***
Дом миссис Фицджеральд был очень скромным, даже не смотря на то, что имел целых два этажа. Перед крыльцом была скромных размеров клумба, из-за небольшой площади переднего двора. Задний двор Грейвс не видел, но предполагал, что тот тоже далеко не самых впечатляющих размеров. Весь первый этаж был обклеен обоями в мелкий розовый цветочек со светлозелеными вертикальными полосами. Мебель была старой и потрёпанной – дом семейный, тут росли дети Фицджеральдов. На журнальном столике стоит старомодная ваза с подсохшими цветами, а вокруг неё по всей поверхности стола разбросаны журналы для увлекающихся шитьём и вязанием. Сама из себя миссис Фицджеральд очень приятная женщина. Низенькая, кругловатая в больших очках. Линзы толстенные, сантиметра на два тянут. Одета она в подобие своих обоев – светлое платье в мелкий цветочек, с длинными рукавами и оборками везде, где они могут быть. Волосы её, ещё не полностью седые, собраны в тугой, гладкий пучок. Когда Итан заходит в дом, хозяйка приветливо ему улыбается, предлагая выпить чаю. Он соглашается, и проходя на кухню, мимо гостиной, видит на столике в прихожей фотографию – миссис Фицджеральд и её муж, обоим лет по сорок, они сидят на диване в своей гостиной с собакой. “Собаки, наверное, уже давно нет в живых” – подмечает про себя Грейвс. Кухня по интерьеру не сильно отличалась от всего первого этажа, разве что пол был обложен кафельной плиткой. На обеденном столе уже стоял фарфоровый чайник, полный заварки и всё ещё горячий. Он чем-то напоминал хозяйку дома, кругленький и нежный, совсем небольшой высоты. – Итак, в чём, собственно, ваша проблема? – Что-то постоянно скребётся на чердаке, раньше звук был тихим, но сейчас я отчётливо слышу его, особенно ночью – миссис Фицджеральд делает глоток чая. – Я уже не могу спать, но, к сожалению, уже не в том возрасте, чтобы лезть на чердак самой. – Как именно скребётся? Будто кошка или…? – уточнил Грейвс. “Вот чёрт, если скребётся, значит есть когти”. – Да, да, как кошка. Внушительных размеров кошка. – Вы пробовали вызывать какие-нибудь другие службы? – Да, и везде мне сказали, что на чердаке пусто! Но я же не сумасшедшая, я точно слышу, что оно скребётся! “А вдруг сумасшедшая?” – промелькнула вдруг мысль в голове Итана. Было бы хреново так рано встать ради безумной старушки. – Всё посмотрим, проверим как следует, не переживайте – улыбнулся он старушке.***
Вход в чердак располагался на потолке второго этажа, прямо над лестницей. В паре метров от хозяйской спальни – теперь ясно, почему по ночам шум кажется особенно громким. Он сам дотягивается до люка палкой с крючком и дёргает за петлю, чтобы открыть его. Когда тот открывается, Грейвс чувствует запах пыли, затхлости и чего-то нечистого. С чердака свешивается складная лестница и уходит куда-то вверх, в непроглядную темноту. – Извините, а там есть хоть одно окно? – Одно должно быть, маленькое, на задний двор, но оно закрыто картиной моего мужа – задумчиво ответила хозяйка, будто бы сомневаясь в том, есть ли у неё окно на чердаке. “Что ж, да простит меня покойный мистер Фицджеральд, картину я подвину со своего места. С Богом” – подумал Грейвс, и полез вверх по лестнице. Пылью с чердака несло не просто так, уже касаясь одной только лестницы, руки Итана были почти полностью серыми. На чердачном полу ситуация была ещё хуже – слои пыли лежали там словно ковёр, лишь в некоторых местах этот идеальный покров нарушали следы от ботинок, видимо ребята из других служб оставили пару недель назад. И судя по всему, лазили они сюда с фонариками, в отличие от Грейвса. Встав наконец на ноги, он достал из кармана небольшую зажигалку, не такую красивую, как у Дэвиса, но всё же. Хоть какой-то свет появился. И Итан, согнувшись, принялся искать картину, нужно было добыть хоть лучик дневного света. Вокруг стояли деревянные ящики, коробки, книги лежали стопками, в дальнем углу стояло небольшое зеркало, наверное около метра в высоту. Грейвс