Касса и микрофон

— Наличными или картой? — на автомате произносит кассир, не поднимая глаз от экрана. Этот молодой парень выглядит невероятно заёбанным, но это как раз-таки с учётом вечернего времени не удивляет. А удивляет то, что голос продавца в фирменной жилетке «Пятёрочки» кажется почему-то знакомым. Причём тем неуловимым ощущением, от которого обычно приходится сначала страдать весь день, задаваясь вопросом: «Что же это мне напоминает?», а после, так и не вспомнив, отпустить надежды найти ответ. И это абсолютно привычно — узнавать продавцов супермаркета у своего дома, только вот Арсений сейчас более чем в тысяче километров от своего дома, от места, которое он сейчас зовёт домом. Воронеж — теперь уже город, где живут родители. Он был домом, больше нет. У Арсения нет на него обид, но он его перерос. В Питере любимый театр, в котором он служит третий год, уютная съёмная квартира, а в Воронеже, кроме папы с мамой, только ворох школьных воспоминаний: хороших и плохих. Он старается приезжать сюда к родителям в гости, но чаще одного раза в год не выходит, да и, по правде говоря, не очень хочется. И вот он после приезда заскочил в ближайший магазин за пачкой молотого кофе, чтобы завтра утром иметь возможность проснуться — родители Арсения кофе не пьют, поэтому и дома не держат, а он сам тут ближайшую неделю без этого напитка просто не выдержит. И теперь стоит в ступоре на кассе, потому что не только голос, но ещё и вьющиеся русые волосы, и чуть топорщащиеся уши продавца кажутся откуда-то знакомыми. Пазл складывается, когда парень поднимает на Попова взгляд. — Шаст? — ползут наверх брови Арсения. — Мы знакомы? — не меньше удивлён тот. — Я Арсений, младший брат Стаса, вы дружили в школе, в одном классе учились, часто зависали у нас дома, помнишь? — тараторит он. — Арс? Это серьёзно ты? — Приехал к родителям на недельку, сам последние шесть с небольшим лет в Питере обитаю, — кивает Арсений. А на лице собеседника замечает отпечаток неловкости вперемешку с желанием придумать какое-то оправдание. Чтобы не заставлять его чувствовать себя ещё более неудобно, Арс, оплачивая покупку, говорит: — Не буду тебя отвлекать, да и мама там, наверное, уже меня потеряла, рад был увидеть тебя. Арсений выходит из супермаркета, идёт по улице, заходит в подъезд, вызывает лифт, поднимается на нём, но всё это делает совершенно автоматически, в голове же вспышками детские воспоминания. Ему лет десять, а значит Антону и Стасу по пятнадцать. Все выходные они рубятся в видеоигры, и не существует такой, в которой Антон не смог бы одержать победу. Стас только недовольно бубнит на это, а Арсений после очередного выигрыша говорит Шасту, что не сомневался в нём, и что у него вообще всегда всё получается лучше всех. И это была не лесть, для маленького Арса это было просто очевиднейшим фактом: Антон хорошо пел и умел играть на гитаре, Антон состоял в школьной команде по баскетболу, и Арс не припомнит, чтобы на городских соревнованиях их школа не входила бы в тройку лидеров. Антон — тот самый крутой взрослый, но которого хочется быть похожим. И пусть разница между ними была всего пять лет, в десять это ощущалось глобально. Ему одиннадцать, на дворе лето, каникулы перед шестым классом. Практически все три месяца у них во дворе собирается человек шесть — восемь школьников разного возраста. Они играют то в «Шляпу», то в «Пароль», то в карточную «Верю — не верю». Шаст опять хорош абсолютно во всём. Ему двенадцать, а брат