peaches and cream

По большому счету, их утро начинается прекрасно. Все вокруг серое и тусклое, но в каком-то уютном смысле. Уилл просыпается под туманом тепла, укрытый широким разгоряченным телом Ганнибала. Старший мужчина дышит ровно, бодрствует и осыпает Уилла сонными поцелуями. Это одно из тех утр, когда Уиллу не нужно опорожнять мочевой пузырь, когда ни одна конечность не болит, и когда он вышел из наилучшей стадии цикла сна, чувствуя себя полностью отдохнувшим, но при этом способным понежиться в постели еще несколько часов, если ему этого захочется. Ганнибал выглядит так же, как и он: волосы красиво взъерошены, а глаза остекленели от сонливости воскресного утра и медленно моргают, глядя на него. Как всегда, Уилл подавляет желание сказать ему, что любит его. Если говорить это каждое утро, как он обычно хочет, это может ослабить вес ласки, а он не хочет рисковать этим. — Доброе утро, — шепчет он вместо этого, зарываясь подбородком в волосы Ганнибала. Он прижимает Ганнибала к себе и закрывает глаза, чтобы насладиться этой тишиной. Ганнибал молчит, и это еще больше подчеркивает новизну того теплого дурмана, в котором они оказались. Никаких умных реплик. Никаких остроумных замечаний..Ганнибал просто демонстрирует Уиллу свою привязанность мягкими поцелуями и нежными прикосновениями, выписывающими невидимые узоры на его грудной клетке. С заднего двора доносится приглушенное пение жаворонков и малиновок, и это почти убаюкивает Уилла. У него есть время отдохнуть, пока ему не понадобится помочь миссис Лесли с дверью ее сарая. Во время последнего урагана она слетела с петель, и он пообещал ей, что починит ее бесплатно. Альтруизм редко вызывает подозрения, если его проявлять в меру. Уилл хмыкает и проводит рукой по спине Ганнибала, по его выцветшему клейму и волосам, когда чувствует, что мужчина сдвигается и перемещает свои поцелуи ближе к его животу. Он легонько царапает ногтями шею Ганнибала, давая понять, что не против, и впоследствии чувствует, как Ганнибал опускается еще ниже, понемногу приходя в себя и становясь полностью бодрым. Утром старший мужчина особенно красив. Его глаза светятся, как фонари, в отличие от тех, что горят как факелы в лунном свете, отражая бордовый оттенок крови, в которую они часто попадают. Он похож на домашнего медведя: одно неверное движение - и Уилл может лишиться руки, но когда Ганнибал сыт, это редко становится проблемой. Приоткрыв глаза, Уилл наблюдает, как Ганнибал прижимается к его обнаженному паху. Они оба обнажены после вчерашнего секса у костра. Не было особого смысла одеваться в постели после того, как они смыли с себя всю грязь. Он чувствует, как его член подергивается, выходя из дремоты. Он снова закрывает глаза и вздыхает, запустив руку в волосы Ганнибала. Он чувствует, как Ганнибал облизывает его, доводя до состояния полусна, и даже ощущает, как к этому присоединяются пальцы, сливаясь с блеклым удовольствием, но внезапно он просыпается. Кажется, прошло уже несколько часов, солнце назойливо врывается в окна. Ворча, он осматривает окружающую обстановку и понимает, что Ганнибал позволил ему выспаться. Глаза горят, и он поворачивается спиной к солнцу, чувствуя, как оно обжигает его голую кожу. Позвоночник болит от того, что он снова заснул на спине, и ему очень хочется в туалет. Он со стоном разгибает спину и идет в туалет. Когда он чистил зубы, то чуть не уронил щетку в раковину. Ганнибал пытался сделать ему минет, а он заснул. В истерике он перебирает в памяти опыт общения с предыдущими подругами и не может вспомнить ни одного случая, когда бы он заснул во время секса. Истерика переходит в откровенную панику. Он задается вопросом, стоит ли ему ожидать лезвия в животе, как только он переступит порог кухни. Он не знает, что это говорит о нем, когда, накинув футболку и спортивные штаны, он без колебаний, словно на автопилоте, проносится по коридору и заходит на кухню. Ганнибал выглядит таким же веселым, как и всегда. В последнее время Уилл редко застает его в каком-либо другом состоянии, и, возможно, именно поэтому он нервничает из-за надвигающихся подводных камней. Раньше он никогда не видел Ганнибала таким... счастливым и беззаботным, даже когда знал его как невозмутимого, успешного, светского человека. — Доброе утро, дорогой, — приветствует он, проходя мимо Уилла с кастрюлей из нержавеющей стали в обеих руках. Он целует его на ходу и ставит кастрюлю на плиту, помешивая то, что в ней находится. Значит, утро сегодня "дорогое". Уилл с сомнением поднимает бровь, но