Трое в больнице, не считая врача...

Часть 4 Ликсу холодно, он дрожит спросонья, не понимает где он, почему так тянет внизу живота, почему свет режет глаза, болит горло и голова… Омега жмурит глаза, прячет их от яркого света, втягивает носом воздух - вроде бы пахнет домом, но теплые, родные запахи альф мешаются с какой то резкой, неприятной, химической вонью. Во всем теле странная слабость и томление, внутренности скручивает узлом и что то теплое, липкое и влажное стекает между ягодиц и растекается под ним, пачкая простыни. Течка? Не может быть… С ним происходит что то неправильное, что то нехорошее … и с губ помимо воли срывается полувсхлип - полустон: - Альфа!.. Зов омеги застаёт Джинни у входной двери - он забирает обед у медбрата, но от неожиданности роняет поднос с тарелками обратно тому в руки и бежит к кровати, медбрат обречённо вздыхает: "Начинается…" и, в свою очередь, бежит со своей ношей к столу: надо быстрее оставить еду и убраться отсюда - концентрация запахов в комнате настойчиво намекает, что лишним тут не место. Хён - скорее почувствовав, чем услышав, что Ликс проснулся - выскакивает из туалета, чуть не сорвав дверь с петель, и одним прыжком моментально оказывается рядом с Ликсом: тот весь дрожит, дышит быстро, неглубоко и, кажется, не понимает где он и кто рядом с ним. - Джинни, свет! - бросает отрывисто Хён и брат на полпути разворачивается обратно к двери, щелкает выключатель, за дверью затихают шаги медика и комната погружается в полумрак и тишину. Сквозь белые тонкие занавески, с улицы просачивается слабый свет фонарей - сумерки осенью наступают слишком рано. Еле слышно шелестит дождь, иногда замолкает, превращаясь в пушистые хлопья снега… - Мне…Мне страшно!… - омега чуть не плачет и близнецам от этого почти физически больно. Их Ликси никогда раньше ни на что не жаловался, никогда не позволял себе проявить слабость…Хён обнимает Ликса, помогает ему приподняться повыше и оглядеться, пока Джинни берет в свои руки маленькие ладошки омеги и подносит их ко рту - дышит на них, сжимает легко - ладошки ледяные и мелко подрагивают. - Ликси, котёнок, не бойся, мы в больнице…- Хён говорит негромко, ровно и спокойно, старается, как и советовал полненький омеголог, излучать уверенность и побольше феромонов. С феромонами всё отлично, а вот голос помимо воли в конце срывается на рычание, и нос сам тянется к шее омеги, туда, где алеет метка. С негромким урчанием, Хён принимается вылизывать отметину и омега не сопротивляется, доверчиво подставляя ему шею… - Какого хера ты творишь… - Джинни вырывает Ликса из рук брата и прижимает к себе: - Ты забыл что сказал врач?...- Ликс скулит в его руках и тянется обратно к Хёну, но Джинни лишь крепче прижимает его к себе: - Ликси, малыш, я знаю, что тебе плохо, но надо сначала покушать… Посмотри, какой ты слабенький и бледный… Эти слова немного отрезвляют Хёна - его омеге и правда плохо, а если он сейчас позволит своему зверю вырваться наружу - станет ещё хуже. Алые огоньки в глазах потихоньку гаснут и звериный оскал альфы превращается в вымученную улыбку человека: - Ликси, прости, но он прав…Тебе нужно поесть…Если тебе больно, сделай так, как делал раньше… Омега понимает о чем он, но тут же отрицательно мотает головой, сжимает зубы изо всех сил, стараясь не стонать от боли, маленькие пальчики комкают одеяло. - Ликс, ты должен!...Ты забыл, какие клятвы мы дали друг другу?... По щекам омеги медленно стекают слёзы - он всё ещё сопротивляется. Он помнит клятвы, но он ведь привык терпеть боль один, правда сейчас это тяжелее чем обычно: - Что…со мной…не так? Где мы? Близнецы переглядываются, и Хён поднимается с кровати, идёт к столу за подносом, пока Джинни поит Ликса водой, кутает его в одеяло до самого подбородка, вытирает ему слезы и тихим, мягким голосом объясняет где они и что произошло, после чего добавляет: - Малыш, прошу тебя… Нет, умоляю… Мы оба умоляем…Не мучайся снова в одиночку, ведь ты больше не один и никогда не будешь один ..