Переигровка

Меня разбудил громкий свист пуль — уши задрожали, а барабанные перепонки напряглись до предела. Я схватился за голову и начал кататься по земле, пытаясь хоть как-то унять противный болезненный звон в голове. — Началось?! — закричал я, — за уральским хребтом же как у Христа за пазухо… — Солдаты, подъем! — заорал чей-то тяжелый бас, — в бой! Раздался громкий топот и десятки человек пронеслись мимо меня, выкрикивая яростные угрозы в адрес неизвестного мне врага. Я открыл глаза и наконец осмотрелся — вокруг меня лежал не один десяток парней с дырками в головах и пузах. Интересно, откуда эти отверстия и что это такое красное течет по земл… — А-А-А-А-А! — заорал я, отполз на четвереньках назад и, стукнувшись головой об край окопа, снова потерял сознание. *** — Живой? — разбудил меня упитанный мужик в грязной гимнастерке. — А-ага, — ответил я. — Ну и хорошо — контузило тебя, видать, брат, нехило — цельный день пролежал. Давай, пошли уже, а то там в часть новый командующий прибыл. Пухляш одной левой легко поднял мое тело вверх и поставил на ноги, после чего я еле-еле потопал за ним, прихрамывая. Ясно, я попал во времена Второй Мировой, только вот, за какую сторону? Ну, судя по говорящим на великом и могучем солдатах, за Союз, но никаких красных звезд на форме у пухляша не было, да и черная как смоль гимнастерка ну вообще никак не сходилась со званием советского солдата. Однако, первый же плакат поставил меня в еще больший ступор: «Победа Лейденшафтлиха предрешена! Врагам не победить!» Теперь все стало еще запутаннее — я просто поплелся вслед за пухляшом, пытаясь хоть как-то успокоить самого себя. Не каждый день просыпаешься во времена параллельной Второй Мировой, знаете ли! Мужичок довел меня до полукруглого комплекса из скамеек и усадил рядом с собой. — Товарищ прапорщик! — поздоровался с ним рослый парень и отдал честь. Пухляш кивнул в ответ, показывая на меня, мол, руки заняты в ответ честь отдавать. Етить, он что, командир? Прапор усадил меня на стул и, все еще придерживая плечом, начал командовать, рассаживая всех остальных. Мда, скорее всего, он думает, что меня жестко контузило. Хотя, в принципе, так оно и есть, просто не физически а психически — еще вчера я был среднестатистическим представителем российской молодежи, а теперь непонятный Лийтеншфахнер… Наконец, на середину мини-колизея вышел высокий мужчина с длинными красными волосами, завязанными в хвост. — Капитан Клавдия! — зашептались солдаты. Клавдия? А выглядит, как здоровый мужик… Прямо за красноволосым вышел другой парень, уже с синими волосами, тоже в черном мундире. — У них тут, что, сходка анимешников или армия? — спросил я, — цветные волосы, женские имена, только трапов не хватает… — Чего? — переспросил прапор. — Ничего-ничего, брежу себе потихоньку… — ответил я. Пухляш серьезно кивнул и снова повернулся к центру сцены. — Кхе-кхе, — откашлялся (или -лась? Вдруг, просто СЛИШКОМ мужественная джоджо-женщина — волосы то в хвост завязаны!) Клавдия, — так как ваша часть фронта сейчас одна из самых горячих, а прошлого начальника таки догнала вражеская пуля, предоставляю вас новому командиру. Прошу уважать и подчиняться, майор Гилберт! Солдаты зааплодировали и синеволосый серьезно кивнул. — Ну, дальнейшее проведение мероприятия оставляю на тебя, — сказал (а) красноволосый, — сам понимаешь, какая ситуация, так что надо уже отчаливать. Клавдия помахал (а) рукой и сел в машину, за рулем которой гордо восседал усатый дядька в старомодном шлеме. Красноволосый махнул (а) рукой и машина понеслась прочь. — Ужинайте и ложитесь спать пораньше, — сказал Гилберт, когда драндулет скрылся с глаз, — завтра будет сложный день. Все встали со стульев и потопали в сторону вкусного запаха — я в этом деле полностью понадеялся на пухляша. — А вас, товарищ прапорщик, я попрошу остаться, — сказал Гилберт. Пухляш хотел двинуться к синеволосому, но майор сам потопал к нам — и тут я увидел маленькую золотоволосую фигуру, которая тихо и бесшумно выпорхнула из-за угла и подошла к нам. — Совсем плох, видите? — сказал пухляш, показывая на меня. Синеволосый помахал ладонью у меня перед лицом. — Прапорщик, вы слышите