садится на один из барных стульев. – Что ты готовишь? — спрашивает он, все еще хрипловатым от усталости голосом, вместо того чтобы произнести извинения, которые неустойчиво вертятся на кончике языка. — Крепы с персиками и сливочной начинкой, — объявляет Ганнибал. От шока сознание Уилла превращается в статическое электричество. — Мои любимые — Конечно, — отвечает Ганнибал, как будто это очевидно. На самом деле это не так. Хотя Ганнибал уступчив, когда Уилл прямо просит о чем-то, он редко готовит Уиллу именно то, что тот хочет, а если он предоставлен сам себе, то готовит какое-нибудь блюдо, которое даже древние культуры затруднились бы произнести. Несмотря на то, что он сетует на свое любимое блюдо на завтрак, кажется нелепым, чтобы Ганнибал когда-либо выполнял желания Уилла, особенно когда речь идет о еде. — Я накрыл на стол, если хочешь, подожди здесь. Я почти закончил. В нос Уилла внезапно ударил аромат персиков, теперь он знает, что нужно нюхать в воздухе. Он чуть не застонал от восхитительного аромата, витающего вокруг него. Он возвращает его к вершинам детства. — Ты не обязан был этого делать, –- напоминает Уилл, поскольку обычно накрывать на стол и загружать посудомоечную машину - это его обязанность. Раздается искренний смех, и тихо произносятся слова: — Я хотел, — Ганнибал поворачивается, в его глазах ненормально сверкает любовь. Уилл чуть не вздрагивает от такого накала страстей, но обещает себе, что будет вести себя хорошо, раз уж Ганнибал такой. Он не может начать с ним ссору после того, как приготовил ему чертовы блинчики с персиками и сливками, и, черт возьми, он заснул на нем, когда... — Слушай.. — Хм? Уилл прочистил горло. — Я заснул... пока ты пытался... ну, знаешь, — он проводит рукой по шее, словно пытаясь загнать румянец обратно туда, где он обычно держит его в груди. — Извини, это было грубо. Ганнибал моргает, а затем широко улыбается. Это редкая улыбка, когда он обнажает все свои сладкие, острые зубы. Уилл не может сдержать дрожание своих губ, когда видит это. — Я воспринял это как комплимент. Тебе настолько комфортно со мной, что ты полностью потерял бдительность, даже когда я сосредоточил свое внимание на твоих...чувствительных частях. Уилл хмыкнул и посмотрел на стойку, чтобы найти в своей руке чашку с кофе. Когда это успело появиться? Он немного отпивает. Честно говоря, он не думал об оправдании удобством, но он согласится. — Так или иначе, — пробормотал он.— Я бы ответил взаимностью, если бы не заснул. На лице Ганнибала промелькнула тень беспокойства, почти не поддающаяся определению. — Надеюсь, ты не веришь, что я продолжил, когда заметил, что твое сознание ускользает. Уилл качает головой. — Нет, нет, не верю. Неужели? Разве хуже, что ему было все равно? К счастью, Ганнибал соглашается и возвращается к помешиванию содержимого кастрюли. Уилл принимает предложение подождать в столовой, чувствуя по непонятной причине напряжение во всем теле. Ему кажется, что он что-то забыл, но он не может понять, что именно. Он уверен, что если это что-то важное, то оно придет к нему к концу дня, а ему в любом случае нужно сосредоточиться на ремонте сарая Миссис Лесли. Когда принесли завтрак, Уилл еле сдержался, чтобы не поморщиться от его экстравагантности. По правде говоря, Ганнибал приготовил слишком много. На длинной фарфоровой прямоугольной тарелке выложено более дюжины блинов, а сверху полит полупрозрачный белый соус. Внутри Уилл видит глазированные, или медовые, дольки персика. Он непроизвольно облизывает губы, но его желудок сжимается от сочувствия к размеру порций. Не говоря уже о том, что Ганнибал наливает Уиллу три напитка. Один - воду, другой - какой-то пурпурный и ароматный сок, а третий - "Беллини". Ганнибал тоже пьет, иначе Уилл нашел бы способ вежливо отказаться. Какую бы длину волны Ганнибал ни нашел в сегодняшнем приливе, Уилл не осмелится сравниться с ней по частоте. Он испытывает некоторое облегчение от того, что полдня будет отсутствовать, работая. Завтрак проходит в молчании, как это обычно бывает, и Уилл набивает себе лицо так, как Ганнибал никогда не делал. Может быть, его это устраивает, потому что Уилл жует с закрытым ртом, но он знает, что иногда это выглядит некрасиво. Нехотя он запивает вкусный кусочек персика своим "Беллини". Наконец Ганнибал заговорил. — Это соответствует твоим стандартам, Уилл? Уилл вздрагивает от неожиданности. Ганнибал редко ловится на комплименты. Уилл полагает, что он и сам редко делает их, поскольку доверяет Ганнибалу, что тот знает, что для него