Тень Одержимого - Полёт Птитса: Часть 2

На смотровой площадке было просторно. Немногочисленные люди в зимней одежде обозревали синеющий в сумерках город, а некоторые прильнули к установленным у гранитного борта электронным биноклям. Пиксель находился вдали от туристов – в привычной красной куртке, но в тёплом свитере под ней и штанах с подкладкой. Холодный ветер бил в лицо корсара, а лёгкие снежинки носились над его головой в вязаной шапке и садились на бортик, сливаясь с серым камнем. Люди о чём-то говорили, но корсар совершенно не понимал их речь. Невооружённым взглядом он всматривался в однотонные коробки небоскрёбов и сновавшие между ними потоки флаеров. Разноцветные яркие вывески на крышах зданий состояли из знакомых Пикселю букв – и тех, о которых он не имел представления. Большинство планет, которые посетил корсар, пользовалось стандартным или слегка модифицированным имперским алфавитом, а здесь была своя, особая азбука. Капитан не знал, кто сильнее держится за традиции и исторические корни – рейвенхольдцы со своим левосторонним движением и странной модой или же великородинцы. Среди одинаковых, ничем не приметных строений Пиксель разглядел несколько острых шпилей. Более светлых, чем остальные дома в городе – вероятно, белых или светло-серых, если бы не сумерки. Пусть углы этих башен были прямыми, а стены – почти без украшений, в них чувствовались величие и некое почти готическое изящество. Значит, вот они какие – «алмазовки», о которых будущему корсару вечно твердил Грюнвальд в тюрьме космоварваров. Наследие совсем иной эпохи, когда Великородина была центром собственного межзвёздного государства. За ровными крышами небоскрёбов, на которых стояли здания поменьше, и за вытянутыми иглами «алмазовок» поднималась гигантская ступенчатая башня, увенчанная блестящим золотистым куполом. Вероятно, главный имперский собор на планете. Выходит, родной мир Карла Птитса выглядел именно так. Холодный, строгий и неприветливый. Таким казался и сам капитан-шпион до того, как надел маску… Сдержанный на вид, но внутри раздираемый противоречиями, будто всю жизнь из-за чего-то мучился. И в самой планете Пиксель чувствовал нечто безрадостное – и невыразимое словами. Прямо как на знакомом ему с детства Сэхримнире. Небольшие поселения, возведённые в кратерах посреди бесплодных просторов под зелёным небом, на первый взгляд имели мало общего с огромным городом из сотен циклопических зданий, на которых росли другие здания. Но дух этих мест был чем-то безусловно похож. Может, это и помогло раньше двум капитанам сблизиться… – Кэп? – кто-то окликнул Пикселя. Корсар развернулся в сторону заснеженного парка рядом с площадкой, и увидел Хаямуру. Рулевой, облачённый в пухлую куртку жителя ледяных миров, держал большой рюкзак и пару пакетов. – Я решил, что… – замялся он. – Что я ухожу из команды. Охранители… Ему было тяжело говорить. – Понимаю, – с горечью ответил Пиксель. – Извини, что мне пришлось втянуть тебя в это. – Ничего страшного. Я уже отлетал своё. – Куда ты теперь отправишься? – Покину Империю, – пояснил рулевой. – Слышал, что с Антеи можно добраться на перекладных до Кровавого Предела. Здесь мне будет проще, чем в системе Рейвенхольда – люди более терпимы к моей внешности, помнят ВССМ и дружбу народов… А на платформе я разменяю империалы на иены и вернусь в Синто, к жене и детям. Они будут рады… – Что ж… – задумался капитан. – Если тебе так будет лучше, улетай. – Конечно, будет. Там меня не расстреляют, – вид Хаямуры был грустным и растерянным. – Удачи, друг, – Пиксель протянул ему руку. Рулевой поставил сумки на запорошенную снегом плитку. – Саёнара, Пиксэру-сан, – он сложил ладони и поклонился. – И тебе, – капитан ему подмигнул на прощание. *** В центре Престольного среди серых небоскрёбов выделялось строение из красного кирпича. Несмотря на большое число этажей, оно не выглядело высоким, ибо растянулось вширь, словно щупальца спрута. Длинные прямоугольные стены с классическими арками