Швейцарский флот

Балу, пританцовывая под неслышное радио, крутится по солнечной кухне. Убирает со стола, грузит посудомойку, роется в холодильнике, поминутно зачесывая волосы от лица. Знает, что Саша на крыльце, буквально в двух шагах за прозрачной дверью, но ничем себя не выдаёт. Как будто ничего не было. Снова. Завтракали они втроём, почти в тишине. Ира, её подруга и Алёна ещё раньше увезли детей в аквапарк. Борис методично выклевал из своей яичницы все сосиски и помидоры, потрепал Шуру по холке, кивнул Саше и свалил по делам. Саша от внезапно проступившей неловкости ретировался вместе с кружкой на улицу курить. Вчера они всем табором шлялись по магазинам почти весь день. В очередном Алёна отправила Сашу с ворохом тряпья в примерочную, а сама занялась детьми. В паузе между рубашками в кабинку просунулась любопытная мордочка Балу с бесцеремонным "ну чё". Саша неодобрительно прищурился на него в зеркало. Но Шура на гляделки не отреагировал, ощупывая взглядом всё, что ниже. – Лосяяяра, – бархатно прошелестел Шура, просачиваясь за шторку, – всё хорошеешь и хорошеешь. Саша завис, рассматривая их контрастное отражение: беленький Шура ростом ему по плечо и он сам, смуглее и нормально так шире в плечах. Из ступора вывела горячая ладонь на пояснице. Саша аж растерялся: – Шур, ты чё охуел? Шура весь подобрался, но руку не убрал, скользнув на бок: – В прошлый раз тебе понравилось. – Ты обдолбался уже где-то? Какой, нахуй, прошлый раз? Ты же не помнишь! – Вслух зашипел Саша, а мысленно взвыл. Был. Был этот ебучий прошлый раз. Блять. Всё ж нормально было. Щас-то что не так пошло. Гостишка была стабильно паршивая. Кормиться самостоятельно, вода еле тёплая, кровати маленькие. Хотя кроватки для хоббитов – это, пожалуй, обыденность. Саша может по пальцам одной руки пересчитать города, где в гостиницах нормально влезал в койко-место. Но тогда, в начале двухтысячных, от всех бытовых тягот спасало проверенное панковское средство – надраться до синих чертей. Чем группа благополучно и занималась весь вечер. Ближе к четырём утра Яша с Пором на буксире отчалили спать. Хозяева номера Князь с Горшком, плотно заполировав коньяк пивом, висели поперёк одной кровати и разговаривали очень важные разговоры на одном им понятном языке. Шура, расстроенный тем, что не удалось вызвонить знакомых девиц, драматично валялся на диване, закинув ноги Саше на колени, и не очень складно жаловался на переменчивое женское сердце. Саша, сам изрядно уставший от коньяка, утешительно поглаживал джинсу, натянутую на мелкую круглую коленку, и машинально со всем соглашался. И начал уже задрёмывать, когда совершенно неожиданно Балу резко сел и объявил, что пойдёт звонить девицам ещё раз. Миха, отвлёкшись от беседы, мутным взором обвёл панораму и вежливо предложил Шурикам пиздовать к себе. Саша вздохнул и потормошил Балу за плечи. Балу сфокусировался на Саше и умильно расцвёл в улыбке всем лицом: – Лооось, такой ты красивый, – попытался ткнуть пальцем в нос и, естественно, промазал в щёку. Саша мотнул башкой и сразу же об этом пожалел: в башке зашумело. – Шур, пьяная ты скотина, пошли спать. Шура с неожиданным проворством просунул руки подмышки и обнял, прижавшись щекой к груди: – Женщины, Саша, волшебные существа, занудства не выносят, если, – и затих, потеряв мысль. – Согласен, но спать пошли. Шура оторвался, снова посмотрел в лицо и строго сказал: – Ты абсолютно не понимаешь концепции истинного панка. Этого Саша, конечно, вынести уже не мог. – Щас будет тебе панк, – прихватив Балу за пояс, неуважительно взвалил мешком на плечо и, пожелав князегоршам спокойной ночи, вынес из номера. Нести было легко и недалеко. Проблема обнаружилась уже у двери. Ключ у Шуры в