***
Выходит из медитации Дима под мелодию звонка. На той стороне снова девочка из редакции, напоминающая про съёмки. Матвеев думает, что это достаточно мило, чтобы не посылать девочку нахуй, но его выбешивает этот звонок. Он понимает, что так, скорее всего, звонят всем, понимает, что это логично – напомнить человеку о важном деле несколько раз, но… Это проклятое «но» в бошке его собственным голосом издевательски тянет что-то о том, что даже люди, которые его не знают, не доверяют ему и думают, что он безответственный. Это немного разочаровывает, и почти весь эффект от медитации оказывается проёбан. Дима злится, расстраивается и чувствует презрение к себе – а это явно не покой и отсутствие эмоций. Матвеев вздыхает и поднимается с пола. Настроение под медитацию явно проёбано вместе с эффектом – он уже начал концентрироваться на эмоциях, и убрать их не получится. Да и чёрт с ним… Дима смотрит на время – хуёво работает девочка, он действительно потратил на медитацию почти час, до съёмок всего два часа, и если бы звонок принял действительно спящий он… Не дождались бы они победителя двадцатого сезона к двенадцати. Чернокнижник хмыкает и идёт одеваться, задумчиво глядя перед собой. Если бы он поехал на такси, как и планировал, это заняло бы полчаса. Но если бы решил пойти пешком… Ну или добраться общественным транспортом… это заняло бы с час или полтора. То есть он мог бы собраться и выйти прямо сейчас… Мысль кажется заманчивой, но Дима всё же отбрасывает её, понимая, что это скорее закончится ещё большим издевательством над его нервами, чем как-то поможет ему справиться с переживаниями. За полтора часа, что есть до выхода, Дима успевает одеться, трижды выбрать трость (в итоге он подумал, что опаздывает, так что, вылетая из дома, взял первую попавшуюся), проверить своё состояние (как и ожидалось: сомнительное), на всякий случай пихнуть в карман мелкий канцелярский нож, чуть не испачкать пеплом сюртук и окончательно растерять спокойствие. Первые полчаса ему ещё хватало сил и самоконтроля переводить эмоции в злость и раздражение на девочку из редакции, но потом волнение начало полноценно захватывать его мысли. Казалось, все сразу поймут, что он всё ещё тот эмоциональный слабый мальчик из двадцатого сезона, неспособный сдержать слёз. Диме даже виделось, с каким разочарованием или презрением на него смотрели другие экстрасенсы. Когда Дима вылетает из дома, на ходу натягивая пальто, думая, что опаздывает (приложение теперь показывает не полчаса, а почти пятьдесят минут, до съёмки сорок минут, и он паникует), нерадужные мысли оставляют его на пару минут. Ровно в тот момент, когда Матвеев говорит таксисту, что торопится (а тот отвечает, что долетят минут за двадцать), мысли возвращаются. Дима думает, что Райдос посмотрит на него свысока и больше не будет обращать внимания. Гецати не обратит на него внимания изначально, как и Шевченко. Череватый… Он не думает, как будет вести себя Череватый, потому что даже с Диминой самооценкой на чернокнижника, позволяющего сущностям собой командовать, смотреть получается только с насмешкой. На Марьяну тоже вроде как всё равно, но Дима думает, что она будет неприятной, в любом случае. Лина, наверное, поддержит… Может поддержать. Или забьёт на него. Это логично, они пока незнакомы, у неё нет к нему тёплых чувств, так что, насколько бы доброй она сама по себе ни была, вряд ли ему стоит ждать поддержки… Дима думает, что не поддержал бы себя – но он-то знает, какой он на самом деле слабый по сравнению с ними всеми… Особенно с теми, чью реакцию ему нравилось представлять меньше всего. Ведь Шепсы-то с их характерами его – даже такого слабого и никчёмного – скорее всего поддержат. Только в спорах, когда остальные будут наседать… И только из жалости. А в остальном будут заслуженно игнорировать. Матвееву от этих мыслей становится горько – и он заставляет себя снова и снова прокручивать их в голове. Чтобы не расслаблялся и не думал о себе невесть что. Чтобы не считал, что имеет право на съёмки приехать, будто бы его там ждут в качестве одного и сильнейших. Дима знает, что его пригласили как слабое звено. Чтобы всегда был кто-то для контраста. Он в этом уверен. Разочарование накладывается на волнение. Усталость и недосып (Дима отказывается действительно признавать, что они есть) постепенно заставляют мысли скатиться в гротеск, и Матвеев приходит в себя только от того, что его снова трясёт. Дышать чертовски тяжело, перед глазами темнеет, картинка будто плывёт, его тошнит. Дима судорожно стискивает трость и сжимает челюсть, в очередной раз материт себя за то, какая он размазня, и смаргивает слёзы, резко вытягивая руку и дёргая связь с демоном. Таксист смотрит на него с недоумением – молодец, Димочка, не можешь же, как нормальные эзотерики, работать без этих твоих физических действий. Матвеев посылает водителю дрожащую улыбку, отворачиваясь к окну, и снова дёргает за нить связи. – Ну, где же ты, – шепчет Дима себе под нос, вытирая слёзы и стараясь дышать. – Здесь! – раздаётся у чернокнижника над ухом, и тот подскакивает, неловко ударяя себя собственной тростью. Дышать резко становится ещё сложнее, картинка перед глазами и вовсе исчезает. – Я смотрю, штыришься ты так часто, – Дима слышит удовлетворение в голосе демона. – Наемся я с тобой… – он тянет это мечтательно, подтягивая к себе запястье Матвеева. Чернокнижник мельком смотрит на таксиста – тот поглядывает на него в зеркало, как на психа. Хочется то ли оправдаться, то ли забить нахуй. Дима выбирает второе, садясь удобнее. Он подтягивает рукав вверх, чуть ниже локтя, и подаёт твари предплечье. Демон скалится, растягивая тёмно-серые губы в жуткой улыбке, и вцепляется в кожу. – Спасибо, – мысленно кивает Дима, начиная успокаиваться. В голове появляется долгожданная пустота. И усталость. Второе не радует, но Матвеев знает, что даже при полноценном договоре обмена он будет терять что-то. Демоны забирают эмоции, по сути, заставляя душу прожить их за считанные секунды… Разуму от этого не легче, душа от этого выматывается – но чернокнижника