Дорога в никуда

      Сначала больница казалась филиалом ада, где собирают самых отъявленных грешников. Во всяком случае, так думал тринадцатилетний Кирилл Гречкин. Он-то был уверен, что папаша упихнул его сюда, чтоб не мозолил глаза и не мешал устраивать жизнь. Взрослые часто убирают детей с глаз долой, как надоевшую вещь. Правда, совсем законно убрать не получается, проблемы будут. А вот в больницу на пару месяцев – самое то!       Потом понял, что больница – это вроде лагеря. Очень своеобразного лагеря, где после еды дают лекарства, а за провинности привязывают к кроватям. Этого никто не видел, но все говорили, что так иногда медсестры делают. В этом «лагере» каждое утро брали анализы, а еще нельзя было закрывать двери изнутри даже в туалете. Защелок не было. Последнее особенно нервировало Кирилла. В первый день после долгой беседы с врачом, оформления документов и прочих процедур он ревел, сидя в углу «игровой комнаты». Спрятаться было невозможно, палаты днем запирал персонал на ключ. Не реветь – тоже невозможно. Потому что казалось, он останется жить здесь навсегда. - Не лей слезы, - посоветовал ему паренек, по виду ровесник, - а то сделают укол, потом все тело ломит, и голова дня два трещит. А обезболивающую таблетку не дадут, говорят – не полагается. Кир вытер мокрые глаза: - Тебя как зовут? - Кирилл, - он шмыгнул носом, - А тебя? - Артур. Можно Арчи. Кир улыбнулся. Арчи – так звали собачку, пуделька у одной дамы из «узкого круга нужных знакомых». Но не все ли равно, кого и как зовут. И он крепко пожал протянутую руку. Оказалось, Арчи на год старше Кирилла, и в детской больнице лежит уже третий раз. А впервые попал сюда в девять лет, после первого побега из дома. - Лупят? – сочувственно спросил Кир, потирая затылок. - Нет, не лупят. Им вообще пофиг на меня. У мамы новый муж, у папы – тоже новая семья. Правда, живем в одной квартире, этакая коммуналка огромная. Дело не в том. Просто… Он поднял взгляд к высокому больничному потолку. - Просто это ж здорово – едешь куда-то в товарняке, прячешься там от проверок, от ментов. Едешь подальше от суеты, от взрослых. Там свобода… Представляешь, едешь куда-нибудь, где тебя никто не знает, и ты никого не знаешь. Там ты можешь быть свободным от условностей, от того, что от тебя ожидают. Там ты для них, как белый чистый лист бумаги. Слышал такое выражение – начать с чистого листа? Кир кивнул. - Вот, ты там живешь совершенно другую жизнь.       Арчи так воодушевленно это рассказывал, что Кириллу стало интересно. Путешествий в его жизни хватало. Он часто ездил – в летние лагеря, и на отдых в другие страны. Но, ни разу не ездил поездом. Или на машине, или - самолетом. Отец всегда считал, что поезд для нищебродов. Этого он Арчи, разумеется, не сказал. А вот ехать в товарном вагоне – это совершенно необычно, наверное. - А ты деньги с собой берешь? – наивно спросил он. - Откуда? И кто б мне их дал? На воле учишься зарабатывать. Арчи сделал какой-то жест рукой. Явно "зарабатывать" не совсем законным путем. - А еще… люди доверчивы и жалостливы. А я умею сочинять слезливые истории. Что родители меня выгнали из дома, что меня бьют, вон, даже шрам показываю. Это я в восемь лет в канаву упал, когда на велике катался. Но верят, дают еды и немного денег. А большего и не надо.       Кирилл сам себя считал «коттеджным ребенком» То есть, вырос в коттедже с прислугой, и до двенадцати лет вообще никогда не передвигался один по родному городу. Даже в магазин за продуктами ходить не было причин – разве что в тот, что возле школы, за колой. И только в прошлом году он заявил, что не будет жить, как привязанный к гувернеру и охранникам. Отец закатил скандал, орал, как потерпевший, но потом согласился на прогулки по городу без сопровождения. Но Кир понимал, что слишком привык к этой «коттеджной» жизни, к тому, что всегда есть деньги на карточке, что всегда можно позвонить отцу, что всегда придут на помощь.       