и портиками наверху венчали острые башенки, а над каскадом балконов над главным входом сверкал круглый циферблат, похожий на всевидящее око. Ефросинья Пронина быстро шагала в сторону здания, где проработала несколько лет своей жизни. Она надела поверх чёрного мундира белую зимнюю куртку – почти такую же, как на Рейвенхольде, только плотнее и с меховым воротником, и пышную меховую шапку. За Фросей шли Надя Мышкина и целый взвод штурмовиков сержанта Козлова. На площади перед Красным Домом стояли в ряд чёрные угловатые флаеры с большими радиаторными решётками. Неподалёку от машин разговаривали и курили агенты в неприметной гражданской одежде, а штурмовики в броне, как у отряда Фроси, проверяли оружие и ставили щиты. Перед входом, на заметённом снегом клочке газона высился памятник Войцеховскому. Первый главный охранитель Великородины грозно замахнулся мечом на невидимого врага, ногой в высоком сапоге попирая побеждённого Змея Разрушения. За спиной навечно застыл вздёрнутый бронзовый плащ. Ефросинья миновала памятник и направилась к массивным прямоугольным дверям. Вытянутые стёкла были украшены строгими латунными линиями. Десять штурмовиков, которые выстроились у стены, синхронно отсалютовали Фросе. Те двое, кто стоял ближе к дверям, распахнули их, и охранительница вошла внутрь. Она давно уже не была там, но вестибюль с тех пор не изменился. Такой же ярко освещённый зал с серым, расписанным красными линиями полом и прямыми золочёными колоннами. У стены рядом с дверями стояли лавочки и цветочные горшки – простые, лишённые каких-либо изяществ, кроме желтоватых блестящих элементов. В середине зала крутилась астрономическая модель. Неточная с научной точки зрения, но прекрасно отражающая суть. Множество мелких планет вращалось вокруг одной крупной, подписанной «Великородина». Там были Милославия, Владар, Бжезинка, Антея и все прочие миры, которые входили в одну девятую Империи, управляемую из Престольного. Фрося заметила в вестибюле совсем немного людей. У лифтов мужчина в чёрном мундире раздавал указания своим подчинённым, а охраняли его два гвардейца с энергетическими пиками. Эти воины носили золотистую блестящую броню – более тяжёлую и вычурную, чем у штурмовиков, и похожие на луковицы шлемы с бородатыми масками. – Настрой это, Георгий, – издалека послышались знакомые интонации. Охранительница невольно поморщилась. – А, Фросечка, – добродушно воскликнул главный, увидев её. – Сколько лет, сколько зим… И ты давно к нам не заглядывала, Наденька… – Я тоже рада вас видеть, Матвей Алексеевич, – Пронина с трудом, но изобразила вежливость. – Вы хорошо выглядите. Полная ложь – главный охранитель Руденко с годами обрюзг и заплыл жиром. Чёрный строгий мундир даже не скрывал большого круглого живота. Некогда утончённое, как у рейвенхольдского викария, лицо превратилось в опухшую морщинистую кляксу, а прилизанные седые волосы заметно поредели. – Благодарю, – его улыбка тоже была притворной, как и всё радушие. Фрося настолько хорошо знала своего бывшего начальника, что не представляла его искренне добрым. – Великий Охранитель Баррада уже предупредил меня о возможном прибытии Одержимого. – Знали бы мы, где его база – давно бы уже поймали, – сухо ответила Пронина. – Это так, но никаких зацепок ни у меня, ни у Грейвулфа, ни у охранителей с Альберика нет. Может, получится поймать здесь. Я уже поднял флот и усилил контроль на орбите – перед праздником не помешает осторожность. – А что насчёт обороны здания? На Рейвенхольде Одержимый разыграл целый спектакль, лишь бы вломиться в серверную. Уверена, он и здесь сделает отвлекающий манёвр. – Не беспокойся, девочка моя, – Руденко похлопал Фросю по плечу. – Мы усилили оборону штаб-квартиры. Золотые гвардейцы не дадут врагу пройти. Он кивнул на воинов, напоминавших богатырей древности. – А вы можете положиться на своих охранителей? В Рейвентоне Одержимому изрядно помог «крот», который позвал меня на ужин, а потом хотел убить. – Ты обижаешь