большая честь есть его блюда. Все-таки столько лет прошло. Он почти смущенно отвечает. — Лучшее, что я когда-либо ел. Честное слово. Ганнибал улыбается и возвращается к своей еде. Он проглатывает еще одну порцию, а затем говорит: — Сегодня я хотел бы пригласить тебя на каналы. Я подумал, что мы могли бы насладиться прогулкой на лодке. В голове Уилла снова зашумело от этого ноющего чувства. Что он упускает? — О? — спросил он с некоторым чувством вины. — Может быть, мы могли бы сделать это завтра? Я сказал миссис Лесли, что сегодня осмотрю дверь ее сарая, может, что и получится. Ганнибал тоже выглядит слегка ошарашенным, но не настаивает на своем. — Ничего страшного. Мы сможем развлечься, когда ты вернешься домой. Они кивают друг другу и возвращаются к еде. Когда Уилл съел две порции блинчиков, его начинает мучить чувство вины. Он заставляет себя сказать: — Я ненадолго. Улыбка на лице Ганнибала на этот раз более искусственна, но тон его звучит легко, когда он отвечает: — Я буду держать тебя в курсе. До конца завтрака все было тихо, пока тишину не нарушил будильник телефона Уилла, от этого звука он чуть не подпрыгнул. Его сердце замирает, когда он понимает, что ему придется бросить Ганнибала, чтобы успеть заехать к миссис Лесли и вернуться домой до обеда. Он встает и убирает тарелки и наполовину наполненные стаканы. Ганнибал делает движение, чтобы помочь ему, когда он возвращается в столовую, но Уилл прижимает его к себе за плечи. — Спасибо, Ганнибал. Ты не должен был делать все это. — Я хотел этого, Уилл. Я говорил тебе об этом, — напоминает Ганнибал, но что-то в его глазах не так. Стоит ли верить Уиллу, что Ганнибал готов на все без всяких скрытых мотивов? Может быть, он просто хочет поцелуя? Уилл не может сказать, что он не справляется с поцелуями, ведь в последнее время физическая близость между ними происходит так естественно, поэтому он наклоняется и целует его целомудренно, нежно проводя языком по верхней губе пожилого мужчины. Ганнибал обхватывает его лицо одной рукой, а другой ловит изгиб его шеи. Его поцелуй граничит с отчаянием; Уилл смеется ему в рот и отстраняется. Определенно, это просто поцелуй, которого он хотел. — Оставь их для меня, ладно? Ганнибал кивает, воздерживаясь от споров - еще один подвиг для идеального утра. Уилл убирает волосы с лица Ганнибала и уходит, прихватив свой ящик с инструментами и куртку из сарая на улице, прежде чем отправиться на машине в следующий город.

—

Сарай миссис Лесли разрушен гораздо сильнее, чем она сама об этом говорила. Нужны новые петли, а у Уилла их не было. Она паникует, когда он говорит ей об этом, извиняется за то, что заставила его проделать такой длинный путь и приехать сюда просто так, а он говорит ей, что все более чем в порядке. Так и есть, поскольку она разрешает ему играть со своим маленьким померанским шпицем, который танцует вокруг входной двери домика всякий раз, когда Уилл появляется в поле зрения. — Если бы у меня были петли, я, наверное, смог бы сделать это сам, но, скорее всего, ветер унес их за много миль, когда они оторвались во время бури. — Если бы я дала Вам свою кредитную карточку, Вы могли бы найти замену в магазине? Я не знаю, где искать нужный размер, — заикаясь, пробормотала она, сжав зубами нижнюю губу. Уилл стоит на коленях на земле, гладя густой мех Золушки (так звали маленькую собачку), и хмурится, обдумывая предложение. Он бы не отказался это сделать, но Ганнибал сегодня ведет себя особенно придирчиво. Он обещал ему, что скоро вернется, и если он согласится, то вернется скорее к вечеру. Миссис Лесли, видимо, понимает его дилемму и говорит: — Я бы сама пошла, но у нас с мужем сегодня годовщина. Он рассердится, если я сегодня пойду по магазинам. У нас были такие планы. — Не волнуйтесь, — обещает Уилл, беря в руки предложенную кредитную карту. Он слишком хорошо знает, что такое взвинченные партнеры. — Юбилеи всегда должны оставаться особенными. Усталые глаза женщины смягчаются, и она крепко сжимает плечи Уилла, а затем восклицает: — Ах, ты душка. Я могу тебя зацеловать! Уилл отстраняется, неловко смеясь вместе с ней. Если бы она его поцеловала, неизвестно, что бы сделал Ганнибал, узнав об этом. Может, насадит ее голову на пику или еще что похуже. Он берет кредитную карточку и едет в магазин, не дав себе шанса все выяснить. На светофоре он пишет Ганнибалу сообщение о том, что может быть позже, чем предполагал, и убирает телефон обратно в карман. Он проверяет его только после того, как заканчивает заколачивать дверь сарая.

