Нимфетка

Тёмная, до ужаса холодная комната освещала лунным светом фарфоровые лица хрупких кукол, которые стояли колонной навеивая мрачную атмосферу. Карие глаза оглядывали по порядку каждую из них, словно проверяя, есть ли тут что-то не так. У кукол на хрупком тельце находились цветастые платья, очевидно говоря о том, что мужчина видел их воображаемую харизму яркой и насыщенной. Ашот Миллер — известный, как кукольник и депрессивный алкоголик. Миллер поживал в затрёпанной хрущевке, с одной комнатой, которую дополнял беспорядок. Беспорядок описывал его состояние: шторм, который пытается остановиться, беспрерывные амбиции найти себя, обрести свою семью, и наконец — быть счастливым. Однако у Ашота закончились силы, он просто выгорел. Выгорел, как окурок сигареты. Всё же, в 43 года не иметь семью, а лишь лицезреть одну племянницу, ему казалось позором даже для себя, ведь он считал себя довольно-таки серьёзной личностью, но его самоуверенность испарилась так же, как и его жизнерадостность. Брюнет сидел за деревянным столом, на котором одиноко разброшены игральные карты, бутылка виски и стеклянная пепельница с большим количеством окурков. В его руке находилась очередная сигарета. Затяжка следовала за затяжкой. Нет, мужчине явно было мало одной сигареты, уж слишком он был погружен в свои воспоминания. Вновь поднимая взгляд на своих фарфоровых подопечных, он обращает внимание на девицу, кой являлась племянницей Ашота: черное платье, с бантом на спине, белые колготки и черные лаковые туфли. Блондинка с холодным маскирующим взглядом, явно девочка желала быть похожей на куклу. Она моргает, а мужчина лишь вздыхает, обращаясь к своей племяннице: — Энн, кончай играть в игры. Выйди из колонны кукол и подойди ко мне. — его голос был строг и суров, а взгляд армянина прожигал девочку Гримаса Энн с холодной сменилась на недовольную, блондинка выходит из колонны и подходит к своему дяде, отвечая ему: — Я просто пыталась быть такой же, как и они. Что тут такого? В куклах нет души, разве это не идеально? Пока мы имеем душу — мы страдаем. Люди слишком чувствительные существа, каждая мелочь может развить такой логический исход событий, что люди сходят с ума. А лучше, — на этом моменте, девочка взяла свой подол платья в руку и приподняла его, открывая вид на свои черные кружевные трусики, — как тебе моё новое платье, дядя Ашот? Мне папа его из Франции купил — мелкая чёртовка явно пыталась сделать так, чтобы Ашот утонул в ней, потерял равновесие и вновь сотворил с ней то, что было два дня назад. От умозаключения Энн, Ашот подавился дымом от сигареты и кашлянул, отвечая ей: — Энн, ты слишком мала, чтобы понимать психологию. Быть бездушной — это не лучшее решение. Лучшее время в жизни человека — это детство, детство наполненное радостными эмоциями. В глазах детей тёплый взгляд на мир, они не видят жестокости, цени это время, глупышка, — темнокожий тушит окурок об пепельницу и смотрит на то, как племянница пытается привлечь его внимание, — платье очень красивое, его мужественная рука скользнула под подол платья Энн, нащупывая лобок девочки. Хитрая лыба армянина тут же появилась на его лице и мужчина говорит блондинке: — Ты хочешь получить от меня должного внимания? И почему же я должен давать тебе его, Энн? Блондинка отвечает ему: — Потому что я явно заслуживаю этого. От самоуверенности своей маленькой подружки, армянин лишь усмехнулся. Мужчина встал со стула и присел на корточки, он кладёт руку на плечо Энн и говорит: — Так не пойдет, Энн. Сперва мы получим удовольствие вместе, а следом ты принесёшь удовольствие мне. Тебя это устроит? — Вполне. Ашот дотрагивается своими губами до пухлых детских губок, он тут же почувствовал невинный вкус Энн. Поцелуй начинает становиться более интенсивным и страстным, племянница нежно проводит рукой по его мягким, растрепанным волосам, прижимаясь к нему. Они прижимаются друг к другу во время поцелуя, их губы сливаются в теплом объятии, комната наполняется звуками их тяжелого, но сладкого дыхания, а их сердца бьются в идеальной гармонии. Дядя и племянница отстраняются друг от друга. Их лица раскраснелись, и они оба тяжело дышат после этого жаркого поцелуя. Мгновение они смотрят друг на друга, и один раз Ашот нервно проводит рукой по волосам Энн. Он притягивает её ближе к себе, уткнувшись головой ей в плечо. Ашот целует шею Энн, ключицу, вдыхая ее запах, как наркотик. — О, моя драгоценная Энн. Моя маленькая голубка. Ты сводишь меня с ума, — шепчет дяде своей племяннице на ухо, его дыхание щекочет шею девочки. — Я тоже без ума от тебя, дядя. — Энн так же тяжело дышала на его шею, одаривая невинной любовью. Миллер берёт тело Энн в свои руки и садит её на стол. Расстегивая ширинку своих джинс, он снимает с себя джинсы параллельно с трусами. Сразу же показался твёрдый и большой член армянина, который вставал в геометрической прогрессии от вида сладкой девочки. — Ну же, поиграйся с ним. Не заставляй своего большего дядю ждать этого. Блондинка берëт в руку член Ашота и двигает рукой вверх-вниз любопытно смотрев на ствол. Оттягивая кожу, Энн кончиком языка дотрагивается до головки, дразня таким образом армянина. Похабно заглатывая, девочка сладко посасывает член своего дяди. Она была неопытна, но еë ласки согревали сердце Ашота, из-за чего рукой он поглаживал еë по голове. Страсть между взрослым человеком и ребëнком казалась безумным для них обоих, однако их это не останавливало, а Энн повышала темп и продолжала двигать своим ртом быстрее. И вот, доводя темнокожего до точки пика, брюнет обильно заливает детский рот горячим семенем. — Так, всë, это хватит, — с одышкой строго произнëс еë дядя, отстраняясь от неë. — Серьёзно? И это всë? И на этом ты сдался? — Энн глотала семя своего дяди, смотрев на него жадным взглядом. — Да, это всë. Я скончаюсь от бешеной страсти ненасытной нимфетки, — Миллер надевает трусы и брюки, продолжая: — А теперь приступай к уборке.