Азбука прикосновений

Закрытый кабинет музыки никто не посещает после шести вечера. Почему-то никого не привлекает его спокойная обстановка, где можно спокойно посидеть, подумать о вечном, сделать уроки или просто расслабиться в собственных мыслях. Только расставленные рядами инструменты отсвечивают бликами, отражая закатное солнце и иногда слабо резонируя в такт сквозящим потокам ветра. Иногда эту тихую музыку слышали и другие студенты и на пару минут задерживались у дверей, поймав нежный перелив арфы или случайную ноту от неубранной накануне гитары. Это было идеальное место, чтобы скрыться от чужих глаз. Тихо скрипнула входная дверь, нарушая воцарившуюся тишину и в кабинет входят двое припозднившихся студентов. Один из них, немного ниже своего спутника тут же отбрасывает в угол свою сумку и забирается на широкий подоконник, поглубже натянув на голову капюшон смятой синей формы. На руке, поверх темной перчатки был наспех повязанный носовой платок кремового цвета, запачканный пятнами крови, уже не такой яркой, но все еще привлекающей излишнее внимание. Те же самые капли, уже сменившие алый цвет на некрасивый бурый оттенок виднелись на закатанных рукавах и неряшливо расстегнутой у шеи белой рубашке под синей курткой. Он словно специально не поворачивался к спутнику лицом, прячась под тень капюшона. — Говорю тебе, я в порядке. Достал! — Обязательно поверю в это, после того, как осмотрю. Голос спутника был спокойным, с едва слышными виноватыми нотками и это раздражало еще сильнее. Вот почему он такой… жалкий? Все время погруженный в свои мысли, вечно лохматый и взъерошенный, с этой дополнительной сумкой на поясе, где постоянно звенят какие-то механические детальки, стукаясь об гаечный ключ или отвертку. Любопытный факт — в этой сумке всегда можно было найти что-то новое и необходимое, будь то лишний бутерброд на ланч или записку со шпаргалкой. Вот и сейчас, тоже отложив основную сумку с учебниками и тетрадями, парень копался в запасной, выуживая бинт, пачку пластырей и что-то, похожее на перекись. — А теперь будь паинькой и дай мне тебя осмотреть. — Уйди, лохматый! Тошно от тебя! С губ срывается тихий вздох. Сколько раз он уже это слышал? Да бесконечное множество. С тех пор, как он стал учиться в Башне Слоновой кости этот парень был чуть ли не единственным, с кем у них завязалось более-менее нормальное общение. Нет, посиделки в библиотеке с Хеленой или интеллектуальные беседы с Эдгаром тоже были весьма веселыми, с последним они даже частенько вступали в интеллектуальные споры касательно искусства или некоторых других вещей. Вальден в принципе был таким человеком, с которым трудно найти общий язык, но у него получилось. С ним же все сложнее. Настолько, что иногда приходится терпеть кучу колкостей и ругани, прежде чем получается переговорить хоть пару минут. Нелюдимый, вечно нахмуренный, сидящий вечно где-то на задних рядах, и не вылезающий из кабинета декана из-за очередной драки или проступка. Он словно не вписывался в их класс, был самой настоящей «черной овцой» в их коллективе. — Наиб, пожалуйста. Я очень признателен тебе за помощь… — Ты сам виноват, — тут же отрезает парень, даже не поворачиваясь. — Я много раз тебе говорил: если не хочешь сталкиваться с неприятностями иди обходным путем. — Но мне пришлось бы делать крюк! — пытается объясниться парень, чуть зачесывая непослушную челку. — Альва и так расстраивается, что я задерживаюсь. — А теперь расстроится еще сильнее. — Да господи! Устав слушать его недовольный голос, студент подходит ближе и решительно срывает капюшон, открывая лицо. Наиб поспешно пытается отвернуться, но уже поздно. Разбитая губа и заплывающая синяком переносица сразу бросается в глаза. — Твою мать, Лука! Он поднимает руку, чтобы хотя бы просто отпихнуть подальше… но она замирает на полпути, когда взгляд цепляет уже его лицо, освещенное закатным солнцем. Чудак пытается быстро отвернуться, но он ловит его за подбородок свободной рукой и чуть отодвигает длинные пряди с правой стороны лица. По правому глазу уже достаточно сильно расплылся свежий синяк, видимо тоже полученный в той же самой драки, с которой он поспешно попытался его увести. — Кто это сделал? — спокойно спрашивает Наиб, отпуская его. — И только попробуй сказать, что на лестнице упал — не поверю. Лука отстраняется и быстро зачесывает челку обратно, чтобы синяка не было видно. Держа одной рукой выуженные из сумки предметы, он тихо вздыхает и начинает теребить кончик красного шарфа на шее. — Никто… Наиб раздраженно цыкнул. Нет, он просто невыносим. До последнего будет молчать как партизан. Придется пойти на уступки, чтобы выведать правду. — Если дам обработать ссадины, расскажешь? — уже более миролюбивым голосом спрашивает он. Сработало. Он медленно кивает головой, после чего садится рядом на подоконник и начинает разматывать платок на руке, чтобы начать снова обрабатывать сбитые в кровь костяшки. И это повезло еще, что на этот раз только на одной руке. Это началось почти разу же после поступления. Что поделать, чудаки часто становятся жертвой местных хулиганов. Как будто у них есть специальный детектор, определяющий потенциальную жертву для