и его друг в выпускном классе. Они играют в школьной команде КВН, Арсений ходит на все выступления, хотя его ровесников почти нет в зале. Он всегда говорил маме, что хочет поддержать старшего брата, на деле же всё время смотрел на Шастуна. Он казался маленькому Арсению таким взрослым, таким талантливым, у него правда получалось абсолютно всё в этом мире. После школы Стас поступил в московский вуз. Арсений не знал, уехал ли Шаст тоже в другой город, учился ли в Воронеже или вообще больше нигде не учился. Но общение их, конечно, оборвалось. Сложно ведь сказать, что когда-то они прям общались. Они скорее просто были знакомы. Арсений Антоном восхищался, того это умиляло. А ещё Шаст шутил, что младший брат Стаса лучшего мнения об Антоне, чем о самом Стасе. Арсений в этом никаких противоречий не видел. Последний человек из его прошлого, которого Арс ожидал увидеть работающим продавцом — это был Антон Шастун. Самый яркий, самый шумный, самый заметный. Он мог вывезти выступление одной своей мимикой и природной харизмой, но при этом и шутки тоже были классными. Арсений знал, что, когда вырастет, хочет быть как Антон. Он позже тоже начал играть в КВН в школе, это помогло ему увереннее теперь чувствовать себя на театральной сцене. Играл и в баскетбол. Вот только с музыкой, в отличие от Шаста, у него не заладилось. Не понимает, почему такой охуенный парень тратит свою молодость на то, чтобы работать кассиром супермаркета. Без какого бы то ни было негатива к данной профессии, просто это же Антон! С его талантами, разносторонностью и харизматичностью для него должны были быть открыты все двери. Во всех этих размышлениях Арс не замечает, как доходит до двери родительской квартиры. Мама суетится, накрывая на стол. Отец встречает крепким рукопожатием. Они делятся новостями в процессе уютного семейного застолья. Мама сетует на то, что Стас никак не доедет в гости с женой и сыном. Арсений зовёт к себе на недельку — другую, чтобы родители впервые увидели его на большой сцене. Да и вообще, по северной столице погулять. Когда принято решение расходиться спать, Арс вспоминает о сегодняшней случайной встрече. Пишет Стасу, чтобы узнать, поддерживают ли они сейчас с Антоном связь. Брат отвечает, что они в основном только поздравляют друг друга с праздниками во ВКонтакте. Арсений, не задумываясь, открывает приложение, заходит к Стасу на страницу, вводит в строку поиска среди его друзей: «Антон Шастун». Долго смотрит на пустой диалог, после чего набирает сообщение.

Арсений Попов 22:48 Шаст, привет Я пока неделю в Воронеже буду, хотел погулять по городу, вспомнить детство Но вообще не с кем, может ты составишь мне компанию?

Может это и глупый порыв, но он никак не мог выбросить из головы эту встречу. Арсений даже не до конца понимал, чего ждёт от этой встречи. Просто интересно было узнать, что за те годы, что они не виделись, произошло в жизни Шаста. Ответ не заставляет себя ждать очень уж долго. Антон Шастун 22:54 Ого, мы больше десяти лет не виделись, а теперь общаемся второй раз за день)) Ну уж не знаю, буду ли я тебе полезен в качестве компании, но давай. У меня завтра как раз выходной. Часов в пять тебе норм будет?

Арсений Попов 22:55 Да, супер! Где встретимся?

Антон Шастун 22:56 У вас родители не переезжали? Давай я до вашего двора дойду, а там решим, куда двинемся

Арсений Попов 22:56 Как в старые добрые)))

Антон Шастун 22:56 И не говори) До завтра, Арсений

Арсений Попов 22:57 До завтра, Шаст!