чуть не спутал его с картиной издалека. Рядом с зеркалом стоял жутковатого вида старый манекен – миссис Фицджеральд шила, когда-то давно, судя по состоянию манекена – в молодости. Пламя зажигалки приблизилось к рамке с фотографией: на ней изображен мистер Фицджеральд в роли художника. Он сидит в берете на чернобелой фотографии и держит в руках палитру и несколько кистей. Напротив него стоит мольберт. “Неплохая картинка, не знал, что в те времена было модно делать тематические фотосессии”. Посмотрев на фотографию пару минут, Итан наконец нашел картину – вписался в неё спиной, когда отходил от тумбочки с рамками для фотографий. Чердак всё же узенький и до сих пор ни на что не наткнуться уже было чудом. Картина примерно совпадает по размерам с зеркалом. На ней изображен кот, хитро смотрящий с холста прямо на зрителя. Нарисовано немного небрежно, будто автору не хватало времени посидеть над ней ещё. “Мило...” – подумал Грейвс, однако почувствовал себя странно, смотря на неё. Кот… То, как он смотрит, делает картину немного неестественной, и от того жуткой. Эффект зловещей долины, ничего особенного не происходит, однако есть стойкое ощущение, что кот котом и не является вовсе. Итан не может перестать смотреть, даже когда сдвигает злополучную картину в сторону, открывая единственный источник света в этом унылом месте. Но не может отвести от неё взгляда. Его дыхание внезапно спешит, и пульс, кажется, тоже. “Что за чёрт…” – Грейвс чувствовал себя не в своей тарелке. Где-то в затылке поселилось чувство тревоги и одновременно чего-то знакомого. Он открыл маленькое круглое окошко настежь, давая воздуху заполнить помещение. Запах старых книг и пыли от холода показался резче. Порывом ветра подкосило фотографию мистера Фицджеральда на тумбочке и Итан поспешил её поправить. Если в темноте старичок казался ему милым, то в свете дня казался жутким и выглядел как маньяк. Как маньяк, которого показывают по новостям, и люди смотрят на него и говорят “У него же на лице написано”. У мистера Фицджеральда были глубоко посаженные светлые глаза, седые волосы с залысиной посередине и очки-авиаторы с толстыми линзами, примерно как у его жены. Грейвс поставил фотографию на место, и стараясь не смотреть на кота, подошёл к выходу с чердака. – Миссис Фицджеральд! – Да? – крикнула старушка откуда-то снизу. – Вы не могли бы закрыть дверь? Надёжно я имею ввиду, так, чтобы открывая её пришлось снова брать крюк. – Я, конечно, могу, но зачем? И сможете ли вы вылезти? – обеспокоенно отвечала миссис Фицджеральд. “Уж как-нибудь я выйду, либо через окно, либо через дыру в крыше, как повезёт” – подумал Итан, однако ответить он так не мог. – Не переживайте, просто закройте дверь. И обязательно отойдите подальше, желательно на первый этаж, а лучше сделайте вид, что идете спать! – Если вы считаете, что это поможет… – Обязательно, только сделайте это, и побыстрее. И вот что, возьмите в постель крест или Библию, спрячьте под одеялом или подушкой! – Хорошо! Хозяйка закрывала дверь наверх, толкая лестницу вверх палкой и закрывая импровизированный замочек на ней на крюк, словно калитку. Открыть изнутри не представлялось возможным, только если выломать дверь. Добропорядочный сотрудник церкви точно не поступил бы так с домом пожилой леди, посчитала миссис Фицджеральд. Грейвс молча наблюдал за тем, как закрывается дверь. Через пару минут, закончив с проветриванием, он закрыл окошко. Перед тем, как ставить картину на место, лишая пространство всякого света, он в последний раз оглядел чердак под дневным светом – кучи коробок, книг, старая тумбочка и фотография покойного хозяина на ней. И конечно же, написанный красками на метровом холсте кот. Чёрный желтоглазый дьявол, под дневным светом кажется совершенно обычным котом. Даже милым. Блестящая шерсть, аккуратная мордочка. Сидело животное на шелковой подушке на фоне обоев в мелкий цветочек – точно таких, как на первом этаже дома. Итан забыл спросить, был