Не с первого взгляда

Начало третьего курса обещает быть стрессовым. Намечается распределение по кафедрам, а это неизбежно повлечёт за собой смену одногруппников. И не то чтобы Антон так привязался к людям, с которыми проучился предыдущие четыре семестра, ему просто нравилось придерживаться привычного хода вещей. В том, что он попадёт на кафедру физической химии, куда и написал заявление, Шастун не сомневался. В конце концов у него лучший средний балл в группе, он даже не стал указывать второй приоритет. Да и желающих попасть на кафедры аналитической и органической химии в этом году было больше. Удивлением стало, что в списках, составленных по рейтингу, его фамилия не значилась первой в группе физ. химиков. Видимо, подвела та четвёрка за диф. зачёт по кристаллохимии в прошлом учебном году. Опережал его только Попов. Почему-то Антон был уверен, что тот или выберет одну из двух попсовых групп, или пойдёт на высокомолекулярные соединения. Что тот на физ. химии забыл? Ладно, просто гордость Шаста уязвлена. Хуже оказывается лишь то, что этот самый Попов стоит за его спиной, тоже изучая списки. В ответ на загруженное выражение лица Антона тот хлопает его по плечу. — Да не парься ты! Одинаковый у нас балл, просто меня написали первым в алфавитном порядке. Белый в том году меня тоже выебал на экзамене по своей кристаллохимии. Жаль, только фигурально. На что Антон фыркает, сбрасывает с плеча руку Арса и торопится покинуть этаж. Арсений Попов. Про него Антон знает не так уж много. Виделись они только на поточных лекциях бакалавриата химического факультета, когда в аудитории одновременно человек пятьдесят, и на занятиях по физ-ре. Судя по всему, в своей прошлой группе Арс тоже был лучшим. Но вот от чего Шаст не смог уберечь себя, так это от сплетен, касающихся Арсения. Вообще, всё, что Антон знал о Попове, он узнал против своей воли. Поговаривали, что он тот ещё блядун. И даже что его якобы видели сосущим кому-то за дальними стеллажами в библиотеке. Антон к этому никак не относился. Антона это не касалось. Просто эту информацию Антон бы предпочёл не знать. Теперь они не просто видятся на всех семинарских занятиях, но и коротают общие окна в столовой или на диванчиках в фойе универа. И Шаст не понимает, что на Арсения нашло, но однажды тот подсаживается к Шастуну, накрывает его руку своей, и бросает игривое: — Антон, у меня к вам подкат! Шаст не может разобрать своих чувств. Но ему однозначно не нравится испытываемое ощущение. Внутри нарастает паника, сердце бьётся чаще, дыхание неровное, хочется отдёрнуть руку, но тело будто скованно параличом. Антон растерян, хотя и старательно пытается внешне этого не демонстрировать. К нему ещё никогда так откровенно не приставали. Хотя, признаться честно, к нему вообще никак не приставали. Он всю свою жизнь был обычным тихоней-отличником. Вряд ли он мог кого-то заинтересовать, да и сам не особенно на кого-то засматривался. Никогда не был в романтических отношениях, даже не был в кого-то безответно влюблён. Не до конца понимал концепцию флирта, знал о таком явлении, но будто бы существовал с ним в разных вселенных. — Несмешные у тебя шутки, Арсений, — набирается-таки смелости Шаст и высвобождает свою руку из плена. Он поспешно собирает конспекты в рюкзак и направляется к выходу из столовой. Из общего гула помещения выхватывает несмелый голос Арса: — А я и не шутил. Но решает не акцентировать своё внимание на этой фразе. В последующие дни Антон Арсения старается избегать, насколько это представляется возможным. Произошедшее кажется каким-то неправильным, хочется об этом совсем не думать, но пока получается скверно. Вообще, по общим меркам, Арс, кажется, не сделал ничего особенного. Почему же Шаст ощутил то, что ощутил? «Что с тобой не так?» — произносит он, глядя на себя в зеркало. Ответа, конечно же, не следует. У Шастуна в наличии только тележка загонов. Спустя неделю Арсений всё-таки застаёт Шаста врасплох. Тот слишком увлёкся решением матриц, сидя в перерыве на диванчике на первом этаже. А когда Попов бросает свою сумку рядом, и Антон, поднимая глаза, понимает, кто