***
Фонарик в дрожащих руках мельтешит светом по книжке то вправо, то влево. Сердце стучит быстро, замирая от каждого приглушённого шороха, звучащего из-за одеяла, под которым прячется маленький чёрный птенчик и его маленький тёмный друг. Соседские ребята давно уснули, нельзя никого разбудить. Разбудишь - побегут рассказывать. Идиоты. Птенчик их ненавидит. Птенчик никого не любит - он всех боится и всегда молчит. Глаза жадно впиваются в строчки, писанные классиком сюрреализма - Рэйем Бредбери. Книга сворована с кабинета воспитателя от невозможности унять дикий интерес к обложке с красивым и крутым механическим псом. (!1!) Финальные страницы, главный герой в бегах от механического пса. Погоня, страх, тревожный вздох, и вот конец - герою удаётся скрыться, начало новой жизни, открытый конец. (!1!) - Как думаешь, что с ним случится дальше? - Тёмная Тень не мог сдержать восторга от прочитанной книги. - Тише! Нас же услышат! - Птенчик стукнул друга фонариком по лбу, и начал хихикать от жалобного взгляда Тёмной Тени. Фантазии о возможных сценариях дальнейшей жизни персонажа прерываются. Свет фонаря тухнет, а сердце взбудоражено стучит. За одеялом кто-то стоит. Горло обхватывают невидимые руки дьявола с именем Страх, становится нечем дышать, а на глаза наворачиваются слёзы, потому что чёрный птенчик уже знает, что его ждёт. Секунды плавятся в часы, мысли расплываются. Маленькие ручки боятся стягивать одеяло, они окаменели, вцепившись в твёрдую обложку книги, будто она может чем-то помочь. Одеяло грубо стягивается с головы. - Быстро сюда давай, - процеживается шёпот сквозь зубы, пламенеющий оскал озлобленного пса со зловонным дыханием. Пришёл владелец книги. Она вырывается из рук, фонарик тоже. Всё, безоружен. Сердце проваливается в пятки, и даже не от страха, а больше от отсутствия возможности противиться. Будто бы маленький птенчик мог бы что-то сделать с этой книжкой в руках, будто мог бы сражаться фонарём, как рыцарским мечом. Бледную ручку цепко хватают и с огромной силой уводят из комнаты с детьми, что уже только притворялись спящими. Птенчик знает, как только его уведут с комнаты, они начнут шептаться, будут злорадствовать над ним. Так и надо этому птицеголовому! Психам должно воздаваться. Будет меньше улыбаться своим уродливым клювом! Высокая фигура отводит птенца в гостинную, приглушённо освещённую камином. На кресле сидел клирик - уставший, седой мужчина, с лицом слишком сморщинившимся от постоянного недовольства. - Святой, опять поймал этого негодника! Своровал мою книгу, читает после отбоя, разговаривает сам с собой, ещё и сопротивлялся! Не правда. Не сопротивлялся. И не сам с собой! - Ясно. - Клирик не оторвал взгляда от огня. - Наказать. - Будет сделано. Птенчик чувствовал, как довольно звучал держащий его за руку воспитатель. Если бы у него хватило смелости поднять на него маленькую пернатую голову, он бы увидел приподнятые кончики губ у своего экзекутора. Он сразу же отвёл птенчика в самую отвратительную комнату во всём приходском приюте - кабинет. Там воспитатель проводил своё свободное время, там и спал. Приют был маленьким, штаб приюта тоже не жаловал: руководящий клирик, воспитатель, няня, повариха, что и врачиха по особым случаям, и социальный работник, приходящий лишь по выходным. Детей было тоже не много - десять ребят, самому младшему шесть, - тот самый чёрный птенчик, а самому старшему четырнадцать. В кабинете "экзекутор" из шифоньера достал тонкую длинную палку и вальяжно расселся на диване. - Ну? - Мужчина заставил мальчика встать напротив него. - Давай. Птенчик знал, что от него ждут, но тело не двигалось от удушающего страха и осознания, что его ждёт дальше. - Тебе же просто нравится, когда я тебя порю, да? Которое по счёту это наказание? Десятое? Ты же специально это делаешь. - Нет, сэр. - Продрожал хриплый голос в ответ. - Врёшь! - (!2!) Хлыст по голени. - Рэй Брэдбери, значит. - Воспитатель не слушал, ему было плевать, что скажет птенчик, он крутил книгу в руках, разглядывая