Арчи был совершенно другим – самостоятельным, уверенным в себе, знающим жизнь во всей ее красе. Хоть разница в возрасте была всего год, казалось, что он – взрослый, в отличие от избалованного, изнеженного Гречкина. Это не помешало им подружиться, болтать обо всем в «игровой», куда запирали все отделение или на уроках, которые в больнице вели кое-как. Обмениваться мыслями о таблетках, которые надо было пить после еды, и медсестры заставляли открывать рот, чтоб убедиться, проглотил ли пациент лекарство или спрятал за щекой. Арчи утверждал, что ни пограничное расстройство личности, ни нервная анорексия таблетками не лечатся. - А вот побочек от них столько, что к двадцати загнуться легко. Кир ему верил, но обмануть бдительных медиков не получалось. Арчи рисовал летящие поезда, Кир – мрачные картины с черепами на занятиях арт-терапией.       За месяц в больнице они сдружились. Телефонов им не давали – на пять минут, под присмотром, позвонить домой не в счет. Но этого хватило, чтоб обменяться номерами перед выпиской. Обоих забрали домой, Артура – чуть раньше, Кирилл застрял в больничных стенах еще на неделю. И жизнь пошла своим чередом – до того времени, когда они встретились на катке в Новой Голландии. Кирилла будто снова захлестнуло волной свободы от рассказов Арчи. Вспомнилось то, как они сидели в больничном коридоре и мечтали о свободе. - Вот и свобода. - Разве это свобода? – хмыкнул Артур, - это так, одна видимость свободы. Ты как-нибудь поедешь со мной… Тогда и узнаешь, что это такое. - А можно? – у Кирилла перехватило дыхание. - Почему бы и нет? – пожал плечами тот, - заодно сам проверишь себя. Узнаешь, на что ты годишься в жизни.       Побег удался в мае. До этого Всеволод жил неотлучно в Питере, даже по филиалам фирмы за границу не ездил. До Кирилла ему, как обычно, дела не было. Если тот вел себя нормально. Но Кирюша нормально не хотел. Он мотался по Питеру, устраивал пранки в школе, хватал двойки и получал законных люлей. А потом все возвращалось на круги своя. А после майских Всеволод Егорович неожиданно уехал в Италию. То ли по работе, то ли в круиз с любовницей. Подробности его сыну были неинтересны. Главное – можно было связаться с Арчи и рвануть навстречу свободе. Арчи велел собрать минимум вещей и не забыть взять денег на первое время. Кир вытряхнул из школьного рюкзака учебники и сунул туда куртку и пару белья, решив, что это тот самый необходимый минимум. В лагерь сумку ему собирала горничная, и он понятия не имел, как это делается. Деньги снял с карточки, по совету того же Арчи. Мол, так проще не засветиться, карта ж привязана к телефону. Телефон тоже велел оставить дома, но Кирилл не решился. Он сунул в рюкзак на дно сам «айфон» последней модели и зарядное устройство к нему в непромокаемом чехле. И поехал на вокзал – вперед, к мечте. С Арчи они встретились быстро, тот уже купил билеты до Гатчины. - Это в Питере мимо контролеров не прошмыгнешь, потом уже проще будет. А там и товарняки идут. Кроме билетов Арчи купил лимонад и пачку чипсов.       В электричке все было необычно – на взгляд Кирилла. Он глазел в окно на пролетающие мимо поля и леса, хрустел чипасами и думал, что свобода уже началась. На душе было привольно и легко. Больше никто никогда не будет давать ему подзатыльники, орать на него и обзывать «ничтожеством» и «тряпкой». Арчи рассказывал про какого-то блогера, который путешествует исключительно товарняками, снимает красоту природы, и так отдыхает весьма неплохо. В Гатчине они пересели на другую электричку, которую ждали довольно долго. Там они умудрились пролезть безбилетниками, хотя потом сидели всю дорогу, как на иголках. Но Арчи был прав – денег немного, и надо их экономить. За окнами темнело – было уже около одиннадцати. Пассажиры дремали, когда на остановке вошли контролеры. - Бегом! – еле слышно шепнул Арчи. Оба вскочили и рванули в тамбур. Успели выскочить на станции, Кириллу прищемило руку закрывающейся дверью. Арчи с силой дернул его, рука освободилась. - Уфф, повезло. Иначе б закончилось наше путешествие, не успев начаться. Они с двух сторон идут, в клещи возьмут и все, сдадут ментам сразу же. Транспортная полиция, слышал о такой? Кир отрицательно помотал головой. - Ладно, ночуем тут. Хотя… следующая станция через двадцать километров, там больше шансов уехать. Все равно, где спать. Айда, пешком по шпалам? Кириллу по шпалам идти не хотелось. Болела рука, придавленная дверью. - А тут точно не вариант? - Кир, я знаю, что делаю. Надо идти. Арчи прищурился: - Если хочешь, можешь вернуться под крылышко к папочке. Я думал, ты крепче. - Идем, - мрачно ответил Кирилл. Пока дошли до следующей станции, ночь совсем сгустилась. Несколько раз их слепил свет поездов, приходилось соскакивать с рельсов и отбегать вниз по насыпи.       