круги на воде

Когда они подступают к воде, тень шагает рядом. Она высокая, пугающая до ужасов, но когда Люциан поднимает голову и пытается всмотреться в лицо, не чувствует угрозы, ничего, в самом-то деле. Только легкое любопытство, достаточно вежливое для хозяина столь страшной ци. Он пытается рассмотреть черты, хоть что-то, чтобы отложилось в памяти о добром жесте незнакомца в черном, но отчего-то запоминает лишь взгляд. Пронзительный, заглядывающий в самую душу. От такого становится не по себе, но не в угрозе дело: так смотрят на детей, что делают опрометчивое и глупое, снисходительно, но вместе с толикой беспокойства. Пожалуй, это действительно очень глупо. Он не знает, просто ли это тень или демон. Может, лишь игры напуганного подсознания. Он с интересом заглядывает в глаза, хочет спросить столько много, но видит — чувствует — улыбку, и вместе с этим по коже скользят острые когти, невольно, и вопросы уходят сами собой. Люциан не знает, что должен сказать: вежливо поблагодарить? Испугаться, сбежать прочь? Но он уже соглашается, и отступать поздно. Он будущий Владыка… Владыки не должны бояться опасностей, верно? Может, он выглядит слишком взволнованным. Тень неожиданно замечает: — В страхе нет ничего дурного, юный маг. — Вы так считаете? Люциан робко поднимает взгляд, совсем ненадолго, прежде чем опустить его вниз, на воду. По той идут неровные круги. — Многие боятся, — уклончиво роняет тень. — Без страха мы будем идти до конца, но не найдем точки, когда нужно будет остановиться. Храбрость пьянит, но рассудительность и благоразумие не идут рука об руку с вечным бесстрашием. Те, кто стремятся только вперед… заканчивают свою историю броско, но быстро. — Но если всего бояться — никогда ничего не добиться. Законы добродетели велят быть храбрыми. Пальцами он невольно вцепляется в ладонь тени, крепче, чем позволяет вежливое приглашение; так напуганные дети цепляются за матерей. Вновь поднимает глаза, и они с тенью замирают в воде, смотря друг на друга. В мыслях беспокойно бьется запертой птичкой мысль: нельзя говорить о таком в присутствии хозяина подобной страшной ци, но отчего-то рядом с незнакомцем ему невероятно спокойно, будто со старым другом. На него внимательно смотрят в ответ. Вторая рука тени накрывает ладонь Люциана, совсем крохотную в сравнении, и неожиданно ласково интересуется: — Значит, ты боишься, юный маг? — Боюсь, — искренне признается он. — Многих вещей. — Каких же? — Что с моими друзьями что-то случится. Что из меня выйдет плохой… — он чуть не сбалтывает «правитель», но вовремя закусывает язык. — … маг, и я не сумею послужить на благо клана. Что, гм… Что не сумею одолеть демона… И что скажу какую-нибудь глупость в кругу важных людей! Последнее вызывает у тени тихий смешок. — Беспокоишься о столь мелочном? — Но это очень важно!.. Одно лишнее слово, и можно смертельно обидеть человека! — И меня, значит, на самом деле боишься? — Вас… Ваша ци вызывает во мне искренний животный страх, хочется признаться ему. Вы подобно ночи, неопасны сейчас, но таите в себе множество маленьких тайн и страхов, что воплощаются, стоит очутиться рядом. Но вместе с тем, с Вами невероятно спокойно, так, что я могу позволить себе взять Вас за руку и повести меня навстречу вероятной погибели. Это глупо. Это безрассудно. В подобном и выражается то самое бесстрашие, о котором говорит тень. И Люциан знает все это… Знает слишком хорошо, но, на секунду подумав, поднимает голову и смотрит тени прямо в глаза, упрямо поджимая губы. — Нет. Я уже говорил Вам. Я не боюсь. Он видит улыбку на устах незнакомца и отчего-то тоже начинает улыбаться в ответ. Искренне. Путь в озеро вновь продолжается. — Вот видишь, юный маг. Это хорошие страхи, правильные. Они не делают тебя хуже, лишь помогают двигаться в нужную сторону. Разве ты станешь недостойным от беспокойств за других? Подобные мысли не несут злого умысла. — Вы