—

17 Пропущенные звонки от Г Имя Ганнибала в телефоне Уилла обозначено буквой "Г" на случай, если кто-то, кроме Ганнибала, заглядывает через его плечо в телефон. Пока что оба псевдонима имеют имена, начинающиеся на букву их настоящего имени. Для ФБР это кажется слишком глупым, чтобы даже рассматривать такую возможность. Он устало смотрит на часы в машине. Пять вечера. Гораздо позже, чем он предполагал. Прикрепить петли было довольно сложно, и во время работы он не раз отвлекался на Золушку, расхаживающую вокруг него. Он также наблюдал за миссис Лесли и ее мужем, танцующими медленный танец в окне своего домика с раздвинутыми занавесками на всеобщее обозрение. Они так не стеснялись себя и своей любви, были так открыты для зависти и восхищения, что Уиллу пришлось самому восхищаться ими, даже если он и запутался в масштабах их отношений со своим сочувствием. Это был еще один случай, когда ему показалось, что он что-то забыл. Он чувствует себя виноватым, что ни разу не вспомнил о Ганнибале, пока чинил дверь. Он увлекся ручным трудом так же, как рыбалкой. Может быть, ему следовало хотя бы раз проверить телефон, но он также чувствует, что время от времени его нужно оставлять в покое, разрешать. Разочаровавшись в Ганнибале, он убеждает себя, что перезванивать ему пока не стоит, пока он не окажется дома и не снимет напряжение. Когда он подъезжает к дому, и Ганнибал мгновенно появляется на крыльце, ожидая его, он ни с того ни с сего чувствует себя ужасно. Он должен был просто позвонить ему, как только увидел количество пропущенных звонков, черт, а что если бы Ганнибал попал в беду? Ганнибал прижимается к нему ближе, когда он выходит из машины, и к тому времени, когда он закрывает ее и открывает рот, чтобы извиниться, его обнимают так крепко, что он чувствует, как дыхание покидает его тело. — Привет, — пробормотал он. — Ты в порядке? — Я предполагал, что ты ранен, — напряженно отвечает Ганнибал. — Ты не звонил. — Я знаю, послушай... Ганнибал отстраняется, чтобы посмотреть ему в глаза. Он гладит щеку Уилла дрожащим большим пальцем, и его глаза мерцают. Он ведет себя так, как будто Уилл только что вернулся с войны. — Ты не…— Уилл осекается, тяжесть предположения становится почти непосильной. — Ты думал, что я уехал, не так ли? Не реагируя, Ганнибал следит глазами за нижней губой Уилла. — Ганнибал, Господи, сколько прошло, четыре года? Он даже не уверен, что помнит более сильную реакцию Уилла в первые дни совместной жизни, когда тот иногда уходил на длительные периоды времени, чтобы собраться с мыслями. Ему уже давно не приходилось обнаруживать свою совесть. — Я не люблю, когда надо мной издеваются. — Я не издеваюсь над тобой, –- уверяет Уилл, скрежеща зубами. — Я могу быть раздражен таким предположением, нет? Разве я не доказывал тебе свою состоятельность, снова и снова? — Тебе не нужно доказывать мне, Уилл. Никогда. — Тогда что? — воскликнул Уилл, отстраняясь от его прикосновения. — Я теперь твоя собственность, так что ли? В кои-то веки Ганнибал выглядит так, будто хочет избежать спора. Обычно он готов к быстрой дискуссии, резкой или холодной. Но, похоже, не сегодня. Наступает тягучее молчание, прежде чем губы Ганнибала искривляются и он бормочет: — Я не должен объясняться на этом этапе, Уилл. Уилл замирает, наблюдая за тем, как Ганнибал сворачивает и удаляется в дом, не дав даже жестом пояснить свое туманное высказывание. На что, черт возьми, он намекает? С досадой он сунул ключи от машины в карман и зашагал по дорожке к входной двери. Ганнибала нигде не видно, но, даже заглянув в столовую, Уилл видит огромное количество разложенной еды. Большинство блюд накрыто серебряными куполами, но даже они не могли сохранить тепло на то время, пока Уилл отсутствовал. Ужин должен был стать чем-то большим, и Уиллу этого не хватало. Несмотря на приверженность Ганнибала искусству пиршества, эта неудача Уилла, похоже, не может вывести Ганнибала из равновесия. С тяжелым сердцем Уилл вынужден признать, что это скорее он ведет себя неадекватно. Он не привык, что Ганнибал ведет себя необычно, и вымещает на нем свое беспокойство. Однако он никогда не слышал, чтобы Ганнибал говорил так по-человечески, как в последний раз. Как Уилл должен воспринять это заявление? Он заходит в столовую и берет булочку из центра. Она унизительно холодная и твердая. Глотать ее - все равно что глотать камни. Подавив