перед ним, ретироваться уже поздно. — Не переживай, я не планирую нарушать твои границы, — он демонстрирует поднятые раскрытые ладони. — Считаешь меня странным? Арс пожимает плечами. — Не думаю, что в праве кого-то оценивать, в ответ жду, что не будут оценивать и меня. — Мне, пожалуй, это подходит, — кивает Шастун. — Слушай, мне жизненно необходим человек в группе, с которым я могу обсудить сложные моменты в каких-то заданиях, скажем, лабораторных или тестах. Абсолютно очевидно, что от остальных одногруппников ждать нечего. Предлагаю нам с тобой объединиться. Что думаешь? — У меня с последней лабой по кинетике электрохимических реакций какой-то косяк, — сразу включается Шаст, — Получилась поляризационная кривая, которая выглядит максимально неадекватно. Я хотел уже Шеминову на почту писать, но он потом на защите баллы за такое снижает. Так что если сейчас с тобой поймём, в чём я налажал, будет круто. — И потом мне надо с тобой задачу по катализу сверить, – довольно кивает Арсений. Это оказывается действительно чертовски удобным — знать, что тебе всегда есть с кем посоветоваться. Наконец-то в группе с Антоном учился человек, который не просто знает фамилию препода, читающего курс лекций, но ещё и понимает, о чём собственно сами эти лекции. Всегда можно сравнить ход решения, если закрались сомнения. Или просто спросить, почему здесь надо рассчитывать именно так, а не по-другому. И даже если Арс не знает, то можно общими силами прийти к верному ответу. От самой возможности конструктивного диалога Шаст приходил в восторг. Наверное, он всё же странный. Но сейчас это как будто бы и пустяки. Теперь отчего-то Шастуну, а не старосте их группы Абрамову, в телеге приходят сообщения от Арса с текстом вроде: «Отметь меня на лекции по основам права, я проспал». В последний раз, когда такое случилось, перед следующей парой, на которую Арсений уже успел, в отличие от первой, на парту Антона приземлился стаканчик с логотипом ближайшей кофейни. Он скептически посмотрел на прогульщика. — Я помню, что ты не любишь кофе, это какао с маршмелоу и корицей. — Если это за то, что я тебя отметил, то поверь, это было не сложно, — говорит Шаст, но стаканчик принимает. — Считай, что мне просто хотелось сделать тебе приятно, — подмигивает Арс. — Боже, такие вы милые, я сейчас умру, — поворачивается к ним девочка из группы органиков Света. Шастун совершенно не понимает, о чём это она вообще. А вот Арсений ей заговорщически улыбается. На протяжении целого семестра отношения у них выстраиваются преимущественно деловые, ничего, кроме учебных предметов, не обсуждается. В переписках сообщения вроде: «Это правда, что коллоквиум по аналитике перенесли на следующую неделю?», «Уже начал писать курсач? Что у тебя по лит. обзору? Я никаких статей, свежее пятнадцатилетней давности нарыть не смог» или «А что с билетами к зачёту у Шеминова? Нам и половину тем из этого не начитано», ответом на которое прилетало: «Сказал, самим искать в учебниках Дамаскина и Скорчеллетти». А в вузе фразы типа: «Идёшь на пару к Чепурченко?», «Ты писал последнюю лекцию по квантам? Я сфоткаю? Просто не способен разбирать бубнёж Зинченко» или «Говорят, в этом месяце пары вместо Воли будет вести аспирант, Шевелев какой-то». А потом, после сдачи последнего экзамена зимней сессии, Арс рекомендует посмотреть на каникулах недавно вышедший сериал. И он оказывается действительно крутым, чем Антон спешит поделиться в их переписке в телеграме. Они около часа обсуждают понравившиеся моменты, незаметно переходя и на другие сериалы. Оказывается, что в их с Арсением списках любимых лент немало совпадений. Эта переписка, наверное, и становится отправной точкой. Хотя, по правде говоря, всё началось скорее с того предложения Попова объединить усилия в учёбе. Потому что даже строго академический этап их взаимодействия был важной частью пути. Все три недели каникул после закрытия сессии, что Арс проводит у своих родителей в Омске, а Шаст — в Воронеже, они постоянно переписываются. Странно, как Антон полгода не замечал, что у Арсения невероятное чувство юмора. Он может