устраивает. У него давно перестало получаться контролировать эмоции и не давать себе истерить – так что слить их куда-то кажется прекрасной идеей. Когда тварь отрывается от его руки, Дима уже окончательно спокоен, так что смотрит на руку с ухмылкой. Новый синяк от зубов ещё не появляется, но в этот раз его расположение будет явно удобнее, чем у прошлого. Дима, скривившись, смотрит на чернеющее запястье. Пока что его нетрудно скрыть рукавом сюртука, но синяк всё продолжает расползаться, и такими темпами, его станет видно уже на самой ладони. Демон щёлкает пальцами перед его лицом, а потом подставляет чёрное запястье прямо к губам. Дима фыркает ему в кожу и чуть наклоняется вперёд, чтобы прислониться к руке губами. Кусать не обязательно, так что этого вполне хватает. Демоническая энергия всё ещё ощущается комками пепла и мешает нормально дышать – это что-то неизменное в работе Матвеева. Он тянет столько, сколько может, не закашливаясь, а потом отстраняется, откидываясь на сиденье. Тварь сидит рядом – чернокнижник краем глаза видит черные руки, расплывающийся дымом торс, витые рога, улавливает взгляд ярко-жёлтых глаз и облизывающий губы тёмно-фиолетовый раздвоенный язык. Дима закрывает глаза и расслабляется, ожидая, когда вконец испуганный водитель, определённо считающий его сумасшедшим, довезёт его до готического зала.***
Дима едва успевает закрыть дверь машины, как водитель уезжает. Он поводит плечами, чувствуя захватывающий его внутренний холод. Да уж… паничку словил, демона к себе выдернул, вёл себя странно – немудрено, что таксиста испугал. Матвеев усмехается. Демон, любопытно рассматривающий все из-за Диминого плеча, вторит его мыслям. – Нехорошие мы с тобой, чернокнижник. Испугали человечека, – тварь хмыкает немного злобно и поясняет: – Он решил, что ты сумасшедший маньяк, и сейчас этой тростью его до смерти забьёшь, – Матвеев искоса немного скептично смотрит в жёлтые глаза. – Ага, прям в движении, – отвечает демон на невысказанный вопрос. – Успел уже придумать, как героически вырулит, чтобы не устраивать аварии, а потом обезвредит тебя и выйдет из ситуации героем… Они с демоном одновременно бормочут: – Кто ещё сумасшедший… Дима снова улыбается, кивая твари, и оглядывается, вспоминая, куда ему тут. Кивает своим мыслям, идёт на КПП. Там его задерживают – ждут, пока кто-нибудь из редакции подойдет подтвердить и забрать очередного участника шоу. Матвеев стоит, опираясь на трость мелко подрагивающими от холода ладонями, и мельком отслеживает, как тварь клубится дымом то возле одного человека, то возле другого. Дима уходит в свои мысли, так что, когда кто-то со спины зовёт его, реагирует не сразу, решив, что это демон, пропавший из поля зрения, решил обратиться к нему. Кто-то аккуратно трогает его за плечо, и чернокнижник понимает, что это точно человек, а не сущность – нет характерного покалывания от прикосновения. – А? – он оборачивается, неловко улыбаясь, и видит перед собой Олега Шепса, абсолютно не обращающего внимания на висящего у него на плечах демона. – Оу, здравствуй? – Диме крайне неловко, потому что он с людьми нормально разговаривал давно, и сейчас даже не знает, как правильно начать диалог. – Здравствуй, – немного неуверенно отвечает медиум, странно на него смотря. – Судя по энергетике, ты на «битву»… – Олег задумчиво замолчал, внимательно его оглядывая, и чернокнижнику становится ещё более неловко, но он перехватывает трость и протягивает ладонь. – Дима. Матвеев. Победил в двадцатом, я на двадцать первую звонил из Китая, может, помнишь… – А. Не узнал. Ты сильно изменился, круто прям. – Олег жмёт ему руку, ладонь у него крепкая и горячая по сравнению с Димиными ледяными руками. – Ты ж чернокнижник, я правильно помню? – Ага. Он самый, – Матвеев кивает, стараясь не сильно косить взглядом на демона, переползающего ему за спину. – Ну круто, интересно будет поработать вместе, – Олег улыбается, но взгляд у него при этом становится очень тяжёлый и колючий. Диме от этого становится не по себе, он молча кивает, убирая руку из чужой хватки, неловко улыбается и чуть отходит, как бы пропуская медиума вперёд. Ситуация становится только хуже, когда охранник говорит Шепсу тоже дождаться кого-нибудь из редакции. Продолжать крайне неловкий диалог нет никакого желания, но и стоять молча – особенно когда Олег почему-то смотрит на него настолько тяжёлым взглядом – кажется невыносимым. Медиум не смотрит на Диму пристально и постоянно, так, бросает взгляды, но это ужасно сильно ощущается, и от этого у Матвеева начинают дрожать руки. Демон, видя это, фыркает и переползает на плечи чернокнижника. Взгляд Шепса после этого начинает казаться ещё более тяжёлым. – Так ты, – Дима вздрагивает от того, как резко звучит голос медиума, и поворачивается в его сторону, натыкаясь на ледяной взгляд, – получается, всё это время в Китае был? – Да... Вот, вернулся не так давно, – Дима чувствует неловкость и собственную тревогу, повисшие в воздухе, буквально кожей. – Как тянуло что-то. Может, ради битвы приехал вообще, кто знает, – он немного нервно смеётся, крепче сжимая трость. – М… У меня тоже подобное было, но ну, – Олег неопределённо взмахивает рукой, наконец-таки переставая пялиться на него, – когда на свою битву шёл. Потом уже с Сашей разобрались, что там было, но в начале… – он фыркает. – Сочувствую, – Матвееву всё ещё не по себе, но он пытается хоть как-то поддерживать диалог, раз уж с ним пока говорят. – Помню, видел где-то, что ты чуть ли не тайно в Москву прилетел… Правда это, а? – Дима пытается вроде как шутить, неуверенно улыбается и чувствует, как демонические прикосновения исчезают после тихого «пойду я пока». – Было дело, – Олег усмехается. – Заперли меня в доме, как принцессу, не пускали на страшную-престрашную битву экстрасенсов, – Дима позволяет себе короткий смешок, которым давится, когда Шепс снова смотрит на него на удивление сильно потеплевшим взглядом. – Но в итоге неплохо всё закончилось. – Ага, – Матвеев поддакивает, с радостью замечая быстро приближающуюся к ним девушку с бейджем, – Оказалось, что