Арсений крутится перед зеркалом, он уже тысячу раз поправил причёску, до выхода ещё минут двадцать, и он совершенно не понимает, чего так нервничает. Чтобы не продолжать себя изводить, он принимает стратегическое решение выйти пораньше и подождать Антона на улице. Но оказывается, что тот его опередил. Сегодня он выглядел не таким заёбанным, посвежевшим, видимо, просто выспался. — Привет, давно ждёшь? Чего не написал? Я бы пораньше вышел. — Привет, не, не долго, не хотел торопить, — пожимает плечами Шаст. — Ну что? Есть какие-нибудь варианты программы на сегодня? — Можем по Проспекту пошататься, вспомнить любой День Города. — Да с кайфом, — соглашается Арсений. Они пересекают Чернавский мост, оказываясь на правом берегу города, поднимаются к Петровскому скверу. Поначалу между ними есть некоторая неловкость. Такая бывает, когда встречаешь кого-то, с кем виделся раньше чуть ли не каждый день, а потом прошло так много времени, что ты уже и не уверен, что вас хоть что-нибудь может связывать, кроме тех ускользающих воспоминаний о ежедневных встречах. Но Арсу всё ещё интересно, поэтому он, набираясь смелости, спрашивает: — Как вообще твоя жизнь складывалась после окончания школы? — Поступил в ВГУ, пять лет учился на менеджера, с самого начала не понимая, где я потом буду работать. Поначалу попробовал куда-то устроиться по профессии, но без опыта никому не был особо нужен. Потом искал по принципу: просто куда возьмут. И вот я здесь, — заканчивает он с тяжёлым вздохом. Яснее Арсению не становится совершенно. Это просто не может быть жизнью Антона Шастуна. Только не того Антона Шастуна, которого Арсений знал в детстве. Но он боится сказать что-то, что Шаста может задеть, поэтому молчит. — А ты? Мы последний раз с тобой виделись, когда тебе было сколько? Двенадцать? Просто с ума сойти! — Сначала, пока учился в школе, занимался баскетом и играл в КВН. «Прямо как ты» — проглатывает Арс. — Потом поступил в Питер на актёра, отучился четыре года, сейчас играю в театре. — Вау, это охуеть как круто, Арс! — застывает Шастун. А Арсению как-то даже неловко говорить о том, что он вполне себе доволен жизнью. В голове всплывает пресловутое: «Что мы всё обо мне, да обо мне?», хотя вообще-то Арс любит быть в центре внимания. Просто сейчас это кажется неуместным. Но вопреки этому Антон выспрашивает его о деталях: о закулисье театра, об ощущениях на сцене, о запоминании текста, о репетициях. И Арсений делится своими эмоциями, потому что не может не. Он любит театр, любит сцену, любит себя на сцене. — В школе ты так органично смотрелся на сцене, я был убеждён, что ты свяжешь свою жизнь с творчеством, — признаётся Арс. — Не думаю, что я мог бы быть актёром, как ты, но мне нравилось заниматься юмором, писать шутки для КВНа, я иногда смотрю что-то из стендапа и немного даже завидую ребятам. — А ты не хотел бы попробовать, ну не знаю, выступить сам? — Да ну брось, Арс. Мне уже поздновато ввязываться во что-то такое, — качает головой Шаст. — Скажи, что ты шутишь, — делает недовольное лицо Попов, — Тебе же всего двадцать восемь! — Да всё равно не получится ничего, — обречённый вздох, — Забей, Арсений. — А что ты теряешь, если сядешь, напишешь минут пять материала, а потом выступишь с ним на проверке? Ну не зайдёт — и не зайдёт. Зато ты попробуешь. — Глупости это всё, — потухшим голосом подытоживает Шастун. Они встречаются ещё пару раз за ту неделю, что Арсений проводит в Воронеже. Общаются уже гораздо непринуждённее, только вот Арс никак не может разобрать: как старые добрые друзья детства или как новые знакомые, которые сразу оказались «на одной волне». Он убеждается, что искромётное чувство юмора Шаста на месте. Да и куда бы оно делось? Такие вещи на всю жизнь. И харизматичен Антон ничуть не меньше, чем в школьные годы. Легко бы у него получилось собирать своими шутками залы, Арсений