меня? — спросил Гилберт у вашего покорного. СТОП, ЭТО Я КОМАНДИР, КОТОРЫЙ ВРАЖЕСКУЮ ПУЛЮ ПОЙМАЛ? Ладно, спокойно, главное — убедить всех в том, что я небоеспособен и вообще память потерял. — С-слышу… Как меня зовут? — спросил я. — Кирс Салиман, прапорщик нашей 12-й роты, — сказал пухляш, — неужели, вы все забыли? — В голове все, как в тумане… — ответил я. — Надо его в госпиталь отправлять! — воскликнул пухляш. — Финальный бой через неделю-другую, — возразил Гилберт, — все машины подтягивают солдат к месту его проведения — у нас нет ни единого шанса выцепить хоть что-нибудь. Через две недели просто отправится домой вместе со всеми солдатами, победителем. — Понятно… А где ж ему теперь жить? — спросил пухляш, — сами же знаете, что командирская палатка всего одна, а если вы теперь назначаетесь командиром, то… — В любом случае, я собирался жить там не один, — ответил синеволосый, указывая подбородком на ту самую маленькую золотоволосую девочку у себя за спиной, — да и командирские палатки обычно довольно крупные, так что поместимся. Мужичок поклонился в ответ. — Нечасто я в своей жизни вообще офицеров видел, а тут командиром роты назначают! — Вам уже говорили, что это только из-за того, что ваш участок фронта самый трудный, и ему жизненно необходимо грамотное руководство. Синеволосый подхватил меня за плечо и повел в сторону большого шатра из черного глянцевого материала — заведя внутрь, он посадил меня на стул и вышел, оставив со мной девочку. Некоторое время я еще сидел и тупил, но все же решился оборвать неловкое молчание: — Как тебя звать-то? Блондинка удивленно на меня посмотрела. — Оружие. — Ну, одно имя лучше другого… — вздохнул я. — Майор дал мне имя, но я не знаю, имею ли право его раскрывать, — добавила она. — Ладно, если это какая-то военная тайна, нафиг мне ее знать, — ответил я, — лучше не говори, если не уверена, что можно рассказывать. А что ты здесь делаешь? — Охраняю вас — моя задача не дать вам уйти любыми способами. Если же вас не получиться обезвредить при побеге, придется ликвидирова… Штора, служившая шатру дверью, приподнялась и из-за нее показался синеволосый. — Вайолет, прекращай — я не отдавал приказа охранять его. И ты должна помнить мой главный приказ: вне боя не убивать никого без моего личного на то разрешения. Синеволосый поставил передо мной дымящуюся тарелку с каким-то супом — еще одну такую же он поставил перед блондинкой и забрал себе последнюю, третью. Ну, и конечно, по крупному куску хлеба, куда же без него. — Товарищ прапорщик, вас следует отправить в госпиталь, но свободных мобильных резервов у нас сейчас нет — машины отбирают иногда даже у подполковников, но, как вы знаете, войне скоро конец, близится решающая схватка. Обещаю отправить вас в госпиталь как только это станет возможным, а до тех пор вы будете продвигаться вместе с армией в самом тылу, — сказал синеволосый. Не все понял, но, кажется, пуля в заднице мне не грозит — и то хорошо. Хотя, блин, а где мои суперсилы? Все попаданцы как попаданцы: с мега-пупер-дупер мечами и раскрутецкой Системой, а я с тарелкой дымящегося супа и странной девчулей, которая, судя по всему, легко может меня прибить — только присутствие майора хоть как-то жизнь скрашивало. — И мне положен такой же паек, как и всем остальным? — спросил я. — Разумеется, — ответил майор, — талантливого командира, о котором писали даже в газетах, точно не бросят на произвол судьбы. Немудрено — закончить экстерном кадетское училище и получить звание прапорщика в пятнадцать лет! — В пятн… Ясно. То есть, мне пятнадцать сейчас? — спросил я. — Нет-нет, сейчас на один год больше, — ответил майор, — в газетах вы гремели ровно год назад, когда вам выдали под командование участок на фронте. — Ах, да-да… Ладно, я тогда спать пойду… Я доел суп с хлебом, поднялся со стула и прилег на постеленный на полу матрас. — Спокойной ночи. Я закрыл глаза и уснул с надеждой, что завтра окажется, что это все — просто страшный сон. *** Я открыл глаза, ожидая увидеть потолок своей комнаты, но увидел лишь внимательно изучающие меня синие моргалы. Блондинка. Стоит на четвереньках прямо надо мной. И держит в руке нож. — Все, ценок…