сотворить каламбур буквально из чего угодно. Да и вообще, Арс оказывается просто интересным парнем. Шасту даже кажется, что это ощущение взаимно. Антон даже немного переживает, что это всё магия переписки, и вернувшись в универ, они снова будут общаться весьма формально. К счастью, в феврале становится ясно, что опасения были напрасными. К концу третьего курса Шастун смело может назвать Арсения своим лучшим другом. Они досконально знают привычки друг друга, а набор общих словечек и фраз не перестаёт удивлять однокурсников и просто знакомых. С Арсом можно обсудить абсолютно любую тему. Как-то раз тот вбрасывает что-то про порно. Антон сначала напрягается, но потом решает признаться, что у него с интересом к этому жанру не сложилось с самого начала. На что Арсений в привычной манере лишь пожимает плечами, мол «кто я такой, чтобы осуждать тебя?». Но Шаст в курсе, что в пацанских компаниях это обычно причина если не для осуждения, то как минимум для весомого удивления и непонимания. То, что Арс предпочитает не акцентировать на этом никакого внимания, вызывает облегчение. С ним в принципе потрясающе комфортно хотя бы уже по этой причине. Однажды, в один из таких моментов молчаливого принятия, у Антона проскочила мысль: «Эти очаровательные ямочки всегда были на щеках Арсения, когда он улыбался?». Будто в секунду посмотрел на него новым взглядом. Это красиво, когда Арс улыбается. Лето в Воронеже впервые ощущается так странно. Антон рад был повидать маму, бабушку и отчима, но уже спустя неделю каникул хотелось обратно в Москву. И вряд ли ведь родной город так глобально поменялся с января. Антон догадывался, что изменения происходили в нём самом. Почему же всё стало ощущаться здесь как-то неуместно и неправильно? Пазл сложился, когда мама невзначай спросила, может быть, кто-то из университетских друзей Антона хотел бы погостить у них летом. И на секунду Шаст представил, как ведёт Арсения в «Алые паруса», потом они гуляют по Адмиралтейке. И вот уже и Воронеж не такой тесный или чужеродный. Осознание прибивает к земле. Вся его апатия вызвана тем, что он скучает по другу. Удивительно, что всего год назад он этого человека практически и не знал, а теперь хочет делить с ним любые впечатления. Антон обещает маме, что спросит, но, конечно, не спрашивает. Зачем Арсению тащится в такую даль от дома? Уж не ради Шастуна. Но при встрече в последних числах августа Шаст не сдерживает порыва и крепко сжимает в объятиях Арса. Тот сначала замирает в оцепенении, но спустя с десяток секунд аккуратно смыкает свои руки талии Антона. «Вот теперь всё на своих местах» — проносится в голове у Антона. Четвёртый курс воспринимается более ответственным из-за написания диплома, теперь приходится после пар торчать до самого вечера в лаборатории, чтобы наработать практическую часть для этого самого диплома. Времяпрепровождение оказывается более скучным, чем представлялось ранее. К одному научнику попасть с Арсом не выходит, но их лабы на одном этаже, поэтому по вечерам из универа как правило парни уходят вместе. Антон порой, даже закончив опыт, продолжает сидеть в кабинете, пока не заглянет Арсений со словами: «Шаст, ты домой не собираешься? Или заночевать тут решил?». А потом они идут через освещённую фонарями аллею до остановки, где садятся на разные автобусы. Но этот недолгий совместный путь всё равно кажется критически важным. А ещё важным кажется в один из вечеров взять Арса за руку. Антон не очень понимает, укладывается ли это в формат их дружеских взаимоотношений, но справиться с порывом не в силах. На лице Арсения отображается удивление, хотя заметить его в профиль удаётся и с трудом. Но потом он поворачивает голову на Шаста и улыбается так, что в пору ослепнуть. Прикасаться к Арсу хочется всё чаще и чаще. И это даже не особенно пугает, пока Антон не обнаруживает в себе ещё одно желание. Тянет к Арсению теперь совсем не по-дружески. И вот это уже и шокирует, и даже пугает. Шаст думал, что разобрался с темой секса и сексуальности лет в восемнадцать – девятнадцать. Он асексуал, и никто его не возбуждает. Эта концепция вполне