инстинктивное негодование и возбуждение, он разыскивает Ганнибала и находит его на розовом диване в кабинете, завалившимся читать книгу. Он знает, как Ганнибал читает. Он не сгибает пальцы на ногах и не сопит в паузах. Он не моргает быстрее, когда Уилл входит в комнату, – единственный сигнал, свидетельствующий о том, что он знает о присутствии своего любовника. Не говоря ни слова, Уилл пристраивается рядом с Ганнибалом и, не дожидаясь реакции, прижимается к его боку, обхватывая его за плечи. Как по часам, Ганнибал расслабляется и откидывается в прикосновениях, издавая ангельский вздох. Уилл закрывает глаза и снова пытается избавиться от этого нелепого ноющего чувства. С таким упорством он мог бы принять от него аспирин. Они сидят часами, бок о бок, Ганнибал читает свою книгу. Теперь уже действительно читает. Уилл не удосужился взглянуть на обложку, прежде чем улечься, но он уверен, что это что-то философское. Может быть, мистическое. — Я не хочу ложиться спать, злясь друг на друга, –- пробормотал Уилл. — Мне хватило этого в первые годы нашего знакомства. Это было похоже на сон с желчью во рту. — Когда ты спал рядом со своей женой? — Тогда мы с тобой не злились друг на друга, не так ли? В груди Ганнибала раздается звук, похожий на мурлыканье. Это стало любимым звуком Уилла. — Ты не можешь отрицать, что ты источал кислоту, когда приходил навестить меня в больнице. — Это был единственный способ, которым я мог остановить себя, чтобы не впустить тебя. — Я был побежден, когда завеса этого приподнялась, — шепчет Ганнибал. Теперь Уилл может представить себе это. Улыбку, которую он показал Ганнибалу после смерти Дракона. Как правильно он поступил, открыв ему и себе свое истинное счастье и удовольствие от акта уничтожения. Прошло некоторое время с тех пор, как они убивали, и вдруг в его груди возникла потребность в большем. Возможно, он спросит Ганнибала, не хочет ли тот в ближайшее время отведать чего-нибудь более пикантного. — Я так любил тебя, –- добавляет Ганнибал, уже тише, более скрытно. — И до сих пор люблю. Воспоминания о той ночи, похоже, пробуждают более свежие воспоминания. — Сегодня Лесли празднуют свою годовщину. Было приятно смотреть, как они танцуют, — сообщает Уилл, поднимая глаза и ожидая увидеть на лице Ганнибала едва заметный интерес. Может быть, молчаливое предложение потанцевать, как их далекие соседи. Вместо этого он видит враждебность. Она не вопиющая. Даже не то, что он заметил бы несколько лет назад, но Уилл стал более чем знаком с его микровыражениями. Он различает их, как Ганнибал различает запахи. Прежде чем он успевает отступить и сообразить, когда, должно быть, оговорился, Ганнибал ловко отстраняет Уилла от себя и довольно сноровисто возвращает книгу на книжную полку. — Похоже, я сегодня измотал себя, Уилл. Не засиживайся допоздна. С этими словами он ушел. Уилл слышит, как почти захлопывается дверь спальни, пока он привыкает к холодному воздуху кабинета, лишенному тепла тела Ганнибала. Он издал звук, близкий к всхлипу, испугавшись, что окончательно утратил способность сделать Ганнибала по-настоящему счастливым. Четыре года, неужели это все, что потребовалось? Он прокручивает в голове все, что сказал, но ничего не улавливает. Он не может понять, что же он сделал не так. Не ответил Ганнибалу "Я люблю тебя"? Он делал это много раз, и Ганнибал никогда не настаивал на этом признании. Уилл полагает, что он говорил это достаточно, имел это в виду, но, видимо, так оно и было. Он выбивается из колеи. Он ни к чему не придет, размышляя о пустяках. Вполне возможно, что у Ганнибала просто плохое настроение сегодня, по какой-либо причине. Если ему нужно место до конца ночи, он его предоставит. Уилл не обращает внимания на то, как трясутся его руки, когда он убирает так и не тронутый ужин. Блюдо, разложенное перед креслом Ганнибала, он даже не попробовал. Он злится на себя за то, что позволил настроению Ганнибала взять верх над собой, но полагает, что для раскрытия преступления недостаточно сочувствия. Раскрытие преступлений, решение проблем - все это одно и то же. Решение проблем - это охота. Это дикарское удовольствие, и мы рождены для него. Уилл сушит последнюю тарелку, роняет ее и смотрит, как она бьется о кафельный пол. Это чайная чашка, но она почему-то не разбилась. Уилл вспоминает все охоты, в которых они участвовали вместе. А именно - охоты