принцесса вполне себе дракон… – он неуверенно переводит взгляд на Олега, боясь, что слишком рано перешёл на шутки, но тот в ответ только коротко смеётся и кивает. К ним подлетает невысокая пухлая блондиночка, кивает охраннику на КПП и рукой подзывает следовать за собой. Дима глубоко вздыхает, радуясь, что есть причина, по которой можно закончить этот неловкий диалог, когда девушка начинает говорить: – Очень хорошо, что вы уже приехали, нам осталось дождаться Александра – кстати, я думала, он приедет с вами, Олег, – она косится на медиума, на что тот только бормочет что-то про мастерскую, – но неважно. Нам осталось дождаться Александра и Марьяну, так что мы пока не начинаем, и у вас есть время отнести вещи в гримёрку, – в этот момент девушка оглядывает их и понимает, что сумок нет ни у одного, ни у другого, – ну или оставить там верхнюю одежду... И пообщаться с коллегами! Я Маша, если что-то нужно, обращайтесь ко мне, я сегодня в роли принеси-подай-помоги для экстрасенсов, – она смеётся и кивает на одну из дверей, когда они поднимаются на второй этаж. – Снимаем, как обычно, тут. Аппаратуру нацепят перед началом непосредственно съёмок, об этом не переживайте, сначала снимаем готический, потом проход… Или он назначен на следующие съёмки? – Маша задумывается. – Чуть позже уточню, – она кивает на дверь, к которой всё это время их вела. – Вот гримёрка, если что, я там, – она показывает на какую-то дверь, но Дима не отслеживает этого, – пойду сообщать съёмочной, что вы подъехали. Размещайтесь! – и упорхнула в направлении, куда показывала. Дима пропускает Олега вперёд. Из-за этого сидящие в довольно просторной гримёрке экстрасенсы уделяют тому больше внимания и довольствуются кивком от Матвеева в качестве приветствия. Он знает, что это ненадолго, но даже небольшая отсрочка сейчас будет как нельзя кстати – руки после разговора с Шепсом не перестают дрожать, и в груди уже поселяется чёртово беспокойство. Дима забивается в уголок на диван, стягивает пальто, оставляя его где-то на спинке. Он вытаскивает телефон, якобы залипая во что-то, и снова дёргает нить связи с демоном. Ему думается, что такими темпами тварь разожрётся, но на самом деле чернокнижник надеется на то, что постепенно привыкнет к напряжению, которое вызывает у него битва сильнейших, и ему больше не будет требоваться помощь в успокоении настолько часто. Дима чувствует покалывающие холодом прикосновения к плечам и понимает, что демон появился у него за спиной. Плевать, что там спинка дивана и стена – сущностям и не такое нормально. Он чувствует прикосновение губ к шее – там, где синяк явно не будет закрыт одеждой – и тихо шикает, дёргая головой. По связи пытается мысленно передать раздражённое «не наглей». – Какой ты, чернокнижник, скучный, – фыркает демон, но послушно спускается куда-то к плечу, не обращая внимания на одежду. – Но зато вкусный и щедрый. Хотя… не верится, что это говорю я, – тварь фыркает, качая головой, и мягко, почти ласково примеривается губами к коже, – был бы ты осторожнее. Я тебя сожру всего, одна оболочка останется пустая, ни чувств, ни эмоций. Ты вроде не дурак, – тут Дима кивает, – ага, не дурак. Значит, сам всё понимаешь. Дима открывает рот, чтобы тихо ответить вслух, но ровно в этот момент демон кусает его – и это неожиданно больно. Больнее, чем запястья и руки, видимо, потому что непривычно. Матвеев моргает, не позволяя глазам начать слезиться и смотрит перед собой, буквально кожей чувствуя, что кто-то смотрит. Он немного поворачивает голову и понимает, что на него искоса – снова тяжелым холодным взглядом – поглядывает Олег. Матвеев снова возвращается к телефону, чувствуя, как мысли в очередной раз за день захватывает привычная пустота и усталость. – Всё, – мурлычет демон, укладываясь щекой на только что покусанное плечо. – Сегодня больше жрать тебя не буду. А то кончишься, чернокнижник. Дима немного заторможенно кивает и машинально чуть поправляет голову твари – чтобы рога не упирались в висок. Почти секунду смотрит на поднятую руку и, спохватившись, делает вид, что поправляет волосы. – Не суетись ты! – фыркает сущность. – На тебя тут сейчас смотрят только двое. Тот мальчик, с которым сюда шли, – Дима машинально косится на Олега, разговаривающего с Райдос, – да другой чернокнижник. Вон, парнишка, – демон указывает когтем и Матвеев рефлекторно поднимает глаза, встречаясь взглядом со смотрящим на него в упор Череватым. – Знакомец мой. Помнишь, говорил, что звал меня один недавно, который с хозяином… этот вот и есть. Матвеев легко кивает демону, не отрывая взгляда от Влада. Тот, очевидно, приняв это на свой счёт, встаёт со своего места и движется к Диме. Рядом с ним вьётся знакомый всем чернокнижникам туман, вид которого часто принимают демоны, постепенно обретающий очертания рогатого человека. – О, – довольно тянет тварь, – вот и прекрасно. Вы поговорите между собой, а я потолкую со своим… братцем. Но сначала… – Дима чувствует запястье у рта и послушно прижимается к нему губами, снова ощущая вкус пепла во рту. Когда Влад подходит к дивану, оба демона исчезают, обменявшись одинаковыми оскалами. Он, как и Матвеев, выглядит несколько обескураженным – но явно более эмоциональным. – Ну это нихуя себе, конечно, – выдаёт Череватый, и Дима только кивает. – Не ожидал я, шо тут ещё такие будут, как я. – Матвеев качает головой. – Я другой немного. Дима Матвеев, – спохватившись, он протягивает руку, которую второй чернокнижник жмёт. – Влад Череватый, ага. Шо другой? Шо одержимый и не по своей воле не поверю – он ж с тебя не тока сосёт, я сам тока шо видел. – Дима кивает, зябко дёргая плечами. – По своей, не одержим, полностью в своём рассудке, – тут он, конечно, врёт, но с демоном это никак не связано. – Я просто не служу ему. – А-а-а, – понимающе тянет Череватый. – Договор заключил. Молодчик. Шо за договор – спрашивать не буду, – сразу же развеивает опасения Димы Влад, – сам знаю, шо там такое может быть, что говорить не хочется. – Ага. Спасибо, – благодарит Дима искренне, всё же раскрывать всем и каждому, что он истеричка ёбаная, он не планировал. – Не хотелось бы о таком, – Матвеев ёжится, чувствуя, как всё усиливается пробирающий до костей холод. – О! Ты тож из этих! – удивляется Влад. – Ну, которые от демонятины мёрзнут. – Ага. Ты? – Череватый кивает. – Забил на это уже или есть какой-то особый метод отогревания? – Ой, да какое там… – отмахивается. Они переглядываются и понимающе вздыхают. Чернокнижники от взаимодействия с сущностями зачастую переживают не самые приятные вещи – от холода до тряски, схожей с эпилиптическим припадком. Разговор о том, как пережить последствия, в кругах людей, взаимодействующих с демонами, может длиться часами. Дима задумчиво смотрит на Череватого – тот зеркалит взгляд – и ухмыляется, понимая, что мысли у них сейчас как раз к этому диалогу и идут. Почему бы, впрочем, и нет?***