укладывалась в его образ жизни. Были вещи в мире поинтереснее секса, химия, например. Он даже с облегчением выдохнул, когда про себя это понял. Вообще с трудом представлял свои потенциальные попытки построить отношения с какой-нибудь девушкой. Или, как теперь выяснилось, парнем. Пока он изучал статьи, в попытках понять что-то про себя тогда, он натыкался на термин «демисексуальность», но уж точно не предполагал, что это может быть про него. И вот он эмоционально сблизился с Арсением, после чего тот начал вызывать в Антоне не особо знакомые прежде мысли и желания. Это открытие совершенно не порадовало. Не хотелось ничего менять в уже устоявшемся взаимодействии, рискуя совсем его потерять. Шастун не уверен, что имеет право вываливать все свои душевные метания на Арсения и варится в этих мыслях в одиночку практически до конца семестра. И делать это всё сложнее и сложнее буквально с каждым днём. Пока Арсений, очевидно заметив изменения в поведении друга, не задаёт прямой вопрос о том, что с ним происходит. А Шаст, заебавшийся скрывать неожиданно свалившиеся на него чувства, выпаливает правду. Потом торопливо добавляет, что ничего этим признанием от Арса не просит. — Но хотел бы попросить? — взгляд глаза в глаза. — Я не имею права тебя ни о чём просить. И я не хочу разрушить нашу дружбу. — Шаст? — пауза, — А я имею право тебя о чём-то просить? — Конечно, что за вопросы? — реакцией на эти слова губ Арсения касается ироничная ухмылка. — Поцелуй меня. Губы Арсения оказываются мягкими, а Шаст впервые целуется в свой двадцать один год. Что ж, Арсений теперь знает, что Шасту нужно немало времени, чтобы довериться человеку. И что он, похоже, впервые в жизни влюблён, просто потому что до этого ни с кем не сближался так сильно. И, по непонятной для Антона причине, после всей этой информации говорит, что хочет, чтобы они были вместе. «Быть с кем-то» — это сценарий, который не должен был быть реализован в жизни Антона Шастуна, по его же мнению до недавнего времени, но отказываться он считает просто глупым. В конце концов это же Арсений. Как-то они валяются на диване в съёмной квартире Шаста, и Арсений интересуется: — Я, конечно, и сам почитал про демисексуальность, но расскажи, как это ощущается для тебя. Только если готов делиться этим, – добавляет он тут же. — Мне ещё в школе казалось, что со мной что-то не так, потому что все вокруг с кем-то встречались, я же никогда не влюблялся с первого взгляда и не интересовался отношениями. Чем старше я становился, тем больше мои ровесники обсуждали секс, а мне от этого разве что было неловко. — Всё это твоё непонимание и некоторая наивность на счёт тем, так или иначе касающихся секса, казались мне милыми, но я старался это не демонстрировать, чтобы лишний раз тебя не смущать, — признаётся Арс, за что получает лёгкий тычок в живот, но Антон продолжает. — Чисто эстетически я понимаю, красив человек или нет по каким-то больше общепринятым меркам. Но понять, нравится ли этот человек лично мне, я по сути не могу. Или вот ещё: слово «возбуждающий». На рациональном уровне я могу понять его смысл, но на уровне ощущения совсем нет. Секс как явление не вызывал во мне отвращение, скорее равнодушие. Я просто толком не знал, как к нему относиться. Например, я мастурбировал, но искренне не понимал, зачем вообще нужен партнёр. — Я в шоке, что ты теперь можешь откровенничать на такие темы, — делится Арсений. — Ну, скажем так, я начал изучать матчасть. Это значительно помогает справиться с неловкостью. — Вначале, когда ты на любое касание реагировал ступором, а на любой подкат непониманием происходящего, я перебрал в голове кучу версий: что ты натурал, девственник, что у тебя имеется травматичный опыт в сексе, что ты считаешь меня… Как бы это сказать?.. Легкомысленным, — как будто вопросительно произносит Арс, — Из-за большого количества недолгосрочных отношений, может даже презираешь по этому поводу. Ну и про асексуальный спектр почитал тоже. Я принял для себя, что никакой романтики у нас с тобой не сложится, но ты оказался классным другом, так что я не особенно расстраивался. А