- рядом с Ликсом, на свободную сторону кровати присаживается Хён, ставит поднос себе на колено, придерживает его одной рукой, а второй гладит омегу по голове, запускает пальцы в шелковистые волосы и аккуратно массирует кожу, пытаясь снять напряжение: - Он прав, Ликси. Послушай его…- рука Хёна сползает чуть ниже, на шею мужа, разминая скованные страхом и болью мышцы. Альфа может конечно принудить помеченного им омегу, но не делает этого … - нельзя сейчас одним неверным движением разрушить всё то, что они с таким трудом строили втроём почти два года. Хён знает, насколько упрям их омега и какая чудовищная сила воли таиться в этом маленьком, хрупком теле - его нельзя сломить, не сломав, поэтому Хён продолжает лишь мягко уговаривать. А потом прерывается на середине фразы и, прикрыв на секунду глаза, задерживает дыхание и пытается подавить крик боли…так же как и Джинни рядом с ним. Зато Ликсу сразу становится легче, он откидывается назад на подушку и облегчённо вздыхает. Но уже через секунду озабоченно хмурит брови: - Очень больно? Хёни?..Джинни? Только честно?.. - Н..нет…вообще ни капли…- оба брата тут же принимают самый бодрый вид, хотя что у одного, что у другого испарина на лбу выступает от внезапно накатившего шквала неприятных ощущений. Но они ведь альфы в конце то концов, или кто? - А теперь - кушать…- подавив минутную слабость, Хён берёт ложку и размешивает тыквенный суп - пюре, дует на него, чтоб остыл немного. Ликсу есть не хочется совершенно - аппетита нет и даже немного подташнивает от запаха еды. Хоть боль и притупилась, но осталась та сладкая истома во всем теле, от которой хочется мурлыкать и выгибать спину, запрокидывать голову перед альфой, обнажая шею и демонстрируя покорность. Приходится снова напоминать себе, что во первых он человек, а не животное, а во вторых… он не хочет расстраивать Джинни и Хёна - видно, что оба волнуются за него, и придется заставить себя съесть хоть пару ложек. - Только можно я сам?... - судя по всему, Хёни хочет покормить мужа с ложечки, и Ликс пытается таким образом показать, что он не настолько беспомощный и волноваться альфам не о чем. Джинни помогает ему выпутать руку из одеяла, Ликс забирает у Хёна ложку, вот только рука у него так трясётся от слабости, что весь суп из ложки выливается обратно в тарелку. Глаза опять застилают непрошенные слёзы: почему он - такая размазня? Почему не может контролировать себя, своё тело, свои желания? Джинни как будто читает его мысли и отвечает на них: - Малыш, ты болеешь. Пожалуйста, позволь нам позаботиться о тебе. Ведь мы - твоя семья. Мы любим тебя больше всего на свете и хотим только одного - чтоб ты был здоров и счастлив… Омега молча кивает и Хён снова набирает суп в ложку, дует на нее и касается слегка губами - не слишком ли горячо, потом подносит к губам мужа и тот, помедлив мгновение, наконец покорно открывает рот. - Ты такой молодец, Ликси… - Просто умничка… Близнецы так счастливы, что Ликсу становится совестно и он, пусть и через силу, но заставляет себя съесть целых пол тарелки супа, на большее его не хватает - всё таки он не ел несколько дней и желудок пока не готов принять остальное. - Можно?..Можно я потом доем?...