Кириллу казалось, что он спит и видит какой-то приключенческий сон про себя и друга. Ночь провели на самой станции, на лавочке. Само здание было закрыто. Кроме них никого не было. Кир надел на себя ветровку, но все равно замерз – под утро сильно похолодало. Арчи обнимал его, стараясь согреть, но холод не отступал. На самой первой электричке они добрались до Заклинья, потом долго ждали поезд до Пскова. - А оттуда на товарняке поедем. Арчи поделился снеками, которые захватил из дома. Кир о еде не подумал. Правда, на одном небольшом полустанке купил булку и бутылку простой воды. - Дома б я такое не ел, - признался он. - Забудь о том, что было дома, - жестко ответил Арчи, вгрызаясь в черствую булку.       А дальше надо было ехать на товарняке. В Стругах они вышли на запасные пути, где долго искали подходящее, по словам Арчи, место. Нашли – на перегоне недалеко от станции. Там поезд замедлял свой ход до скорости бега. Начал накрапывать дождь. Ветровка уже совсем не спасала. Кириллу было холодно, мокро и неуютно. В кустах сидеть быстро надоело. Болтать с Арчи – тоже. - Я не думал, что ты такой неженка – буркнул тот, когда Кир сказал, что замерз. - Может, еще в уголь закопаться придется. Это если в полувагон заскочим. - Мы ж грязными будем, как черти, - хмыкнул Кирилл. - А ты что, думал чистеньким остаться? Нет уж, и рыбку съесть и в вагон залезть не получится. - Терпеть не могу рыбу, - ответил Кир.       На перегоне поезд, как ожидалось, стал притормаживать. Бежать бегом за вагоном было нетрудно, а вот хвататься за него – не очень. Особенно во время дождя. Кир едва не сорвался, рука скользнула по железу, Арчи едва успел подхватить. Правда, сам ободрал ладонь. - Ты что, вообще неумеха? Сейчас бы под вагон затянуло и тю-тю, ножки, - прошипел он, - угораздило связаться с тобой. - Можно подумать, сам всегда все умел, - обиженно сказал Кир и миролюбиво добавил: - Давай руку завяжу. Откуда-то в кармане нашелся платок – как напоминание о «той», чистой и спокойной жизни. Оглядевшись, Арчи присвиснул: - Ки-иря, нам повезло! Вот не зря считается, новичкам счастье. Мне в первый раз тоже повезло, таким же вагоном поехал. - А что? – не понял тот. - Да товарный порожняк, такое раз в жизни бывает. Не груз, не уголь, не между вагонами на сцепке ехать. Считай, как в обычном вагоне, правда, без полок и столиков. - И без крыши – Кирилл указал наверх. Дождь поливал еще сильнее, просто разошелся. На полу блестели лужи воды. - Фигня. Вот, держи. Нам на двоих как раз будет. Пакет для мусора, новый, литров на сто двадцать казался огромным. Но влезть в него вдвоем удалось с трудом, и в одном месте он порвался. - А куда мы едем? – спросил Кир, когда они устроились в более-менее сухом углу. - Кто ж знает, - ответил Арчи, - куда приедем, туда и приедем. Тут расписания нет, станция назначения – Хрен-знает-гдевск. Рука болит, блин. - А лекарств нет. - Без тебя знаю. Ладно, заживет, как на собаке. Поезд трясло так, что Кирилла укачало. Чтоб отвлечь его, Арчи стал рассказывать. - Главное не ездить на крышах. Там за линию зацепишься и хана. Столько пацанов так погибло – не сосчитать. Но иногда попадется вагон под пломбой, внутрь не залезешь, и приходится наверх лезть. Там держаться не за что, лежишь и думаешь, стряхнет тебя или током заебашит. Я один раз проехал – фиговое дело! - Страшно было? - А то! Так что в угле ехать еще не так плохо. Лишь бы не полезли проверять вагон. В уголь хоть зарыться можно. А тут никуда не зароешься. - Сюда вряд ли полезут, пустой вагон-то, - сонно ответил Кир. - Это ты так думаешь. А меня в первый раз именно из такого вагона забрали в приемник. А потом родителям, а те в дурку запихнули.       