Ночь перед боем

Зимней ночью вместо привычного сигаретного дыма Иэйери выдыхала пар. Нервы шалили, оттого двери в царство Морфея были надежно заперты. Воображение вело грязную игру, подкидывая картинки, которые на деле девушка никогда не видела, но которые могут произойти после рассвета. Завтра, или уже сегодня — уследить за ходом времени по затянутому тучами небу было невозможно, а телефон намеренно забыт на тумбочке у кровати — мир узнает кто на самом деле достоин титула сильнейшего в магическом обществе. Замерзшие пальцы сжимали теплую кружку молока, пытаясь забрать с керамической поверхности всю положительную температуру. Шатенка еще в детстве слышала, что молоко помогает расслабиться. Она отчаянно верила, что после уличной прохлады мысли развеются сами по себе, к тому же в коконе из одеяла после пребывания на воздухе будет легче заснуть. Ведь так? Это ведь поможет отпустить ситуацию хотя бы на пару часов? Впервые в жизни Иэйери искренне не желала наступления нового дня. Что-то в груди болело и сдавливало сердце и легкие, стоило только подумать о наступлении двадцать четвертого декабря. Хах, символично. Оказалось, что Годжо, черт его возьми, тот еще романтик. И о чем он думал, выбирая эту дурацкую дату? Для Гето, который душой наверняка уже давно отдыхал в теплых и безмятежных местах, уж точно было все равно что с его телом. И тем более его не могло волновать когда произойдет битва сильнейших. Тогда почему шестиглазый не выбрал другое число? Или это для… Секо? Нет, нет. Он не мог выбрать этот идиотский день только чтобы близкий человек, последний, из тех, что были, не заморачивался с двумя датами смерти. Секо на протяжении месяца наблюдала, уверенность Годжо в своих силах. Да, точно. Он выбрал двадцать четвертое декабря только из-за Гето и своего никудышного чувства юмора. А запасные планы, которые они придумали, на то и запасные. Слишком много факторов могло помешать схватке. Тиски, взявшие в плен внутренности, никак не поддавались, будто рычаг не просто сломали, а вырвали. Попытки настроить себя на лучшее, очевидно, были неудачными. Глоток молока приятно обволакивал горло теплом. Хорошо, что девушка надела кофту, оставленную, кажется, Хакари, иначе на утро валялась бы с соплями пока там, в Синдзюку, на карту было поставлено так много жизней. Иэйери запрокинула голову к небу. Какая жалось. Облака скучковались плотной стеной и перекрывали путь звездному свету. Не будь Секо встревожена будущим, возможно она бы даже нашла что-то прекрасное в безмолвном, почти пустом городе. Многоэтажка, в которой находилась штаб-квартира «хороших парней» была полностью пуста. Судьбы жильцов оставались неизвестны. Быть может, они смогли покинуть колонию или же им пришлось уйти из дома на поле боя с «подарком» от Кендзяку, а может, они заснули в своих кроватях, но вместо них проснулись заклинатели прошлого. В прочем, это было не важно. В этом здании все могли расположиться с комфортом. Каждый мог взять по квартире, чтобы побыть наедине с собой. Но как и в любом правиле здесь тоже были исключения. Некоторые пожелали жить в компании с кем-нибудь, особенно перед важным для всех днем. Так и Секо, которая без спроса перенесла некоторые вещи в обитель Годжо, чтобы просто быть рядом с ним накануне ненавистной даты. Они же друзья, в этом нет ничего такого, даже если Итадори долго и косо смотрел на врача, которая не спешила уходить из комнаты вместе со всеми, зато громко оповестила что в душ идет первая. Сквозь прикрытую балконную дверь шатенка различила звук шлепающих по полу босых ног. Интересно, если шестиглазый заболеет и не придет на битву — это будет техническое поражение или Сукуна