Я От Рожденья Гениальный — Почтальон Электричеством Больной. Мой В почтальоне Дух Феноменальный Пылает Солнечной Весной. Сплетая Радуги Эона, Огни Созвездий Сотворил. Давно-Давно От Ориона Пути Вселенных Искрылил.
Вьери тщательно протирал свои круглые очки, опустив долу усталый, тревожный взор и периодически судорожно оглядываясь, чего-то опасаясьВложенная записка. Часть вторая
14 января 2024 г. в 16:32
Со всех сторон доносилось зловещее дыхание. Свист, обрывки шёпота, стон — иногда они становились неотличимы от звуков настройки, издаваемых группой из тринадцати музыкантов. Завороженные миллионеры, забывшись, больше не думали об отсутствии мебели, о мерцающей синим вездесущей паутине, о неровной, словно обглоданной, поверхности тёмного базальтового пола, о едком, леденящем спину и обжигающем виски воздухе, о том, когда же всё-таки начнётся собственно музыка. Волнами как скребками, из-за которых выглядывали отдельные дугообразные, округлённые возгласы и ненавязчивое покачивание на соседних полутонах трубы, окружение сжималось, сдавливалось. В комнате, лишённой разнообразия, чтобы поглазеть, только чёрный, малоразличимый контур пятиконечной звезды, вписанной в окружность, мог что-нибудь сообщить гостю о характере приглашённого, характере того, кому выделили это помещение. Да, где хозяин, где именитый музыкант никто и не собирался спрашивать. Нацеленные в одну точку, одну звуковысоту, витиевато блуждая вокруг неё на глиссандо в пределах шестидесяти центов, тембры создавали парадоксальный эффект неподвижного взрыва. Желание активировать круг интуитивно подвело всех к мысли запитать его. Выбор оказался единогласным: «Vecchio schifoso» — «Figlio di putana» — «E ho subito capito che era un ceffo» — «Sì, è spaventoso, brutte come la merda de gatto!» — «Stanco, noioso! Gli sta bene!». Взгляды устремились в дверной проём позади, устремились на козла отпущения. Непонимающе оглядываясь, Бенеттон всё же чувствовал некое давление в этот короткий отрезок передышки перед тем, как его конечности оказались во власти фанатичных, озверевших коллег. Он не знал, куда его тащили, поначалу даже не издавал ни звука, словно смирившаяся со своей участью свинья на скотобойне.
— Cosa mi farai? — Заикаясь от страха, постанывая от невозможности вытереть со лба пот, спросил синьор.
— Konx! Om! Pax! — С равнодушной яростью заревел до этого часа совершенно мирный верзила, занёс кинжал и выпустил Бенеттону дух. — Fratelli, raccogliete il sangue e usatelo per purificare gli oggetti nelle ciotole agli angoli del pentagramma.
Вспыхнул красным контур, по краям круга расступился вовне зеленоватый душный дым.
— Удивительно. Как правило никто на первом занятии не догадывается о предназначении пентаграммы. Поскольку вы, синьоры, всё же как-то сообразили провести ритуал и притом не допустили ошибок, вам прощается не только то, что вы привели с собой имущество, не обладая хотя бы пятым градусом, но и даже вашу бесцеремонную дерзость, грубейшее нарушение этикета и кодекса, оскорбительное для всего Братства: допустить имущество явиться здесь в непрозрачной одежде — мы всё-таки спишем со счетов. Кстати о «никто» и «всё». Пора начинать нашу первую лекцию. Вы — ничто. Я — ничто. Всё — ничто. Вы — я. Я — вы…
— Siamo sono tutto! — Клятвенно выкрикнула толпа.