Минут через пятнадцать их разговора возвращаются оба демона, довольно скалясь. Насмешки и презрения к Владу у Димы к этому моменту не остаётся – несмотря на то что тот всё так же чернокнижник с хозяином – и поэтому у них получается очень странный диалог, в который постоянно влезают Толик и оставшаяся безымянной Димина тварь. Это получается забавно, но в какой-то момент Владу звонит жена, и тот, извинившись, уходит к окну, за ним тянется Толик, напоследок посылая собеседникам довольный оскал. Ещё через некоторое время после того, как Дима остался один на один с вьющимся вокруг него демоном, в гримёрку залетает, сверкая белоснежными клыками, старший Шепс. Матвеев ловит от него очень странный взгляд, тоже тяжёлый и холодный, как у Олега, и решает для себя, что Шепсам он почему-то не нравится. Видимо, те сразу увидели, что он слабый, но вместо ожидаемого понимания почему-то начали его презирать. На эту мысль он только смиренно пожимает плечами. Видимо, ошибся в понимании их характеров. Бывает. Дима залипает в телефон – на этот раз действительно – машинально поддакивая или фыркая в ответ на какие-то реплики демона. И не очень отслеживает время, так что не знает, когда наконец появляется Марьяна. Он, конечно, смотрит время на телефоне, но почти сразу забывает, что там было. К тому же в гримёрку влетает уже знакомая Маша и тащит всех на площадку. Диме становится забавно от того, что гримёров они видят только в этот момент – и то мельком, потому что никому ничего поправлять во внешнем виде не надо. Начинается всё, конечно же, с фотографий. По одному, все вместе, а встаньте по-другому, а ещё вот так и вот так. Процесс несложный, но немного выматывающий и времязатратный. А ещё очень однообразный – Дима, к фотосессиям привычный, мозг выключает быстро и только встаёт по-другому, когда фотограф просит. Где-то на середине процесса Дима слышит, как рядом с Череватым психует Толик, на ходу исчезая. Чернокнижники переглядываются, быстро ухмыляясь друг другу. Демон Матвеева всё так же ошивается рядом с ним, а на исчезновение Анатолия только бормочет что-то про тех, кто не умеет развлекать себя сам. Он прижимается к спине чернокнижника, а потом шагает вперёд, оказываясь как бы внутри его тела. Дима вздрагивает – ощущения непривычные и немного жуткие. К тому же он снова ловит тяжёлые взгляды Шепсов, которые начинают малость заёбывать, и вздыхает, надеясь на то, что скоро им дадут немного отдохнуть. Однако после этого начинаются беззвучные съёмки. Не самое длинное видео: экстрасенсы проходят в зал, встают в круг, лицом друг к другу, и их пафосно снимают. Сначала всех вместе, потом крупным планом захватывают каждого экстрасенса. Дима на своём моменте смотрит в камеру – взгляд точно жуткий, но сейчас так и надо. Демон в этот момент пытается как бы вышагнуть вперёд, из него, но чернокнижник делает неопределённое движение у щеки, пальцами отправляя короткие всплески энергии, чтобы оттолкнуть его назад. Матвеев решает, что съёмочной группе понравился жест – ведь дубль не останавливают – так что он не реагирует на недовольное ворчание твари, упавшей ему за спину. Нечего лезть. Всё оставшееся время – что снимают крупные планы других сильнейших – Дима залипает в пространство, стараясь не обращать внимания на нарастающую усталость и не самую радужную атмосферу. Экстрасенсы, и в начале особо не пытающиеся скрывать энергополе, начинают уставать и раздражаться, щедро выплёскивая это на остальных. Райдос давит чем-то холодным, туманным, кладбищенским – интересная энергетика – с привкусом превосходства. Ощущение, будто бы проецирует что-то из разряда «нафига это всё, если победителем буду я». Стоит она близко, так что Дима – удостоверившись, что в кадр это не попадёт – аккуратно дёргает уже снова прилипшего к нему демона, ставя его между собой и Викторией. Родная бесовщина примешивается к ощущениям, и становится немного легче. Настолько, что чернокнижник даже посылает по связи благодарность. Тварь на это довольно скалится и начинает аккуратно раскручивать энергетику, прикрывая его от ещё одного неприятного соседства. Дима и сам, спохватившись, ставит блок. Немного замудрёный, чтобы не заметили, и только оттого непростой. Так становится легче, несмотря на то, что окружающие давления не ослабляют. Романова рядом ощущается неприятно и не очень здорово – как человек, регулярно ловящий откаты и делающий что-то далеко не со всеми из них. Запах энергетики даже и не чувствуется – только эта гнильца неправильных ритуалов и такое же, как и у Райдос, превосходство. Только в этом случае ничем не подкреплённое. Фу. Дима видит отражение своих эмоций в глазах Лины. Той явно всё это уже осточертело. В энергетике – свежей, с запахом воздуха после грозы и привкусом металла – ощущается усталость и эмоция из разряда «пожалуйста, пусть мы все сегодня не посрёмся». Ещё Матвеев отчётливо чувствует от Лины уважение и поддержку, направленные ко всем, не только к нему, и радуется, что тут был более или менее прав. Позитивный человек в этом окружении крайне нужен. Ещё позитив ощущается от Череватого. Ехидный такой позитив, как чёрный юморок и вода, которую заменили водкой. И всё это с отчётливым отзвуком задорных саркастичных оправданий. «В его