ли у хозяев кот. Хотя, тут и спрашивать нечего, из картины всё ясно. Кот, видимо, умер незадолго до хозяина. “Папенькин сынок…”. Глубоко вздохнув в последний раз, глядя коту прямо в глаза, он поставил его перед окном, перекрывая на чердаке свет. Аромат пыли и затхлости вернулся буквально через несколько секунд. Старость, плесень и всяческая грязь как будто запахли вновь, и в два раза сильнее, стремясь заполнить собой весь воздух чердака. В этот раз Грейвс не достал зажигалку, он тихо сел в углу, противоположном картине, взявшись за пистолет. Чтобы не спугнуть нечисть, он чуть прикрыл вооруженную руку краем пальто. Осмотрев здесь всё он пришёл к выводу, что тварь активна, когда уверена, что хозяйка спит и считает своей миссией достать именно её. Оно насмотрелось старых фотографий, рисунков и записей и теперь считало своим долгом преследовать единственного живого участника этих материалов – миссис Фицджеральд. Итан замедлил своё дыхание, выжидая первого шага демона. Лучше всего у него получалось сидеть в засаде, это единственная часть задания, которая всегда выходила идеально. Он сверлил глазами животное на картине – если хозяйка слышит звуки, похожие на кошку, может демон принимает похожую форму или и вовсе живёт в картине? Демоны часто селятся в картинах, особенно слабые, сливаются с краской, заимствуют идею физической формы. Многие из них совсем не разбираются в человеческом мире. Как универсальный способ избежать “позора” и быстрого разоблачения – принять форму чего-то, что изобразил человек, чего-то, что для человека было реально. Для совсем отсталой нечисти и это было тяжёлой задачей, однако, зачастую, они кое-как, но справлялись. И этот, судя по всему, был одним из справившихся. Кот был образом реалистичным, если предыдущие службы ничего странного не заметили, значит дело своё демон знал. Он мог хорошо обманывать обычных людей. Только вот тех, кто видит, как оказалось не может. У всех экзорцистов есть особое чувство, называющееся “святым глазом”. Своеобразное подражание “Святому Оку” ангелов. Менее совершенное чутьё. В отличие от служителя церкви, ангел видит всё. Всю нечисть и высшую силу. Говорят, ангелы могут даже видеть удачу, как она течет тоненькой струйкой в руки азартного игрока в казино. Однако другой вопрос, ходят ли высшие существа в казино? Грейвс однажды видел ангела собственными глазами, кажется на похоронах отца, когда заглянул в глаза бездомной собаки у кладбища. Глаза собаки смотрели умно, по человечески и были наполнены бескрайним милосердием. Маленький Итан улыбнулся ей и собака кажется улыбнулась ему в ответ. Ангелы часто бродят по свету в виде животных, людей, а иногда и растений. Кто когда-нибудь видел их, тот человек действительно везучий. Своей удачей Грейвс похвастаться не мог. Кто угодно удачливей, чем он. Он сидит на полу чужого чердака, за копейки подвергая себя пусть и не очень большой, но опасности. Единственное что радует – официантки в “Тяжёлых временах” получают ещё меньше. В тишине пустого и тесного пространства, он уже не мог бороться с сонливостью. Ещё только 10 утра, а он уже вырубается прямо на работе. Темнота пространства так и манит прикрыть глаза. На пару минуточек. Ловушка. Дрянной запах книжной плесени заставляет засыпать. Итан перестаёт моргать, каждое моргание только усиливает желание закрыть глаза. Он должен смотреть. Смотреть прямо на кота, закрывать глаза нельзя. Если он закроет глаза, он покойник. Сегодня у него с собой лишь пистолет. Миссис Фицджеральд защищена хоть чем-то – а он нет. Итан представил, как он тихонько засыпает в тепле чердака, и как тварь вылазит из холста, принимаясь остервенело рвать его тело когтями. Исход не самый благоприятный, умирать в доме случайной старушки – хреновая перспектива. Он уже еле находит в темноте картину, веки стремительно тяжелеют, в голове туман.***
