Mormor. Часть 2.

Быть рядом и знать, что ты никогда не будешь тем человеком, который занимает по-настоящему особенное место в сердце другого, кто тебе безгранично дорог и важен, для большинства будет сродни медленному, но уверенному саморазрушению. Для Морана же это было лишь частью его жизни. Безумное, отчаянное и не совсем адекватное желание быть рядом с тем, кто никогда не даст тебе полноценной любви - Себастьян научился с этим жить. каждый день он просыпается и засыпает один, что бы не происходило перед этим. Они могут делить с Мориарти постель, обнажая тела и раскрывая души, но при этом каждый утаивая что-то глубоко внутри себя, закрывая это от другого. Моран старался скрыть эту отчаянную любовь, что рвала его душу на куски, словно стая диких койотов или гиен, что сбежались на подгнивающую под жарким солнцем тушу буйвола. Что прятал Джим? Себастьяну думалось, что разочарование. В голове военного не было ни единой крупицы надежды на то, что однажды Мориарти отпустит прошлое, найдет в своей душе покой для того, что случилось с Северином, и позволит себе снова любить. Каждый раз, когда гений нарушал границы его спальни, когда требовательно брал желаемое в момент помутнения рассудка, Моран давал ему это, позволял абсолютно все. От и до, потому что не мог иначе. Наверное, однажды это разрушит его, разъест его душу окончательно, убъет самостоятельно либо заставит совершить безрассудство и отобрать желание жить. Но пока... Пока Моран с благодарностью принимает всю ту боль, что так безрассудно "дарит" ему Джеймс. Пока он продолжает защищать его и ребенка, которого безудержно сильно жаждет считать своим. Дэнниэл был даже похож на него глазами больше, чем на своего биологического отца, что дарило капли странного покоя для бушующего в душе военного черного океана. Сейчас, оставшись с ребенком в качестве сиделки, Моран ощущал себя странно. С одной стороны ему было спокойно в кресле с книгой и чашкой чая, пока мальчик мирно сопел на его груди, с другой же... Внутри было странное скребущее чувство, словно он зря отпустил Мориарти одного, пусть и под присмотром двоих высококлассных телохранителей. И этот страх находит подтверждение, когда раздается звонок, который будит Дэнниэла и приносит полковнику новости, которые были его самым страшным кошмаром - его люди мертвы, местоположение Мориарти неизвестно. Фрэнсис остается рядом с ним и Ричард безмерно благодарен ему за это. С момента их откровенного разговора Брук стал чувствовать себя лучше. Он снова ощущал теплоту по отношению к технику и был готов его оберегать уже не из привычки и чувства долга, а потому, что хотел уберечь самое ценное в своей жизни - мужчину, которого сумел по-настоящему полюбить. — Ты ведь мог продолжать прятаться от своих демонов... — едва слышно шепчет Ричард, совершенно не стараясь перекричать шум прибоя, пока они сидят на теплом от солнца камне у самой кромке воды и он обнимает Фрэнсиса сзади, прижимаясь грудью к его спине. — Но ты решил остаться со мной. Я благодарен тебе за это... Брук прижимается губами к шее мужчины, прикрывает глаза и думает о том, что притянул собственных демонов в их жизнь, которая стала только-только приходить в относительную норму. Может быть им никогда не удастся жить спокойно, без опасностей и страхов, без призраков прошлого? Вдруг их отчаянное желание покоя попросту несбыточное? — Надеюсь, что в поддельных паспортах я буду указан твоим мужем... — шепотом произносит Ричард, вытягивая одну руку и показывая Фрэнсису то самое кольцо, которое носил с собой уже столько времени. — Да и в реальной жизни тоже я бы хотел этого... Что скажешь? Разбуженный телефонным звонком, Дэниэл не начинает плакать, но только открывает глаза, ворочается у Себастиана на руках и странно для ребенка внимательно и осознанно смотрит на него. Будто хочет узнать, что так потревожило Себастиана, на чьей груди было так тепло и спокойно спать, а теперь и его. Малыш любит, когда Себастиан с ним. Это случается часто, когда Джим отсутствует. Дэниэлу спокойно у него на руках. И он тянется к нему всякий раз, когда он появляется рядом. Новость разбивает этот хрупкий покой и идиллию, и тревога Морана, хоть еще и неосознанно, но передается ребенку на уровне распознавания эмоций. Его куда-то везут, часто поворачивая и останавливаясь на светофорах, Джим рисует приблизительную траекторию в своей голове, накладывая ее на сохраненную в памяти карту Лондона. Он почти уверен, что они не выезжают