Я…Мне.. - Ликс ёрзает в кровати, простыня и одеяло под ним намокли и неприятно холодят кожу, но как сказать об этом альфам?... Как объяснить им, что он весь истекает смазкой и хочет только одного - чтоб его сначала вылизали дочиста, а потом … - Детка, давай я отнесу тебя в ванну? - Хён подхватывает омегу на руки прямо в одеяле, чтобы тот не замёрз. Ликс облегчённо выдыхает - какое счастье, что его альфам можно ничего не объяснять. Джинни перехватывает взгляд Хёна и тут же напрягается - в глазах брата тлеют алые угольки, а это означает только одно… - Не волнуйся! - Хёни улыбается своему близнецу, хотя улыбка походит больше на волчий оскал - Я не сорвусь. Мы два года доказывали Ликси, что мы люди, а не звери - неужели ты думаешь, я все наши усилия отправлю псу под хвост? Джинни кивает, но всё равно не забывает напомнить: - Только помыться, Хён…И всё! А я пока поменяю бельё. Не забудь, что у нас не так много времени… Хён с омегой на руках скрываются за дверью ванны, а Джинни сдёргивает с кровати влажную простыню, но вместо того, чтобы бросить её в корзину для грязного белья, инстинктивно зарывается в ткань носом - запах его омеги пробуждает внутри какие то дикие, первобытные чувства, и Джинни глухо рычит … В душе Хён осторожно ставит Ликса на пол, но не отпускает, придерживает одной рукой за талию, второй включает воду, а потом потихоньку начинает стягивать с мужа одеяло - ждёт, когда крошечная душевая наполнится теплым паром. Вот только Ликс терпеть больше не может! Болезнь все таки даёт о себе знать - голова как будто ватой набита, мысли путаются, и сил противиться инстинктам нет. - Хёни…Альфа… - крошечная ладошка тянется к лицу Хёна, мимолётно поглаживает его по щеке и скользит дальше, ложится на затылок и притягивает голову альфы ближе к обнаженной шее омеги. - Хочу тебя, альфа … Хён замирает под этой маленькой ручкой - её власть над ним безгранична. Если Ликси хочет своего альфу прямо сейчас - он его получит и пошло всё к чёрту. Чуть шершавый, горячий и мокрый язык альфы начинает рьяно вылизывать метку, пока омега, закрыв глаза и откинув голову назад постанывает и притирается все ближе к сильному телу. Так приятно, но для омеги слишком мало - живот снова начинает тянуть и смазки выделяется все больше. Одеяло и одежда летят на пол… Теплый пар клубится под потолком, тонкими струйками стекает по прохладным кафельным стенам, шум воды заглушает негромкие стоны: -Х..Хёни … Альфа… Метка уже огнем горит и Хён спускается ниже, слизывает капельки воды с нежно - розовых сосков, чувствует, как они твердеют под его губами. Ещё чуть ниже - туда, где под тонкой кожей бешено колотится сердце. Колотится так сильно, что кожа над ним вздрагивает в такт - альфа прижимается на мгновение к этому месту губами, и каждый удар вибрацией отдается во всем его теле, но маленькая ладошка давит ему на плечо - его омега так нетерпелив - и Хён становится перед ним на колени, прижимается носом к паху: здесь запах розы и грейпфрута просто одурманивает. Прямо перед губами у него покачивается и истекает мутно - белесыми каплями бордовая головка небольшого омежьего члена, и альфа не раздумывает долго: закидывает ноги Ликса себе на плечи, держит его на весу, прижимая спиной к стене, и вылизывает твердеющий орган, вбирает его в рот полностью и посасывает, пока омега чуть не плачет от дикого, необузданного желания: - Хёни, хватит!... Альфа смотрит на Ликса кроваво - красными глазами хищника. Он знает, чего хочет омега, и подчиняться ему не торопится: он ещё не наигрался со своей жертвой, поэтому продолжает языком доводить омегу до исступления. Длинные сильные пальцы мнут омежьи бёдра, испачканные смазкой, раздвигают их сильнее и густая, сладко пахнущая жидкость медленно сочится между ними. Хёни не видит её источник, но нащупывает его пальцами и Ликс вскрикивает и дёргается так, что чуть не выпадает из рук альфы - его начинает трясти всё сильнее и сильнее, по мере того как пальцы двигаются по кругу вокруг узкого отверстия, размазывают