Yesteryear

      Уён касался загорелой кожи Сандалия пальцами, ощущая исходящий от него жар. Он проводил ладонями по выступам позвоночника, по лопаткам, пока одежда медленно сползала с тела римлянина, обнажая всё больше и больше. Когда Сандалий отстранился от него, позволяя отдышаться между поцелуями, его грудь была полностью открыта. Взгляд Уёна упал на его гладкие, словно высеченные из мрамора мышцы; он сглотнул, чувствуя, как пересохло в горле. Он чуть наклонился, припадая губами к изящному изгибу ключиц, и Сандалий запустил пальцы в его волосы, направляя и поощряя каждое движение.       Уён чувствовал привкус вина и фруктов, будто тот купался в ванной из них. Сандалий не дрожал, даже когда холодная звёздная ночь опустилась на Рим. Его дыхание было сбитым от нежных прикосновений путешественника, а с губ срывались низкие стоны, пока тот оставлял на коже отметки, заставляя римлянина содрогаться от удовольствия и сжимать его волосы крепче. Довольный своими успехами, он продолжал исследовать и покрывать поцелуями все участки кожи, до которых только мог достать.       Уён был так занят тем, что добивался от Сандалия малейших вздохов, что почти не осознавал, как тот блуждает руками по его телу: одну он всё ещё держал на волосах, оттягивая непослушные чёрные локоны каждый раз, когда тот заслуживал похвалы, другой же скользил ниже по изгибам тела. Прикосновения были наполнены жаром, разливавшимся по венам Уёна, будто сама кровь следовала за каждым движением. Сладкое и тяжёлое, оно волнами собиралось ниже, отдаваясь между ног тянущей пульсацией. Римлянин провёл пальцами дальше, по приподнятому над клинием колену, под складками белой тоги, нащупывая шов туники.       Когда он коснулся середины бедра, Уён отстранился, резко покраснев. Он посмотрел на Сандалия затуманенным взглядом, ожидая согласия.       Ничуть не смутившись, тот лишь снова припал к его губам. Он углубил их пылкий поцелуй, проводя языком по нёбу. Уён на мгновение отвлёкся на мокрые звуки поблизости. До этого он не обращал внимания на окружающий шум, но теперь чуть сосредоточился.       Он слышал голоса остальных людей, их дыхание и стоны, настолько же страстные, как и их. Неприятно высокий голос женщины, которую Уён видел ранее, раздавался ближе всего. Пока он оттягивал тогу, подвязанную на теле Сандалия поясом, в сторону, путешественник бросил на неё мимолётный взгляд. Она сидела на бёдрах у какого-то мужчины, которого Уён не знал, и медленно двигалась. Тёмные, словно чернила, волосы ниспадали по её спине.       Сандалий поднялся с места, как только Уён наконец коснулся его пальцами. Он не стал тратить времени впустую, осторожно обхватывая затвердевший член ладонью и подводя его ближе ко рту. Путешественник в который раз поразился красоте его тела. Стон, сорвавшийся с губ римлянина, как только он толкнулся в горло, для него был сравним с музыкой.       Устроившись на клине поудобнее, Уён направлял его медленные движения, положив обе руки на талию Сандалия. Его кожа была гладкой, достойной поклонения, и, если бы Уён не был так пьян, то, возможно, это бы и сделал. Однако сейчас он сосредоточился на другом: ощутив вкус естественной смазки на языке, он сомкнул губы.       — Хорошо, ты хорошо справляешься.       Услышав похвалу, вырвавшуюся из горла римлянина, Уён открыл глаза. Он даже не помнил, когда именно закрыл их. Взгляд путешественника метнулся к двум женщинам, прислонившимся к столу и слившихся в пламенном поцелуе. Когда Сандалий прикусил губу и провёл рукой между ног Уёна, тот вновь отвлёкся и смог расслабиться. Каждое прикосновение к его члену было настоящим благословением, приносившим с собой удовольствие и нетерпение одновременно, заставлявшим вздрагивать. Римлянин слегка подтолкнул его бедро, заставляя согнуть ногу в колене и приподнять её. Холодок прошёл по телу Уёна, когда ночной воздух, наполненный сладкими звуками удовольствия, соприкоснулся с обнажённой кожей.       По мере того, как они всё больше изучали тела друг друга, толчки Сандалия становились всё увереннее. Головка члена касалась стенки горла Уёна, заставляя глаза слезиться от попыток подавить рефлексы. Они прекрасно сочетались друг с другом, и путешественнику хотелось лишь прижаться к нему сильнее, вбирая длину Сандалия до конца.       