уверен в этом, как ни в чём. Ни о работе, ни о мечтах, ни о комедии они больше не говорят. А уже из поезда в Питер Арс пишет Шастуну, что ждёт отчёт о первом походе на открытый микрофон. Тот отшучивается сначала всратыми стикерами, а потом переходя уже на серьёзный тон, пишет, что ему никогда не хватит смелости, так что нечего об этом и думать. И Арсений понимает, что тактичнее было бы не вмешиваться, но так больно за Антона — такого талантливого, яркого, интересного Антона — который просто поставил на себе крест, что он не успокоится, пока хотя бы не попытается что-то в этой ситуации изменить. И он действительно не успокаивается. Сразу после возвращения домой начинает искать любую информацию по стендап-площадкам Воронежа, надеясь, что там существует хоть какой-никакой стендап-бар. Родной город превосходит ожидания — там есть целый стендап-клуб. Арс изучает их инсту, телегу, вк, сайт — всё, что может найти. Главным удивлением становится имя человека, являющегося владельцем этого места. Паша Дедищев играл со Стасом и Шастом в той самой школьной команде КВН, на концерты которой бесконечно таскался Арсений. Он тут же пишет Паше, особенно представляться не приходится, тот хорошо помнит Стаса. Арс расспрашивает, сколько зрителей обычно ходит на проверки, чаще бывает «тёплая» или «холодная» аудитория, сколько времени выделяют новичкам, которые вообще впервые пришли попробовать свои силы, как к таким относится уже сформировавшееся комьюнити, что вообще нужно сделать, чтобы записаться. Паша терпеливо и подробно отвечает на все вопросы. А потом уточняет, для себя ли Арсений интересуется. Видимо, почекал страницу, где у Арса почти всё про Питер. На что Арсений пишет, что спрашивает для школьного друга. Не уточняет только, что скорее для пашиного школьного друга, нежели своего. После этой переписки он ещё какое-то время изводит себя сомнениями. Лезть с советами, а тем более какими-либо действиями вмешиваться в жизнь взрослого человека — хуйня какая-то. Да и кто Арсений такой, чтобы советовать или учить жизни. Всё тот же восхищённый ребёнок, у которого спустя много лет случился когнитивный диссонанс. Просто ожидание и реальность не совпали. Хотя это не совсем подходящее слово, ведь Арс от Антона ничего не ждал, просто успешность Шаста была для него неизбежной и единственно возможной картиной будущего. Не могло сложиться иначе. Если и есть в мире константы, то это одна из них. И ладно бы Антон работал хоть кассиром, хоть дворником, но был при этом счастливым человеком. Но он лишь безликая оболочка себя прежнего. Потухший, не мечтающий ни о чём, и ни на что особо не надеющийся. И Арсений прекрасно отдаёт себе отчёт, что не имеет права вмешиваться, но и остановить самого себя не может, потому что ему физически больно видеть такого Шаста. Антону же самое место у микрофона, ни за какой не за кассой. И если бы он сам не хотел, но Шаст же ведь просто не верит в себя. Взвесив все «за» и «против», Арс-таки набирает номер Шастуна. — Привет, Шаст. Не отвлекаю? — Нет-нет, я рад тебя слышать. — Что ты знаешь про воронежский стендап-клуб? — ещё не закончив фразу, Арсений слышит вздох на другом конце провода. — Что он существует. — Знаешь кто у них главный? — Нет? — в этой вопросительной интонации читается отчётливое: «А что, должен?». — Помнишь Пашу Дедищева? — Серьёзно? Я сильно за него рад. — Я договорился на счёт тебя, ну точнее он не в курсе, что речь шла о тебе. Сможешь залететь на проверку материала на следующей неделе. — Арс, ну зачем? Ничего не получится же. — Ну не получится, и не получится. Хотя бы не будешь жить с мыслью, что было бы, если бы ты всё-таки попробовал. — Да у меня и шуток нет, с которыми можно туда идти, — находит он новый аргумент. — У тебя целая неделя, там даже трёх минут хватит. Хочешь, помогу тебе поразгонять? Меня за три года в КВН научили писать в