меня, – демонстративно расстроился он. – В наших рядах нет предателей. Я внимательно слежу за ручными ведьмами и колдунами и даю то, что им нужно. Ефросинья окинула взглядом подчинённых Руденко. Этих мужчин и женщин, помимо строгой серой формы, объединяло одно – ледяные, почти пустые глаза. Будто это послушные роботы, а не люди… – Хорошо, – согласилась она. – Только проясню один момент: я буду защищать серверную лично. – А ты растёшь над собой, Фросечка. – От улыбки главного охранителя ей почему-то стало не по себе. – Спасибо, Матвей Алексеевич, – коротко ответила она. Она покинула Красный Дом и вышла на примыкающую к Дубовской площади улицу. Гирлянды, натянутые между разноцветными магазинами и ресторанами, разбавляли сумерки жёлтым светом круглых ламп, на которые медленно падали хлопья снега. Дети и взрослые столпились у ларьков, откуда доносился сладкий запах выпечки и сахарной ваты. Несмотря на пришедшую в город эпидемию каарианской инфлюэнцы, люди нуждались в радости, и губернатор Раков на время позволил гулять по улицам и собираться в большие компании без средств защиты. Перед Фросей скрипачка в серебристом пальто виртуозно играла традиционные мелодии, а прохожие бросали исполнительнице звонкие империалы. Разукрашенные роботы протягивали детям и бородатым столичным модникам рекламные листовки. Туристы фотографировались с аниматорами в костюмах исторических личностей, таких как святой Макарий – родившийся в Престольном адмирал и покровитель Великородины. Пронину даже позабавил игольчатый нимб с лампочками, приделанный к флотской фуражке ряженого. Где-то вдали мерцали огни воздушных барж, на которых горожанам и гостям столицы предложили встретить День Империи. Охранительница давно не слышала родной речи в таких объёмах. В Пирамидионе её спасала Надя, но глава исследовательского департамента была одна, а люди в массе своей говорили на общеимперском. Здесь же полностью преобладал великородный язык – что в прошлом, что сейчас. Ефросинья на миг остановилась посреди заснеженной улицы, чтобы прочувствовать атмосферу праздника. Мышкина отправилась по своим делам, а часть штурмовиков сопровождала Пронину на некотором расстоянии. В сумочке охранительницы зазвонил коммуникатор. Она ждала этого… – Алло, – сказала Фрося. Из её рта шёл видимый пар. – Привет, сестра, – ответила Груша. – А ты где? – улыбнувшись, спросила охранительница. Над множеством шапок она увидела, как кто-то ей машет. Пронина радостно пошла навстречу сестре – и нежно обняла её. – Я так по тебе скучала! – воскликнула Фрося, отпустив Грушу. – Я знаю, – ответила та. Более высокая и стройная, Аграфена была одета в рыжую шубу и чёрную юбку ниже колен. Длинные светлые волосы покрывал платок с цветочными узорами, а через плечо была перекинута светлая элегантная сумочка. И пахла Груша изысканными духами. – Я побывала в Центральном магазине и закупилась, – она указала на сумку и белые сапожки. – У нас в Тарае такого днём с огнём не сыскать… – Это здорово… – устало протянула Фрося. – И твой подарок смотрится чудесно! – Груша потрогала шубу из меха хорюнчика. – Пожалуйста, прости, что сейчас я без подарков, – вздохнула охранительница, – совсем заработалась. – Ничего, всё хорошо, – в глазах Аграфены мелькнула печаль. – Мы хоть увиделись, – старшая сестра погладила младшую. – А где твои? Груша посмотрела вдаль и поманила кого-то рукой. Вскоре из толпы к ней подошёл мужчина – рослый, на целую голову выше, одетый в чёрное пальто и меховую шапку такого же цвета. – О, Фрося, привет! – воскликнул Роман. – Эй, Слава, иди сюда! Иди, кому говорят! Мальчик нехотя отвлёкся от нарядных витрин и засеменил к родителям. Почти полностью закутанный в тёплую одежду, он напомнил Фросе космического пехотинца в моторизованной броне. Открытым осталось только лицо – пухлощёкое и румяное. – Слава, поздоровайся с тётей Фросей, – сказала Груша. Ребёнок промолчал, надув губы. – Ну же, давай! – Пи-вет, тё-тя Фо-ся! – выговорил Слава. – Привет, малыш, – охранительница