в годовщину их совместного становления. В ту ночь, когда они были воскрешены, когда они жестоко и без колебаний открыли свою любовь друг к другу. В ту ночь, когда они впервые соприкоснулись друг с другом с важностью более фундаментальной, чем любые глубинные романтические склонности. Их с Ганнибалом ночь. Их ночь. Ночь. Уилл чувствует тошноту. Дрожа, он смотрит на часы. Десять вечера. Гребаные десять вечера. У него есть два часа, чтобы собраться с силами и прийти к Ганнибалу, и он понятия не имеет, с чего начать. Он мог бы броситься в их спальню, раздеться у изножья кровати и разнести Ганнибала на части языком, руками и всем остальным, что удастся раздобыть, но он мог бы сделать это в любую ночь. Эта ночь должна быть особенной, она должна быть особенной, иначе завтра Уилл окажется в полной заднице. Он не думает, что Ганнибал действительно убьет его за то, что он забыл об их годовщине. Может быть. Он забыл о годовщине их с Молли свадьбы в первый год после их женитьбы, и она не возражала. Когда он вручил ей цветок, который Уинстон сорвал в поле неподалеку, она почувствовала грусть, ожидая, конечно, большего от своего нового мужа. Она все равно любила Уилла, даже когда он испортил хорошую ситуацию, как и Ганнибал. Ганнибал, правда, гораздо драматичнее. Он не примет цветок. Более того, он может просто съесть его, чтобы досадить Уиллу. Он поступает еще хуже. Вес ключей от машины в кармане брюк неожиданно вызывает у него мысль. Он решительно сжимает их в кулаке и направляется к машине.

—

Полтора часа он искал, но ничего не нашел. Поздно вечером он прошел мимо молодой пары, выгуливавшей собаку, и даже при его нынешних намерениях у него не хватило духу остановиться и злобно похитить их на память об убийстве. Какой бы милой ни была собака, но она будет жить с ним и Ганнибалом. Видимо, не многим нравится бродить по сельским пастбищам в ночное время. Уиллу приходится гадать, почему, даже затаившись в ожидании единственного прохожего, которого он сможет завалить тупым предметом. Время уже позднее, чем следовало бы. Ганнибал уже спит, и если он придет после полуночи, то все ставки сделаны. Иначе не будет смысла. Итак, Уилл ждет, грызя ногти и дрыгая ногой в беспокойном, неспокойном пузыре тревоги. Ему кажется, что он может лопнуть в любую минуту, и, наверное, он должен быть благодарен за то, что так себя чувствует, иначе он не смог бы по прихоти убить внешне невинного человека. Но это не прихоть, напомнил он себе. Это для Ганнибала, для их дня, о котором Уилл по глупости забыл. Теперь блинчики имеют смысл. Боже, теперь все имеет смысл. Надо было просто согласиться на каналы, и, возможно, у Ганнибала даже не возникло бы подозрений, что он забыл. Он проводит руками по волосам и сдается. Он смиряется с тем, что ему придется унижаться. Он содрогается при одной только мысли об этом, но в данной ситуации он мало что может сделать. Когда он едет домой, движение освещает темную дорогу. В свете фар Уилл видит одиноко идущего человека с большим пальцем, торчащим в сторону тротуара. Одинокий автостопщик. Внезапно успокоившись, Уилл фиксирует на нем взгляд и останавливается рядом с ним. Это пожилой человек, лет шестидесяти, с седой бородой. Несмотря на возраст, он выглядит крепким и трудоспособным. Они не разговаривают друг с другом, ограничиваясь укоризненным приветствием и хриплым "спасибо" в ответ. Уилл не спрашивает, куда он идет, а тот не уточняет. Когда он уже приближается к своему дому, Уилл говорит: — У меня к вам странный вопрос, если вы не против. — Я всю жизнь задавал странные вопросы, — отвечает путник. — Валяй. Уилл холодно спрашивает: — Какой самый страшный поступок вы совершили в своей жизни? Мужчина долго молчит, а затем разражается хриплым смехом, затянувшись сигаретой. — Честно? Ударил и убежал, — отвечает он. Стоя лицом к дороге, Уилл поворачивается к нему и бегло использует свою эмпатию. Он понимает, что этот человек лжет и совершал гораздо худшие поступки. Ему было бы достаточно убить наемного убийцу, но теперь, зная, что это ложь и не самое худшее, что он совершил, ему гораздо легче протянуть руку, схватить мужчину за корни бороды и, используя рычаг, обрушить его голову на консоль. Это вырубает человека и одновременно включает радио. Пронзительная, бодрая музыка в стиле кантри разносится по душному пространству машины, и Уилл бормочет: — Неправильный ответ.