Дождь шел и шел, вагон качало. Понемногу холод начал отступать, и оба задремали. А проснулись оттого, что чьи-то грубые руки трясли обоих, будто яблоневые деревья, усыпанные спелыми яблоками. - Нашлись! – кто-то сказал кому-то. - Встроенный чип – хорошая штука, - ответил другой. Арчи вывернулся из рук человека в форме транспортной полиции: - Не имеете права! А затем повернулся к Кириллу: - Все из-за тебя. Зачем ты взял мобильный? - Так я ж его выключил. - А про встроенный чип, скажешь, не знал? - Но я, правда, не знал! Я думал, если телефон отключен, по нему невозможно вычислить человека! - Думал он… Индюк тоже думал! В жизни с тобой больше не поеду. Кирилл хотел ответить, что он тоже никуда не поедет с Арчи. Но их вывели из вагона и повели к стоявшей неподалеку патрульной машине. А там разделили. Арчи сунули в патрульную, а Кирилла посадили в знакомый «Джип». И водитель отца сказал насмешливо: - Добегались, Кирилл Всеволодович? Домой не хочется? Кир хмуро промолчал. И молчал всю дорогу до дома.       В машине было тепло, но его трясло от холода. И еще – от обиды. Их дружба в Арчи закончилась, не успев толком начаться. Разве он виноват? Это отец, наверняка, заказал телефон со встроенным чипом для слежки за сыном. Даже если телефон выключен, чип работает исправно. В чем Кир и убедился, спасибо болтливому полицейскому.       Ехать пришлось долго, часов семь. Но по сравнению с дорогой длинной в двое с лишним суток, это казалось пустяком. Кир даже задремал, разморившись в тепле и сухости. И плакал во сне – по щекам катились слезинки. - Набегался, - сочувственно сказал охранник. - Ох, и взгреет его Всеволод Егорович, - отозвался водитель. - Так за дело! Аж из Италии частным самолетом прилетел, когда узнал, что Кирилл пропал. Я б за такой такого ремня прописал бы, неделю на животе спать бы пришлось. А Кириллу снилось море, Черное море и песчаный пляж. И смеющийся Арчи. Но от этого он еще горше плакал во сне. И, проснувшись, сердито вытирал мокрое лицо ладонью, надеясь, что покрасневшие глаза можно списать на бессонные ночи и простуду. В горле уже першило, а голова стала тяжелой, словно каменная.       Отец не орал. Он сразу так вмазал по затылку, что Кирилл не успел увернуться и едва не отлетел к стене. Голова заболела еще сильнее. - Безмозглый червяк! Идиота кусок! Пошел на поводу у такого же идиота. - Пап, ну перестань, - только и смог сказать Кир. - Перестану, когда мозги в тебя вколочу. Этот Артур Славин, твой дружок новый, так он из-за побегов в дурку попадает каждый раз. Ты – потому что не жрешь ни фига, а он - потому что дома не живется ему. Что, по дурке соскучился? Или нормальная жизнь надоела? - А ты думаешь, она нормальная? Что ты лупишь каждый раз? - Луплю за дело. Мне из-за тебя пришлось домой лететь, когда ты свалил «в никуда». Хорошо, нашли быстро.       Кир замолчал и стал разглядывать потолок в отцовском кабинете. Там была лепнина – то ли осталась с прошлого, еще девятнадцатого или даже восемнадцатого века, то ли новодел. Кирилл не был силен в архитектуре. Но любил разглядывать лепнину каждый раз, когда отец проводил воспитательные беседы с ним. И знал каждый лепесток, каждую загогулину на потолке. Иначе – слезы покатятся по щекам, а за это попадет вдвое больше. Отец еще поорал, затем спросил устало: - Понравилось из дома бегать? - Нет, - честно ответил Кирилл. Усталость навалилась каменным углем. Тем самым, в который надо закапываться в товарном вагоне. Казалось, что он еще в поезде, и разговор с отцом ему просто снится. Сейчас он проснется, и будет рядом веселый Арчи, а еще – солнце и море… - Ладно, иди мыться и спать. Видок у тебя тот еще… «Удивительно, что он умеет нормально разговаривать. Наверняка, это сон», - думал Кирилл, когда пошатываясь, брел в ванную. Плескаясь в огромной джакузи, он плакал, не стесняясь своих слез. Вода, вопреки обыкновению, не успокаивала ничуть. Но сюда к нему никто не сунется.       