так считаете? Тень смотрит на него с легким прищуром, и следующий ответ кажется Люциану невероятно искренним, честным, насколько вообще подобно этому может говорить демон столь страшный: — Да. Я так считаю. Когда они выбираются обратно, в руках у Люциана покоится его новый дар. Несколько секунд он попросту сидит у воды, пытаясь отдышаться, размышляет о многом: почему кнут? Почему демон согласился ему помочь? Заслужил ли он этот дар, или обманул озеро Ши? Ведь это гнусно… Но тень права: у воды нет очей, чтобы его осудить, а небольшая уловка никогда не будет чем-то зазорным. Тем более, что он собирается использовать полученный кнут лишь на благо. Шорох ткани рядом заставляет его поднять голову, и Люциан видит — таинственная тень уже покидает. Он кидается следом, цепляется за одежду лишь пальцами, пытается расспросить… Но тень прижимает палец к губам, садится рядом, на корточки, и их глаза оказываются на одном уровне (едва ли; Люциан чувствует, что сейчас выше, и будто бы тень позволяет ему насладиться этим ощущением). Она не называет ни имени, ничего — лишь обещает, что будет ждать в Асдэме. На прощание Люциан машет рукой, непозволительный жест для кого-то его статуса, но тень лишь снисходительно улыбается. Когда же он возвращается обратно, чудом, кажется ему в тот момент, стоит отыскать дорогу назад, родители и старшие накидываются на него будто бы охотничьи птицы на добычу, окружают и пытаются выяснить, отчего юный наследник исчезает посреди темной чащи. — Люциан!.. — Где же ты был? — Я потерялся, — отзывается тот, и, конечно же, ему никто не верит. Но Люциан верен своему обещанию молчать о тени, потому лишь рассказывает чудесную сказку, выдуманную на ходу: про озеро Ши и невероятный артефакт. Он не призывает кнут еще раз, объясняя усталостью, и, конечно же, ему не верят, потому что без золотого сияния нет и разговора. Он честно обещает показать все потом… Но пока что выслушивает вежливые упреки и просьбы быть осторожнее. Лишь несколько человек спрашивают о том, что было на озере; разговоры спутываются, будто клубок, пока все гадают: был ли юный маг на озере Ши, или же то было провидение? Тогда он думает только о том, как хочет вернуться домой. Обескураженность старших утомляет, их разговоры и беспокойства слишком скучны. Когда он оборачивается назад, на темную чащу, то чувствует, будто бы оттуда кто-то смотрит в ответ, так же, как и у озера. Ветви деревьев склоняется ниже, и ему чудится, будто он вновь у озера Ши, и тень совсем рядом, вновь приподнимает уголки рта. Улыбке и взгляду не укрыться от пристального внимания. Никто не верит, что он совершает подобный путь в одиночку. Неохотно Люциан решает придать легенде еще немного искаженных истинных фактов, и скромно добавляет: — Мне помогли. Взгляд старших полон недоверия, снисходительного, как обыкновенно обращаются к детям. Им вовсе и невдомек, что происходит на берегах озера Ши, для них это просто красивая сказка, которой потерявшийся в чаще ребенок хочет прикрыть свой промах. Но Люциан знает — помнит ощущение, как чужие пальцы обхватывают его ладонь, совсем мягко, невесомо, будто бы боятся сломать, и помнит взгляд. Только его, будто бы вся та страшная ци полностью вычеркивает воспоминания, оставляя на месте лица некрасивую кляксу. У этой встречи приятное послевкусие, и Люциан катает на языке название города — Асдэм — надеясь, что когда-нибудь обязательно туда попадет. Ему бы хотелось поблагодарить тень еще раз. — И кто же помог тебе, Люциан? Старшие хотят истины, но готовы принять его маленькую ложь — потому что думают, что знают правду, хотя бесконечно далеки от нее, как луна от собственного отражения. Он неуверенно смотрит на собственную ладонь, сжимая кулак несколько раз, после чего вскидывает голову. И улыбается, чувствуя, что не врет — и пусть все думают что угодно, главное, что он уверен в собственных словах. — Мой новый друг!