Вьери прошёлся взглядом по этим счастливым лицам. Несмотря на его высокое положение, он до сих пор нервничал от мысли о публичном выступлении. И вот! Ловить взгляды, быть мишенью не ненависти, а любви словно в этом и заключалось его предназначение. Одновременно пугающая и вожделенная миссия. Непроизвольно пальцы спрятанных за спину рук теребили подхват чёрных штор. Ему скорее легче, взмахнув кистями, погрузить сборище под землю, чем набраться решимости снова открыть рот. Ведь так противно становилось от скомканного начала и так хотелось научиться ораторскому мастерству, даже если не превзойти Джачинто, по крайней мере попытаться приблизиться к его уровню. Но Вьери смог.
— Так и быть, вы удостоены соблаговоления. Почтальон дарует вам правило, Второе Правило, которое гласит: «…не мыслите, пусть мыслят те, кому это нужно…». — Только начался прилив смелости, как снова этот голос в голове.— Прошу простить: меня вызывают. Окончание первой лекции прочитает Князь Зодиака. Его имя, как и моё, вам знать не обязательно.
— Ave Nuntius Cum Litteris! — Прорычал шкаф в капюшоне и, переплетя мясистые мозолистые пальцы, хрустнул кистями. — Некоторые девианты в мире тешат себя иллюзиями, что «гигиена ума» суть панацея всех бед в мире. Легко сломать их единственный и при том ложный довод, якобы защита подсознания от негативной информации, бла, бла, бла… На самом деле, это просто снисхождение по отношению к эволюционно сомнительным особям: слабонервным среди детей, беременных, больных сердцем и прочих, по хорошему, достойным лишь того, чтобы списать их в утиль. Они видят в распоряжении имуществом фитину, в насилии — грязь. Нет, нет и ещё раз нет. В современном обществе давно достигнут консенсус, что обе формы практики естественные компоненты удовлетворения хозяином потребностей и осуществления социумом демократического решения проблем. Если взрослая, психически здоровая личность не видит в этом красоту и стремление к защите и справедливости, то налицо сигнал о несоответствии её времени. Обольщаясь сладкими мечтами, они продолжают верить в идеального человека, в высшие цели, в любовь к жизни, в гуманизм — все те понятия, что придумали мы сами. Взятый взглядом космоса человек не стал ни лучше, ни хуже, только лишь сменил одну систему проявления гормонов на другую. Когда говорят про две силы: созидания и разрушения, жизни и смерти — не учитывают их неравнозначность, то есть, априорное торжество смерти. Всегда, в любых обстоятельствах, промежуток бытия несоизмеримо меньше промежутка небытия. На ленте Кожи Времени отрезочек не отличен от точки, невидимой и умозрительной конструкции среди бесконечной пустоты, пустоты до того, как всё появилось, пустоты после того, как последний протон распадётся. Раз в чудеса мы не верим, и смерть для нас — ничто, небытие. Иллюзии, помогающие преодолеть угнетение неприятной истиной, бывают разные: дети, слава. Но всё это уйдёт. Поэтому пока девианты думают о будущем, мы провозглашаем диктатуру момента! Здесь и сейчас — кровь и имущество. Лучшие из нас не боятся поглядеть реальности в глаза, броситься ей навстречу, обнимая, лобзая, кусая и царапая, предаться чувству полноты жизни назло тем, кому хочется отгородиться от всего, отсидеться и пропустить самое увлекательное ценой жалкого мнимого спокойствия, ибо им, видите ли, некомфортно в такой картине мира. Мы не можем спорить, что для того, чтобы встать на наш путь, путь здоровых умом и телом людей, требуется множество моральных сил, зрелости и личностной свободы. Вообще люди отличаются от животных тем, что соблюдают запреты, но запреты двусмысленны. Люди их соблюдают, но испытывают потребность их нарушить. Нарушение запретов не означает их незнание и требует мужества и решительности. Если у человека есть мужество, необходимое для нарушения границ, — можно считать, что он состоялся. Переступая через правила, мужчина избавляется от груза избытка или, что то же самое, совершает жертвоприношение. Наслаждение — есть движение, а значит, разрушение. Тепло, исходящее от свечи, одновременно и высшее счастье, и неизбежная гибель. Кому, как не вам, синьоры не знать, что разница между страданием и наслаждением лишь в усталости или отваге получить удовольствие, в том числе и от боли. Долгожители, спрятавшиеся от угроз мира в раковинах, никогда по-настоящему не жили, существовали в анабиозе, замороженные в криокамере. Только безудержность и только безудержность…
— Может ты Великий Международный Иерофант, Всемирный Великий Мастер Устава? Или Международный Великий Мастер? Должно быть, во всяком случае, Заместитель Всемирного Великого Мастера? По крайней мере Патриарх, Великий Консерватор Устава, член Международного Державного Святилища? Или, по меньшей мере, Возвышенный Мастер Лучезарного Кольца? Ну, на худой конец, Верховный Страж Трёх Огней? А?