духе»,– позабавленно думает Дима, осторожно переключаясь дальше. Рядом с Владом стоит старший Шепс, но Матвеев недоверчиво косится на него. Либо у чернокнижника едет крыша, либо Александр не «фонит», как остальные, а прощупывает чужую энергетику. Дима вздрагивает, когда медиум на пару секунд переводит на него тяжёлый, отчего-то теперь ещё и раздражённый, пронзительный взгляд. Да уж, Шепс явно даёт понять, что он следит за окружащими и прекрасно понимает, кто это такой ушлый к нему тянется. Демон, про которого чернокнижник успевает забыть, мягко тянет Димину энергетику подальше от Александра. Матвеев только сглатывает, оцепеневший от пронизывающего ощущения, которое вызвало у него энергополе медиума – обжигающее, скорее всего ледяное (хотя он не может понять), с привкусом кладбища, отголосков грозы и (на удивление) чего-то приятно горьковатого. Он не может почувствовать оттенки эмоций – и только рад этому, потому что напоследок Александр одаривает его таким взглядом, что хочется забиться куда-нибудь подальше. Но Дима только дышит – на счёт, потому что у него сейчас нет права на паничку – и лезет изучать соперников дальше. Внимание Шепса он продолжает чувствовать кожей. Многоликую ведьму чернокнижник читает с лёгкостью. Надежда, не скрываясь, распространяет вокруг себя тёмную, сырую, как болото, силу. И опять с привкусом кладбищенского. Матвеев мельком думает, что работающих с мёртвыми у них развелось дофигища. А потом он улавливает эмоции и немного проваливается в них, резонируя. Ведьма явно чувствует много усталости – и ещё больше равнодушия и какой-то пустоты. Дима отдыхает на этом ощущении, привычном для него, и с некоторым сожалением переходит на Гецати. (Чернокнижник честно обещает себе, что к Олегу он вернётся, но чертовски хочет оттянуть этот момент.) Гецати оказывается... неинтересным. Почти всё в его энергетике сокрыто духами-защитниками – Дима чувствует их угрожающее пристальное внимание макушкой, когда пытается заглянуть глубже. Это кажется даже каким-то ожидаемым, но Матвеев всё равно задерживается на ощущении абсолютного спокойствия и уверенности в себе, отдающих неизвестными ему пряностями и дымом. Но, как бы он не оттягивал... Олег Шепс на него смотрит. Пристально, тяжело, сканирующе – как брат – и Диме от этого делается не по себе. Он на пробу касается чужого энергополя своим – и тут же «отшатывается», ошеломлённый жутким обжигающим ощущением. Чернокнижник дрожаще вздыхает (как можно тише), чувствуя фантомную боль в лёгких. Он не может наверняка сказать, настолько ли горячая у Олега энергетика, или настолько холодная, но его определённо пробирает. Он понимает, что ощущает на языке тот же горьковатый вкус, что и от энергетики старшего медиума, но намного слабее, и грозу, очень ярко. «Определённо могильный холод», – решает для себя Дима и переводит взгляд на Лину. Это не мешает ему чувствовать, как Шепс (вообще-то оба Шепса) буравит его взглядом. Как только в зале раздаётся «Стоп, снято!», Матвеев вылетает, слыша, что объявляют часовой перерыв.***
Весь перерыв Дима проводит в курилке. Времени, конечно, хватило бы и на то, чтобы заглянуть в какую-нибудь ближайшую кафешку, заказать доставку или просто пошариться на здешней кухне – есть вроде такая. Но Матвеев чувствует себя пустым и ужасно усталым – что неудивительно, учитывая, как он всё утро скармливал эмоции демону – а оттого нет ни желания есть, ни желания хоть с кем-нибудь в этот перерыв контактировать. Вообще ни с кем. Поэтому Дима просто выходит на улицу, даже не взяв пальто, присаживается на корточки, неудобно перехватывая трость, и закуривает, надеясь, что среди экстрасенсов курящих, кроме него, нет. Или хотя бы на то, что они не будут идти до этой – самой дальней – курилки. Демон, понимая его состояние, молча болтается рядом, задумчиво пялясь в пространство. Почти под конец перерыва, после седьмой сигареты, когда он промерзает насквозь, удача отворачивается от Матвеева. Чернокнижник смотрит на выходящих в курилку Шепсов и затягивается в последний раз, радуясь, что докурил. Они почти подходят к нему, чтобы начать разговор, но он успевает вылететь до того, как это стало бы невежливым. От прожигающих спину взглядов хочется съёжиться, но Дима только распрямляет спину и поднимает голову. Дышать снова приходится на счёт. Остаётся самое сложное – пережить съёмки общения в готическом зале и пафосный проход. Дима мельком смотрит на время – почти шесть – и пытается высчитать, во сколько он такими темпами окажется дома. Мозг выдаёт крайне грустные цифры, которые намекают на то, что ужинать он будет теми же самыми крекерами, которыми завтракал. Если вообще будет. Матвеев мельком думает, что это крайне хуёво, но решает, что это проблемы будущего его. Руки дрожат, и состояние в целом снова начинает лететь в пизду – блядские Шепсы. Дима думает зайти в туалет и сделать пару новых порезов – но тут на площадке звучит команда о прекращении перерыва – и он, матерясь про себя, отбрасывает эту идею.***
Процесс натягивания на экстрасенсов петличек в итоге занимает больше времени, чем рассчитывалось. Это в случае с Димой ничего сложного – просто прицепили на сюртук, ничего не мешает. Для остальных же надо вешать так, чтобы ни за что не цеплялось, но при этом лишние шорохи не улавливались, и звук шёл нормально. Оборудование уже настроено – не зря перерыв был в час – так что они готовы начать, как только петлички будут надеты. То есть всего через полчаса. Матвеев надеется, что тут решат сделать всё более «реалити», и будет не слишком много дублей. Очень надеется. Их красиво расставляют в ряд, съёмочная командует начало. В дверь за их спинами заходит Марат. Дубль тут же останавливают, потому что Марат проходит по центру – между старшим Шепсом и Надеждой, что, оказывается, в кадре не смотрится. Дима вздыхает, понимая, что его надежды закончить побыстрее только что закопали. На то, чтобы решить, как заходить ведущему, съёмочная тратит ещё минут десять. Благо, не снимая – дороговато. В итоге второй дубль начинается с того же: в дверь за их спинами входит