вложила в эту фразу всё дружелюбие, которое в ней осталось. – Ты за-ешь, фо ты то-стая? – Вячеслав Романович! – почти прикрикнула Груша. Ефросинья только засмеялась, но покраснела. – Ты здесь на задании? – Аграфена попыталась замять неловкость. – Честно говоря, да. Мы ловим одного предателя – извини, что подробно не расскажу. – Удачи с поимкой, – вяло пожелала Груша. – Спасибо. Мне скоро пора идти… – охранительница вспомнила, что нужно пообщаться с пиратом. – Что ж, пока, Фрося, – в словах Аграфены послышался лёгкий холодок. – До свидания, – добавил от себя Роман. – Пойдём, Слава! Они уже немного отдалились, когда Ефросинья окликнула: – Стой! – Что такое? – обернулась Груша. – Пожалуйста, пообещай мне, что не пойдёшь на праздник, – Фрося посмотрела в глаза сестры. – Там может быть опасно. – Но мы уже собрались, – Аграфена кивнула в сторону барж, припаркованных в конце улицы. – Тысячелетие Империи бывает не каждый день! – Прошу тебя, не надо, – спокойная речь охранительницы превратилась в мольбу. – Ради Императора и всех святых, посидите в кафе, тихо отпразднуйте втроём. Так будет лучше. – Хорошо, – Груша нервно закивала. – Хорошо. Фрося грустно улыбнулась сестре. – Пока, – сказала охранительница. – И да спасёт вас Император. – И тебя тоже. Семья Аграфены ушла дальше по улице. Издалека Ефросинья расслышала вопли мальчика: – Мы пав-да не пойдём на паз-ник? К сожалению, охранительница не расслышала ответ его мамы – скрипка и шум толпы были громче. Но Фрося успокоилась, когда Груша, Роман и Слава не встали в очередь на баржу, а зашли в один из магазинов. «Да спасёт вас Император», – воззвала охранительница. Что ж, теперь можно заняться Пикселем. *** Зелёная листва деревьев колыхалась на слабом ветру. Они были похожи на зекарисские пальмы, но с белыми стволами, покрытыми чёрными полосами и пятнышками. Громко заиграл то ли аккордеон, то ли аналогичный музыкальный инструмент с Великородины, к которому вскоре прибавились тяжёлые электронные басы. На неестественно ярком фоне танцевали девушки в красных купальниках и причудливых узорчатых головных уборах, а между ними, будто среди стволов в лесу, сновал человек в костюме медведя. Задорный женский голос запел на непонятном языке. Пиксель внимательно следил за творившимся на телевизионной панели зрелищем, ковыряя ложкой малиновый суп со сметаной. Капитан сидел за столиком в маленьком кафе-павильоне, совсем один. Хотелось отдохнуть от команды, одна часть которой бродила где-то поблизости, а другая осталась на корабле. Кроме корсара, внутри были лишь бармен и влюблённая парочка студентов – похоже, большинство собиралось отметить праздник в центре Престольного либо у себя дома. Справа от Пикселя за огромным стеклом снег падал на постепенно темнеющий парк, где редкие горожане выгуливали собак. Лёгкие и прозрачные автоматические двери за спиной капитана раскрылись, и внутрь кто-то зашёл. Проглотив ложку того, что в меню значилось как «борщт», Пиксель обернулся и увидел полную женщину в белом. И понял, что добром эта встреча не кончится – то была Ефросинья Пронина. Охранительница повесила куртку и шапку на алюминиевую стойку и села напротив него. – Не возражаете? – она выглядела не такой раздражённой, как на Рейвенхольде. – Нет, госпожа охранительница, – капитан постарался принять непринуждённый вид. – Я прошу у вас прощения, мистер Пиксель, – сказала Ефросинья. – Положим, что извинения приняты, – корсар не скрывал недоверия. Студенты удивлённо смотрели на них, будто впервые слышали общеимперский. Бармен подошёл к Прониной, что-то спросил на великородном, и она ответила, качая головой. – На Рейвенхольде я действовала импульсивно и злоупотребила своими полномочиями, – охранительница снова повернулась к Пикселю. – А сейчас я поняла, что вы из тех людей, кто всё же думает о благе Империи. – Губернатор Бримстоун умеет убеждать, – усмехнулся капитан, глотнув супа и закусив чёрным хлебом. – Не желаете ли перейти к делу? Пронина