за пределы города, оставаясь где-то в его центральной части. Если его оставили в живых, значит, им что-то от него нужно. Значит, у него есть время, столько, сколько он сможет продержаться, растягивая его. Джеймс уверен в Моране, уверен, что он придет за ним очень скоро. Как быстро он узнает? - думает гений, - И как хорошо похитителям удастся скрыть его местонахождение? Скрыть или выбрать такое место, куда будет сложно проникнуть. Его мутит от тряски и духоты в машине. Такое случается, когда ты не видишь дороги, и не за что зацепиться взглядом. После того как на очередном повороте Джим падает на сиденье и с трудом поднимается со скованными за спиной руками, машина замедляется и останавливается. Они на месте. Дверь открывают, от прохладного воздуха становится немного легче, его вытаскивают из машины и заводят внутрь. Джим слышит, как срабатывают магнитные карточки на дверях, его конвоиры обмениваются приветствиями с теми, кто охраняет проход. Три пункта охраны у каждой из дверей, - отмечает про себя Джим. Его ведут по коридору к лифту, который идет на два этажа вниз. Снова коридор. Звук открываемой тяжелой железной двери, как в банковском хранилище или в тюремной камере. Джим уже почти уверен, где он. Его толкают, усаживая на твердую поверхность, и сдергивают с головы мешок. Слишком яркий белесый свет бьет в привыкшие к темноте глаза, режет почти до боли, и Мориарти зажмуривается с тихим стоном, не торопясь снова открывать глаза. Одна лампочка постоянно мигает с тихим звуком, похожим на тот, какой издает мотылек, бьющийся в стекло. Хватит нескольких часов, чтобы этот звук и это мерцание доканали его не хуже пытки. Дверь закрывается, и его оставляют одного. В небольшой камере есть только складывающаяся деревянная кровать, крепящаяся к стене, и туалет в углу. Камеры в подвале МИ-6. Соваться сюда с оружием равноценно самоубийству. И Джим надеется, что Моран не станет делать глупостей на эмоциях, и ему хватит ума и терпения. С другой стороны от него избавятся, как только получат то, что им нужно, или поймут, что получить не удастся. Джима не удивляет, когда железная дверь снова открываеися, и он видит перед собой Льюиса в сопровождении двоих подручных. Он не испытывает ничего, кроме досады. Моран был прав, не стоило оставлять его тогда в живых. Видимо, он был настолько одержим идеей заполучить программу, с помощью которой Джим взломал базы данных, что пошел на это. Мориарти усмехается про себя. - Что, настолько отчаялся? - презрительно ухмыляется Джим. - Мне нужен код, - игнорируя издевательскую интонацию и самоуверенность своего пленника, говорит мужчина, - Это в ваших интересах, мистер Мориарти, если вы дадите распоряжение кому-то из своих людей переписать его на флешку и оставить ее в камере хранения в банке. Связаться с ним вы сможете, разумеется, через меня. Так же мне бы хотелось, чтобы вы ответили на несколько моих вопросов. - Для чего мне это? - спрашивает Джим, - Я прекрасно знаю, что в живых ты меня не оставишь. Ты слишком боишься меня, - он поднимает голову и впивается пронизывающим насквозь взглядом черных, пугающе безразличных глаз в глаза противника, - А я знаю слишком много твоих тайн, чтобы уничтожить тебя, даже не пачкая руки, как только я покину это место. - У тебя будет время передумать и попросить меня об этом самому, - отвечает Льюис и кивает мужчине справа от него. Резкий удар ниже солнечного сплетения выбивает воздух и оглушает тупой, сильной болью, как от столкновения с землей после падения с высоты. Боль не успевает до конца угаснуть, начиная затухать, когда на него обрушивается второй удар. К этому нельзя привыкнуть. Но одновременно Джим слишком часто, чаще, чем ему хотелось бы, оказывался в таких ситуациях. И ему и прежде приходилось преодолевать боль. Особенно вначале своего бизнеса. Когда случались досадные оплошности из-за уверенности в собственном превосходстве после первых крупных успехов. Случалось это и после, когда Джиму приходилось расплачиваться за личное участие в рискованных предприятиях. Свыкнуться с болью, уйти в себя и за пределы себя... Есть много техник. Он не мог сказать, что именно работает. Находясь по ту и по другую сторону, Мориарти многое знал о технике допроса. И одновременно чувствовал и считывал все слабости Льюиса. Ему нужно было выиграть время, и это получалось неплохо. Джим не был тем, кого можно было расколоть отработанными стандартными методами избиения и давления, если он сам не собирался