Марат. Он проходит между Олегом и Линой, с ходу начиная. – Уважаемые экстрасенсы. Добрый вечер, – ему почему-то отвечает только женская часть коллектива, но это, видимо, не страшно. – Я очень рад вас всех видеть. И я счастлив сообщить: то, о чём мечтали фанаты битвы экстрасенсов, то, о чём нас просили пятнадцать лет телезрители, наконец свершилось... – и на этом моменте Дима перестаёт его слушать, только мысленно кидая демону, чтобы тот одёрнул его, если что. Демон на это фырчит что-то про секретаршу, но соглашается при условии, что Матвеев не будет шипеть на него за то, что они с Толиком будут травить анекдоты и – возможно – срывать съёмки смехом Череватого. Чернокнижник соглашается, понимая, что следить за пустой болтовнёй Марата ему сейчас будет тяжелее, чем просто безучастно стоять несколько часов. Дима мельком слышит, что что-то говорит Череватый. В ушах грохотом отдаются отдалённые слова демонов. Потом Шевченко. Виктория. Толик скалится и смеётся. Что-то снова выдаёт Влад – реакция на слова у окружающих странная, вырежут, скорее всего. Марат. Марьяна. Демоны... Марат называет его имя. Дима ненадолго зависает, пытаясь понять, что от него надо. Благо, в голове меньше, чем через секунду раздаётся подсказка от твари: – Он спрашивает, почему ты здесь. – Матвеев наклоняет голову, принимая к сведению вопрос. – М... Я пришёл сюда, потому что устал от хейта, – чернокнижник смеётся про себя, потому что проект ему явно в этом не поможет. – Устал от того, что люди, – а главное он сам, – считают, что я незаслуженный победитель. Я хочу доказать обратное, – Дима смотрит в упор на Марата. – Я стою рядом с сильнейшими экстрасенсами страны, – он замолкает. Ответ всех явно устраивает – или всем явно похуй. Матвеев уже особо и не задумывается. Он снова уходит в себя, мельком отмечая, что очередь говорить перешла Лине. Встревает Влад. Похоже на спор? Когда вступает Виктория, демон резко появляется у Димы за спиной и почти до боли сжимает локоть, из-за чего чернокнижник на расщепе выдаёт короткий крик и взмахивает руками, слабо пытаясь вырваться из хватки. Судя по взгляду твари, от него требовалось что-то такое. Судя по снова возникшему ощущению тяжести и пристального, некомфортного внимания – Шепсам его действия наоборот не понравились максимально. Дима может концентрироваться только на этом неприятном, пронизывающем чувстве до тех пор, пока Марат не окликает Олега. В этот момент оба брата отворачиваются от него, что облегчает ощущение. Они почему-то продолжают давить своим вниманием на перефирии, но Матвеев об этом не думает. Он думает о счёте и дыхании – и гогочущих где-то в стороне демонах. Когда начинает говорить Константин – что-то мирное по ощущениям, как назидательное «давайте жить дружно, а то пока мы долбоёбы» – Диме начинает тихо не хватать кислорода. Шепсы опять возвращают ему всё своё внимание. Ему остаётся только пытаться концентрироваться на чём угодно, кроме них. Он улыбается в камеру, которая за Башаровым, и пытается сосредоточиться на реальности. Демоны продолжают гоготать, отвлекая от слов Марата, а мир постепенно сливается в сплошной белый шум, забивающий виски болью. Всё больше хочется курить и в туалет, чтобы взять в руку лезвие, но приходится ждать. А ещё надеяться, что выражение глаз на видео по итогу получится не абсолютно пустым. Он улыбается чуть шире и чувствует, как сводит скулы. На то, что улыбка будет выглядеть естественно, надеяться не приходится, но Дима этого уже и не делает. Он просто концентрируется на том, как непривычно чувствуют себя мышцы (несмотря на то, что ему казалось, что он много улыбался в последнее время) – и дышит. С трудом и на счёт – но дышит. Дима резко выныривает в реальность на каком-то споре. Александр на повышенных тонах что-то говорит Олегу. Что-то про «поддаюсь» и «потом поговорим». – А жребием это нельзя как-то решить? – спрашивает Надежда, и Матвеев понимает, что пропустил явно что-то важное. Впрочем, на его растерянность тут же отзывается демон, появляясь за плечом и начиная быстро говорить: – Вы делитесь на тройки, каждый делает три испытания, получаете оценки. Кто в итоге остаётся на верху таблицы, идёт в финал. – Дима кивает, мельком отмечая тот факт, что Влад явно замечает его перешёптывания с тварью, но игнорирует, лишь понимающе ухмыляясь. Матвеев снова уходит в себя, мельком радуясь, что они хорошо идут с одного дубля... Или что монтажёры не против повырезать лишнее. В любом случае – их не заставляют переделывать что-то по сотне раз, и это радует. Даже возникает ощущение, что они закончат быстро. Дима неслышно фыркает своим мыслям. Этого ждать не стоит – все слишком много говорят. Марат достаёт ящик с шариками для жеребьёвки. Это они всё-таки переснимают несколько раз – кажется, что чисто на всякий случай. Забавно, что в шариках уже красуются их фото – те, которые были сделаны сегодня. Явно пока что без особой ретуши, далеко не факт, что лучшие – но сейчас, судя по всему, они играют хорошую роль обозначителей. Подсуетилась команда круто. Дима одобрительно хмыкает. В зал выносят три больших аквариума. Снова несколько дублей. Марат говорит, как всё будет проходить – Дима не слушает, потому что всё и без того понятно – и просит их повернуться спиной. Матвеев вздыхает, устало прикрывая глаза, когда отворачивается. Если что, вырежут – сейчас всё внимание всё равно будет на жеребьёвке. Их по-очереди зовут. Повернуться, подойти к Марату, взять шарик, положить в чашу. Дима идёт предпоследний. Две тройки полные, а в одну чашу положил только один человек. Он надеется, что это не один из Шепсов – те прожигают взглядами спину, так, что дыхание опять сбивается. Шарик отправляется в первый аквариум. Туда же свой кладёт Марьяна. Тройка Матвеева уже не особо радует. По итогу ему всё-таки везёт: тройку замыкает Гецати, и это не самый плохой вариант. При определённом раскладе и в зависимости от ситуации – даже хороший. В любом случае лучше, чем Шепсы. Снова о чём-то быстро переругиваются Олег и Александр. Поддакивает Марьяна. Дима готовится к длинным речам