задумалась и сказала: – Спасибо за прямоту, мистер Пиксель. Вы ведь так же хотите покончить с Одержимым, как и я? – Да, я тоже хочу разобраться с этой проблемой. – Похвальная целеустремлённость. Так вот, мы с главным охранителем Руденко убеждены, что цель Одержимого – попасть в штаб-квартиру Бюро. – И мне нужно её защитить? – Пиксель отвлёкся от тарелки «борщта». За окном усилился монотонный шум – по дороге медленно проплыл флаер со щётками, которые сметали снег. Мелкая белая взвесь осела на стекле. – Нет, ваша задача иная, – заговорила Пронина, когда уборочная машина отдалилась. – На Рейвенхольде террорист уводил нас от своей истинной цели. Погибли член парламента, множество военных и полицейских и несколько мирных подданных. Поэтому штаб-квартирой займусь лично я, а вам поручу дежурить на празднике. Позаботьтесь о том, чтобы люди не пострадали. – Хорошо, госпожа охранительница, – почти сразу отозвался корсар. С одной стороны, он обещал помочь Карлу и не хотел, чтобы Птитса прижали к стенке имперцы. С другой – спасение людей было важной частью его работы: от пиратов, спятивших сепаратистов или голода. Именно эта причина, наряду с деньгами, заставляла Пикселя закрывать глаза на жестокость Империи. Как же ему поступить, если его старый друг снова начнёт угрожать населению? Корсар не знал, однако на всякий случай согласился с охранительницей. Всё же власть не следовало злить. – И ещё, – добавила Пронина. – Вы за последние годы имели дело с ксеноартефактами? Этот вопрос был неожиданным. – Да, пару лет назад слетал за одним и сдал охранителям, – корсар решил, что лгать не было смысла – всё равно проверят. – В девяносто восьмом? – В августе девяносто седьмого, – поправил Пиксель. – И что это был за артефакт? Охранительница оказалась дотошной. – Кинжал, – капитан знал, что не отличался воображением, и не стал ничего придумывать. – Он принадлежал Пастырям, вымершей расе чужаков. – И что он делал? – не унималась Ефросинья. Она переставила солонку и перечницу на столе местами. – Резал, – кратко, с улыбкой ответил Пиксель. – Просто резал, как овощи или масло? – Резал броню древних сторожевых роботов как масло, – капитан вспомнил произошедшее в храме и ту мощь, которой обладал артефакт. – Создавал силовые поля, которые этих роботов отгоняли… Капитан осёкся, понимая, что сказал слишком много – людям запрещалось пользоваться предметами чужаков. – Волнуетесь, что сболтнули лишнего? – подняла бровь Пронина. – Возможно. Но у вас уже есть смягчающее обстоятельство – вы отдали его нам, а не забрали себе или губернатору, который велел вам его раздобыть. Это был не Бримстоун, верно? – Не он, а Сэмюел Фокс с Глизе. Сейчас он, должно быть, сидит за решёткой. – Понятно, – многозначительно кивнула охранительница. – А можно поинтересоваться, зачем вам эта информация? – всё же полюбопытствовал Пиксель. – Проверяю вас на надёжность, – сухо ответила Пронина. Но капитан видел, что она погрузилась в мысли, которыми не желала делиться с ним. – Подлетите на тартане к Макариевскому проспекту в восемь вечера, – она дала инструкции. – И держите бриг недалеко – случиться может всякое. – Вас понял, госпожа охранительница, – отозвался Пиксель. Она вышла, и капитан заметил за окном тени штурмовиков с автоматами. Он обнаружил, что в тарелке почти не осталось супа. На экране телевизора сменился клип – старый, суровый на вид вояка в форме душевно и лирично пел под аккомпанемент гитары. Доев, Пиксель позвал бармена: – Счёт, пожалуйста! Великородинец спросил что-то на своём языке. Пиксель и забыл, что тот не понимает всеобщего. Закрыв глаза, капитан залез во внутренний карман куртки и протянул бармену империал. Вернувшись на мостик, Пиксель принялся раздавать указания. Корабельный хронометр показывал 18 часов по местному времени. – Беггер, курс на Престольный. Войдём в атмосферу и сядем на площадке у Макариевского проспекта. – Да, кэп, – ответил рулевой. – А что мы там будем делать? – поинтересовался Михаил. – Ловить