заднем кармане. Пришлось его, почти не реагирующего, поставить, прислонив к стеночке, и обстоятельно обшарить карманы. Сразу оба. – Лооось, ты чё, меня лапаешь? – подал голос Шура. Саша неожиданно для себя вспыхнул ушами и тут же разозлился: – Балунов, ты дебил что ли? Ключи я ищу. Нашёл, кстати, – Саша помахал перед лицом синей биркой. – Жаль, – выдохнул Шура и стремительно съехал по стене. – Блять, – Саша твёрдо решил, что в следующий раз сам налакается до несознанки, и пусть Шура транспортирует как хочет. Сгрузив Шуру на койку, Саша посчитал свою миссию выполненной. Но Балу, побарахтавшись, сел, закинул ногу на колено и предпринял попытку снять ботинок. Саша тяжко вздохнул и, опустившись на колени перед кроватью, занялся шнурками. Шура притих, но на втором ботинке протянул руку и зарылся Саше в волосы. Саша вздрогнул, но не стал отвлекаться. – Так красиво вьются, – язык Шуре подчинялся не очень. Зато руки, видимо, имели собственный центр управления. Одна, то собирая, то отпуская, мягко натягивала волосы, вторая накрыла линию челюсти, заставляя поднять голову. Глаза у Шуры в краденном свете уличных фонарей были совсем бездонные. Саша даже испугаться не успел, только ботинок из рук выпустил, когда Шура с неожиданной силой дёрнул его на себя за шею и впечатался губами в сашин удивлённо приоткрытый рот. Саша читал, что у людей нет инстинктов. Даже самосохранения. Теперь смог убедиться на практике. У Шуры невозможно горячий рот и мягкие, почти девчоночьи, губы со вкусом коньяка. Если бы Саша был хоть чуточку меньше пьян, кровь бы распределялась по организму равномернее. Но пили они с Балу вровень. Поэтому вся кровь ухнула вниз, голова звенела пустой кастрюлей и даже не собиралась Сашу предостерегать от нелогичных, необдуманных поступков. Шура, не выпуская Сашу из захвата, упал назад, разметав по подушке нимб светлых волос. Саша ничерта не успел среагировать на этот манёвр и неуклюжим кулём рухнул сверху. Шура только крепче прижался и выдохнул в ухо срывающимся шёпотом: – Такой здоровенный тяжёлый. Лосяяяра. Саша опёрся на локти и попытался сдвинуться в сторону, чтоб не так придавливать, но Шура уложил ладошки на лопатки, чуть вжимаясь кончиками пальцев, и потянул назад: – Оставь. Кайфово. – Шур, чё мы делаем? – Даже пьяному Саше всегда нужен был хотя бы примерный план. – Целуемся. – Шура стащил с Саши покосившиеся очки и отложил на тумбу. – Можем ещё чего-нибудь, – доверительный шёпот сопровождало однозначное движение бёдер вверх. Саша с шипением втянул воздух и притёрся пахом в ответ. – Ты меня с девой не попутал? – Нееет. Тебя ни с кем не перепутаешь. – Шура лукаво улыбнулся, обнял ладонями сашино лицо, отводя волосы, пригладил большим пальцем бровь. – Ещё поболтаем? А пропадай всё пропадом. Саша примерился и ощутимо прикусил шею прямо над ключицей. Шура на это сладко вздохнул и решительно полез под сашину футболку. Утро наступило сначала режущим светом в глаза, потом ещё разок мокрым полотенцем на лицо. – Лось, подъём! У нас чек через два часа. Саша трагично простонал. Умытый Шура с мокрыми волосами выглядел неприлично витальным для того, кто вчера напился до желания лизаться с мужиком. – Блять. Всю хуйню из карманов растерял, – ругался Шура, шумно копошась в одежде и сумке. – Мы же гулять вчера не выходили? Так и сидели у Гаврилы? – А? – Саша не сразу понял, что обращались к нему. – Вот я тоже нихуя не помню. Пойду, разбужу заодно. Щелчок двери, закрывшейся за Шурой, отдался эхом у Саши в голове. Не помнит. Не помнит. Это хорошо, наверное. Можно не думать, чё это такое было. Саша сам помнил весьма отрывочно. По крайней мере, проснулся он в своей кровати и в застёгнутых штанах. В целом, это даже лучше того