команде, я хорошо представляю себе структуру шутки, разные юмористические приёмы. — Блин, я не знаю. — Шаст, я не давлю, ладно? — продолжает Арсений уже в разы аккуратнее, — Эта договорённость ни к чему тебя не обязывает. Паша сказал, что они это время сами в случае чего легко закроют, ему самому всегда есть что проверить. Ты можешь никуда не ходить, всё в порядке. Это просто опция, можешь воспользоваться ей или нет. Решать тебе. Но я уверен, что всё будет классно, ты не можешь не влюбить в себя аудиторию. Я же видел тебя на сцене. Просто дай остальным увидеть тебя тоже. И знаешь что? Если им не понравятся твои шутки, то мне просто-напросто жаль их вкус. Антон в ответ на это смеётся, Арсений чувствует себя очень счастливым. В день открытого микрофона Арс не может найти себе места, подбадривает Шаста в сообщениях, желает удачи, а сам чудовищно переживает. Он как будто чувствует собственную ответственность за то, что втянул Антона во всю эту авантюру. И вроде бы даже не сомневается, что всё пройдёт хорошо, но почему-то всё равно нервничает. Может потому что нет возможности прямо сейчас сжать плечо Шастуна в поддерживающем жесте. Стоп. Арсений впервые отслеживает эту мысль так явно и так чётко: Антона хочется касаться. Но он откладывает эту мысль до лучших времён. Или навсегда. Никакого смысла нет сейчас заострять на ней внимание. Всё равно одного этого желания Арса мало. Из погружения в эти размышления Арсения вытягивает раздавшийся неожиданно и резко рингтон мобильного. Но даже он не готовит слух Арса к звуковой волне, которой его окатывает из динамика восторженный после выступления Шаст. Арсений даже морщится сначала, а потом улыбается так глупо, и так счастливо. Шастуна захлёстывают эмоции, он говорит, что это было просто потрясающее чувство. Арсений в первые секунды разговора думал, что ещё сильнее радоваться уже не сможет, но чем дальше, тем сильнее начинают болеть щёки от того, что улыбка не сходит с губ. — Пашка сказал, что давно бы уже записал меня на открытый микрофон, если бы знал, что я хочу попробовать. Представляешь, меня от полученного сегодня во время выступления кайфа отделяло одно сообщение. — И отсутствие уверенности в себе, – легонько смеётся Арсений. — Это да, — соглашается Антон, — Но когда ты говоришь мне, что всё получится, то я не верю в себя чуточку меньше, — он делает небольшую паузу, — Спасибо, Арс, правда. — Ты в детстве заразил меня любовью к сцене, кажется, пришло время вернуть должок, — отвечает чуть ли не шёпотом, но в полной уверенности, что Антон точно услышит. После этого Антон начинает выступать с той регулярностью, которую может позволить ему расписание комедийных мероприятий Воронежа. Звонок Арсению сразу после ухода со сцены, чтобы поделиться эмоциями, становится их негласной традицией. Конечно, не всегда всё проходит гладко. У них случались и такие диалоги: — Как сегодня? — сразу после принятия вызова, им нет необходимости здороваться, они незаметно перешли в режим ежедневной переписки в любое время, и сегодня уже не раз перекинулись какими-то фразами. — Да чёт не очень, Арсюх, — и даже голос не убитый. — Значит в следующий раз будет лучше. — Я знаю. Это в любом случает пища для размышлений. Я, кстати, сегодня на диктофон писал, переслушаю завтра, там пару панчей надо передобить. Хочется формулировки то ли покороче, то ли поострее. Можно будет тебя завтра набрать? Как у тебя со временем? — Конечно, звони, я завтра выходной. Антон часто советуется с Арсением по поводу написания или редактуры юмора. Просто потому что «Арс, ты неожиданный, ты иногда выдаёшь такие шутки, которые я бы никогда в жизни не придумал». А Арсений привыкает ко всем этим созвонам и перепискам. За последние полгода он намертво сросся с человеком, который находится более чем в тысяче километров от него. Ни дня без общения с Шастом. И Арс пытается