обложку. - Интересно. Он ведь не для детей. Ты же её дочитал? Отвечай! - Ещё хлёст. (!2!) - Да, сэр. - Значит, ты её понял. Удивительно. - Задумчиво промолвил он. - Ты, значит, взрослый совсем? Птенчик съёживается в ожидании удара, но палка на этот раз просто скользит по футболке меж груди и рёбер. Перья встают дыбом. (!3!) - Сними. В голове будто бы есть догадки, что будет дальше, но такие смутные, что невозможно сформировать точную картину. Ясно одно - грядёт что-то очень ужасное. - И штаны тоже. Футболка сошла без особых проблем, но вот шнурок штанов не развязывался дрожащими руками, да и накатившие слёзы мешали обзору. Нарастала тревога, как снежный шар. Раздетый мальчик стоял перед воспитателем с поджатыми руками и головой в пол. Тот отложил книгу и пристально вглядывался. Такого взгляда от воспитателя птенец на себе никогда не ощущал. Бежать некуда - никто не друг, нигде не дом. Он видит как к нему тянется худая грубая рука. (!3!) Но стоит ей лишь на секунду дотронуться до груди птенца... - А-а-а! Шею воспитателя обвили огромные когтистые руки, сделанные из чистой тьмы и хаоса. Тряхнув урода, Тёмная Тень упёр его в стену с такой силой, что по ней пошли трещины. Из огромной зубастой пасти вырвался голос, рычащий, как гром. Звучащий будто из нескольких голосов сразу, один был низкий и агрессивный, другой спокойный и холодный, третий кричащий, словно из преисподней. - Я̐ ́Т͗ЕБЯ̇ ͠У͠Б͝Ь̉Ю͜ - Отпусти! Я не трону! Не трону больше! Не трону, клянусь тебе! Совсем недавно уверенный и властный голос потерял всякую статность и сорвался на истошный истеричный крик. Но тьма не торопилась отпускать, его сверкающие красные глаза внимательно смотрели на извивающегося, как змея, воспитателя. Одна рука Тени всё ещё держала его за шею, а вторая двумя когтями впилась в нижнее и верхнее веки. - КОМУ-ТО ̿Р̾А͆ССК̏А̇Ж̒Е̊ШЬ ̆- Я ͝Т̓ЕБЯ̅ Н̉А͠Й̇Д̋У͗ Ӥ ̿ВЫД̌АВ͝ЛͅЮ ̆ШАР͝Ы ͆ӤЗ Г̕ЛА̀Ӟ́НИЦ. ̋А ТР͝О͝Н͠Е͑Ш̔Ь ЕЩЁ ХО͝ТЬ ПͅАЛ́ЬЦЕ̃М ͠-͊ ̉УМРЁ̑ШЬ. Распахнув дверь, прибежавший на крик клирик увидел лишь наспех одевшегося мальчишку и уже рухнувшего на диван воспитателя с поцарапанной щекой и шеей. Воспитатель больше не наказывал чёрного птенчика. Он мог читать по ночам, когда хотел и что хотел, хихикая и говоря со своим другом сколько вздумается.***
Отвратительные воспоминания накатили от одного вида обложки 360 Градусов по Фаренгейту. Зачем же тогда ворон её хранит? И вообще, от вида кабинета ворона мутит. Уже сильная и огрубевшая рука с так и не зажившей парой полос ожогов хватается за живот. Пронзающая боль обливает тело отвратительной смесью грязи и тревоги, заслоняя любой свет снаружи. Годы прошли - почти одиннадцать лет, и именно сейчас это воспоминание причиняет столько боли. Что если бы Тёмной Тени там не было? Что если бы он появился перед ним таким же безпричудным, как сейчас? Беспомощный, слабый, маленький ворон. Опора внутри рухнула. Воронье царство потерпело разруху. Целая башня замка превратилась в руины, и больше никогда не восстановится. Её не вернуть - лишь убрать остатки осколков, очистить землю от грязи, оплакать. Быть может, на её месте когда-нибудь вырастут цветы. В руках сминается геройский плащ, к нему чувства, как к вещи умершего. Дрожащая нежность, желание сберечь. - Воробушек! Я наконец закончил и принёс твою любимую лапшу с креветками! - Слышится шуршание с коридора. - Давай покушаем, а потом... - Ястреб дошёл до раскрытой двери кабинета и встал в проёме. - Да ты всё уже расставил! А я думал, тебе помочь ещё! Ястреб заметил плащ в руках, но не стал акцентировать на этом внимания, ненавязчиво приглашая к столу, а сам ушёл в ванную приводить себя в порядок. Широкий деревянный стол с дубовой столешницей, минималистичный и современный, широкий и светлый. Всё в доме кричало о Ястребе, отражало его сущность. Ворон задался вопросом, постарался ли тут профессионал или это один из скрытых талантов хозяина квартиры? Он достал из картонного фирменного пакета лапшу, разложил по мискам, наспех найденным в шкафах просторной кухни, и разогрел в