смазку и потихоньку погружаются внутрь, ему хочется ощутить их в себе как можно больше и как можно скорее, но Хён никуда не торопится - он толкает только два пальца внутрь на одну фалангу и снова вытаскивает, продолжая сосать омежий член. Его голова двигается вверх-вниз следуя одному ритму, в том же неторопливом ритме -вверх-вниз- движутся пальцы в теле омеги, и тот плывёт уже, весь сосредоточенный на этом встречном движении на и в своём теле. Стоит только альфе чуть увеличить темп и Ликс замирает на секунду, которая кажется ему бесконечной, выгибается до боли в спине, с неожиданной силой прижимает к себе голову альфы так, что чуть нос ему не расплющивает о лобковую кость, и в горло альфы выплёскивается горячая, солоноватая жидкость, которую он тут же глотает всю до капли. В этот момент дверь в душевую распахивается: - Хван Хён! - Джинни в ярости влетает внутрь и немедленно отвешивает брату затрещину: -Я тебя придушу сейчас… Хён в ответ рычит, напоследок быстро облизывает темно-красную блестящую головку и осторожно спускает мужа на пол, после чего встаёт с колен, разворачиваясь к брату с весьма угрожающим видом. Ликс с трудом пытается отдышаться, ноги трясутся так сильно, что стоять невозможно и он потихоньку начинает оседать на пол - это отвлекает братьев друг от друга. Джинни хватает большое полотенце и заворачивает в него омегу целиком с головой, бросает брату - "Мы с тобой потом поговорим… " - и несёт Ликса в кровать. Хён плетётся следом, что то глухо ворча: с одной стороны ему хочется вырвать омегу из рук брата и довести дело до конца, с другой стороны он понимает, что у него гон и сейчас любая стычка с другим альфой может закончиться фатально не только для них двоих, но и для Ликса. Хён до сих пор чувствует во рту вкус омеги и сжимает зубы изо всех сил, словно боится, что они могут превратиться в клыки, сжимает кулаки так, будто из кончиков пальцев вот-вот вылезут острые когти. Зверь борется в нём с человеком, и человек в конце концов побеждает - как и всегда, когда дело касается Ликса: - Ликси, Джинни, простите… - Пришёл в себя, чудовище?... - Джинни недовольно фыркает, одновременно лёгкими движениями вытирая мужу волосы, лицо, и постепенно освобождая все тело от полотенца, накрывая теплым одеялом обнаженные участки. - Он не виноват, Джинни…- голос омеги с трудом доносится из под полотенца и одеяла, в которое заботливый Джинни закутал его с головой. После оргазма течка ненадолго отступила и голова у Ликса хоть немного прояснилась: - Я сам себя не контролировал, а Хёни просто делал то, что я хотел… Но на Джина такие аргументы не действуют: - Малыш, не надо его оправдывать. Ты вспомни - раньше, когда у тебя были течки, или когда у нас был гон, ты даже дверь в свою спальню не запирал, чтобы проверить, сорвёмся мы или нет. И этот дурак умудрялся держать своего альфу на цепи. Ну, по крайней мере до свадьбы. А теперь, когда врач прямым текстом говорит ему, что твое здоровье под угрозой, что ты плохо себя чувствуешь, и с тобой сейчас нельзя вести себя, как в обычную течку - он тут же идёт и делает прямо противоположное: выматывает тебя своими играми, и вдобавок пытается довести дело до воспаления лёгких… - Я…что? - последнее обвинение Хён не понял. - Стена, дурень! - разъяренный Джинни почти рычит - Ты прижимал его спиной к ледяной, мокрой, каменной стене!... Я всегда знал, что ты больше головкой думаешь, чем головой, но не настолько же!... - Джинни…не надо…- Ликс с трудом вытаскивает одну руку из импровизированного гнезда, которое Джинни свил вокруг него, обмотав одеялами и сухими полотенцами, и гладит альфу по напряжённому плечу: - Я совсем не замёрз…И мне…Мне было так хорошо …- пальчики омеги слегка сжимаются и