случая, когда Шура, действительно, провёл в гостиницу девчонок через кордоны администраторов и охраны и сорвал Саше отсыпной. Не помнит и не помнит. Не жалеть же ты об этом собрался. За спиной с дребезжанием отъехала дверь. Саша замер сжатой пружиной. Балу остановился рядом, спустил с рук кота, пощёлкал зажигалкой. В нос пополз гвоздичный дым. – Сбежал? – Да я не, – Саша застопорился, подбирая слова. – Ну-ну. – Я думал, ты не помнишь. – Саша поднял голову, моляще изломав брови. – Шур, чё это было? – Юный был, пьяный и смелый. Захотелось – полез. – А соврал зачем? – Протрезвел и зассал. И немного надеялся, что ты напомнишь, – Шура подозрительно привычным движением легко проходится короткими ногтями вверх-вниз над воротом футболки, прогнав по сашиной спине ком мурашек. – Мир? Саша подаётся к руке. Вроде мир. Но один вопрос всё же висит. Уверенности в том, что стоит его задавать, нет. Но Саша ведь часто делает раньше, чем думает. – А вчера зачем? Балу вздыхает вместе с дымом и, скрестив ноги, опускается рядом прямо на дощатый пол, утыкается лбом Саше в бедро: – Меня Ириша здесь сразу в рехаб сдала наркоту и бухло бросать. В нормальный, не как в эсэсэрии, – Шура презрительно морщит нос. – Я думал, фуфло это всё, лоховская тема. А тут правда помогли. Психологичка однажды просила вспомнить все свои позорные пьяные выходки. Я там такого навспоминал, – прерывается на досадливый смешок, – что мне престарелые алкоголики на группе респектовали. В основном шизу всякую. Как с Гаврилой гоблинов ловили, в турах фестивалили, как Пора в армию провожали, как на кислом из Сестрорецка без штанов в город возвращались. Тут уже Саша давится смехом. Шура звонко шлёпает его по голому колену: – Чё вот ты ржёшь, Лосяра?! Сам не лучше вообще-то! Саша утешительно гладит Шуру по волосам, Шура затихает. – Не лучше. А связь-то какая? – напоминает Саша. – А, – Шура мнётся, – про тебя тоже рассказал. Без имён и званий, конечно. Стрёмно было, пиздец. – Да кто меня тут знает, – Саша криво улыбается. – Но связи всё равно пока не вижу. Или у них тут алкоголизм публичным стыдом лечат? – Очки протри, – огрызается Шура, поёжившись как от холода. – Я тебе тут душу открываю, а ты нудишь опять. – Всё-всё. Завалил. – Вот то-то же. Психология, короче, в меня вцепилась и пытала потом один на один. Всякую дичь прогоняла про подавленные желания и незакрытые гештальты. Вроде как, незаконченные дела мешают двигаться дальше. Она там допизды наговорила умного, но суть в том, что я обманываю себя, что не хочу мужчину. И заливаю среди прочего и это тоже. – Шур, я, конечно, не хочу обидеть, но ты щас буквально живёшь с мужиком. И Иришей. – Блять. Это не то, – Балу бьётся лбом Саше в колено, – не какого-то абстрактного мужика, а тебя, – и совсем сникает, выжатый признанием. – Но ты всё это время молчал. Саша думает, что бы сделал тогда, если бы знал, что не оттолкнут. Было интересно. Шура и язвил, и кокетничал одновременно. Тянулся к людям, но гулял сам по себе. Был весь такой приятный, мягкий и тёплый, что хотелось. Но не лезть же к нему яркому, окружённому девицами, всей своей нескладной тушей. Вот, если бы он сам. Саша бы не стал отказываться. – Ну. Это. Грешновато. – Саша усилием воли глотает смешок. Балу не замечает. – А потом ты не помнил. И чморил ещё меня всё время, что гаммы не дрочу. – А чего ты не учился? – Руки. – Балу всхлипывающе выдыхает и часто моргает. – Блять. Саше очень хочется его обнять. Такой вид горестных вздохов ему хорошо знаком. Но спрашивать желания нет. Саша, может, и бестактный, но не палач. – Иди сюда. – Треплет Шуру по плечу. Шура понимает сразу, но явно сомневается. Саша хлопает по колену, подзывая: – Давай. Ничего не теряешь. – Не