Ему снится сон – он с отцом на рыбалке, на их любимой речке. В детстве он часто ходил с отцом рыбачить, в сезон они бывали там особенно часто. Отец сидит на складном стуле с удочкой в руке и задумчиво смотрит куда-то вглубь реки. Он, кажется, совсем не изменился с момента, когда Итан видел его в последний раз. На речке уже темнеет, вечер странно холодный, даже комары не летают. Он обнаруживает себя сидящим рядом с отцом на таком же складном стуле, только вот удочку он не держит. Между ними стоит небольшое ведро – в нём горкой лежит уже пойманная рыба. “Странно, обычно каждая наша рыбалка это громкий провал…” – думает Грейвс, невольно переводя взгляд на речку. Вода тёмная и удивительно тихая, река будто замедлила собственное течение. Ветер еле дует, береговой кустарник почти не шевелится. Только лес громко шумит от чего-то. Итан вздыхает, смотря на отцовскую удочку. – Рыбу спугнешь – сурово говорит Грейвс старший. – Ну и что, мы поймали достаточно – странно детским для себя тоном отвечает ему Итан. Последний раз он говорил с отцом, когда был совсем маленьким. – Если бы ты не болтал без умолку и не вздыхал на всю округу, поймали бы больше. В ответ Итан лишь хмыкает и снова смотрит на ведро. Рыбы нет, оно пустое. И всегда было пустым. Вдруг окружение меняется, и они оказываются на кухне. Грейвс старший чистит рыбу. Итан внимательно наблюдает. В кухне ярко горит тёплый свет, окутывающий всё вокруг. Вот деревянная доска, которую отец выточил сам, матери в подарок. А вот обеденный стол, его тоже сделал отец. На нём стоит одна из крайне уродливых ваз матери, а в ней цветы – свежие лилии. Стена напротив них была увешана незнакомыми ему картинами. Они были непривычно яркими для родительского дома и смотрелись совершенно безвкусно. Кажется, это идея матери. – Что, каракули эти не нравятся? Твоя мать была не в себе, когда их покупала. – Почему же, симпатично… Отец, ещё не закончив чистить рыбу, поворачивается к Итану с мокрым ножом в руке. – Опять ты врёшь, ты же так не думаешь. – Пап, я… – не успевает он ответить, получая от отца нож с левое бедро. Боль разливается по всей ноге, словно это действительно происходит. Кровь хлещет ручьём, он отчаянно хватается за рану руками, всё такое склизкое. Его ладони обдаёт теплом, настоящим теплом свежей крови. Он открывает глаза на чужом пыльном чердаке, сидящий в луже собственной крови. Мерзкая тварь размером с половину чердака вонзила свои когти прямо ему в ногу, в левое бедро. Руки дрожат, Грейвс с трудом достает из под пальто пистолет и стреляет демону в голову. Тот ужасно визжит, словно огромная свинья, на весь дом, от крика его лопается стекло на фотографии мистера Фицджеральда. Демон, в попытках вытащить свои когти из Грейвса, наносит ноге ещё больший ущерб, задевая всё, что можно задеть. И Итан, корчась от боли, стреляет ему в голову ещё раз. Чудище затихает, медленно падая на пол. Его морда с широко распахнутыми жёлтыми глазами лежала примерно в метре от Грейвса. Когти всё ещё подрагивали в его бедре. Дыхание постепенно выравнивалось. "Слава Богу, всё закончилось". Он отключается, смотря демону в огромный мёртвый глаз.***
В больничных коридорах постоянно кто-то разговаривает. Доктора с родственниками пациентов, пациенты между собой. Целый день люди ходят вокруг палаты Грейвса, и внутри изредка тоже появляются. Первые пару часов после того, как его левую ногу зашили, он лежит в полной отключке. Потеряв немалое количество крови, Итан может только спать, восстанавливая силы. Сквозь сон он слышит лишь разговоры в коридоре. “Дерьмо…” – про себя ругается Грейвс, приходя в полное сознание. На небольшом стуле рядом с его кроватью сидит врач. В его руках какая-то бумажная папка, видимо с диагнозом. – Доброе утро, мистер Грейвс. – Не очень доброе,доктор. – Не всё так плохо, сегодня вы уже отдохнули и можете говорить. – Да уж – хмыкнул Итан. – Ваша рана, судя по истории болезни, потихоньку начинает затягиваться…– протянул доктор, глядя в свою папку. – Ещё пара недель и будете как новенький. – Ха…Как новенький? – Насколько это возможно, часть чувствительности безусловно утеряна, но это не повод расстраиваться… – Это повод приобрести симпатичную трость, которая будет хорошо смотреться с моим хреново сгибающимся коленом. – Шутите – значит идёте на поправку – сказал врач на последок, и вышел из палаты.***