и сюда явится, чтобы сразиться? — Йо, Секо, — хриплый, как после сна, мужской голос раздался из-за двери, — закаляешься? Быстрого взгляда на Годжо хватило, чтобы усмехнуться. Если кто и закалялся, так это он: большая футболка развивалась от легкого ветра, что не упускал возможности проскользнуть под тонкую ткань и огладить бока шамана; свободные спортивные штаны и… все. Сам Сатору был растрепан и слегка помят, но Иэйери знала, что он не спал. У него в принципе были проблемы с этим. — И это говорит тот, кто стоит в футболке и босиком? — пока шатенка смотрела на друга, ее передернуло от пронизывающего ветра. Хорошо, что у нее было чем согреться. — Еще бы голым вышел. — Могу исправить, если так хочешь. — Годжо пожал плечами и встал на пороге балкона, но ближе не подходил. — Почему мне не погрела… что бы это ни было у тебя в кружке? — спросил не потому, что хотел, а из вредности. — Руки-ноги есть, холодильник и микроволновка знаешь где. — Зануда. И Сатору ушел. Вряд ли надолго, но Секо остро чувствовала желание провести с ним то время, что у них еще было. Поежившись от холода она застегнула кофту до подбородка. Шлепающий звук сменился на противный шаркающий, будто кое-кто специально не поднимал ноги, шкрябая подошвой тапочек по полу. На шаманку с размаху упало что-то тяжелое, плотное и теплое. От неожиданности она дернула руками, разливая напиток на пальцы и едва ли не утыкаясь носом в чашку. — Ух, кабан, — девушка предприняла слабую попытку выпрямиться, но и Сатору не дурак, знает, что несмотря на всю визуальную худобу, он таковым не был, поэтому перестал наваливаться. Поправил куртку на плечах и оперся на перила по обе стороны от женского тела. — Вот это ты отъелся за месяц. — Намекаешь, что я толстый? — Годжо протянул руку вперед, намереваясь забрать емкость с молоком, но Секо не так проста — вытянулась вперед и согнулась через ограждение. Знала, что упасть ей не дадут. Кружка в целости, а мужчина нарочно сопит горячим дыханием в темные волосы, посылая толпу мурашек по шее. — Чего не спишь? — Как по щелку пальцами настроение Годжо изменилось. На смену веселому тону пришел непривычный сдержанный. Шаман расслабился, здесь не перед кем играть комедию. — Не могу уснуть. — Молчание, но не тягостное, а уютное повисло над ними. За долгие годы, проведение рядом общество друг друга казалось спасательной шлюпкой в этом океане, наполненном людской грязью, ненавистью и мелочными желаниями. — Мы ведь впервые вот так разговариваем за последнее время? — Угу, — острый подбородок примостился на голове Иэйери, как на подставке, но даже так Сатору пришлось согнуться. Все же он был слишком высоким для японцев. — Много дел накопилось за время моего отсутствия. На самом деле, шаманку давно волновало как для товарища прошли эти девятнадцать дней. Что он делал будучи запертым? Ангел говорил, что время в темнице течет по своим, никому не ведомым законам, но после освобождения Сатору только отшутился, назвав время внутри куба длинным рабочим днем. Однако, Иэйери видела с каким взглядом вернулся друг. Видела и понимала, что этот «рабочий день» был не из приятных. — Можно вопрос? — ноги затекли и Секо елозила под крупным Годжо, пытаясь устроиться удобнее, то и дело наступая на его ноги. Осознание пулей ворвалось в мозг: Иэйери чувствовала мужчину отчетливо, без какого-либо препятствия. - Ты уже его задала. И можешь не топтаться по моим ногам? - Сатору отпрянул, а шаманка почувствовала насколько же без него было холодно. - Не боишься выключать технику в такое время? - спросить о том, что ее действительно волнует оказалось сложнее, чем представлялось минутой ранее. Девушка развернулась лицом к