Но прежде чем он успел притянуть его ближе, римлянин отстранился. Он взял с ближайшего столика небольшой бутылёк, после возвращаясь к Уёну. Вновь вводя член между его губ, он обратился к кому-то за спиной путешественника:       — Я хочу побыть с ним наедине. Пожалуйста, присоединитесь к кому-нибудь другому, — хрипло произнёс он.       Уён слышал удаляющиеся шаги человека, что теперь искал другую группу людей, к которой бы хотел присоединиться в ходе оргии. Воспользовавшись тем, что римлянин отвлёкся, Уён обхватил его бёдра руками, притягивая к себе. Он закатил глаза, как только Сандалий наконец проскользнул членом в его горло, заполняя его до конца.       Он выругался на каком-то языке, который путешественник ещё никогда не слышал раньше, и провёл по щеке Уёна дрожащими пальцами. Затем он убрал их, пытаясь поскорее открыть бутылочку. Второй же хотел свести ноги вместе, чтобы хоть немного унять возбуждение.       К счастью, Сандалий был настолько же нетерпелив. Он обильно смазал пальцы оливковым маслом, прежде чем скользнуть ими между бёдер Уёна. Так как его колени всё ещё дрожали от опьянения и удовольствия, римлянину пришлось поставить одну ногу на клиний за чужой головой для опоры, вновь толкаясь в его горло.       Слюна стекала по подбородку Уёна, покрывая член между его губами. Когда Сандалий ввёл в него первый палец, тот сдавленно простонал, заставив первого задержать дыхание. Он сглотнул ещё раз, прежде чем отстраниться от него с мокрым звуком.       Уён приложил руку к нижней части лица, вытирая слюну и пытаясь скрыть голос. Сандалий легко протолкнулся в него пальцами, медленно растягивая. Поражённое выражение его лица, когда он почувствовал, насколько податливым было тело Уёна, стоило того, чтобы потерпеть.       Их поза позволяла римлянину вводить пальцы глубже, чуть разводя их в стороны. Однако в это же время травма Уёна начала напоминать о себе, отдаваясь в боку болью. Ему следовало бы быть осторожнее, но путешественнику было всё равно. Ни один синяк не станет ему помехой.       К тому времени, когда Уён начал подаваться бёдрами навстречу движениям пальцев внутри, они уже знали, что он достаточно подготовлен. Сандалий рефлекторно поправил тогу на плече, наклоняясь к нему за поцелуем. Пока они снова наслаждались губами друг друга, он помог Уёну встать с клине. Мир перед глазами второго чуть закрутился, и Сандалий дал ему время, чтобы привыкнуть к новому положению, лениво целуя его.       Когда Уён наконец встал на ноги, то его колени тут же подкосились. Он неуверенно прижался к римлянину, не зная, куда тот уводит его. Сразу же после того, как они отошли от клине, его заняли двое мужчин и женщина, находившаяся между ними.       Уён споткнулся о ногу Сандалия, когда тот подвёл его к чему-то твёрдому. Путешественник прижался спиной к колонне, блуждая руками по телу Сандалия, хватаясь за всё, до чего только мог дотянуться. Он вплёл пальцы в густые волосы римлянина, сбрасывая с его головы золотую повязку и целуя со стоном на губах. Уён дрожал от нетерпения, думая только о том, что если Сандалий не войдёт в него прямо сейчас, то он закатит пьяную истерику, точь-в-точь как Тит и его компания.       Когда тот отпрянул от него, между ними натянулась ниточка слюны. Сандалий провёл по губам языком, разрывая её, а затем опустил тёплые руки на талию Уёна, поворачивая его до тех пор, пока он не схватился за колонну, впиваясь в каннелюры пальцами. Подобно кукловоду, римлянин руководил его движениями, раздвигая ноги Уёна и наклоняя его, пока тот не был полностью готов к нему.       Он огладил бёдра Уёна и схватился за ткань, закрывавшую тело его партнёра. Как только он собрал её на пояснице, холодный воздух коснулся оголённой кожи, заставляя Уёна в отчаянии опустить голову и высоко простонать, чтобы тот поторопился.       Сандалий сразу же нанёс на член масло, после со стуком опуская бутылочку на землю.       