от всех – но в итоге говорит только Марат. Объясняет, как идёт голосование – тройной метод, так ещё и давать соперникам оценивать друг друга... Матвеев готовится оказываться в самом низу. Или хотя бы к тому, что будет отставать от всех ровно настолько, сколько можно получить в результате голосования от коллег. Им говорят, что можно сдавать петлички – остался только пафосный проход. Дима устало вздыхает, когда с него стягивают микрофон. Снова есть возможность выйти покурить – перерыв полчаса на то, чтобы настроить аппаратру на улице. Нормально. Он вздыхает, потирая глаза. Нор-маль-но. Весь перерыв он просиживает в гримёрке, забившись в угол. Шепсы следят за ним коршунами, но не подходят. Чернокнижник отгоражиается от них демоном и залипает в телефон, надеясь, что они не будут на него реагировать, если ему не страшно. Как хищники какие-то, ей богу. Им, видимо, на его страх или равнодушие наплевать – просто продолжают давить тяжёлыми, сканирующими взглядами. Мудаки.***
Пафосный проход занимает ещё час. Пока их поставят, пока натянут балахоны с капюшонами – нахуя, ну нахуя? – пока выставят свет по новой, поняв, что тот стоял криво... Сам проход занимает у них минут пять от силы. И всё. На часах десять вечера, и на этом они наконец свободны. Экстрасенсов заверяют, что впредь съёмки готических залов будут занимать намного меньше времени. Дима на это только хмыкает, машинально записывает предварительную дату следующих съёмок и уходит в гримёрку. Там он цепляет с дивана своё пальто и, вздыхая, смотрит на время. В голове крутится только пустое «блять». Матвеев устало тащит себя на улицу, думая, что такси закажет чуть-чуть позже. Дима выходит в курилку – не смотрит в какую, через любую вполне спокойно можно уйти. Он просто выходит, садится на землю под козырёк, подгибая ногу. Устраивается задницей по сути на ботинке, опираясь спиной о стену, укладывает трость на колени. Достаёт пачку. Руки не дрожат, но пальцы немного дёргаются, так что закурить получается не с первого раза. Когда это удаётся, чернокнижник глубоко затягивается и прислоняется затылком к стене. Выдыхает дым вверх. На улице ещё холодно – даром, что весна. Идёт мелкий снег. Матвеев закрывает глаза. Кто-то прикасается к его локтю. – Эй, чернокнижник, – Дима наклоняет голову вбок устало вздыхая. – Что тебе нужно? – мысли мутные, картинка перед глазами немного расплывается. – Ничего, – фыркает демон, отчего-то довольно скалясь. – Ухожу. За защиту потом с тебя спрошу, вижу, что никакой. Дима матерится про себя, понимая, что попал. Но всё же... – Нет. Сейчас, – он вздыхает это очень устало, цепляя демона за запястье, тянет на себя. – Сколько ты энергии на это потратил, столько можешь у меня забрать сейчас. Именно энергии. Разовый обмен, без договора. Идет? Тварь смотрит на него с раздражённым пониманием. Когда, с одной стороны, человек прав, и ты его даже немного уважаешь за отказ. А с другой стороны, ты этого человека мог бы очень хорошо поиметь, если бы он согласился. В итоге демон фыркает, опускается перед ним на корточки (Дима понимает, что это первый раз, когда тварь перед ним формирует своему видимому образу ноги), задумчиво проводит по шее, спускается когтями к плечу, улыбается донельзя ласково, кивает. – Идёт, – и вцепляется зубами точнёхонько в шею. В пиздецки чувствительную шею – татуировку Дима вытерпел только потому, что делал конкретно её с обезболом. На глаза наворачиваются слёзы, и он полузадушенно сипит, чувствуя, как утекают силы. Значительно так утекают. Он старается дышать, несмотря на сдавленное спазмом горло, и сигарета выпадает из рук – благо не на штаны. Дима судорожно цепляется за демона – упирается ладонью в место, где шея переходит в плечо, цепляется за рог, упирающийся в висок. Он ждёт, когда тварь наконец сожрёт столько, сколько нужно – сам чувствует, что ещё должен – и просто надеется не задохнуться к тому моменту. Не задыхается. Демон отрывается, а чернокнижник просто сидит несколько минут, пытаясь отдышаться. Стирает слёзы теперь уже ужасно дрожащими руками, ловит злобную усмешку твари – разозлил тем, что даже в таком состоянии не дал повесить на шею ярмо – кивает в ответ на прощание. Дима не уверен, хочет ли он ещё курить, но всё равно зачем-то пытается. Только вот руки трясутся ужасно – кажется, до ещё одной панички он всё-таки дойдёт. Ему холодно – на улице всё-таки идёт снег, а он на земле сидит. К тому же начинает морозить изнутри – клятое взаимодействие с демоном. Дима снова чиркает зажигалкой, пытаясь зажечь зажатую в дрожащих губах сигарету, и всхлипывает, сжимая фильтр зубами. Он обнимает себя за плечи, сильно, жестко, и скулит, зажмуриваясь. Чернокнижник резко подскакивает, на ходу разворачиваясь и впечатывая кулак в стену. Костяшки вспыхивают болью. Бьёт ещё пару раз. Это абсолютно не помогает. Совершенно. Он устало вздыхает, снова всхлипывая. Опять садится, поднимает упавшую трость обратно себе на колени. Дрожаще дышит носом, держась на грани панички и всеми силами пытаясь успокоиться – и продолжает чиркать зажигалкой. – О, вот ты где, – раздаётся у него за спиной голос младшего Шепса. – Прости, если не хотел ни с кем говорить, – Олег подходит ближе, присаживается на корточки рядом, достаёт телефон и что-то быстро печатает – но придётся. – он опять серьёзно давяще смотрит, и Дима застывает, наклоняя голову вперёд, чтобы закрыть лицо волосами, и старательно делает вид, что пытается закурить. – М... держи, – медиум недолго смотрит на то, как Матвеев пытается закурить, и в итоге просто подсовывает ему под нос огонёк зажигалки. Чернокнижник прикуривает, задаваясь вопросом, как Шепс ещё не заметил, насколько его трясёт. –Спа-спа-спас-сибо, – заикаясь, тянет Дима, понимая, что у него может получиться только сделать вид, что он замёрз, но никак не притвориться, что всё в порядке. – Да не за что, – Олег фыркает, искоса на него поглядывая (Дима так старается дышать на счёт). – Ты в порядке вообще? – Шепс зачем-то тянется к нему, но Матвеев отшатывается, крупно вздрагивая, роняет сигарету изо рта и больно