собеседнику и пожалела, что теперь он не сможет заключить ее в то подобие объятий. - А что, воткнешь мне скальпель в спину? - расслабленная поза и пренебрежительно брошенная фраза полностью отображали недюжее доверие к подруге. Мужчина сделал шаг назад, к выходу с балкона, начал поворачиваться спиной, чтобы продолжить шутку, вот только Иэйери поняла такое действие иначе. Эта ночь порождала новый калейдоскоп недобрых чувств в шаманке. Она боялась, что сейчас Сатору уйдёт и они так и не смогут поговорить. Провести время в компании друг друга. А по утру на это попросту не будет свободной минуты, не говоря уже о том, что будет дальше. Женская рука взлетела и ухватилась за куртку, которая была только наброшена на широки плечи. Одежда осталась в маленькой руке, а небесно-голубые глаза, выглядящие в сумраке ночи как синие бриллианты, тупо смотрели на шаманку. - Не уходи. - А? - чтобы понять что произошло Годжо пришлось прокрутить в голове все их последние фразы и действия еще несколько раз. Умозаключения не обрадовали. А обеспокоенный взгляд и сведенные к переносице брови собеседницы иголками отзывались сердце. Но Сатору не был бы собой, если не перевел ситуацию в шутку. - Я могу и сам раздеться, если ты все же этого хочешь, но только может внутри? Здесь прохладно. «Он не собирался уходить», - подумала шатенка. Ее рука мелко подрагивала от злости на этого горохового шута. На себя. На свой страх. На такое очевидное неверие в силы друга. Рездраженно бросив куртку в лицо сильнейшего и всучив ему кружку, Иэйери уже хотела позорно уйти спать, вот только холодные пальцы мягко обвившиеся вокруг тонкого запястья не позволили выйти за порог. - Не уходи, - голос Годжо был приглушен и чрезмерно искренен. Когда девушка повернулась, чтобы посмотреть на друга, то увидела, что тот так и стоял со свисающей с головы курткой. Вот же клоун. - Давай поболтаем еще немножко. И она осталась. Стащила одежду с чужой головы, растрепав и намагнитив белые волосы, из-за чего они торчали во все стороны. Набросила обратно на плечи Годжо куртку, по крайней мере попыталась, и отобрала чашку с остывшим молоком. Повернувшись спиной к мужчине она подошла к перилам и слегка перегнулась через них, чтобы точно не пересекаться взглядами. - Может напьемся? Когда еще представится такая отличная возможность? - Сатору шутил. Шутил, чтобы сбросить с них двоих неожиданно повисшее напряжение. Конечно он понимал чувства Секо, ее переживания и зарождающийся страх. Он вновь подошел вплотную к женскому телу, приваливаясь и приобнимая одной рукой за плечи. - Позовем Кусакабе с Мей-Мей и Утахиме, уж она точно будет не прочь выпить. А еще дедулю, пускай встряхнет своими косточками… - Каково было там, в кубе? Иэйери перебила этот бурный полет фантазии наконец собравшись с силами и озвучив волновавший ее вопрос. «Когда еще представится такая отличная возможность?» - слова, брошенные случайно, бездумно, заморозили кровь бегущую по сосудам. И правда, когда, если не сейчас? Шестиглазый молчал. Было не понятно, он не хочет говорить об этом или подбирает слова, но минуты шли, утекая песком сквозь пальцы. Секо захотелось выкинуть кружку, которая теперь только занимала руки и не несла абсолютно никакой пользы. Пальцы сжимали керамику сильнее с течением времени. Того и гляди чашка лопнет. Выпутываясь из кольца рук девушка поставила кружку на пол. Замерла. Она одновременно хотела посмотреть на лицо, что стало для нее роднее любого другого, чтобы понять что происходило в этой гениальной голове, и одновременно не могла этого сделать. И хочется, и колется. Иэйери собиралась сменить тему, понимая, что ответа она не дождется по каким-то личным