочитал не вспоминать, но последствия вынуждали его раскаиваться в содеянном каждый день. Его жертвы часто приходили к нему во сне, а их изуродованные тела преследовали его в кошмарах. — Скажем так, я убирал с дороги всех ему неугодных: в основном должников, которые не выполнили свои условия сделки или сбежали, но были и те, кто грозился раскрыть какие-то важные тайны самого Верховного. В суть я не вникал, просто преследовал одну цель за другой, перемещаясь из одной точки мира в другую. Это были какие-то мелкие преступники, отморозки, в общем не самые приятные люди. Таких убивать было не жалко. Работая у Верховного, я мало думал о нравственности моих поступков, — Габриель запнулся, раздумывая над дальнейшими словами. — Я тогда был в таком отчаянии, что готов был расстрелять хоть весь мир, лишь бы вернуть Эмили. Так прошли полгода моей службы. Но, один случай поменял моё мировоззрение, открыл мне глаза на то, каким человеком я стал, в какое чудовище я превратился. Мне было противно от одной мысли о содеянном ранее. Но… — Габриель отвернулся, пряча от сына свои истинные чувства, однако Адриан уловил его эмоции по голосу, который сильно дрожал, — было поздно, — вздохнул его отец: картины прошлого предстали перед его глазами, и он зажмурился, прогоняя воспоминания. — Было поздно… — повторил он. — Я не мог исправить того, что сделал. Адриан дрожащей рукой коснулся плеча отца. Он и подумать не мог о том, какой тяжёлый период переживал его отец. Сам он в то время редко смотрел новости, соцсети и прочие СМИ, однако Феликс ежедневно информировал его о «похождениях» по миру его отца. — Почему ты молчал? Почему не рассказал раньше? — обнимая Габриеля, спросил Адриан. — Почему не рассказал мне правды? Если бы я раньше знал про Верховного, может, и не связался бы с ним вообще… Тот горько усмехнулся, поглаживая сына по светлым волосам. — А ты бы стал меня слушать? — спросил он в ответ. Адриан виновато прикусил нижнюю губу, отвёл взгляд в сторону и покачал головой. Его отец в ответ сделал неопределённый жест рукой. — После того случая ты основал Сопротивление? — уточнил Адриан, поудобнее устраиваясь в объятиях отца. Он впитывал в себя каждое мгновение этого прекрасного момента, с грустью осознавая, как сильно он скучал по теплу отца. Он до этого времени и не думал, что нуждается в чьей-либо поддержке, в присутствии любимого родного человека, в теплоте его рук и объятий. — Да, ну а дальше ты знаешь, — подытожил Габриель, сильнее прижимая к себе Адриана. Его взгляд был устремлён на панораму ночного города, открывающуюся через большие окна в пол в комнате сына. Груз вины перестал камнем давить на его страдающую душу, принося долгожданное облегчение. Он был несказанно рад, что наконец смог протянуть мост над пропастью, разверзшейся между ним и Адрианом. Впервые за долгое время он перестал чувствовать себя не в своей тарелке, как будто все вещи в его жизни вдруг моментально встали на свои места. Он наконец обрёл то, что было потеряно им — сына. — Пап, — прошептал Адриан, поднимая большие зелёные глаза на отца. В них появились живые задорные огоньки, а лицо немного разрумянилось, наконец избавляясь от мертвенной бледности. Как будто его душа медленно, но верно излечивалась благодаря верным поступкам. — Я люблю тебя, — улыбнувшись, произнёс Адриан. — Прости меня. Я был очень неправ на твой счёт. Я … мне очень жаль, что я расстраивал тебя всё это время, — в его глазах застыли слёзы, и он утёр их рукой, не позволяя пролиться на щёки. Габриель нежно улыбнулся ему. Он никогда не злился на него, даже если Адриан переходил грань дозволенного, что случалось довольно-таки часто. — Конечно, я тебя прощаю, — произнёс мужчина, потрепав сына по волосам. — Но и я был далеко не прав, скрывая от тебя все подробности своей жизни. Я просто не хотел отяжелять тебя своими проблемами. Учитывая твоё нестабильное состояние, я думал, что так уберегаю твою психику, но в итоге сделал только хуже… — снова поникнув, горько изрёк он. Адриан цокнул языком. — Я уже не маленький мальчик, — с важным видом произнёс парень, гордо