До боли похожи

      Поллукс придерживает меня за подбородок, поворачивает голову, пытаясь разглядеть в каждой болезненной черточке отражение Антареса, но тут даже стараться не надо. В открывшейся, под влиянием способностей генума, душе Поллукса я увидел образы отца с момента его становления и сам ужаснулся, стараясь убедить себя в том, что это не мои эмоции. Не хотелось об этом задумываться, хотелось наконец отключиться после всех пережитых событий и придти в себя уже в Лазарете Соларума, в окружении друзей или хотя бы в мнимом спокойствии, присущим больничным стенам. Но Поллукс озвучивает это сам и трагизма в его словах больше, чем в разрушающейся на глазах планете. — Ты так похож на отца. — И мне не верится, что я слышу в тоне всегда такого самоуверенного Поллукса отчаяние. Звезда проводит по моей щеке, пачкая пальцы в серебряной крови. В голову опять бьёт жар его души, а скрежет механизмов заглушает хоть какие-то мысли. Но все они сейчас — о боли в разбитой осколками костей руке, в побитых ребрах, сжимающих лёгкие. Дышать тяжело, а вот возненавидеть звезду оранжевого спектра перед собой — проще некуда. Напоследок душа Поллукса, насмешкой, открывает воспоминание о молодом Антаресе, ещё рекруте, со страшными увечьями. Мне тошно, чёртовы звезды. Теперь я понимаю Тисуса, закрывшегося от всех в Манипуляционной. Он сбежал от всего мира, а мне бы хватило от звёзд, от одной конкретной — в первую очередь. — Не трогай меня! — Я не был уверен, что получится оттолкнуть его, особенно в таком состоянии. На мгновение в сознание ворвался крик железной птицы. Поллукс отступил; в назидание тело пронзило волной резкой боли, будто зеркальный коридор души вознамерился осколками разорвать эту самую душу и оболочку никчемного приземленного заодно. — Не смей сравнивать меня с отцом, рыжий мудак! — Я злюсь, и уверен, что оправдано, ведь из-за Поллукса случилось это совершенно не тёплое знакомство со вторым паладином, только понимающая улыбка звезды и снисхождение в его серебряных глазах добивают больше, чем последствия методов допроса Зербрага. — А можно вы решите свои проблемы в более безопасном месте? — вклинивается Габиум, его ироничный тон разбавит любую напряжённую ситуацию. — Например, на Терре, где у мастера Опаленного целое отделение Белого Луча. У нас осталось чуть больше свегиды. Не смотря на попытки добиться всеми силами отдельного от Поллукса личного пространства, тот опять лезет, стараясь нацепить мне подвеску, попутно удерживая мою здоровую руку, чтобы я не двинул ему локтем по рёбрам. Ещё раз. Кровь на раздробленной кисти вновь красная. Все стало как раньше, и улыбка самодовольства Поллукса привычно исказила тонкие губы. Будто ничего до этого не происходило. — Чего ты так брыкаешься, мелкий? Я же не укушу. — Я просил не лезть! — огрызаюсь, — я мог бы и сам. — Раз уж по моей вине ты теперь недееспособный, то я беру на себя полную ответственность за твою тушку. По крайней мере, пока не верну дружкам-протекторам. А дальше уже сам решай. Габиум учтиво подсказывает, что осталась одна свегида. — Так что не сочти за грубость, — он подхватывает меня на руки, я неосознанно прижимаюсь плотнее, хотя должен был бы ударить и уверенно заявить, что до трансфера доберусь самостоятельно. Но сил на это нет, а устрашающего вида войд, опутывающий змеей солнце, намекает что и времени катастрофически мало. Жар светозарного огня, исходящий от Поллукса успокаивает, даёт понять, что в холодном космосе безграничного пространства Вселенной я не один. — Прости, что так вышло, но это было необходимо, — объясняется Поллукс, на его тёмных одеждах остаются едва различимые, мазаные следы моей крови. Здоровой рукой цепляюсь ему за шею, стараюсь не задеть, чтобы не кожа к коже — не хочу проваливаться и вновь в пустыне терять себя. Мне тяжело с его душой, и дело не только в воспоминаниях об Антаресе. Оказываясь на руках Поллукса в кругу трансфера, под небом вот-вот поглощенного солнца, я не верю, что возвращаюсь домой.