Одержимого? – Именно, – капитан надеялся, что скроет неуверенность. – И подстрахуем народ на Дне Императора. – Думаешь, Одержимый устроит веселье, как на Рейвенхольде? – спросил Антимон. – Подготовиться будет не лишним, – ответил Пиксель. – Беггер, передай орбитальным службам коды доступа – мне их скинула та дамочка. Михаил, проверь пушки. Босс, займись тартанами. Я скоро вернусь. Капитан зашёл в свою каюту, снова радуясь одиночеству. В его голове крутилось множество мыслей, которым следовало найти выход, но среди корсаров думалось плохо. Да и не в курсе они о Карле – даже те, кому можно было и сказать… Пиксель порылся в шкафу, вмонтированном в стену, и достал блокнот и ручку. Сев за столик, он начал рисовать на помятом листке бумаги. Схематичный человечек с изогнутым кинжалом в поднятой руке – это сам капитан. «Проснитесь и пойте, парни…» – в голове корсара всплыли удивительно чёткие воспоминания. Словно он вновь держал оружие чужаков и побеждал им больших и с виду неуклюжих роботов, которых не брали обычные автоматы. От человечка Пиксель провёл стрелочку и нарисовал круг, подписав «Зекарис». Дальше – ещё одну стрелочку, которая вела в пустоту. Куда люди охранителя Айзенштайна улетели с кинжалом, корсар не знал. Чуть дальше капитан изобразил ещё один кружок с буквами «РХ», а под ним – человечка с высоким воротником и в овальной маске. Одержимый ограбил склад оружия на Альберике IV, захватил корабль на орбите Скумринга и после недолгого ремонта на Кровавом Пределе заявился на Рейвенхольд. Правее Пиксель очертил ещё одну планету и подписал «ВР». Охранители были уверены, что после Рейвенхольда Одержимый прилетит именно на Великородину. И эта уверенность казалась Пикселю очень подозрительной. Они знали, что преступник в маске будет здесь. Но почему? Поразмыслив над рисунком, капитан медленно провёл стрелку между Зекарисом и Рейвенхольдом. Что, если Одержимый искал кинжал Пастырей? Охранительница с Великородины так детально расспрашивала Пикселя, что это не походило на обычную проверку на верность Императору – которую корсар чуть не провалил. И тогда становится понятно, почему террорист в Рейвентоне пробрался именно в штаб-квартиру Бюро. Вероятно, там находился сам кинжал или записи о его расположении. Сражаясь с Пикселем, Одержимый не пустил в ход оружие чужаков. А мог бы – оно разило эффективнее лезвий, созданных людьми, и создавало силовые поля, сдерживающие противников. Скорее всего, преступник просто не нашёл артефакт на Рейвенхольде. Но почему он просил о помощи? Это не походило на уловку. Все вопросы вели к мотивации Одержимого… Под собой с кинжалом Пиксель набросал человечка в фуражке. Капитан Птитс, тайный шпион Тёмного Замка, разочаровался и в Империи, и в Разрушении. Карл говорил, что разрушители хотели с помощью кинжала пробить силовой щит, окружающий Императора на Земле, а затем установить власть над Галактикой. И им нужно было помешать, для чего Птитс не забрал кинжал в Замок, а передал его охранителю Айзенштайну. Тогда Карл стремился не допустить худших зверств и защитить двух своих близких – Пикселя и Барбару Винтер – от возможной тирании Разрушения. После минутного колебания корсар провёл две черты между Птитсом и Одержимым. Поставил знак равенства. Раз террорист в маске и прежний друг – одно и то же лицо, то зачем он ищет оружие, которое сам же и велел спрятать туда, где никто не найдёт? Неужто Карл увёл кинжал от разрушителей, чтобы завладеть им самому? Слишком сложно – проще было бы противостоять с ним в руках Леди Серпентире, Грюнвальду и прочим посетившим Зекарис агентам Замка, а не подорвать их бомбой вместе с собой, пусть даже и уцелев чудесным образом. Как Птитс выжил – вопрос отдельный. Возможно, использовал голографическую иллюзию, андроида или даже клона. Но сейчас Пикселю были важнее намерения и дальнейшие шаги Одержимого. Мог ли Карл действовать не по своей воле? Был ли за ним кто-нибудь ещё – пиратский барон, восставший против Замка