когда спустя год ты сам начал как-то прикасаться, обнимать, брать за руку, в ступор уже стал впадать я. Боялся, если начну активно отвечать, могу напугать или ненароком перейти границы приемлемого для тебя, потому как не понимал, где они пролегают, а спросить напрямую не решался. — Я никогда тебя не презирал, — выхватывает наиболее зацепивший фрагмент Шаст, — Если бы я не занимался сексом из-за каких-то моральных установок, то такое, может, и могло бы быть, но демисексуальность никак не коррелируется с моралью. То есть я бы не смог переспать с малознакомым мне человеком, но это вовсе не значит, что я буду думать плохо о тех, кто бы смог. Меня, кстати, всё ещё волнует, зачем такому раскрепощённому тебе такой долго доходящий до близости я. — Шаст, — пауза, — Да, в моей жизни был такой опыт, я о нём не жалею, было прикольно. Но сейчас я хочу чего-то иного. Всё просто: ты мне нравишься. И я не чувствую, что потеряю что-то, сменив быстрые, пусть и временами очень яркие, интрижки на более неторопливые и осмысленные отношения. И это изменение происходит не прямо сейчас, ты не думай. Я уже долгое время раз за разом делал выбор в пользу просто общения с тобой. Всё остальное сначала отодвигалось на второй план, а затем и вовсе исчезло. Это случилось не просто безболезненно, но даже как-то незаметно для меня самого. Я только не понимаю, почему ты так долго боялся сказать о том, что что-то чувствуешь ко мне, я же с самого начала давал понять, что ты мне симпатичен. — Во-первых, я долгое время верил в то, что это был твой прикол. Во-вторых, столько времени уже прошло, ты сто раз мог передумать. — В какой-то момент казалось, что передумал. Хотя скорее потерял надежду на что-то большее. Но это абсолютно точно не было приколом. Арсений протягивает руку, очевидно намереваясь вплести пальцы в кудри Антона. Но тормозит на полпути, осторожно уточняя: — Можно? — Тебе можно вообще что угодно, — улыбается Шаст. — Я безусловно польщён, но всё-таки продолжу спрашивать о твоей готовности к определённым действиям с моей стороны. Ладно? — Хотел знать, как для меня ощущается сексуальность? Вот после подобных твоих высказываний, в которых много заботы, бережного отношения, готовности ждать, если потребуется, я понимаю, что хочу тебя. Арсений давится воздухом. — Я уже никогда не привыкну к этим неожиданным вбросам от тебя. А Шаст тем временем нависает над лежащим на спине Арсом, касается губами чужих губ, спускается лёгкими поцелуями по подбородку и шее. — Кто подменил моего одногруппника Антона Шастуна? — ехидничает Арсений. — Прости, возврат оформить вряд ли получится, — отрывается от поцелуев Шаст. После чего тянется к пуговице на штанах Арса. — Шаст, — останавливает его тот, — Ты уверен, что хочешь? — Я бы сказал, чтобы ты заканчивал волноваться за меня, но это так трогательно, Арс. И да, я уверен. Арсений кивает, едва заметно, но убеждённо. А Антон избавляет его от штанов и трусов одновременно. Придерживает рукой основание члена и ведёт верх-вниз кольцом из двух пальцев с небольшой амплитудой. Наклоняясь, облизывает головку по кругу, кончиком языка ведёт по стволу, спускается к яйцам, снаружи большим пальцем давит на простату, возвращается снова к головке — берёт в рот, смыкает губы вокруг. Постепенно начинает сосать глубже, быстрее, интенсивнее. И в этот момент поднимает взгляд на потерявшегося в своих ощущениях Арса, хитро подмигивает, после чего продолжает как ни в чём не бывало, довольный произведённым эффектом. Арсения хватает ненадолго, после уверенного кивка Шаста, Арс кончает ему в рот. Лезет Антону под резинку домашних шорт, сначала сжимает член, а потом на контрасте аккуратно ведёт рукой, начинает дрочить в быстром темпе, пока Шаст не кончает, заливая спермой ладонь. — Я не знаю, на чём ты тренировался, — начинает, отдышавшись, Арсений, — Но подошёл к вопросу подготовки с той же основательностью и серьёзностью, с которой пишешь курсовые или ставишь опыты в лабе. Правду говорят: как человек делает что-то, так он делает всё. Шаст прижимает его ближе к себе и думает, что не готов отпускать ещё целую вечность.