разжимаются, как будто котёнок мнёт лапкой окаменевшие мышцы. Лицо Джинни постепенно смягчается, и тело расслабляется под пальцами мужа. А Хён наоборот подбирается, как волк перед прыжком. Ещё секунду назад его терзало чувство вины, но гон и манящий запах течного омеги быстро вытесняют всё лишнее из его головы. Альфье начало всегда было в нем сильнее, нежели в Джинни: раньше он мог легко вспылить из за какой то ерунды, частенько встревал в драки, и вообще не отличался большой выдержкой, а в гон просто зверел…пока не встретил Ли Ликса. Тот моментально посадил зверя на жёсткий поводок и не давал ему вырваться вплоть до дня свадьбы… Теперь усмирять его некому - у хозяина просто нет сил, мало того - он сам просит зверя выйти на свободу. Попробовав однажды - он хочет ещё… - Чёрт, Хён, у тебя всё таки гон начался…- Джинни настороженно смотрит на Хёна, потом переводит взгляд на Ликса - тот раскраснелся весь, снова дышит тяжело и хрипло, глаза лихорадочно блестят и не отрываясь смотрят на Хёна. Его омега всё таки добился своего и наконец то синхронизировал цикл с одним из альф. Почти два года циклы что у Ликса, что у братьев Хван, сбоили и начинались иногда совершенно внезапно - несколько раз близнецам пришлось забирать Ликса из комнат ЭП, один раз Хён просидел в такой комнате в торговом центре почти целый день, когда гон начался посреди воскресного шоппинга, и раза три не повезло Джинни. И вот теперь похоже Хёну улыбнулась удача - Джинни даже стало немного обидно. Глядя как эти двое пожирают друг друга глазами, он впервые почувствовал себя третьим лишним. Ликс моментально уловил его недовольство, притянул к себе, и зашептал, под глухое ревнивое рычание Хёна: - Я люблю тебя… Ничуть не меньше, чем его…Я люблю вас обоих…- от этого жаркого прерывистого дыхания прямо в ухо по всему телу Джинни побежали мурашки, и, казалось, даже волосы на голове встали дыбом. Течка опять начинала крутить Ликсу внутренности, властно требуя себе альфу - он по привычке судорожно сжимал коленки и подтягивал их к животу, пытаясь таким образом уменьшить боль, но ведь теперь он может этого не делать… Джинни почувствовал, как по мочке уха робко мазнули мягкие, теплые губы и его тряхнуло так, будто молнией прошило от пяток до макушки. Руки сами собой начали стягивать с Ликса все лишнее, язык безошибочно нашел на шее омеги свою метку и принялся с наслаждением её вылизывать. Один быстрый взгляд на брата…и они поняли друг друга без слов: Хёну сейчас сцепка нужнее, но следующая будет точно принадлежать Джинни. Он двигается ближе к изголовью кровати, освобождая место рядом с Ликсом, при этом продолжает вылизывать метку, целует шею Ликса, покусывает мочку уха и тут же зацеловывает её. Хён пытается вклиниться между сомкнутых ног омеги, но не хочет прилагать силу - боится причинить боль, поэтому поднимает сжатые и согнутые в коленках ноги омеги повыше, слизывает сладковатую смазку сначала с нежной кожи вокруг заднего прохода, а потом, вылизав всё дочиста, тянется языком внутрь. Коленки омеги тут же, как по волшебству, размыкаются, он упирается ступнями в кровать и приподнимает бедра, чтоб язык альфы вошёл глубже, но ему этого мало и Ликс недовольно ёрзает. Хён и сам понимает, что с прелюдией лучше не затягивать - дополнительной растяжки омеге в течку не требуется, смазки хоть отбавляй, поэтому больно мужу точно не будет. Ликс закрывает глаза и откидывает голову назад, ощущая, как его медленно начинает заполнять твердый, длинный и достаточно толстый член. Из груди сам собой рвется стон, и Джинни перехватывает его на губах поцелуем. Ритм у Хёни немного дерганый, рваный - он то убыстряется, то резко замедляется, словно альфа вспоминает время от времени, что с этим омегой