Подарок пустыни

      Пеппер была… слишком похожа на Пеппер. Услышать её голос после этих проклятых месяцев казалось блаженством, которого Тони не заслуживал. Он не подбирал слова и не готовился к разговору, в этом не было необходимости... только не с ней. Но едва на той стороне сотовой связи ответил женский голос с такой родной, знакомой мелодичной интонацией, которая была несколько искажена от волнения, он внезапно ощутил полнейшую пустоту в разуме. Словно кто-то намеренно выключил все его мысли и вынул буквы, лишив навыка формировать фразы, оставив опустошённым перед голосом этой прекрасной женщины, которая была для него всем.              Как долго он намеревался скрывать это от самого себя?              Он любил её.              И только с ней у него не возникало желание скрываться за бесчисленными масками равнодушия и игривости, так полюбившиеся обществу и СМИ, и от которых все девушки мира были без ума. Действительно, насколько притягательна может быть харизма мужчины, когда он не задумывается о последствиях собственных слов и действий? И у которого за плечами миллионное состояние. Возможно, иногда он лукавил, возможно, в нём не было ничего примечательного и экстраординарного, (помимо ума, безусловно, но это не в счёт), и иногда лишь его богатство было предметом притяжения. Люди любили его и ненавидели, но он всегда привлекал всеобщий интерес. Одна из особенностей детей из богатых семей: они не чувствуют, что стоят и толики того внимания, которое получают, но не способны воспринимать его не как должное. Оттуда и убеждённость: никто никогда не полюбит их просто так.       Но рядом с Пеппер… рядом с Пеппер, как ни с кем другим, он чувствовал себя на порядок лучше, чем он был на самом деле. Он хотел быть лучше, в этом суть. Он хотел быть лучше для неё, но... это словно не требовалось. И вместе с тем он никогда не замечал в ответном взгляде ни намёка на жалость или равнодушие, с которыми так боялся столкнуться на поступки, которые совершались в угоду его собственным амбициям и из-за неуемного разочарования в себе. Она видела его в самых ужасных своих проявлениях и всё равно оставалась рядом не из чувства долга или из-за высокой зарплаты, хотя, видит бог, он платил ей немалые деньги. Такой человек, как Пеппер, в искренности которой он ни на миг не сомневался, ценила его по другим причинам.              – Мне стоит приехать? – она звучала взволнованно, отсутствие подробностей и его уставший голос видно вынудили её на подозрения. – Я не понимаю, Роуди сказал, что ты прилетишь сегодня. Когда я уточняла у него… Тони, что ты не договариваешь?              Он мог вообразить, как она сидела в его гостиной, склонившись к телефону, который держала в одной руке, вторую положив на грудь или обеспокоенно перебирая ею своё ожерелье - жест, выдывавший её волнение. В своём платье цвета спелого апельсина с волосами, собранными в высокий хвост. Идеально ровная спина и открытые предплечья... Тони видел всё это перед собой так чётко, будто Пеппер находилась рядом.              После всего, что с ним произошло, после осмысления, внутренней революции за самообладание, принятия ответственности за свою судьбу и судьбы других, единственное, что хотелось сделать сейчас, это расплакаться в трубку, как мальчишка. Что Тони не сделал. Конечно же, не сделал. Должно же у него было остаться чувство собственного достоинства… к тому же… Пеппер находилась за многие мили от него, и у Тони не было права искать у неё помощи в уравновешивании собственных эмоций.              Звонок обязан был стать утешением… не для него.              – Нет, Пеппер, нет.              Тони действительно на какой-то миг подумал о том, чтобы рассказать ей всё прямо сейчас, но он не знал, с чего начать, и поэтому предпочёл отложить этот разговор для личной встречи. Тогда он смог бы более подготовиться... или хотя бы имел уже силы для того, чтобы приукрасить обстоятельства…              – Тебе не нужно быть здесь, ясно? Я справлюсь сам. Мне просто… просто нужно время..              – О боже, ты ранен?              – Нет.              – Ты ранен, – сделала выводы она, глубоко и решительно вздохнув в трубку. – Я так и знала. Ты не можешь передвигаться самостоятельно, у тебя повреждены ноги или… позвоночник? Боже. Тебе нужны квалифицированные специалисты, нужен врач, который…              – Пеппер…              – Я вылетаю, я буду там через пару часов.              – Пеппер, нет, прошу, поверь мне, я цел. Я цел! – он вздохнул, понимая, что разговор выходит из его контроля.              Правда была в том, что он был разгромлен, уничтожен, разрушен на маленькие кусочки, совсем не цел. Он казался не подлежащим ремонту, и дело было совсем не в сломанной руке. Если бы Пеппер знала, через что он прошёл… Нет, она никогда не должна была узнать. Увиденное Тони в той пещере было лишь его бременем, лишь его воспоминаниями, и никто другой не обязан был стать свидетелем его страхов и панических приступов.              В особенности Пеппер.              – Просто устал, – пробормотал он в трубку, изнывая от желания ощутить запах её духов сквозь несчастный телефон, который он сжимал в руках до скрипа корпуса. – Последние месяцы выдались немного... нервными.       