микроволновке. Он поставил чайник и положил на стол салфетки с палочками. Запах и логотип на пакете напомнили о вечерах после патруля, когда Ястреб звал ворона поужинать. Их любимая лапшичная около вокзала - не самое благополучное место, не самое роскошное и красивое, но местный повар, что был и кассиром, очень любил Ястреба, разговаривая с ним по-свойски, и прекрасно готовил. Никогда не скупался на мясо и овощи в их порции. Этот раз не был исключением, даже немного настоявшаяся от пути до дома, лапша выглядела аппетитно и вкусно пахла. - Приятного аппетита. Я сейчас. - Токоями разлил вот-вот заваренный импровизированный чай по чашкам, когда Ястреб вернулся уже в домашней одежде. - Ничего, что я по ящикам порылся? - Ого! Конечно, ты же дома, делай, что хочешь. Ястреб на минуту застыл перед столом. Он видел жест заботы, полный какой-то ненавязчивой нежности. Или Ястреб придаёт этому слишком большое значение? Сколько дней этот стол пылился и наполнялся пустыми коробками и использованными одноразовыми палочками, а теперь так уютно накрыт, чуть ли не празднично. Встряхнув головой, Ястреб ткнул по пульту, включая телевизор и поставил на фон федеральный канал с какой-то мыльной оперой. - Завтра поедем в мебельный до или после обеда? - Ястреб прервал тишину. - Когда скажешь, тогда и поедем. - Что-то не так? Ястреб отодвинул миску с лапшой и пододвинул стул к ворону, кладя руку ему на плечо. - Я всё ещё удивлён. - Ворон тоже прервал трапезу. - Но ты ведь не думал, что я тебя на улице оставлю? - Я бы не остался на улице. Я не ребёнок. - Я знаю! Но... - Глаза Ястреба забегали по окнам, что позади ворона. - Я ведь не мог тебя оставить одного. - Чувство долга? - Ни в коем! - Я спас тебя, а ты меня - мы квиты. - Токоями решил не сдерживать ни одну мысль, что посещала его голову, дабы сделать разговор честным и открытым. - Дело не в этом, Токоями! Ты же ведь мой друг! - Друг или ученик? Двух в одном не бывает. Ястреб ошарашился от открытости ворона, но раз начали с козырей, то и Ястреб снимает маску: - Я не знаю, я просто не мог от тебя отвернутся. Все остальные ведь это и сделали. - Все смогли, а ты - нет. Хочешь дальше быть героем? - Ты думаешь, я геройствую, а я искренне хочу быть с тобой. - И я хочу знать причину. Ты ведь и не спросил меня. Всегда делаешь, что вздумается, а у остальных нет выбора, кроме как за тобой следовать. - Захочешь - завтра же расторгну договор. - Ястреб поддался вперёд от накала. - Я не хочу, ты это знаешь. И ты знал, что я захочу жить с тобой, но из воспитанности стоило спросить. - Прости уж, меня некому было воспитывать. - Да, как и меня. Всё. Ястреб пропустил мяч этого словесного пинг-понга, ответить было нечем. И вроде бы, они не спорили, но сердцебиение учащалось с каждым словом. Токоями же пристально смотрел на собеседника, не шелохнувшись ни на секунду. Ястреб через минуту отпрянул и глубоко вздохнул. Сколько таких дискуссий было во время работы! Ястреб обожал с ним разговаривать, он уже отвык от такого общения, ведь без ворона, с ним все разговаривали, мягко говоря, облизывая задницу, не считая Айзаву, но тот его просто недолюбливал. Ворон же был честен из добрых побуждений. - Вот поэтому, Токоями. Я не знаю, почему, только в твоих руках нахожу спасение, только в твоих словах нахожу истину, только в твоём взгляде нахожу честность. Если эта инициатива с переездом тебя потрясла, извини. Но мне это было нужно не меньше, чем тебе, если не больше. Назови меня эгоистом - будешь прав. Но я хочу, чтобы ты был здесь, со мной, так долго, как только захочешь и, может, немного больше. - Значит, я снова тебя спасаю? - Значит, я верну тебе вдвойне. - Уже возвращаешь. Спасибо за ужин. - Токоями улыбнулся в первый раз за очень долгое время. Они вернулись к лапше, уже разговаривая намного расслабленнее, вспоминая былые патрули, обсуждая других героев и наконец впервые за несколько месяцев в квартире Ястреба прозвучал смех - громкий хохот, отдающийся от стен, красивший стены в более светлые тёплые оттенки.