—

Протащив бессознательного мужчину через фойе в гостиную, он бросает его, чтобы разбудить Ганнибала. Проходя мимо арки, ведущей на кухню, Уилл придумывает опасный план. Он направляется к раковине и берет две кастрюли, ополаскивает их, а затем начинает стучать ими друг о друга. Громко. Очень громко. В коридоре он продолжает и кричит: — Проснись, Ганнибал! У нас гости! Стук металла будит и автостопщика, и он выходит из беспокойной дремы, выглядя испуганным и сонным одновременно. Уилл с юмором наблюдает, как он ползет в неправильном направлении, спотыкаясь, чтобы встать на обе ноги. Из их спальни выходит Ганнибал, выглядящий усталым и, откровенно говоря, взбешенным. —Грубо, Уилл, — почти рычит он. —Грубо - это значит не оценить подарок, который я нашел для нас, — бормочет Уилл, подтягивая Ганнибала поближе с помощью кастрюль. Ганнибал позволяет загнать себя в угол, но Уилл видит, что он крайне обеспокоен здоровьем своей кухонной утвари. Он все равно целует его в нос. Он знает, как приручить медведя. — Пожалуйста, — простонал человек на полу, протягивая руку к Ганнибалу, как будто тот может чем-то помочь. Теперь, довольный тем, что ночь принимает такой оборот, Ганнибал устремляет свой взгляд на старца. — А это кто? Уилл старается не дрогнуть. — Невежливый прохожий. В глазах Ганнибала вспыхивает веселье. — И в чем же заключалось его преступление? Уилл сглотнул. — А тебе нужно, чтобы оно было? — А тебе не нужно? — спрашивает Ганнибал, не обращая внимания на то, что пальцы мужчины дергают его за тапочки, умоляя о помощи. Должно быть, у него сильное сотрясение мозга, если он не может даже подняться с пола. — Он подло бил и сбегал, - пробормотал Уилл. — Ничего такого грандиозного, но достаточно. Ганнибал хмыкает и стряхивает хватку мужчины со своей ноги, будто избавляясь от вредителя. Попутчик берет себя в руки и направляется к входной двери. Он движется медленно, как улитка, поэтому Уилл не стал его останавливать. — Ты признаешь, что это было довольно... поспешное решение? — давит Ганнибал. Уилл закатывает глаза. — Да. — И... — И он был просто каким-то парнем, доволен, Ганнибал? Я выбрал первого попавшегося одинокого человека и привел его домой для нас, потому что мы и года не проходили без повторения... Ганнибал поднимает бровь, возмущенно ожидая. С ворчанием Уилл продолжает: — Я забыл о нашей годовщине. — Ты забыл. — В последнее время, Ганнибал, все дни для меня смешались. Все, что я хочу видеть – это тебя. Мне неважно, какое сейчас время года, неважно, какой сейчас день недели. Я просто просыпаюсь и вижу тебя, и мне этого достаточно. Этого было достаточно в течение четырех лет. Ганнибал улыбается, и его глаза блестят от влаги. Он наклоняется вперед и нежно целует шрам на лбу Уилла. — Хотя это и не извинение, но я приму его как извинение. Уилла это задевает, и он задается вопросом, почему он не может просто принять открытые чувства, но он полагает, что это был бы не Ганнибал, если бы он так поступил. — Ты примешь его? — спрашивает Уилл, жестом указывая на их жертву. Он уже почти дошел до двери, приложив немало усилий. — В следующем году я найду в себе силы заставить тебя посетить каналы, чтобы мы могли потратить нашу энергию на некомпетентного гида, а не на, –- Ганнибал нюхает воздух и хмурится, — человека с раком и камнями в почках, но поскольку я полностью одержим этим жестом, его будет достаточно. Уилл ворчит, ставя сковородки на журнальный столик. Ганнибал берет мужчину за волосы, тащит его по деревянному полу и укладывает перед камином. Здесь будет легче перенести его одежду в пламя и отмыть кровь с красного дерева. — Он уже собирался