причинам, которые были у Годжо. Секо уже раскрыла рот, чтобы просто что-то сказать и не заставлять мужчину вспоминать о том времени, но у Сатору как всегда были свои планы. Он, видимо, решил что-то для себя или собрался с мыслями и озвучил то, от чего сердце девушки ухнуло куда-то вниз: - Одиноко. - Сатору медленно, опасаясь, что его оттолкнут, протянул руку к Секо, но будучи ошеломленной признанием она никак не отреагировала на то, что ее не настойчиво притянули ближе. - Хоть я и не был там один. Знаешь, столько скелетов ни один гробовщик не видел. - Совсем невеселая усмешка сорвалась с его губ. А руки развернули подругу лицом к городу и вновь обвились вокруг маленького тела. - Сколько бы я ни пытался выбраться, ничего не срабатывало. Мои техники были бесполезны, они словно растворялись стоило направить их вперед. Впервые мои глаза не видели чего-то особенного. И вокруг не было никого живого. Ни души. Это было очевидно, что Годжо совсем не из тех людей, которые легко переносят одиночество. Даже в тяжелые времена он не оставался один на долго и приходил посидеть к Секо в морг или домой. Или, как он однажды признался, бродил по оживленным улицам Токио. Это было очень удобно. Ты одновременно не один, будучи в толпе, но абсолютно один в собственных мыслях. Язык любви Годжо Сатору - прикосновения. Мало того, что он собственноручно почти полностью лишил себя возможности касаться людей из-за работающей днем и ночью бесконечности, так хотя бы имитировал телесный контакт. И правда, понять, что техника включена постоянно, могли не все. Мужчина всегда использовал тончайший слой бесконечности. Возможно как раз для того, чтобы обманывать себя этой хитростью. Ведь так все выглядело, будто он и правда постоянно лапает окружающих. Но Кендзяку поступил с Годжо еще более жестоко - лишил возможности обмануть себя. Быть запертым в одиночестве, которое скрашивают груды костей - ударило бы по любому узнику. А по Сатору, кажется, сильнее чем можно было представить. Иначе Иэйери не могла объяснить почему сильные руки на плечах и талии держали так крепко. - Я думал, что быстро выберусь сам или вы сможете забрать врата у Гето, - мужчина осекся произнося фамилию лучшего друга, поздно вспоминая, что там, в Сибуе, был вовсе не он, а шаман из далекого прошлого, что так нагло воспользовался слабостью сильнейшего, - но когда прошла неделя, то понял, что вы меня не вытащите. - Девятнадцать дней - это две с половиной недели. Мог подождать еще немного или ты настолько нетерпелив, - шаманка улыбнулась своим словам и повернула голову, чтобы видеть как изменится лицо друга от подначиваний, но он смотрел вперед, куда-то сквозь дома, сквозь пространство. - Девятнадцать дней. На самом деле для меня все было немножечко иначе. Вот оно. Тайна, о раскрытии которой грезила Иэйери. Сердце забилось чаще и Сатору наверняка это чувствует и стискивает руками сильнее. Девушка спиной ощущает глубоко вздымающуюся мужскую грудь. Видела, как друг жадно дышит. Как он смотрит на нее сверху вниз, что-то разглядывает, от чего глаза мечутся по женскому лицу. Улыбка полная горечи и боли тронула губы сильнейшего, а веки сомкнулись. Желание поддержать, показать, что она, Секо, рядом, что не нужно переступать через себя, чтобы удовлетворить ее любопытство - щемящим чувством отозвалось в районе живота. Касаясь рукой щеки, что уже тронула небольшая щетина, девушка словно вырвала шамана из сна, заставляя вздрогнуть и распахнуть глаза с расширенными до предела зрачками. - Не надо, - чувство нежности и трепета волнами отзывались под кожей от того, как доверяюще щека потерлась о маленькую ладонь. - Три года, Секо. Три слова, два из