нужно обращаться очень осторожно. Тем не менее, омега стонет, двигается бедрами навстречу толчкам и раскрывается сильнее. Рука Джинни ложится на небольшой член мужа, плотно обхватывает его ладонью, большой палец по кругу поглаживает гладкую тонкую кожу, размазывает выступающие капельки. Ликс уже весь во власти животных инстинктов, он пребывает в каком то полубреду, балансируя на грани удовольствия и экстаза - после долгого воздержания его омега требует всё и сразу и у него сейчас нет сил ему сопротивляться: - Джинни… Джинни, я хочу вас обоих… в себе… - внезапный шёпот омеги выбивает Джинни из колеи на пару долгих секунд, но он пока ещё в состоянии мыслить разумно, поэтому как можно мягче шепчет в ответ: - Малыш, не сейчас… Это слишком опасно… - Ну Джинни… Ну пожалуйста…- Ликс хнычет и запрокидывает голову, подставляя шею альфе в знак доверия и покорности. - Чшш..детка..потом… - Джинни целует мужа в открытую шею, вдыхает дурманящий запах роз и снова бросает быстрый взгляд на Хёна, тот кивает и подхватывает омегу под ягодицы, приподнимая его бедра и меняя угол проникновения. Толчки становятся равномерными и глубокими, быстро доводя обоих до оргазма. Подождав немного, пока Ликс чуть отдышится, Хён ложится на бок, укладывая мужа перед собой, спиной к своей груди, снова входит в омегу и тот закусывает губу - узел у Хёна крупный и приходится немного потерпеть, но потом остаётся только тепло и удовольствие. Грудь альфы равномерно вздымается и опускается, руки обнимают Ликса, гладят, губы шепчут ласковое: "Люблю тебя больше жизни…" и это убаюкивает. Джинни целует бархатистую щёчку мужа, с нежностью смотрит как потихоньку смыкаются его веки, потом показывает Хёну кулак и одними губами беззвучно произносит: "Разбудишь - прибью…". На столе мигает чей то телефон. Джинни встаёт и на цыпочках идёт за влажными салфетками, а заодно посмотреть - кому там приспичило звонить на ночь глядя. Берет наугад один - это телефон Ликса. На экране светится уведомление о сообщении от абонента "Минни" - тот самый таинственный Ликсов приятель - омега. Другой телефон - Хёна: там пропущенный звонок от их сводного брата. Надо же, в кои то веки решил сам позвонить, опять наверное деньги нужны - это всё подождёт до завтра. Джинни кладет телефоны обратно на стол и возвращается к мужу и брату. Хён тем временем только что не пищит от восторга: - Послушай!.. Послушай!... - шепчет он, улыбаясь до ушей и еле сдерживаясь, чтобы не заорать в полный голос. - Мурчит?.. Он снова мурчит? - Джинни радуется, как ребенок, и легонько, чтобы не разбудить Ликса, прижимается ухом к его боку. Внутри омеги словно перекатываются рокочущие, мягкие волны, от которых, становится щекотно и тепло где -то внутри, и вибрации расходятся по всему альфьему телу - хочется омегу тискать, ласкать, а также гладить, холить и лелеять с удвоенной силой. Первый раз близнецы услышали мурлыканье своего довольного омеги в ночь после свадьбы и тогда чуть с ума не сошли одновременно от радости, гордости и умиления. - Это самый прекрасный звук на свете, да, Джинни? - Самый прекрасный и самый любимый… - Джинни неохотно отрывается от мужа и отдает салфетки брату: - На… - шепчет он - Постарайся как можно лучше вытереть себе живот и спину Ликси, чтоб он не спал в мокром… - и пока Хён втягивает живот, пытаясь убрать потёки семени, Джинни также аккуратно обтирает мужа спереди, повыше натягивает одеяло ему на бок, проверяет, чтоб тот был укутан от и до. Наконец близнецы затихают, Хён бросает салфетки на пол, подальше от кровати, обнимает Ликса и, зарывшись носом в золотисто-каштановые волосы на затылке мужа, тут же проваливается в сон. Джинни замечает, что омега морщит носик во сне - видимо запах влажных салфеток