умереть? — По моим расчетам, ему осталось всего несколько лет. — Видишь, вот почему мне не нравится охотиться в одиночку, — напомнил ему Уилл, безучастно наблюдая за тем, как Ганнибал укладывает мужчину на землю и удерживает его неподвижно, жестоко надавливая ногой на грудную клетку. — У меня нет твоего носа. — Боюсь, что мясо нам не пригодится, но я все равно получу удовольствие от того, что буду убивать вместе с тобой. Я не уверен, что когда-нибудь смогу устать от этого. — Мы не ели ничего из мяса Франциска. Полагаю, это уместно, — отвечает Уилл, возвращаясь и становясь рядом с Ганнибалом, который теперь держит в руках два кинжала. Один из них он протягивает Ганнибалу. Попутчик наконец начинает кричать, но звук такой хриплый от многолетнего никотинового курения. Уилл должен был догадаться, когда услышал его голос в машине. — У нас тоже не было секса после убийства Фрэнсиса, но, похоже, мы совершаем его каждый год. — Продолжай в том же духе, и мы изменим эту часть истории, — огрызается Уилл, но вместо угрозы ему приходится укорять себя за то, что это прозвучало дразняще. Уилл бросает взгляд на часы и замечает, что до полуночи осталось пять минут. Он резко вдыхает и встречает взгляд Ганнибала. — Хочешь первым? — Мой дорогой, — пробормотал Ганнибал и наклонился, чтобы воткнуть подарок в центр грудины, всего в нескольких сантиметрах от сердца. Они еще не хотят, чтобы он умер. — Поторопись, — проворчал Уилл, вытирая кровь с глаз и оставляя красную полосу на лице. — Нельзя торопить искусство. — У тебя есть две минуты до окончания нашей годовщины. Брызжет теплая кровь, некоторая ее часть попадает в рот Уиллу, а большая часть льется в сторону камина, когда Ганнибал быстро наносит последний удар по горлу мужчины. В следующее мгновение свет покидает глаза автостопщика, и это, конечно, прекрасно. Смерть всегда прекрасна, особенно смерть от их рук. Однако– — Обычно ты перекусываешь горло, — ворчит Уилл. — Я не люблю, когда мясо тухлое, — жалуется Ганнибал. — Может быть, если бы кто-нибудь напомнил мне, какой сегодня день, мы могли бы пойти и найти свежее мясо, — Уилл замечает дерзость и самодовольное выражение лица Ганнибала и поспешно добавляет: — Ты съел сырую отрезанную губу Чилтона, не говори со мной о тухлом мясе. — О, ты слышал об этом? — восхищенно произносит Ганнибал. Он пытается и не может снова закатить глаза. Взглянув на часы, Уилл обнаруживает, что уже 12:01. Он вздыхает, чувствуя себя уставшим и изможденным от пережитых за день невзгод. Ганнибал, похоже, чувствует это: он перетягивает Уилла через труп к себе на колени и целенаправленно целует его в шею. Уилл снова вздыхает, уже более удовлетворенно. — Я люблю тебя, — бормочет Уилл ему на ухо. — Мне действительно жаль. — Не надо, — говорит ему Ганнибал, прижимая его к себе. — Я придал слишком большое значение дате в календаре, забыв о том, как я благодарен тебе каждый второй день. — Я все еще хочу поехать на каналы в следующем году. — Почему бы не сегодня? — Ганнибал отстраняется, и его улыбка снова становится заразительной. Уилл чувствует себя таким же влюбленным, как и тогда, на утесе. — Сегодня и в следующем году. И в любой другой день между ними, когда нам захочется. Они сидят, прижавшись друг к другу, и тело становится все холоднее и холоднее, пока оно лежит без присмотра. Уилл сдвигается и прижимается лбом к плечу Ганнибала - самая привычная поза, которую они знают. Он шепчет: — Каждый год подавай мне блинчики с персиками и сливками, чтобы я помнил. Я не хочу снова забыть. Я никогда не хочу забывать. Он чувствует дыхание Ганнибала на своей щеке, затем нежный поцелуй. — Считай, дело сделано.