проезжается спиной по стене. В этот момент дверь, ведущая в закуток курилки, открывается. – Блять, Олег, – устало тянет Саша, видя, как трясёт чернокнижника. – Мы должны были с ним поговорить, а не запугать до смерти, – старший медиум медленно подходит, отставляя трость к стене и тоже зачем-то тянется к Диме. Тот зажмуривается, застывая в неудобной позе, и только крупно дрожит, ожидая непонятно чего. Явно не того, что его возьмут а запястья (разные ладони, но обе чертовски горячие), подхватят за плечи и аккуратно поднимут на ноги. Одна рука отпускает запястье (как раз то, которое от хватки болело из-за синяка), забирая трость и отставляя её куда-то в сторону. Самого Диму за плечи слегка придерживают, но он чувствует, что один из братьев сзади почти вплотную стоит, готовый подхватывать, а второй так же, но спереди. Матвеев всё не решается открыть глаза, но от этого начинает только сильнее задыхаться, явно устраивая себе гипервентиляцию. По щекам текут слёзы, и он сипло хватает ртом воздух. Это не помогает. Он всхлипывает и слышит тяжёлый вздох от человека спереди. От этого Дима сжимается ещё сильнее, уже предчувствуя, как его назовут слабым и оттолкнут. Вместо этого братья начинают окружать его аурой спокойствия и пытаются аккуратно – почти что по капле, делиться этим спокойствием с ним буквально. Вместе с тем человек спереди – видимо, Александр – начинает что-то негромко низким спокойным голосом говорить. Дима чувствует, что он перехватывает оба его запястья, очень мягко, почти не держа. Если бы чернокнижник захотел, смог бы вырваться. Не вырывается. В какой-то момент он заставляет себя открыть глаза – потому что картинка может отвлечь от панической мысли, что он задыхается. Перед лицом маячит амулет старшего Шепса. Чьи-то пальцы поднимают голову за подбородок – Олег подлезает со спины, стараясь, видимо, сделать это аккуратно, не касаясь шеи, чтобы не провоцировать. Мельком Дима чувствует благодарность – а потом всё, что он видит, это ярко-синие глаза. Чернокнижник ощущает, как его медленно утягивают в транс, что выводит его из панической атаки, и начинает наконец слышать, что ему говорит медиум. – Давай, Дим, приходи в себя, – бормочет Александр. – Мы просто поговорить, нечего так шугаться. – М... мгм, – выдавливает Матвеев, неловко улыбаясь. – Весь день пялились, будто я на ваших глазах чёрные ритуалы проводил, а теперь просто поговорить хотят, – он нервно смеётся, выпутывается из их рук и отходит в сторону, чтобы видеть обоих, чувствуя, что на самом деле из панички нихера не вышел, но не может позволить себя дальше успокаивать. – А я говорил, – фыркает Олег, – что зря мы весь день пялились. Можно было чисто пару раз глянуть и перестать, пока не поговорим, – Александр на это только отмахивается. – Сам-то почему не перестал, если говорил? Нечего начинать, Олег, – старший Шепс вздыхает, словно собираясь с мыслями и поворачивается к натянувшему маску спокойствия Диме. – Мы правда просто поговорить. Не особо понятно, знаешь ты сам или нет, но... – Саша заминается, снова разглядывая его этим тяжёлым взглядом. – Но тебя жрёт демон, – продолжает за брата Олег и легко толкает того в плечо, поняв, что чернокнижника напрягает их «сканирующий взгляд». – Причём, я посмотрел, хорошо так жрёт. Но только не энергию, видимо, а другое что-то. И на все попытки понять что, закрывать начинает, – младший Шепс ещё что-то недовольно ворчит, но его перебивает старший. – Я хотел бы сказать помягче, но что есть, то есть. Жрёт, и жрёт немало, – Александр заглядывает Диме в лицо и, видимо, принимает его обычное пустое выражение лица за что-то, потому что вздыхает и продолжает. – Причём сильная какая-то тварь, очень мощно тебя сжирает. Я посмотрел осторожно, у твоей ауры состояние, будто таких не один, а штук пятнадцать-двадцать тебя жрёт постоянно уже пару лет... – Дима мотает головой, нервно дотягиваясь до своей трости, и достаёт сигарету, зажимая её губами. – За заботу, конечно, спасибо, но зря. Про тварь я знаю. Чернокнижник я, работаю с ними, должны понимать, – Дима благодарно кивает Олегу, который подставляет зажигалку. – Про состояние ауры в курсе, про то, почему она такая, тоже прекрасно осведомлён, – на лицах обоих Шепсов явно виден интерес, но он просто дёргает бошкой в каком-то подобии отрицания. – За то, в каком состоянии меня поймали, извините, – Дима продолжает, не думая, что с ним будут спорить, – сами понимаете: день выматывающий был. Ещё и вы со своими попытками заглянуть, которые со стороны смотрятся... – он не продолжает, вместо этого затягиваясь, а потом перехватывает трость под мышку и достаёт из кармана телефон, чтобы наконец заказать такси. – Ладно, – после непродолжительного молчания недоверчиво протянул Александр. – Окей, прости, что влезли, тогда. Ну и за попорченные нервы тоже, – он улыбается, как бы сводя всё к шутке, и Дима улыбается в ответ, хотя ему не смешно, а тревожно и всё ещё трудновато дышать. – Да без проблем, – преувеличенно беззаботно фыркает он и снова глубоко затягивается, видя наконец, что в приложении отобразился номер машины. – Со всеми бывает, – Матвеев выдыхает дым. – Ладно, сорян, такси скоро подъедет, пойду выбираться из этих лабиринтов, – чернокнижник тоже шутит, надеясь, что делает это в тему. В ответ ему раздаются короткие смешки от братьев. Они жмут друг другу руки, как-то очень нейтрально прощаются, и Дима в последний раз затягивается, торопливо сминает бычок о мусорный бак и вылетает куда-то в сторону предположительного выхода. Побыстрее, пока вторая волна панички не накрыла с головой – или ебучая усталость, или что угодно. Он точно знает, что оба Шепса провожают его спину взглядом. Ну и пусть. Главное, что уже не таким пронизывающе-тяжёлым. Помощники ебаные. И, конечно, он не думает, что два медиума будут действительно заинтригованы. Скорее всего, они выбросят это из головы, решив, что он сам дурак, раз ничего не делает с демоном. Да наверняка они так и решат. А потом забудут о нём, как о будущем покойнике. На последней мысли Дима мрачно ухмыляется. Так и будет.