издевательств. И поначалу это было не так серьезно. То сумка пропадет, то тетради помнутся… Пару раз он оставался без денег, после чего стал просто брать еду с собой. И вот тогда началось… Оголтелые молодчики любили ловить его на заднем дворе или по пути домой, чтобы напомнить, что им требуются финансы. И вот тогда-то Наиб и стал для него если не защитником, то помощником в трудной ситуации. Жаль, что каждый раз все заканчивалось одинаково. А для Наиба это уже было не просто что-то личное. Черт знает, чем его привлек этот чудак, сидящий прямо перед ним и так активно стремящийся быть другом. Он делился с ним своим обедом, помогал с домашней работой и частенько составлял компанию, даже если хотелось побыть одному. А как же он божественно играет на пианино… Может поэтому они и пошли первым делом сюда, в класс музыки, потому что это было их место… Наиб возьмет в руки гитару и наиграет какой-нибудь простой мотив, а Лука подхватит его импровизацию, и они создадут нечто новое и красивое… И когда чудак влипает в очередную неприятность ему словно начинает сносить крышу. Он слышит оскорбительное замечание, неправдивый слух или его расстроенное сопение за закрытой дверью. Видит, как хулиганы шутки ради отбирают его вещи, готовые часами смотреть на беспомощно проступающие слезы. А потом уже и он сам, отбросив гордость и напускную холодность врывается в гущу событий, разбивая кулаки в кровь, лишь бы его оставили в покое… Пульсирующей кожи на носу касается холодная ткань и Наиб от неожиданности вздрагивает и поднимает голову. Лука мягко елозит клочком бинта, смоченном в антисептике и осторожно протирает каждый синяк и ссадину. Уголок губ дергается в едва заметной улыбке. Даже сейчас он настолько сосредоточен, что эта чрезмерная серьезность смешит. — Что такое? — растерянно спрашивает Лука, убирая бинт. — Щипит? — Нет, — фыркнул Наиб, запустив руку в волосы. — Выглядишь забавно. На лице парня проступил румянец. Он чуть стушевался и отложил бинт в сторону. — Ты чего вдруг? Все хорошо? — Все отлично, — подчеркнул Наиб, еще раз фыркнув и немного размяв руку. Костяшки стянуло после антисептика, да и бинт мешал полностью разогнуть ладонь, но это не страшно. — Скажи лучше, из-за чего на этот раз придрались? — Да все то же самое, — тихо вздохнул Лука, беря в руки пластырь и ловко налепляя его на переносицу парня. — Разве им нужен повод, чтобы докопаться? — В последнее время нет. — Ну вот и я про то же. Закончив с обработкой ран, Лука осматривает его. Теперь Наиб выглядел чуть лучше. По крайней мере на лице больше не видно крови, а мелкие ссадины уже к утру подтянутся. А учитывая, как он любит надвигать капюшон, никто и не заметит. Удовлетворенно кивнув, он убирает обратно бинты и пластыри в сумку, а пустую бутылочку из-под антисептика выбрасывает в урну. — Ты обещал рассказать, — напомнил Наиб. — Хотя… если не хочешь, не надо. — Спасибо, — тихо поблагодарил его Лука. — Пожалуй послушаюсь твоего совета и буду ходить обходным путем. — Не стоит, лохматый, — он чуть двигается и притягивает его к себе, чтобы сел рядом. — Я просто буду провожать тебя до дома. Так будет безопаснее. — Ты уверен? Сердце в груди пропустило удар, когда вместо ответа, Наиб осторожно положил его голову на свое плечо и чуть взъерошил и без того растрепанные волосы. Было в этом жесте что-то такое… спокойное. Даже заботливое. Они сидели так некоторое время, пока в приоткрытую форточку проникал слабый ветерок, отчего струны стоящей в кабинете арфы слабым эхом звучали в комнате, навевая дополнительный покой и успокаивая нервы. — Мне кажется, что это будет правильнее, — ответил он наконец, продолжая поглаживать друга по волосам. — И мне спокойнее, и ты целее. — И у тебя не будут снова разбиты руки, — с улыбкой добавил Лука, осторожно погладив его по бинтам. — Да. Где-то в коридоре зазвенели школьные часы. Три раза. Они просидели в кабинете уже полчаса? Куда только время улетело… — Эй, Лука… От того, как Наиб произнес его имя захотелось блаженно прикрыть глаза. Так спокойно и тихо. Это что-то определенно новое. До этого момента он никогда не разговаривал с ним таким тоном, не обнимал и не обращался по имени. Прозвище «лохматый» прицепилось к нему не хуже жвачки на подошве, но он был не против. Только для Наиба он был согласен так отзываться. Только для него. — Да? Закатное солнце опускалось за горизонт, освещая его потрепанное дракой лицо, но сейчас на нем не было этого упрямого выражения лица, искаженного гневом или недовольством. Только слабая улыбка, делающая его невероятно красивым, даже несмотря на ссадины и неряшливый пластырь на носу. Лука вытянул руку и слабо коснулся его щеки, радуясь, что он не препятствует этому. Подумать только, тот самый день, когда обычная уже для них ситуация закончилась не так, как обычно. И тем приятнее было слышать его вопрос, который он задавал ему все тем же тихим, полным спокойствия и чего-то нового голосом: — Сыграешь мне на пианино?

***

Каждый раз после драки этот парень обрабатывал его сбитые в кровь кулаки и лепил пластырь на разбитый нос… и каждый раз, когда он это делал, Наиб не мог сказать ему о том, как сильно он любит этого чертового чудака…