выпятив грудь. — Мне уже целых пятнадцать лет! — подняв палец вверх и подчёркивая тем самым весомость своего аргумента, добавил Адриан. Габриель рассмеялся. — Нет, ты ещё очень юн. Тебе ещё учиться и учиться жизни, Адриан, — сказал он. Адриан разочарованно фыркнул, но крепче обнял отца. Ему было уютно и спокойно, тревожность растворилась в хорошем настроении, а на лице возникла радостная улыбка, которая оживила его болезненный вид. Они ещё долго сидели, разговаривая о жизни, пока время не перевалило за полночь. Тогда Адриан сам не заметил, как уснул, усыплённый размеренной речью своего родителя, убаюканный его нежными поглаживаниями по волосам, мурлыкающий от удовольствия как самый настоящий кот. Габриель укрыл его одеялом и вышел из комнаты, притворив за собой дверь. Сам же он долго не мог уснуть и провалился в беспокойный сон, только когда небо начало светлеть.***
Уставшая и измученная, Кагами добралась до дома уже поздним вечером. Очутившись в своей комнате, она сразу же плюхнулась на кровать, уткнувшись лицом в одеяло. Всё тело болело; её, как при лихорадке, била мелкая дрожь. Она металась по кровати в какой-то дикой агонии. Лонгг с беспокойством наблюдал за хозяйкой, чьё состояние ежедневно становилось только хуже. Использование Талисмана во зло имело неприятные последствия. Девушка находилась на грани, между жизнью и смертью оставался лишь малюсенький шаг. Её лицо наполовину пересекали чёрные шрамы, после каждой использованной суперсилы они всё больше разрастались, поражая новые участки бледной кожи и были настолько отчётливыми и выразительными, что просвечивали сквозь тонну штукатурки на лице. Потому Кагами редко покидала свой дом. У неё не было друзей. Не было парня. И не было колледжа, в который можно было сбежать. Только истеричная мать и Лонгг — единственный собеседник. Но и с ним она практически не общалась. Своё время Кагами коротала за учёбой, тренировками и выполнением поручений от Верховного. И если первые два хотя бы разбавляли её скуку, то вот последнее она терпеть не могла. Но делала, потому что другого выхода не было. Потому что это был единственный способ заполучить похвалу от матери. Кагами перевернулась на спину, тупо уставившись в потолок. Все телодвижения давались с огромным трудом. Хотелось просто мешком развалиться на кровати и больше никогда не вставать с неё, продолжать лежать, несмотря на крики матери. Собственно, этим она и собиралась заняться этим вечером. Урок китайского у неё сегодня отменился, потому она могла потратить освободившиеся часы на оздоровительный сон, но её одолевали сомнения, сможет ли она вообще сегодня уснуть. Её душа продолжала разрываться на части, стоило ей припомнить, как Коготь Нуар уничтожил её саблю. И дело было даже не в самом оружии, которое Лонг обещал восстановить при следующей трансформации, а скорее в его значении: сабля — символ кары и её многочисленных побед — сегодня был варварски уничтожен прямо на её глазах. Это было катастрофой для любого воина. А она считала себя воином. Но прощать Нуару такую наглость она не собиралась. В голове уже появлялись некоторые идеи пыток. И она, довольно улыбаясь, воображала, как медленно, наслаждаясь каждой клеточкой тела, расправляется с ним, разрубая его на мелкие кусочки. Лонгг иногда в шутку называл её Мулан, а Кагами лишь усмехалась, но ей нравилось это прозвище. Может быть, потому что воинственная девушка была её любимой героиней в детстве? Идиллия Кагами была прервана ворвавшейся в комнату Томоэ Цуруги. Женщина без стука ворвалась (или, лучше сказать, вышибла с ноги дверь) в её спальню. Кагами, мгновенно забыв про своё раздавленное состояние, натренированная, как солдат, вскочила на ноги. Мадам Цуруги подскочила к несопротивляющейся дочери и дала ей пощёчину. Кагами молча вытерпела её, однако глаза немного защипало, девушка с трудом подавила в себе всхлип. — Как ты посмела упустить их?! — вместо приветствия, процедила мать. — Разве этому я тебя учила? Чтобы ты не смогла поймать двух хлюпиков? Как ты смеешь позорить нашу семью перед Верховным! Что будут говорить про нас остальные?! — она резко оттолкнула девушку от себя и схватилась руками за голову, готовая рвать на себе волосы от досады. Кагами отошла от неё на шаг, восстанавливая равновесие с трудом. Стоять на ногах было тяжело, они вот-вот норовили подкоситься. Кагами безэмоционально наблюдала за ней. Казалось, до неё почти не доходило понимание происходящего. Она всё ещё была в прострации. — Они обхитрили меня, уничтожили моё оружие, а потом связали, — твёрдо произнесла девушка, с безмолвным вызовом смотря на Томоэ. Мадам Цуруги резко обернулась к ней, поражённо смотря на девушку. Она возмущённо всплеснула руками. — Что ты такое говоришь? — истеричным тоном прокричала она. — Они тебя связали?! Тебя, которая ежедневно тренируется по пять часов без перерыва, тебя связали?! Да как ты вообще позволила им это сделать! Позор! — ткнув в грудь дочь, продолжала истошно кричать Цуруги. Кагами пожала плечами. Такие сцены были для неё вполне привычными, потому крики и оскорбления матери почти не задевали её. Она научилась абстрагироваться от внешнего мира, когда считала необходимым это сделать. Ей было плевать на то, что говорила мать. Она просто хотела спать, провалиться в блаженное небытие и больше никогда не просыпаться. Она хотела, чтобы смерть настигла её во сне. — Ледибаг и Коготь Нуар вдвоём очень сильны. Они научились работать вместе, — пояснила девушка, но мать почти не слышала её вялые объяснения. — Да хоть их было бы десять человек! Ты — воин! Ты — дракон мщения! Как ты посмела так позорно проиграть каким-то недотёпам! Ты — моя дочь! Ты должна компенсировать всё то время, что я потратила на твоё обучение! — крича прямо в лицо дочери, продолжала она. — Мне плевать, что они превосходили тебя по численности! Разве тебе сложно разобраться с парочкой неудачников, перешедших дорогу Верховному? Почему они до сих пор не мертвы — вот это меня волнует! Кагами никак не отреагировала на слова мадам Цуруги. Она знала, что оправдываться бесполезно, мать от этого лишь сильнее рассвирепеет, и тогда от её руки пострадает сама Кагами. Не сказать, что Томоэ часто била дочь, но иногда её наказания были несколько изощрёнными. Сама женщина не считала это чем-то варварским, а оправдывала свои жестокие действия тем, что закаляет дух Кагами. Чтобы в будущем она имела железную выдержку. — Ладно, — выдохнув наконец, произнесла Цуруги. — Второго раза ты не допустишь, ты прикончишь их завтра же, — добавила она, поправляя выбившиеся пряди волос из туго затянутого пучка. Она посмотрела на неё поверх тёмных очков, слепыми глазами строго смерив её напоследок. Кагами закусила нижнюю губу, о чём-то напряжённо думая. Мать развернулась и направилась к выходу. — Как я найду их? — Кагами остановила её у самой двери. — Они вряд ли снова трансформируются, потому что знают, что я буду поджидать их, — объяснила она. Мать фыркнула, но тоже призадумалась. Обернувшись к ней, она по слогам отчеканила: — Тогда тебе нужно узнать их гражданские личности, напасть на них, когда те беззащитны, — оскалившись, произнесла женщина. — Так тебе будет даже проще. Да. Завтра же займись этим. Кагами вздохнула, понимая, что у неё нет выбора. Она знала, что Верховному были известны настоящие имена Ледибаг и Когтя Нуара. Но он вряд ли поможет ей в этом. Она была уверена, что Повелитель устроил ей очередную проверку на прочность. — Но это займёт много времени, — слабо возразила Кагами. Женщина нервно передёрнула плечами. Вся эта ситуация её начинала снова выводить из себя. — Ну так сделай всё, чтобы найти их быстрее, — с раздражением процедила Томоэ. — Это в твоих силах. К тому же, может быть, кто-то из других ищеек тебе поможет, — пробормотала она уже самой себе. С этими словами она направилась к выходу и покинула комнату, хлопнув напоследок дверью. Кагами ещё долго стояла на месте, не моргая уставившись в одну точку. Щека неприятно саднила в том месте, куда пришёлся удар. Она посмотрела на своё отражение в зеркале и ужаснулась. Оттуда на неё взирала разбитая дезориентированная плачущая Кагами. Это был далеко не тот образ, который желала видеть её мать.