которых гонгом отозвались в ушах. Сердце словно остановилось, а потом закачало кровь в ускоренном темпе. Иэйери казалось, что она пробежала марафон, так быстро орган бился о грудную клетку. В неверии она закачала головой из стороны в сторону. Этого не могло быть. Время не могло быть так жестоко. - Мне ничего не было нужно: ни еда, ни вода, ни сон - ничего. Но я точно знал когда дни переходят в ночь. Знаешь, там всегда было темно, но днем, становилось немного светлее. Это похоже на моменты, когда солнце пытается пробиться через тучи. - Блондин выглядел так, будто рассказывал о том, как провел выходные. Спокойный и сдержанный. Совсем не такой каким его видели окружающие. Не такой, каким он хотел казаться для окружающих. - Почему ты так смотришь? Потерявшись в чувствах шаманка и не заметила что совершенно не может отвести взгляда. Она считывала каждое движение лицевых мышц Годжо, но не видела ничего, что заставило бы ее беспокоиться. Вот только она беспокоилась. Глаза - зеркало души. В случае с Сатору, глаза - глубочайшее озеро, переполненное сожалением, болью и одиночеством. И Иэйери смотрела в эти голубые омуты. Она тонула в них, чувствуя все то, что друг скрывал от окружающих. Ее рука переместилась с лица на шею и после на выбритый затылок. Он удивился, но не отстранился, позволяя делать то, что она захочет, а пальцы продолжали путаться в белых волосах. - Мы пытались вытащить тебя как можно быстрее, - поза, в которой они стояли, была удобна только Годжо, что удерживал в надежных объятьях отклонившееся тело. Секо развернулась, а руки вокруг нее разомкнулись, в который раз за вечер. Казалось, что расстояния между ними уже не было, но шатенка все равно умудрилась сделать небольшой шаг навстречу, укладывая чужие руки на свою спину, прижимаясь щекой к горячей груди. - Без тебя здесь все перевернулось вверх дном. - Я заметил, - мужчина по-доброму усмехнулся и погладил подругу по волосам, прямо как она его минутой ранее. - Знаешь, я понял как чувствовал себя Суккуна, когда был заперт в Юдзи. Паршивое чувство. Ты волен идти куда пожелаешь, делать что захочется, но все это только иллюзия свободы. Пока я бродил по темнице, то пытался оставлять какие-то метки. Думал, что пространство закольцовано. Но оно по правде бесконечно. Позже мне начало казаться, что я схожу с ума. Вокруг ничего не менялось, дорога не сворачивала. Хочешь пойти в другую сторону, придется пробираться по костям, а по итогу все равно окажешься в начале. В общем, было весело! Разговор окончен. Он сам поставил точку, а Иэйери не стала возражать. Конечно, пережить нечто подобное снова, даже находясь дома, рядом с близкими людьми, было тяжело. - Почему рассказал? Поднимая взгляд вверх, на Сатору, Секо чувствовала, что тот совсем не расстроен. Немного подавлен, да, но только из-за необходимости вспоминать все произошедшее. - Разве ты не хотела знать? - тонкие белые брови поднялись в изумлении. - Но ты не хотел вспоминать. - Все хорошо. В конце концов, кому еще я мог рассказать, если не тебе? В уголках голубых глаз собрались морщинки. Губы растянулись в мальчишеской улыбке. Все и правда было хорошо. По крайней мере сейчас. — Мне страшно, Сатору, — признаться в таких искренних чувствах было сложно в первую очередь для себя же. Только почему-то когда ее спины касались широкие горячие ладони, а макушку обдавало теплым дыханием, она могла найти в себе силы, чтобы озвучить то, что зверем продолжало скребстись внутри. — Глупая, — в каком-то нежном порыве мужчина прижался губами к голове девушки и сказал так, как никогда не говорил эти слова: тихо, но со всей уверенностью, — я же сильнейший. И мне есть ради кого сражаться.