Когда Уён почувствовал, как тот наконец прижался к его ягодицам, то почти что вздохнул с облегчением. Римлянин нанёс на него остатки масла, приставляя член ко входу.       — Можно? — спросил Сандалий, едва сдерживая нетерпение, проявившееся в голосе.       Уён протяжно застонал в ответ, когда тот начал медленно входить в него.       Для него Сандалий был именно тем, о ком только можно было мечтать. Он заполнял его так, что любой дискомфорт смешивался с ошеломляющим удовольствием, обрушивавшимся на всё тело. Как только он вошёл до конца, с губ Уёна вновь сорвался высокий стон. Путешественник широко открыл глаза, устремляя взгляд вниз и замечая, как дрожат его колени.       Он массировал бёдра Уёна, давая привыкнуть, а затем начал двигаться. Так как они оба были достаточно пьяны, то не беспокоились о деталях: как только тот расслабился, Сандалий сразу же задал быстрый темп. Уён стонал, хватаясь за колонну с каждым влажным звуком соприкосновение их кожи. Благодаря тому, как он нагибался, римлянин мог глубоко входить в него, выбивая воздух из лёгких с каждым толчком.       Одной рукой Сандалий потянулся к члену Уёна, а вторую переместил на грудь. Он чуть оттянул соски Уёна через грубую ткань туники, заставляя его испытывать удовольствие, вспышками пронзающее тело. Тот лишь жалко пытался толкаться в его ладонь, совершенно не соответствуя их ритму.       Воздух наполнился затруднённым дыханием, смешавшимся с остальными звуками. Уён не обращал внимания на других людей, так как был слишком сосредоточен на самом лучшем сексе в истории Древнего Рима, но слышал их. Мысль о том, что вокруг них были другие гости, которые могли наблюдать, как Уён содрогается под хозяином виллы, лишь питала его жар.       Сандалий почувствовал, что именно нужно его партнёру ещё до того, как тот сам осознал это. Он настойчиво надавил на спину Уёна, заставляя его опуститься ещё ниже. Как только руки путешественника соскользнули, и он склонился, удовольствие вспыхнуло белым перед его глазами. Каждый толчок приходился по простате, и у Уёна снова подкосились колени. Он упал бы, если бы Сандалий не придерживал его за бёдра, пока тот дрожал под ним.       — Кончи для меня, — произнёс Сандалий, тяжело дыша.       Его толчки были резкими, выбивающими из Уёна короткие сдавленные стоны. Он не мог вымолвить ни слова, лишь бормотал, всхлипывая и прижимаясь щекой к холодной колонне. В его голове больше не было ни единой связной мысли.       Как только Сандалий обхватил его член крепче, Уён кончил, пачкая землю белыми каплями, в попытках свести ноги вместе. Наслаждение захлестнуло его волной, заставляя потеряться в пространстве, забыв, где верх, а где низ, чувствуя только то, как Сандалий продолжал толкаться в него.       — Сан, Сан… — Уён даже не мог произнести его имя полностью.       Как раз в тот момент, когда он подумал, что просто выскользнет из рук мужчины, если тот увеличит темп, с губ Сандалия сорвался гортанный стон. Он вошёл как можно глубже, и Уён мог поклясться, что чувствовал его даже в своём горле, пока тот кончал в него.       Ослабленно дрожа, Уён оставался на месте. Он попытался закрыть рот, чтобы смочить пересохшие губы, но они снова открылись во время тяжелого вдоха.       Некоторое время никто из них не шевелился. Жар постепенно начал спадать, и холодный воздух остужал влажную кожу. Оргия вокруг них продолжалась.       Когда Сандалий в конце концов вышел из него, Уён прерывисто выдохнул.       Он поддержал Уёна перед тем, как тот бы упал. Опьянение спало со временем, но лишь частично, и их взгляды всё ещё были затуманены, пока они целовались. В этот короткий миг, когда путешественник мог прислониться к нему, чувствуя тяжесть всего тела, всё было прекрасно.       Затем его желудок сжался от чувства тошноты.       Он отступил от римлянина с лёгкой улыбкой.       — Мне пора домой, — прошептал он.       В глазах Сандалия не отразилась обида. Они оба были довольны этой короткой встречей. Он лишь убрал выбившуюся прядь волос за ухо Уёна.       — Будь осторожен, — сказал Сандалий, прежде чем повернуться и уйти к свои гостям.       Уён же поспешил ввалиться в дом Лина и рухнуть прямо на постель.