идти на сделку. И Льюис это понимал. В один из следующих раз, когда дверь в камеру открывается, вместе с ним входит человек с медицинским чемоданчиком, который раскрывает его, раскладывая на принесенном в камеру стуле, и натягивает резиновые перчатки. Он достает из упаковки шприц, выбирает нужные ампулы, ломая хрупкое стекло, и набирает в шприц их содержимое, смешивая и рассчитывая дозировку. Те двое, что допрашивали его до этого, крепко фиксируют Мориарти, лишая возможности увернуться, медик подходит, поднимает рукав его рубашки, и игла входит под кожу, неизвестное вещество растворяется в крови с легким жжением, стремительно распространяясь по телу. Его больше не держат. Первую минуту Джим чувствует только начинающееся головокружение и легкую тошноту. А потом пространство вокруг изменяет свою глубину, камера переворачивается, слишком яркий, до боли резкий свет бьет в глаза, все звуки становятся оглушительно громкими и отдаются бесконечным эхом. Свои собственные мысли становится невозможно отличить от голоса, который задает вопросы. Невозможно понять, думает ли он что-то или говорит это вслух. Слова теряют свое значение. Это пугает. Как поломка внутри собственного сознания, от которой не скрыться. Джим закрывает лицо руками, сжимая пальцы, стараясь глубоко дышать и не терять реальность. Но все смешивается. Остаются только яркий свет и этот проникающий в сознание голос. Теперь против него уже не стандартно натасканные специалисты по ведению допросов, но его собственное сознание, внутренние демоны, выпущенные в реальность неким веществом. Страх, неизвестность, потеря контроля. Джим теряет счет времени и ощущение реальности. Ему кажется, что он теряет рассудок и самого себя. Он не знает, что он говорит вслух, и говорит ли что-то. Джим отчаянно пытается закрыться от яркого света и уйти в спасительную темноту под закрытыми веками, отключить сознание и найти покой где-то глубоко внутри, далеко отсюда. - Я больше не мог. Для этого мне нужно было отказаться от тебя. У меня бы не получилось. Это сильнее страха и стремления забыть. То, что я чувствую к тебе. Знаешь, меня, кажется, не пугает больше ничего. Кроме одного - потерять тебя и твое доверие. Тебе не стоит беспокоиться за меня, я привык справляться с разным дерьмом, - Френсис чуть улыбается, подбадривая Ричарда, хоть он и не видит сейчас этой мимолетной улыбки, обнимая его сзади. Френсис смотрит, как волны тихо пробегают по берегу и покорно отступают назад. - Черт, а это хорошая идея, - отзывается техник, - Жаль, что я не решился сделать так, не думал, что ты оценишь сейчас... Он прижимается к нему спиной, чуть подаваясь назад и льнет к его груди, оборачивается, чтобы потереться щекой о щеку Ричарда и прикрывает глаза. А когда снова открывает, видит кольцо, которое протягивает ему Ричард. Мгновение Френсис медлит. Ему не верится, что это происходит на самом деле. Он прячет лицо в ладони, а потом убирает руки от лица, и на его губах проступает искренняя, счастливая улыбка с выражением какого-то детского изумления, которую он не может сдержать. - Боже мой, Ричард, - произносит он и берет кольцо с его ладони, сжимает в руке и оборачивается к Бруку, - Ты правда этого хочешь? Ты смог простить меня? - Он снова передает кольцо Ричарду и протягивает руку, - Надень, - просит он и отвечает, - Да. Я хочу остаться с тобой, навсегда. Когда Ричард надевает на него кольцо, точно подходящее по размеру, Френсис крепко обнимает его и, ненадолго отстранившись и всматриваясь в любимое лицо, льнет к нему и целует, забывая обо всем. Смысл сказанного Бруком доходит до него только сейчас. - Увы, в этих паспортах нет, - говорит он, - Но в наших настоящих... Или в новых, тех, которые мы оставим себе, будет именно так. Я хочу, чтобы все было по-настрящему. Обвенчаться с тобой, маленькая церемония, только для нас. В том месте, в каком ты захочешь. Преследующая их опасность делает это счастье только острее и ценнее. Они есть друг у друга, и Френсис больше ни за что его не оставит. Он сделает все, чтобы защитить Ричарда. Они встречаются с курьером в аэропорту и, забрав паспорта, отправляются к стойке авиакомпании. - Я думаю, что нам надо лететь в Лондон, - говорит Френсис, - Туда, где сходятся все нити, и где, возможно, нас меньше всего ожидают найти, нет смысла снова бежать. Но попытаться избавиться от преследования. Тебе нужно поговорить с Себастианом. И это не стоит делать по телефону, который почти наверняка прослушивают.