себя убедить, что ему только кажется, но судя по всему, он безбожно влюбляется в этого парня. Постепенно Антон юмором начинает зарабатывать, но есть понимание, что в Воронеже нет такого количества мероприятий, чтобы зарабатывать только им. Тогда Арсений на свой страх и риск зовёт его в Питер. — Здесь больше площадок, сможешь выстроить полноценную карьеру комика. Пока не встанешь на ноги после переезда, поживёшь у меня. А когда выйдешь на стабильный доход, можешь сам снимать жильё. Но если не захочешь жить один, просто будем пополам платить аренду за мою, я почему-то уверен, что у нас получится ужиться. После долгих отнекиваний из разряда: «Да ну, Арс, мне как-то неудобно» Шастун всё-таки соглашается на эту схему. А Арсений не может понять, рад он этому или нет. С одной стороны, предмет его воздыханий будет жить в соседней с ним комнате. Но с другой, он точно решил, что не признается Антону в своих чувствах. Ведь если это не взаимно (что сильно вероятно), он поставит Шаста в неловкое положение: тот будет жить в квартире человека, которому отказал. А ещё хуже, если Шастун из чувства долга и боязни обидеть согласиться быть с ним в отношениях. Это же кошмар, с какой стороны не посмотри. Но скорее всего Антон просто соберёт свои вещи, и так как идти ему в этом городе некуда, уедет обратно в свой Воронеж. А альтруистическое желание Арсения помочь Шасту исполнить мечту сильнее каких-то там личных интересов, так что он справится. Он встречает Антона на вокзале, потом они вместе еду в такси. И Шаст светит своей улыбкой так ярко, что Арсений набирается смелости признаться самому себе: справляться с чувствами будет сложнее, чем представлялось до этого. А когда дверь арсеньевской квартиры закрывается за ними, тот оказывается совершенно сбитым с толку, потому что Антон просто берёт и целует его. Просто целует. И это пиздец. А потом как-то обезумевши произносит прямо в губы: — Мечтал об этом ещё с первой нашей прогулки в Воронеже. Почти целый год, Арс! Да уж, а ведь даже у Арсения эти мысли начали появляться только после возвращения из отпуска. И это себя он считал влюблённой нищенкой. — Я когда тебя увидел, а потом понял, кто ты, охуел с того, каким ты красивым вырос. В детстве самым обычным ребёнком был. Умилял своим восхищением только, — улыбается Шаст. — А ты и подростком красивым был, и сейчас красивый очень. Возмужал только, стал пошире в плечах. — Вообще я морально готовился, что ты меня после этого поцелуя пошлёшь, или может даже врежешь. Спросить сначала, конечно, было бы правильнее, — запоздало мнётся Антон, — Но тогда был риск не поцеловать тебя никогда в жизни, я бы этого не перенёс. Но ты всё ещё можешь врезать мне за чудовищную бестактность. — Дурак! — кусает его за нос Арсений. С сексом Антон уже так события не форсирует. Сначала о нём и речи не заводит, только спустя пару недель аккуратно прощупывает почву. И Арса так умиляет его бережное отношение, желание сделать всё «правильно», как будто бы даже излишняя осторожность. Антон же возражает, что осторожность в этом деле не может быть излишней. Расслабленный послеоргазменной негой, Шаст говорит куда-то в макушку Арсению, прижимая к себе: — Когда ехал сюда, мечтал о двух вещах. Что поцелую тебя, и что наконец увижу тебя на сцене. — То есть ты не упомянешь секс? — взлетают брови Арса. — Какой секс? Я же готовил себя к тому, что ты пошлёшь меня, — смеётся Антон. — Пока у меня только репетиции, через месяц примерно сможешь исполнить вторую свою мечту. Играть на сцене театра оказывается в тысячу раз приятнее, когда на тебя не отрываясь смотрит пара влюблённых зелёных глаз. Шаст вручает ему во время поклонов невероятно красивый букет. И только за кулисами Арсений вытаскивает записку с текстом: «У тебя в детстве глаза блестели восхищением, а теперь ты сам блистаешь ярче всех на сцене» и не может сдержать улыбку.