Последствиями «дурных дорог» стала двусторонняя пневмония. Ночевка под дождем и холод майских ночей не прошли бесследно для Кирилла, который быстро замерзал из-за худобы и астенического телосложения. Неделю он прожил между сном и явью. И во сне пытался доказать Артуру, что ни в чем не виноват. Что просто такие поездки – не для него, ведь все люди разные. Но это не помешает им стать друзьями. Ведь в больнице они дружили и вместе мечтали о свободе. Просто свобода – она тоже для каждого своя.       А потом проснулся, пытался дозвониться до Арчи. Но у того телефон был «вне зоны доступа», а потом и вовсе оказалось, что номер не обслуживается. У Кира тоже сменилась сим-карта и номер. А найти друг друга без телефонов они не смогли. Летом была Италия, затем – элитный детский лагерь в Швейцарии на берегу Женевского озера. Там Кирилл неожиданно увлекся театральными постановками. Ему все твердили, что у него талант, и советовали поступать в соответствующее училище. Но Кир точно знал, что будущее выбрал отец, и он не допустит, чтоб его сын «кривлялся на сцене». Он с улыбкой кивал и играл героев из баллад древней Британии. То путешествие забылось, точнее, растворилось в череде дней и событий. Кир иногда вспоминал Арчи, и даже собирался найти его с помощью «Вместе». Но в сентябре его перевели в новую школу, и пришлось подналечь на учебу.       А через полгода, одним осенним днем, за неделю до четырнадцатилетия, отец вызвал к себе. - Нашелся твой Артур Славин. Помнишь, тот, который тебя из дома сманил. - Он не сманил, я сам… ушел. - Неважно. Так вот, подобрали его на насыпи. Поездом напополам разрезало. Кирилл ошалело молчал, хватая ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба. - Пап, этого не может быть. Ты меня пугаешь просто! Он не мог погибнуть! Он не умер! Это ошибка! Скажи, ты же просто пугаешь меня, правда? Это «правда» было произнесено так по-детски испуганно и в то же время с надеждой. Да, сейчас отец скажет что-нибудь вроде «бестолочь ты, Кирилл, конечно, пугаю». И окажется, что Арчи жив. Это просто глупая шутка. Но отец мрачно сказал: - Тебе фото с места происшествия показать? Кирилл помотал головой. Увидеть мертвого Арчи он не смог бы. Даже на фотографиях, если они у отца были. - Так что скажи спасибо, что я тогда не разрешил вам дружить. А то бы и ты сейчас лежал там же. Понял, бестолочь? - Сп-пасибо, - сдавленно ответил Кирилл и вылетел из отцовского кабинета. Потом его долго выворачивало в туалете – обычная реакция на стресс. А в голове билось: - «Этого не может быть. Арчи не мог погибнуть. Он просто уехал на поезде. Туда, куда хотел попасть». Поздно ночью Кирилл пришел к отцу в кабинет. Всеволод еще не спал. - Чего тебе? - Пап, а когда похороны? - Еще чего? И думать забудь, сам в обморок грохнешься там. Знаю я тебя. Слабак…       На следующий день Кирилла отправили в Италию на месяц. Приходить в себя и учиться дистанционно. А еще – купаться в море. Море всегда успокаивало его. И ночами, лежа без сна и тихо плача в подушку, Кир думал о том, что Арчи понравилось бы здесь. Потому что – море. И он бы простил его, непременно.

***

- Ты же простил меня, правда? Кирилл положил на могилу букет ярких хризантем, четное число, и маленький паровозик, к которому был прицеплен вагончик. - Арчи, мы были слишком большими для игрушек, но все равно… Пускай у тебя будет свой, личный поезд. И ты уедешь на нем далеко-далеко, куда сам захочешь. В любую страну, даже выдуманную. Арчи улыбался с портрета. На нем он был младше, чем в то время, когда они познакомились. Лет десяти-одиннадцати. Почему – непонятно. Он улыбался беспечно и открыто. Кир вытер глаза: Ну ладно, я пойду. Меня Димка ждет. И я, правда, тогда был ни в чем не виноват. С ветки огромной ели, которая росла на кладбище, взлетела птица и села на памятник. Села, внимательно глядя на Кирилла круглым глазом. Он не знал, какая это птица. А фотографировать не стал почему-то. - Я все понял. Прощай, Арчи. И… счастливого пути.