Лорд Разрушения или даже провокатор из Охранительного Бюро? Вполне возможно – тогда понятно, откуда у Птитса, скромного имперского капитана на захолустной планетке и рядового разрушителя, нашлось столько средств на фальшивую смерть. И если так, то у организации, которая управляла Одержимым, мог быть свой интерес к артефакту… Змеистое лезвие было способно убрать щит в тронном зале самого Императора – и, вероятно, убить тысячелетнего Верховного Владыку Философа… Под потолком каюты размеренно крутился вентилятор. Пиксель медленно выдохнул через рот, осмысливая различные варианты. Исполнить приказ Ефросиньи и защитить людей на празднике? Или же отправиться в штаб-квартиру Бюро и там помочь Одержимому, в чём бы эта помощь ни заключалась? Капитан не знал. Птитс по-прежнему мог действовать из лучших побуждений, но если кинжал достанут из хранилища, то начнётся эскалация. Повышение ставок в войне между Империей, Разрушением и, возможно, кем-то третьим. Ни к чему хорошему такое оружие не приведёт, в чьих бы руках ни было. *** Тусклый, мигающий свет залил техническое помещение в недрах штаб-квартиры. Окружённая шлангами и мониторами, в центре стояла Ефросинья Пронина. Сгорбленные техники подносили к охранительнице разные элементы моторизованной брони и по очереди их надевали. Фрося призадумалась – наверняка Слава так же себя чувствовал, когда мама запихивала его в зимний комбинезон… Теоретически и она могла бы родить и вырастить ребёнка, но аргументы Руденко против этого были слишком очевидны. Не стоило плодить в Империи новых ведьм и колдунов, подобных Ефросинье, а уж с генетикой никак не поспоришь. Можно было взять приёмное дитя, чтобы порадоваться вместе с ним, но охранительницу такой вариант не устраивал. Немногим лучше кота-робота, который сейчас неподвижно лежал в квартире на Земле. Пока механики фиксировали вычурные наплечники и налокотники, Пронина думала и об Одержимом. Пиксель рассказал о ксеноартефакте, который был нужен человеку в маске. Кинжал Пастырей… Если верить пирату, то оружие мощное, хоть и слабее ядерной бомбы или гранатомёта. Чем же оно так важно для Империи, если сам Баррада обеспокоился? Ведь кинжал лишь резал прочные материалы и неким образом воздействовал на чужацкую электронику. А что, если есть некие особые вещи, которые можно повредить только им? Например, печально известная среди охранителей чешуя Леди Серпентиры… Скоро Ефросинья сама всё узнает. Прижмёт к стенке Одержимого здесь, на Великородине, и допросит. Полностью облачённая в комплект белой брони, разработанной Надей, охранительница выпрямилась. На толстых подошвах сабатонов она была выше техников Бюро. Пронина не надела только шлем – пусть трусливый террорист, который прячется под маской, знает свою смерть в лицо. – Да защитит сегодня Император меня, мой народ и моих близких, да направит он мой меч на Своих врагов, да обрушит он Свою ярость на порчу Разрушения, – сосредоточившись, Фрося прочла молитву. В первую очередь она думала о Груше. Пусть сестра внемлет разуму и встретит тысячелетие Империи в спокойном месте… – Аминь, – хором ответили механики. – Аминь, – кивнула Пронина. Размещённый на спине реактор тихо заурчал. Прицел пистолета опустился рядом с правым глазом Фроси. Автоматические двери разъехались, и Пронина зашагала по серому бетонному коридору. – Надя, приём, проверка связи, – охранительница активировала коммуникатор на запястье. Над её правой рукой выросла плоская голограмма Мышкиной, которая трудилась за компьютером. – Я тебя слышу, подруга, – отозвалась Надя, одновременно печатая на клавиатуре. – Матвей Сеич любезно предоставил мне доступ к здешним планам, так что мы врага не упустим. – Ты видишь все этажи? – спросила Фрося. Она обогнула двух беседующих офицеров Бюро и очутилась в тюремной секции. Вдоль обшарпанных стен тянулись решётки, и за некоторыми сидели предатели – бледные и жалкие. Истощённые мужчины и женщины со впалыми глазами провожали охранительницу ненавидящими