теряю. – Шура неловко поднимается, отряхивает штаны, дотягивается до пепельницы. Тянет время. Ладно. Саша не спешит. Для него теперь ничего нелогичного не происходит. У Саши в голове со скоростью света свежими полароидами щёлкают картинки. Шура смотрит снизу вверх и, дурачась, просится на ручки, Саша поднимает. Вот Шура с хохотом лезет ледяными руками Саше под свитер. Вот прячется за него, обнимая за пояс, и велит вон тому въебать. Вот вспоминает анекдоты про лосей, каждый раз новые. Вот сам в голос ржёт с сашиных пидорских шуточек. Вот виснет тёплой зверушкой, обнимая сзади за шею. Так на журнальном фото и осталось. Вот по-хозяйски задирает на Саше футболку, требуя предъявить пузо. Вот делает вид, что сейчас оближет. Вот Шура спит в автобусе, закинув ноги Саше на колени и уткнувшись носом в шею. Шуточки. Саша привык. Они все постоянно рядом в маленьких пространствах. На сцене вообще адский котёл. Никого не трогать нет ни единого шанса. Не думать о том, как бы это было, тем более. Но Шура всё это время, оказывается, помнит и фонит великолепием, глядя на Сашу с этим своим нечитаемым выражением. И ядовито отбивает любые предложения научить чему-то новому на басу. Шура забирает со столика пустую кружку, кис-кискает охотящегося в траве кота. – Идём внутрь? Шура хрустит пакетом с кошачьим кормом, кот влетает в кухню кометой, дрифтуя по кафелю, Саша задвигает створку. Прямо командная работа. Совсем как раньше. Внешне Балу почти не изменился: волосы длиннее и ухоженнее, мягкий золотистый загар против питерской бледной бледни. Это всё Саша и так видел в окошке скайпа. Взгляд поменялся: спокойнее, живее. Достоевщина почти выветрилась, морщинка между бровей расправилась, вечная настороженность отпустила. Саша ловит себя на разглядывании, чувствует потеплевшие щёки и томительное ощущение за солнечным сплетением. Ещё не возбуждение, но уже рядом. Как понравившуюся девчонку на колени затянуть. Шура закрывает шкафчик и тупит в столешницу, боясь развернуться. Саша нарочно шаркает, пока приближается, чтоб не пугать. Наощупь Шура такой же, как Саша помнит, даже лучше без тумана в голове. Саша прижимает его спиной к груди, вдыхает запах шампуня и шепчет в макушку: – Пойдём? Шура спрашивает у сашиного отражения в нержавеющем дне сковородки: – Это же не секс из жалости? – Нет. Это не секс из жалости, – отвечает Саша в душистую макушку. Шура разворачивается в руках и внимательно смотрит в лицо: – И зачем? – Наверное, мне тоже нужно позакрывать какие-нибудь гештальты. Саша быстро приседает и, подхватив Балу под задницу, сажает на столешницу. Тот рефлекторно обнимает Сашу ногами, вцепляется пальцами в плечи. – Какой же ты здоровый лось, – Шура смотрит на свою миниатюрную, в сравнении с сашиным бицепсом, руку, пару раз сжимает пальцы, – кайф. Донесёшь? – На лестнице наебнёмся, а у нас с тобой нет местных прав, спасут нас и отвезут в травму только вечером. Ладоням на шуриных бёдрах тепло. – До лестницы, – пытается сторговаться Шура. Саша обнимает его за пояс и несёт до лестницы несчастные пять метров. Шагнув на ступеньку выше и став с Сашей одного роста, Шура его целует. И это вообще не похоже на мокрые пьяные облизывания в богом забытой гостишке богом забытого Уссурийска. А, может, это была Чита. В сравнении с сейчас то приключение кажется галлюциногенным сном. Шура на вкус как кофе с апельсиновым соком и дым его выёбистого джарума. Сашины руки бесконтрольно скользят под футболку, прижимаясь горящими ладонями к пояснице. Шура отрывается с видимым усилием, смотрит блестящими глазами, облизывает исколотые сашиной щетиной губы: – Мы так никуда не дойдём. – И, хихикая, тянет за руку вверх, к себе в комнату. Они топают, как слоны, заплетаясь