***
— Что стряслось у малышки Райден? — несмотря на внешнюю безмятежность кицуне, Сайгу почувствовала тревогу, вспыхнувшую в груди при виде изможденной и уставшей Эи: темные круги под глазами, на лице все еще не высохшие влажные дорожки от сбежавших по щекам слез, легкая отечность на лице. В таком виде она могла явиться лишь ей или Макото. Никому другому. Ее появление в четыре часа утра было, как гром среди ясного неба. — Сайгу, даже не пытайся, — холодно отчеканила Райден, тем самым вызвав лишь раскатистый хохот со стороны божественной жрицы. — С тобой совсем не весело. Разве всемогущий сёгун может быть так глуп, предполагая, что при возникшей опасности жрица великого храма Наруками, поджав свой хвост от страха, убежит восвояси, возложив всю ответственность на хрупкие плечи моей Эи? — Райден закрывалась от Сайгу — пряталась за молчанием. Порой Эи по вечерам приходила к жрице за помощью: они в звенящей тишине пили свежезаваренный чай, а после, по ее просьбе, Сайгу читала ей легкие романы. Райден с интересом слушала, периодически задавая вопросы, касающиеся повествования, иногда это перерастало в дискуссии и споры. Эи одновременно любила и не любила эти вечера. Она получала удовольствие от общения с Сайгу, но видела, как близка была неизбежность и мысли деструктивные скребли когтями череп богини-кицуне. Предположительно, она лишь своим видом источала незримый свет душевной боли. Скрываясь за маской вечного спокойствия и лисьей игривости, она никогда не была за то, чтобы поделиться своим бременем, и лишь растягивая губы в характерной хитрой улыбке, чуть сощурив глаза, протягивала сёгуну очередную книгу. Сейчас она не протягивает книгу, но все еще также источает поверхностное счастье. И возможно источает в последний раз. — Ты слишком жестока, Сайгу, — у Эи перехватило дыхание. Желудок упал камнем вниз до самых пят. Сайгу говорила столь страшные вещи в своем привычном радушном тоне, но так бесцветно и ровно, будто не ощущала страха или сожаления о возможной кончине, будто это могло случиться с кем-то другим, но не с ней. — У тебя красивые и длинные волосы, — перевела тему кицуне, не позволив никакой другой эмоции, кроме застывшей улыбке, выражающей хрупкость момента, преобладать на ее лице. — Уверена, что они хорошо бы смотрелись в косе. Могу ли я попробовать заплести твои волосы? Давивший горло спазм мешал говорить. Её грудь ныла от боли, от осознания того, через что они вместе прошли. Борьба за истину ни закончится никогда. Жертвы будут бесконечны. И рано или поздно наступил бы момент, когда Сайгу пришлось бы сказать тоже самое. Сайгу заняла место сзади Эи, опустив ладони на крепкие плечи, принуждая ту сесть на ступеньку лестницы святилища; плечи сёгуна, словно по щелчку пальцев, поникли и расслабились, будто с них упал огромный груз. Жрица разделила локоны Райден на три равных пряди, сплетая их воедино, но Эи не могла на манер кицуне взять и притвориться, сдержать слёзы, что обожгли ее глаза. Сайгу шумно вздохнула, и Эи ощутила тепло ее рук, окольцевавших ее талию, так нежно и трепетно прижимающих ее к себе. Аккуратный вздернутый носик лисицы уткнулся в макушку, опаляя кожу головы горячим дыханием. — Не будь ослеплена. Не колеблись. Продолжай идти по пути, в который ты веришь. И если уж ничего не останется, пощади хотя бы воспоминания об этих словах. Они важны для не только для меня. Они важны и для тебя.***
Повисло молчание. Мико отложила книгу в сторону и, поддавшись вперед, погладила Райден по лицу, нежно провела указательным пальцем от виска к подбородку, от носа к сухим потрескавшимся губам. — Пощади воспоминания не только об этих словах. Пощади воспоминания и о ней. И только лишь тогда в груди твоей вспыхнет такая сила, что позволит тебе принять прошлое и жить с ним дальше. И пока время течет, идет своим чередом… Этот момент обязательно настанет. Эи глухо всхлипывала и жалась к ней. Яэ Мико раскачивала ее в утешающих объятьях и осыпала щёки невесомыми поцелуями. Но было лишь понятно одно. Образ белой кицуне растворился в настоящем времени, но засел в столь дорогих воспоминаниях о прошлом.