взглядами. – Убийца! – кто-то крикнул ей вслед. – Палач! – Ты сдохнешь! Фрося пропускала слова заключённых мимо ушей. Что ж, если Одержимый выпустит их, как узников Кроуярда, то раздаст ли им оружие? И выстоят ли они хотя бы недолго против Бюро Великородины? – Да, все нижние, – подтвердила Мышкина. – Подозрительные сигнатуры? – Ничего. Абсолютно. – Значит, будем ждать. – Матвей Сеич сказал, что Одержимому нужны данные из серверной номер четыре. Меня такая осведомлённость настораживает, но… – Говори по существу. – Ты можешь ему верить. В этом – да, а вообще не стоило. – Допустим, – сдержанно ответила Пронина. – В конце тюрьмы поверни налево, поднимись по технической лестнице и… – Нарисуй лучше карту. – Две секунды. – И раз, и два… – подколола Фрося подругу. – Да ладно тебе! – картинно возмутилась та. Охранительница повернула налево. – Спасибо, что скрасила моё пребывание в том коридоре, – улыбнулась Пронина. Слава Императору, тут были только стены и никаких камер. – Ща, – голографический экран уменьшился. На нём вместо Нади появился синий план здания с красной линией пути и стрелочкой, обозначавшей Фросю. – Вижу, подруга, – ответила Пронина. – Отряд «Лев», займите северо-западное крыло. Отряд «Орёл» – юго-восточное. Сержант Козлов, пришли своих ребят. – Так точно, госпожа охранительница, – прохрипел тот. Фрося поднялась по металлической лестнице, громыхая сапогами, и попала в новый коридор – такой же зеленовато-серый и невзрачный. Длинные лампы на потолке заливали помещение неярким светом. Штурмовики уже ждали охранительницу – десять бойцов, включая Козлова, выстроились по двое. В чёрной броне и шлемах с респираторами, все они держали в руках автоматы элитной модели. Исполненная решимости, Пронина рукой указала солдатам направление, и они синхронно последовали за ней. *** Напольная вентиляционная решётка в тупике приподнялась и отодвинулась в сторону. Снизу медленно вылезла голова в безликой блестящей маске. С помощью приборов наблюдения Одержимый рассмотрел длинный коридор. На расстоянии нескольких метров находился поворот, у которого разговаривали двое мужчин в фуражках и длинных кожаных плащах. – Он не расколется, говорю же! – сказал один. – Да ну тебя! А ты попробуй клещи Кравцева, – ответил другой. Человек в маске насторожился. Они стояли достаточно далеко, но всё же могли его заметить. Послышался топот сапог. Из-за угла один за другим на средней скорости выбежали штурмовики с автоматами наперевес. – Что же это может быть, Митрич? – сотрудник Бюро удивился их появлению. – А хрен его знает… – почесал голову его коллега. – Не похоже на учебную тревогу. Как и думал Одержимый, они усилили охрану. Штурмовики пробежали, а в это время он поднялся из вентиляционной шахты, будто восставшая тень. И, очутившись в коридоре, быстро активировал маскирующее устройство на запястье. – Что это? – насторожился младший охранитель. Он вынул пистолет из кобуры и направился туда, где слышал звук. Его товарищ шёл следом. – Да нет здесь ничего, Митрич, – раздражённо сказал другой сотрудник Бюро. – Не, что-то тут не так… – младший охранитель навёл пистолет на стену. Как раз туда, где скрывался Одержимый. Человек в маске стоял тихо, чтобы не выдать себя, и готовился активировать лезвие. – Брось, у тебя паранойя! – уговаривал коллега Митрича. – Профдеформация, – пожал плечами тот. – Пойдём, Иваныч, нам тут делать нечего. – Ты прав. К счастью, сотрудники исчезли в одном из ответвлений. Одержимый так хотел убить лезвиями двух имперских палачей и подхалимов! Но это было бы глупо – охранители неизбежно нашли бы трупы и кровь. Глубоко вздохнув, мститель вывел на дисплей внутри маски голографическую карту, предоставленную «Чумой». С высокой вероятностью информация о кинжале Пастырей хранилась в серверной номер четыре… И Одержимый попадёт туда, предварительно устроив имперцам несколько сюрпризов. Прислонившись к стене, он постучал по устройству на запястье. Это было сообщение Крысюку: «Я внутри. Пора».