Несколько недель спустя Итан благополучно выписался. Миссис Грейвс принесла ему трость, чёрную лакированную с блестящим наконечником в виде львиной головы. Она всё просилась забрать его из больницы, но он твёрдо решил – никакой матери в такой чудесный день, как выписка. Кому нужна её не наполненная смыслом жалость? Он был сыт этим по горло, сыт уже давно, с момента как понял, что его родительнице нет дела ни до кого, кроме самой себя. Любое её сочувствие наигранно и ориентированно на то, чтобы произвести на всех исключительно хорошее впечатление. Он уже чувствал, как из просто неблагодарного сына в её рассказах он сменился на неблагодарного сына-инвалида. Слава богу миссис Лидс больше нет на этом свете, влияние матери на него ослаблено ещё на пункт. Итан чувствует себя как никогда свежо, когда выходит на холодную декабрьскую улицу в своём пыльном пальто. За несколько недель он в первый раз дышит свежим воздухом. Скоро рождество. Первые несколько секунд это кажется ему неестественным. А вот ходить с тростью неестественным кажется пару часов. Как и говорил доктор, колено работает, чувствительность потеряна не полностью, однако, частично она всё таки отсутствует и это дико всё усложняет. Лестницы стали врагами Грейвса, и он сразу осознал, насколько много их вокруг. На входе в магазин лестница, в собственном доме лестница, и у кабинета психотерапевта тоже. В кабинете доктора Харрисона Итан почувствовал себя на удивление уютно. Как будто теперь добрый толстый терапевт уж точно даст ему справку. В связи с ранением на неофициальной службе пощадит. Всё оказалось совершенно не так. – Мистер Грейвс, вы же понимаете, что мы просто продолжим с того, на чём остановились? – Но, больничный… – Количество сеансов для получения справки не было отработано – толстый доктор категоричен. – Сколько мне тогда ещё не работать? Жить мне на что прикажете? – Мистер Грейвс, что бы там ни было, нужно получить справку честно… – Как будто кто-то проверит! Он снова поругался с Харрисоном. И тот опять не дал ему справку. “Чёрт бы его побрал, старый мешок с жиром” . Домой он возвращался на взводе, шёл быстро, стуча тростью о тротуар особенно громко. Добираясь до своего родного третьего этажа он вспотел так, будто бежал марафон. Промок насквозь как мышь под дождём. Войдя в квартиру и разувшись, он тут же упал на диван прямо в пальто. Он не привык ходить так много, в больнице всё же такие расстояния преодолевать не приходилось. Квартира была убрана, лишней пыли не было, всё стояло на своих местах, в холодильнике лежало немного продуктов – миссис Грейвс за всем проследила. Стоило только не разрешить ей проводить его из больницы, как она решила помочь иначе. Итан лежал лицом в диванную подушку уже около часа, как вдруг раздался телефонный звонок. Быстро нашарив трость около дивана, он встал и своей новой косой походкой пошагал к телефону. Сняв трубку он услышал знакомый голос, который он почти успел забыть. – Итан? – Да? – ответил он, вздыхая. – Слава Богу, ты наконец-то ответил, – заговорил Дэвис. – Я написал ещё одну главу в свой роман и всё хотел чтобы ты её увидел… – И? – прервал его Итан. – Встретимся завтра, в “Тяжёлых временах”? Ответом ему было молчание. – Я плачу. – Славно, давай часов в одиннадцать – зевнул Грейвс. – Хорошо! – согласился Картер. "С голосом у него что-то не то". Бросив трубку, Итан взглянул на своё отражение в зеркале, висевшем на стене около телефона – у него почти отросла целая борода за время пребывания в больнице. Пару секунд задержав на отражении взгляд, он решил, что слишком устал, чтобы бриться сейчас, да и завтра тоже. Дэвис переживёт его полуседую бородку.