ему не по нраву- и у альфы сердце щемит от нежности, он целует этот носик, кладет прохладные ладошки Ликса между своими ладонями и тоже засыпает… *** Из кабинета главврача доктор Бан вышел победителем: он орал, топал ногами и брызгал слюной так, что даже Минхо - эта заноза в заднице, так похожая на его бывшего мужа - так вот даже он под конец притих и согласился, что больница не может потерять таких высококлассных специалистов, как доктор Бан и доктор Со только из за какого то весьма мутного инцидента двадцатилетней давности. Конечно, может быть Крис брал на себя слишком многое, решая за Бинни, но с другой стороны он ни капли не сомневался, что если встанет вопрос выписки или перевода истинных в другую больницу - Со, не долго думая, уйдет отсюда вместе с ними: его везде примут с распростёртыми объятиями. А без Бинни Крис здесь долго не выдержит. В общем, в результате все сошлись на том, что семейство Хван-Ли остаётся в отделении доктора Со и под крылом доктора Бана, но не в ущерб работе с другими пациентами. Крис полез в карман за телефоном - пора идти и делать вечерний обход, но сначала нужно позвонить Бинни, поделиться с ним последними новостями - он наверняка ничего не слышал о той трагедии с истинными, иначе бы давно рассказал всё Крису. Хотя делиться то особо и нечем - доступной информации кот наплакал, но может быть в архиве что нибудь найдется. Телефона в кармане не оказалось - наверное он выпал в кабинете в тот самый момент, когда доктор Бан, активно жестикулируя, объяснял испуганному Джисону, как именно и на каком месте он будет вертеть членов завтрашней комиссии, если они вздумают урезать бюджет омегологическому отделению из-за несанкционированного размещения целой семьи в комнате ЭП. Придется вернуться. Крис постучал, в кабинете за дверью кто то что то пробормотал, и он решил, что это означает "войдите". Почему то при виде доктора Бана, Джисон ойкнул, как будто не ожидал его снова увидеть, и попытался встать, но тут же передумал, заметался из стороны в сторону, наконец обмяк в кресле, обречённо вздохнул и закрыл покрасневшее лицо руками. Что то тут не так! Крис огляделся. Минхо в кабинете не было, хотя он точно следом за доктором не выходил. Да вот и его сверх-дорогая сумочка Гуччи по прежнему лежит на переговорном столе, а возле ножки стола, на ковре лежит телефон Криса… Доктор Бан хмыкнул, подобрал своё, и на всякий случай спросил у Хана, старательно избегая смотреть под его стол, откуда торчали подошвы чьих то туфель: - А Минхо уже ушёл что ли?.. - Да…да…Уже…- Джисон тяжело сглотнул, глаза его предательски бегали, а лицо все больше наливалось багрянцем. Крису даже жалко его стало. Хан Джисон был хорошим парнем: спокойным, умным, надёжным. Почему таким всегда достаются злобные змеюки, вроде этого Минхо? Чем они заслужили подобных партнёров? Доктор Бан всё ещё пребывал в воинственном настроении, поэтому как можно громче отчеканил: - Наверное сумочка ему не сильно нужна, раз он ее здесь бросил? Пожалуй, заберу её и подарю доктору Со… Из под стола главврача послышалась какая то возня, глухой удар, как будто кто то стукнулся головой о деревянную столешницу, и Джисон немедленно закашлялся и замахал руками в ужасе: - Нет-нет, доктор Бан, я верну Минхо сумочку позже… Пожалуйста…- бедный главврач чуть не плакал - Пожалуйста, доктор Бан, вы не могли бы… - Ладно…- Кристофер наконец сжалился и направился к двери, напоследок бросив негромко: - Похоже за сумочку он ещё не отработал… Не обращая внимания на шипение разъяренного кота, видимо притаившегося под столом, доктор Бан, пожелал доктору Хану приятного вечера, закрыл за собой дверь и набрал номер Чанбина: - Бинни, ты стоишь?...Сядь! Я тебе сейчас такое расскажу… ***