ногами, шугают кота, и кажется, сбивают рамку со стены. Шура заталкивает их в комнату и прислоняется спиной к закрытой двери, рассматривает Сашу в своей спальне и, удовлетворившись картиной, пихает его в грудь. Саша делает пару шагов и садится на ткнувшуюся под колени кровать. Шура ловко забирается сверху, пихает снова, понукая лечь, и тащит через голову футболку. Саша успевает притормозить, спеленав руки недоснятой одёжкой. Пока Шура снова его не заткнул, надо спросить важное: – Как ты хочешь? – Саше, на самом деле, не принципиально. Некому и нечего сейчас доказывать. Шура и так его хочет, без условий, но план всё ещё должен быть. – Трахнешь меня? – выдыхает Шура Саше в шею, спрятав лицо. – Всё, что захочешь, – отвечает Саша и тянет в поцелуй. Шура шипит, проехавшись пахом в тонких пижамных штанах по джинсовой ширинке, и лезет расстёгивать сашины шорты. Саша, выпутавшись из футболки, рвётся помогать. За что тут же получает по рукам, потому что только мешает. – Не представляешь, сколько я об этом думал, – говорит Шура на длинном выдохе, потираясь, натянувшим трикотаж, стояком о сашино бедро. – Представляю. Примерно, столько же, сколько я. Смотря, когда ты начал думать: до Читы или после. Шура явно идёт по какой-то своей фантазийной схеме. Возможно, несколько раз отрепетированной в голове. – Там разве Чита была? По-моему, Мурманск. Ремень, наконец, сдаётся, вжикает зиппер, Шура накрывает ладошкой сашин член поверх белья и шкодно улыбается: – Здооорооовееенный хуууй. Саша разом и ржёт, и стонет, закрывая лицо руками. – У тебя всегда секс в балаган превращается? – А у тебя в постели всегда все грустные? Я, может, зря полез, – Шура деланно дует неприлично яркие, даже при закрытых шторах, губы, но своих изучающих поглаживаний не прекращает. – Ну ты сука, – выдыхает Саша пополам со смехом, и без предупреждения, взяв в медвежий захват, одним движением переворачивается вместе с Шурой, сбивая по дороге очки. Кожа под ладонями температурная, волосы размётываются бледным пламенем. Саша прижимает к постели оба запястья у Шуры за головой. У того в глазах пляшут черти, чего-то такого он и хотел. – В гляделки играть будем? – Он ещё и подначивает. Саша отпускает руки, отстраняется, успевает с садистским наслаждением поймать в бесстыжих балуновских глазах испуг и, дёргая с себя шорты, коротко командует: – Раздевайся. Шура извивается всем телом, в секунды вылущивая себя из штанов. Саша за послушание меняет гнев на милость: – Так или перевернёшься? Шура перекидывается на живот, тянет подушку под грудь, обнаруживая под ней дозатор с синей надписью. – Чё? – Шура гнёт бровь в ответ, хотя Саша ничего не спрашивал. – Я тут вообще-то концертники Метлы смотрю. Уж ты-то должен понимать. Саша смеётся и с небольшого размаха шлёпает Шуру по мелкой наглой жопе. Звук получается такой сочный, что немедленно хочется влупить ещё. Шура шипит, но не сбегает, и подталкивает Саше под руку флакон. Саша накрывает половинки ладонями почти полностью. – Резинка? – В ящике. – У тебя уже с кем-нибудь было? Шура наблюдает из-за плеча, как Саша роется в тумбе, убирает туда же, попавшиеся под руку очки. – Шур? – Да было-было, – Шура закатывает глаза. – Не ссы, целку не собьёшь. Саша, конечно же, бьёт ещё раз и, ухватив подушку с двух сторон, дёргает к себе. Шура издаёт недостойный писк и возмущается: – Ну ты, блин! Лось! – и замолкает, обнаружив себя со вздёрнутой выше головы задницей. Саша демонстративно, чтоб Шура видел, забирает пузырёк и втискивается коленями между бёдер. Шура цепенеет, закусывая костяшку указательного пальца. Саша с нажимом гладит поясницу, задницу, стекает ладонью на бёдра, большим пальцем растирает прозрачную капельку, выступившую на