Слова графа Аяла Вальвы слишком обидны. Брат шестидесятого градуса не обязан, как собачка, являться по первому требованию отдельного старшего по званию, даже если это один из Иерофантов. Стойкое ощущение, что нельзя позволять над собой измываться, сменило несколько растерянное, меланхолическое сожаление: лучше бы остаться на лекции, тысячи раз им слышанной, посмотреть в глаза новичков, увидеть взгляд, запал, которого редко встретишь на высоких градусах.
— Да! — Вскочил Вьери. — Я Верховный Страж Трёх Огней, поэтому не нужно обращаться со мной, как с каким-то Возвышенным Орфическим Целителем или Князем Зодиака! — Протестовал он с рвением человека, которого вынудили доказывать, что он не кактус.
— Чуть не забыл, зачем Вас позвал. Только гляньте. Занимательно, давненько у наших соседушек не случалось таких скачков баланса. Не иначе как большой бартер. Что ж, Авраамчик, вот мы и встретились вновь!
— Скорее уж Кронос. — Вставил пять копеек синьор Тосатти.
— Уважаемый в недалёком будущем экс-Верховный экс-Страж Трёх Огней, я то думал, что Вы всё ещё способны распознавать интенцию ритора. Или Вы боитесь наказания за нашу маленькую шалость, а? Тогда нам обоим ничего не останется, кроме как спрятаться под кроватью и закрыть глаза в страхе погибнуть от суперкатаклизма, к примеру, достаточно одной стропильте… Стояночка! Я сказал «стропильте»? Ишь, из-за Вашей глупости, синьор, я заговариваться начал! Итак, достаточно одной страпельке успеть до момента своей дезинтеграции коснуться материи — миру наступает гарантированный конец. И никто не может исключить такого варианта: частицы всех существующих типов то и дело возникают из пустоты. Но вероятность исхода, от которого ты так неразумно трепещешь, исчезающе мала, неотличима от абсолютной невозможности, ведь она бы потребовала полную трансформацию близкой к нам мультивселенной без коллапса.
Заметив удручённый вид брата, граф Джачинто тихо вздохнул, поднялся с бархатного багрового кресла и подошёл к двойным: красным и серо-зелёным — гардинам, задумчиво ощупав рукав своего мышиного пиджака и подзатянув галстук, развернулся, обошёл пробковый с зеленовато-красным лаком стол, приблизился к Верховному Стражу Трёх Огней и точечным движением выдернул волосину из его усов:
— Ну, ну. Вам не стоит так сильно расстраиваться. Понижение то всего на один градус. Да и кандидат на замену достойный. Вот поглядите: сейчас мы втроём отправимся к соседям, а вернутся только двое. Вы верно подумали: я говорю именно об этом оболтусе. Лололошка может испортить что угодно. Поэтому даже если Матильда решится вести свою игру и у неё будут в этом хорошие помощники, присутствие балбеса разрушит все планы. Такой Вам утешительный подарок, чтобы перестали беспокоиться из-за всякой ерунды. Можете считать это предохранителем от пандемии страпелек, так сказать, излишней мерой безопасности. Да, я и такое могу, ведь: