Отражение

      Когда началась появляться дотошная подозрительность ко всему Фурина уже и не припомнит. Может быть, это было сто лет назад, а может в тот момент, когда она впервые взглянула на себя в отражении на гладкой водной глади. Тогда юная девушка смотрела на нее в ответ, распахнув глаза в удивлении, которое встретишь только лишь у детей, ищущих сказку в самых обыкновенных вещах. Так и она, как наивный ребенок, восхищалась собой. С гордостью рассматривала черты лица, цвет глаз, одежду. В ее отражении все было хорошо и, не устояв перед соблазном, Фокалорс протянула руку и дотронулась до воды в надежде прикоснуться к своему отражению. Прикосновение вызвало мелкую рябь, отчего до сих пор безупречное лицо напротив исказилось. До сих пор плавные черты лица заострились и искривились, внушая отвращение. Разномастные глаза перекосились и вместо изюминки добавляли в образ лишь уродство. В тот момент на Фурину накатила волна паники, из-за чего она не смогла придумать ничего лучше, чем нервно отдернуть руку и отойти подальше от отражения. Переведя дыхание, Фокалорс прикрыла глаза, пытаясь выкинуть изображение из головы, но она продолжала ощущать, как искаженное лицо наблюдало за ней из какого-то потаенного уголка, надёжно скрытого от взгляда Архонта Справедливости.       В момент касания это на первый взгляд невинное изображение открыло истинное я, отпечатывая свой образ на века в памяти Фурины. Даже спустя длительное время, она никак не могла забыть косые и разномастные глаза напротив, глядящие в самую душу. И все бы ничего, но позже ее начали преследовать видения. Например, однажды, идя по коридору суда на очередное разбирательство на пару с Нёвиллетом, в зеркале на стене она уловила мелкое движение, а когда полностью сфокусировала свое внимание на зеркальной поверхности, вместо своего лица увидела искаженное и переломанное отражение. Пока к ней пришло осознание увиденного, Фурина уже стояла за спиной верховного судьи, прижимаясь к ней всем телом и нервно поддергивая перчатки. Мгновение и изображение не оставило после себя никаких следов, но Архонт никак не могла отделаться от мысли, что где-то оно продолжает наблюдать, продолжает анализировать и примерять себя на ее место. После случившегося Нёвиллету потребовалось по меньшей мере три месяца, чтобы привести Фурину в чувства и убедить не оборачиваться каждый раз, когда кто-то проходит мимо, нервно закусывая нижнюю губу.       На какое-то время Фурине перестало мерещится изуродованное лицо и Нёвиллет спокойно выдохнул, предпочитая забыть случившееся как страшный сон, но их спокойствие длилось не долго. Однажды отражение снова показывалось в зеркале. Происходящее дальше обернулось для них непроглядным кошмаром. При каждом взгляде Архонта в зеркало, вместо ее лика на нее глядели кривые разномастные глаза. Фокалорс начала изъела себя терзаниями и страхом. Мысль, что это изуродованная рожа принадлежит ей начала укореняться в ее голове. Она не могла вынести такого позора: Архонт Справедливости больше не показывалась на заседаниях суда и не высовывала на улицу. Шарахаясь от каждого шороха, Фурина постепенно замыкалась. Даже предстать перед Нёвиллетом она не могла с поднятой головой, вечно пытаясь избегать его пристального взгляда.       Нёвиллет в свою очередь не мог смотреть на то, какой напуганной она выглядит, как ее глаза, такие яркие до, потускнели и припухли от недосыпа. Румяная кожа побелела, тело исхудало, а волосы начали редеть и потеряли былую насыщенность цвета. Каждое изменение в ее образе приносило ему нестерпимую боль.       То время верховный судья запомнил отчётливо и очень жалел, что память его настолько хороша, чтобы в мельчайших деталях помнить те моменты, когда лицо Фокалорс искажалось в гримасе ужаса и отчаяния. Пытаясь найти выход, он прогуливался по улочкам Фонтейна, всматривался в закаты и восходы, смотрел на детей, резвящихся на улице.       Долгое время прогулки не приносили никакого внезапного озарения, на которое он так надеялся, из-за чего Нёвиллет начал ходить в библиотеки и шерстить книги, смотренные им уже тысячи раз, надеясь на свою невнимательность при их прошлом прочтении. Но, к сожалению, сколько бы он не вчитывался в тексты книг, которые почти полностью отпечатались в его памяти, ответа так и не нашлось.       Безысходность,       Досада,       Печаль,       Ненависть к самому себе.       Изуродованное отражение с каждым днём всё больше отравляло их жизни. Фурина потихоньку начинала сходить с ума, покуда он в сотый раз корил себя за чувство беспомощности, разрастающееся с каждым днем все сильнее и сильнее. Архонт Справедливости боялась находится с кем-то, а когда оставалась одна все время чувствовала, как за ней попятам следует чей-то взгляд. Эта дилемма выводила из себя, она не знала, куда податься, что делать и как быть. Решив полностью обособиться, Фурина заперлась в покоях, не подпуская никого. Никакие речи поддержки Нёвиллета не помогали: мысль, будто ее лик на веки изменился, никак не могла покинуть ее голову, отчего все слова становились для нее пустышками, никчемными отговорками.       Искаженное лицо приходило по ночам - крик не затихал до восхода. Оно приходило к ней днём - проходя мимо покоев Архонта Справедливости можно было услышать тихие всхлипы и невнятное бормотание. Приходило и вечером - тогда раздавались выкрики Фурины пропитанные безумием - не взаимосвязанные, размытые. Каждый раз в случае очередного припадка, Нёвиллет стоял за дверью и, пытаясь перекричать Архонта, приободрял ее всеми способами, на которые только был способен. Он не пытался вломиться в покои - не в коем случае, иначе, он точно знал, что Фокалорс лишь побьет его и вышвырнет из окна, а позже опять начнет умолять изуродованное отражение больше не появляться.       Больше никогда.       Никогда.       Полностью опустошенный, когда Нёвиллет в очередной раз прогуливался по Фонтейну, стояла солнечная погода. Вернее сказать – уж слишком солнечная. На небе не было ни облачка. Солнце нещадно палило, так еще ни единого дуновения ветерка. Большинство горожан сидели по домам, пытаясь спрятаться от зноя, поэтому улочки были полупустые. У судьи внутри тоже был один сплошной зной: все мысли занимало уныние. Сложившаяся ситуация настолько его вымотала морально, что уже попросту не хватало сил ни на что. Нёвиллету стало сложно проводить заседания суда, стало сложно вставать с кровати по утрам – он подолгу всматривался в окно с боку от своего ложа. Да что уж там – даже успокаивать Фурину, находящеюся в очередном приступе истерики, он был не в силах. Судья просто сидел под дверью, вымученно слушая очередной припадок, которых на дню случалось десятки. Хотелось, чтобы все это поскорее закончилось.       Порядком устав от мыслей, Нёвиллет было уже развернулся в сторону суда, покуда не услышал смех детворы неподалеку. Как же давно он не слышал этого звука, поэтому пройдя на звук, верховный судья оказался в широком закоулке, где, весело гогоча, толпилась детвора. В середине стояли двое мальчишек, у каждого в руке игрушечный меч. Оба стояли в боевых позициях, а когда толпа дружно прокричала: "Давай!", они схлестнулись в схватке, неуклюже перебирая ногами. Глаза у них были завязаны тряпицами ткани, отчего их действия становились ещё более неуверенными. Дети кричали и улюлюкали, подбадривая двух «рыцарей», а Нёвиллет стоял чуть поодаль, распахнув в шоке глаза. Оказалось, что решение все время было перед самым носом, у него наконец-таки сложился пазл, доставлявший ему столько хлопот. Мозг как будто прошибло током.       Вот же оно - решение!       Позже, вломившись в покои и увидев сидевшую Фурину в дальнем углу на против в дребезге разбитого зеркала, всю в слезах, он обнял ее крепко-крепко, до дрожи в мышцах, прижал, ничего не говорил. А Фокалорс лишь беспомощно уткнулась в его грудь, заливая тёмно-синий пиджак слезами.       Вечером того же дня, когда солнце уже село за горизонт, ливень обрушился на Фонтейн сплошной стеной неожиданно. Вдвоем они вышли на тропинку позади здания суда. Нёвиллет вел под руку сжавшуюся Фурину, остановился под фонарем и поставил девушку в самый центр его лучей. Фокалорес потирала в неуверенности ладони и каждый раз вздрагивала, когда слышала что-нибудь помимо дождя. Она не поднимала глаз, смотрела под ноги, на руки – да куда угодно, лишь бы не на него. Страшно было спустя такое большое количество времени стоять перед ним в таком состоянии. На душе был один лишь стыд – за свою внешность, за непрерывный поток слез, да за все.       Верховный судья, не обращая на это внимания, встал позади нее, достал из кармана белую ленту, отделанную по бокам кружевом с вышитыми в синих тонах полевыми цветами, и завязал ею удивленной Фурине глаза, после чего несильно схватил за плечи и повернул к себе лицом. Фокалорс подняла голову в том направлении, где она думала находились глаза Нёвиллета, хотела от удивления взглянуть на него, но из-за повязанной ленты ей этого не удалось. Она подняла руки к лицу в надежде снять ее, но судья перехватил их и прижал к своему сердцу. Ладонями она через одежду ощущала биение чужого сердца.       Его равномерный стук и шум ливня заставили ее отвлечься от переживаний. Она наклонила голову чуть в бок, но так и не сказала ни единого слова. Так они стояли, может быть минуту, а может и десять, но, спустя огромное время тревоги, наконец-таки обрели долгожданное спокойствие. Это волшебное мгновение Архонт Справедливости навсегда запечатала в своей памяти.       