розовой головке. Шура на грани слуха скулит, ёрзает под рукой. Саша пару раз без давления проводит по собственному члену, чтоб хоть немного унять жар. Саша не знал, что возня и перепалка его заведут до мушек перед глазами. – Шур? – Саша сильно сжимает половинку, оттягивая, трёт жёсткой подушечкой тёмную звёздочку в серединке. – Шура? – Ммм? – Шура поднимает голову, смотрит назад осоловело. – Скажешь, если больно. – Скажу, – Шура роняет голову обратно на постель, подаётся задницей к ласкающей руке и мелко вздрагивает на щелчок крышки. Дозатор льёт, не жадничая. Шуру всего обсыпает мурашками. Саша немного кружит вокруг входа по скользкому и, не затягивая, давит пальцем внутрь и сразу обратно, повторяя на каждый раз с большей амплитудой. Шура знает, что делать, не мешает, не зажимается, не пытается уйти от проникновения. Такой мягкий, приятный внутри. Саша снова кружит снаружи, массируя, и вталкивается уже двумя. Шура подкидывает бёдра вверх. Пальцы въезжают до косточек, Саша их чуть сгибает, прижимаясь над яйцами основанием ладони. Шура низко стонет. Мышцы на бёдрах собираются, заставляя его туго сжаться. Саша сгибает пальцы ещё несколько раз, разводит в стороны, добиваясь от Шуры ритмичного поскуливания. Член подтекает вязким уже постоянно, на подушке расплывается мокрое пятно. Собственный аж гудит от напряжения. Саша отвлекается на резинку, только чтоб не поехать крышей раньше времени. Фольгу приходится рвать зубами, зато раскатывается одним движением. Саша предплечьем вытирает лоб, возвращается к началу, льёт смазку, без сопротивления входит одним пальцем, наглаживая Шуру по взмокшим ямочкам на пояснице. Шура подаётся задницей навстречу и непослушным ртом просит: – Саш, ещё. Саша собирает смазку, стёкшую на яйца, снова проходится массирующим движением снаружи и толкается сразу тремя, сгибая внутри. Шура натурально хнычет, вжимаясь лицом в простыню. Саша замирает: – Не больно? – Нет-нет, – Шура оборачивается горящим лицом. – Саш, давай, а? Я щас ёбнусь. Переспрашивать нет никаких сил. Саша жмёт двумя пальцами вниз и в стороны, хорошо раскрывая вход, чуть въезжает головкой по направляющим, и медленно тянет руку назад, всё дальше вталкиваясь членом. Шура тихо воет и обмякает бархатной тряпочкой под ним, когда Саша, войдя до конца, ложится сверху и прижимается губами к седьмому позвонку. – Тиш-тиш. Нормально? Шура трётся щекой о постель, кивая, косит на Сашу плывущим взглядом. Саша шепчет, касаясь губами маленького розового уха: – В тебе тааак горячо. – Пиздец, ты огромный. – Шура отвечает, сжимаясь на члене плотным жаром. Саша опирается на локти, обнимая его под грудью, тянет бёдрами чуть назад и снова толкается. Шура цепляется за сашины руки, тянется за спину, чтоб зарыться Саше в волосы и прижать ещё ближе, постанывает, подаваясь задницей навстречу. Его совсем мажет. Саша движется шире, чуть меняя угол, слабо покусывает плечи, проезжается сверху щетиной. На очередном особенно удачном толчке Шура вскидывает голову, чуть не влепляя Саше в нос, стонет в голос и частит: – Блять-блять-бля-да-здесь-ещё, – Сашу подгоняет этой неуправляемой мольбой. Шура начинает возиться под ним в попытке дотянуться до собственного члена. Саша не позволяет, возвращаясь к мелким толчкам, но спрашивает то, что представлял с самого начала: – Сядешь сверху? Шура распахивает глаза и часто кивает, ещё активнее выворачиваясь. Саша медленно отстраняется, тащит из-под Шуры подушку, ложится на спину. Шура растрёпанный, с красными пятнами до самой груди, отпечатком простыни на щеке резво, но не очень скоординированно забирается сверху, потирается задницей о член. Нашаривает и льёт ещё смазку прямо сверху, немного попадая Саше на живот. Глаза у