А потом все как в самом сладком сне: наклонившись, Нёвиллет осторожно коснулся губами ее бледных щек, а после поцеловал в изгрызанные губы. Поцелуй получился таким, каким его описывают в бульварных романах - нежный, лёгкий, но в то же время страстный, наполненный искренними чувствами.       Фурине все, от начала до конца, казалось кем-то выдуманным романом.       - Я хочу спааать.. - протяжно зевнула девушка, переваливаясь на другой бок. Причмокивая, она поправила одеяло и свернулась под ним калачиком. После вчерашнего бурного судебного процесса, где ей удалось как следует насладиться шоу, хотелось ничего не делать и весь день ленится, что она, собственно, и собиралась сделать. Но Нёвиллет так и остался в подходе к таким вещам коркой чёрствого хлеба.       - Ну не наааадо, пожалуйста... - пытаясь удержать одеяло, которое с нее беспардонно стаскивали, она зевнула и открыла глаза, зажмурившись на секунду от яркого света из окна сбоку. В замыленный кадр попало лицо Нёвиллета, явно недовольное тем, что ему приходится поднимать Фурину с кровати, нежели заниматься действительно стоящими вещами. Снова закрывая глаза, на ее лице расцвела маленькая хитрая улыбка.       - Вставай, - уже, наверняка, в десятый раз повторил судья, перетягивая на себя одеяло и унося его подальше от Фокалорс.       - Отдай! Холодно же! - взвизгнув, Фурина вскочила с апартаментов и помчалась к Нёвиллету, положившего одеяло на стул рядом с собой и начинавшего одеваться. Прижавшись к нему сзади, от ушей до кончиков пальцев на ногах она дрожа от холода. Верховный судья, совершенно не обращая на нее внимание, продолжал одеваться, изредка поглядывая в окно. На улице стояла солнечная погода, отчего настроение само собой немножко поднялось. Скосив взгляд, он окинул им Фурину, все так же стоящую позади него. Ее глаза были плотно закрыты.       - Давай ещё чуточку поваляемся?       - Нет, скоро пора начинать заседание. - сказал, как отрезал, да и Фурина с ним спорить не стала. Отлипла, потирая ладоши, и смиренно ждала, пока верховный судья закончит с прихорашиванием.       Прошло пару минут. Раздался тихий скрип дверцы шкафа, Фокалорс вздрогнула от неожиданности, после чего кожей лица почувствовала, как Нёвиллет обматывает ленту вокруг ее глаз, завязывая причудливым бантиком.       Стояла странная тишина, от которой Архонт чувствовала не напряжение точно, но какое-то странное ощущение, отчего не знала, как себя вести: то ли продолжать стоять как истукан, то ли сказать хоть что-нибудь, но, как на зло, слова не приходили в голову, поэтому она смиренно продолжала ничего не делать и ждать, пока судья закончит. Закончив с этим делом, он помогает Архонту Справедливости одеться, после чего они под руку выходят из покоев, оставляя позади себя шушуканье служанок.       - Сегодня солнечно.       - Да? Тогда надо обязательно прогуляться под фонтанами днем. Хех.. сегодня я сто процентов сделаю всех, - горделиво вскинув голову вверх, Фурина тыкает большим пальцем правой руки в грудь. Не обращая внимание на дурачество, Нёвиллет продолжает вести ее в обеденную залу.       - Когда я смогу снять ленту навсегда?       - Когда будешь готова.       - А когда это будет.. - Фурина задумалась. Она очень сильно хотела смотреть на судью целыми днями, беспрерывно, наслаждаться чертами его лица, смотреть как он наклоняться для поцелуя. Хотела наблюдать за его жестами во время заседаний, мимикой, да Боже, она всегда хотела смотреть на него не отрывая взгляда, изучать и изучать, наслаждаться, как произведением искусства. Без спорно, он и являлся им. Но снова открыв глаза, она боялась увидеть искаженное, отвратительное лицо взамен своего опять. Страх снова встретится с кошмаром, от которого однажды уже получилось сбежать, сводил всю её решимость на нет. И за это она ненавидела себя. За свою слабость - изъян, которого не должно было быть.       - Перестань, - несильно дёрнул верховный судья ее руку, выводя Фурину из раздумий.       - Хех, ты всё ещё такой же чёрствый сухарь, как и тогда, когда я могла созерцать тебя целыми днями.       - А ты всё ещё та же несносная девчонка, - фыркнул в ответ Нёвиллет, но прижал ближе, отчего Фокалорс не смогла удержать улыбку.       Смех огласил своды потолков, отражаясь и эхом распространяясь по ходам здания. Да, это ужасное лицо и вправду отобрало у нее много сил и возможность видеть без страха, но всё-таки оно не смогло отобрать у нее главное: право на счастье, которое шло с ней под руку.       Фурина с улыбкой подумала: "Может, это было вовсе не наказание?..".