Шуры совсем безумные, почти чёрные от разлившегося зрачка. Сашу эта подготовительная суета так будто ещё больше заводит. Наконец, Шура зависает, стоя на коленях, и начинает осторожно опускаться. Саше кажется, что яйца сейчас от одного вида просто взорвутся. Приходится пережать у основания члена, чтоб не кончить прямо сейчас. Пальцы собирает так, что у Шуры, наверняка, останутся синяки на бедре. Шура порнографии даёт почти как на концерте. Сначала давит ладошками в грудь, нарочно проезжаясь по соскам, и с загадочной улыбкой рассматривает сашино лицо расфокусированным взглядом. Теперь, уже потерявшись в удовольствии, откидывается назад в свой идеальный угол, уперевшись Саше над коленом. Вторая рука часто ходит по члену. Саша страхует большими ладонями под рёбра, выглаживает бёдра, накрывает руку на члене, когда Шура совсем начинает сбиваться с ритма. А держится он долго, прежде чем неожиданно сжаться внутри, так сильно, что у Саши искры из глаз брызнули. Шура откидывает влажные волосы с лица, мелко по кругу поводит задницей, бёдра под руками совсем каменные. – Мне ещё немного, – с усилием проговаривает Шура через тяжёлое дыхание, и вытягивается сверху, скользя твёрдым по животу, – не могу, доеби уже, а? У Саши в голове белый шум от внезапной остановки. Как в трансе он вжимает Шуру в себя и мощными толчками вскидывает бёдра раз, другой, третий, десятый. Пока Шура весь не подбирается, больно упираясь лбом в ключицу, и с отчаянным скулежом не заливает Саше живот, горячо пульсируя внутри и таща Сашу за собой в безвоздушное пространство. Шуру ломает как одержимого, со вздрагивающего внутри члена он не снимается только потому, что Саша держит двумя руками. Мир вокруг Саши схлопывается в точку и взрывается внизу живота, не оставляя ни души, ни тела. Шура давит сверху приятной тяжестью, распластавшись бескостной медузкой, крутит на палец сашин вороной локон, чуть натягивая, и жарко дышит в шею. И не спешит слезать с обмякающего члена, любым мелким копошением, выжимая из Саши последние всполохи удовольствия. – Если мы щас задрыхнем, то склеимся, и придётся вызывать МЧС. – А они остались в России, поэтому ждать будем до второго пришествия, – соглашается Шура и, хитро прищурившись на Сашу, сжимает дырку, всё же резанув напоследок остаточным, уже даже болезненным, огоньком в паху. Саша коротко стонет и потягивается всем телом. Под руку попадает дозатор. Саша вертит его, читая название и вдруг начинает вибрировать так, что Шуру на нём трясёт. – Да чё ты угораешь, – Шура отнимает банку, читает и тоже взрывается. – Свис нави, блять, – Саша уже в голос хохочет. – Швейцарский, блять, флот. Ты Швейцарию на карте видел? Там воды нет. Где там этот блядский флот? – В гей-клубе, очевидно же, – Шура бьётся лбом Саше в грудь. Потом вдруг обрывает смех, нависает, вытянувшись на руках, и быстро клюёт в губы. Саша сгребает его как игрушку и, хихикая, пытается покусать. Шура, снова весь покрасневший от смеха и возни, вырывается и сваливает в душ. Саша разбирается с резинкой, сгребает комом одежду и идёт в душ к себе в гостевую, распугивая по пути котов широтой натуры. Саша топчется на резиновом коврике, подставляя воде лицо. Засранцем себя удивительно не чувствует. Вообще, ничего, кроме лёгкости приятного приключения, не чувствует. Что-то в этой психологии, наверное, есть хорошее. Послезавтра Саша с семейством погрузится в самолёт, Шура его, конечно, проводит. Уже без ублюдочно-оранжевой таблички "Рене/иГАД <3" в руках. И, в целом, ничего не поменяется. Возможно, в ежеквартальные встречи в скайпе к жалобам на жизнь и сплетням добавятся дурацкие шутки про гештальт, швейцарский флот и концерты Металлики. Скорее всего, Саша ни о чём не жалеет.