В ответ он услышал приглушенный вздох, похожий на всхлип.              – Не у тебя одного, – она внезапно зазвучала пронзительнее. – О боже, что я говорю, как у меня язык даже…              – Пеппер, прекрати.              – Роуди сказал про плен, и я даже представить себе не могу, через что ты...              – Да, это не похоже на каникулы.              – …прошёл. Даже подумать страшно. А всё, что я делаю, это жалуюсь на то, что провела все эти три месяца в подвешенном состоянии. Но я… – она взяла паузу, чтобы собраться с мыслями. – Просто я волновалась. Волнуюсь сейчас. Как... как твой ассистент я просто хочу, чтобы ты оказался скорее дома.              – Как мой ассистент? – игриво переспросил он.       – Да, ассистенту положено волноваться, если её босс пропадает без вести на три месяца.              – Скажу тебе честно, на свете очень мало вещей, которые способны были бы удержать меня вдали от тебя сейчас, ясно? – вырвалось у него внезапно, и она тут же замолчала, а Тони продолжил, сорвавшись на откровения. – Все эти недели я... знаешь, у меня было время обдумывать свою жизнь, и я пришёл к неутешительным фактам, что она была бессмысленная и жалкая, полная какой-то незначащей мишуры, и я... Я словно прозрел. Никогда, как сейчас мне не хотелось бы вернуться в прошлое и многое переиграть. Но речь в данный момент не обо мне...              – А о ком, Тони? Я не понимаю, ты звучишь... Ты точно в порядке?              Нет.              – Да              – Тогда почему… я не...              Он был недостоин этой женщины. Как мог считать иначе? Пеппер была открыта его другая сторона, его искалеченное «Я», настоящее и ужасное, полное травм, неуверенности и тщеславия. И это было во многом хуже, чем то, что он позволял с другими женщинами. Она видела его насквозь временами. Казалось, что видит. И это было одним из главных факторов, по которому ему следовало держаться от Пеппер подальше. В какой-то момент его зависимость от неё приобрела не только материальный характер. Она была его помощницей, брала на себя половину его обязанностей, которых он никогда в жизни не выполнял. Пеппер являлась незаменимой. Но проклятые чувства, которые он не должен был испытывать к ней, начинали постепенно выходить наружу. И вот, он уже мысленно признавал, что любит её. Дурак. Оставалось только взвалить их ей на плечи и ждать, пока она пошлёт его к чёрту. Ну уж нет. Не сейчас.              Он был калечащим придурком. Его прошлое, его нынешнее... Он обязан был разобраться в себе и с теми последствиями, в которые его ткнули носом, прежде чем начинать новую жизнь. Слишком... много всего. И ещё был мальчик. Мальчик, ответственность за жизнь которого лежала на плечах Тони.              – Мне нужно закончить здесь одно дело, – сказал он, внезапно почувствовав себя очень уставшим. – Прежде чем улететь, мне нужно… А потом мы могли бы... Пеппер, я позвоню тебе позже.       – Тони! – она внезапно воскликнула его имя чересчур громко, боялась, что он положит трубку? – Я… – он слушал, опустив голову вниз, пока она не продолжила, явно подбирая нужные слова. – Я рада, что ты жив.              Не трать свою жизнь впустую.              – Увидимся позже, Пеп, – сказал он, прежде чем положить трубку.              Ему нужно было выпить.              Борясь с прильнувшем к его горлу комом желчи, Тони отпустил телефон вниз и повернулся к зеркалу, обессиленно облокотившись на керамическую раковину одной рукой. Мир перед глазами выплясывал сальсу, и он на мгновение прикрыл веки, понадеявшись, что это поможет ему не дать своему телу упасть в позорный обморок. Сонливость и головокружение, вероятно, были побочными эффектами таблеток и обезвоживания. Кажется, доктор что-то говорил про потерю концентрации внимания и раздражительность. Что ж, Тони был очень раздражён из-за того, что чувствовал себя паршиво. Может быть, кто-то в этой больнице что-то и понимал в медицине.              Тони открыл глаза, с минуту уставившись перед собой в зеркало на мужчину в отражении. Впалые щёки, щетина и потухший взгляд отпугнули бы сейчас кого угодно, с таким лицом он точно не смог бы склеить красавицу на вечеринке, обеспечив себе прекрасную ночь, как раньше. Тони сбросил опасный вес, по крайней мере, так ему сказали. Опасность состояла в том, что, будучи хилым и костлявым, он мог приобрести немало проблем. Собственный организм был не в состоянии бороться со стрессом и с плохо работающим желудком, что, в конце концов, могло убить его так же успешно, как и шрапнель в сердце.              К слову об этом, некоторые врачи, заинтересованные в исследовании странного механизма на его груди, пытались выпросить разрешение на осмотр реактора, от чего Тони бесповоротно и наглухо отказался. Эта штука была только его, и никому другому касаться её не позволялось. На самом деле какое-то время назад, как только он пришёл в себя в больнице, он был увлечён идеей оценить возможности своего изобретения через технологии Джарвиса как можно скорее, но это было не в фокусе его внимания на данный момент, когда схлынул адреналин и вылезли насущные проблемы.              Он наклонился и включил холодную воду, чтобы охладить лицо и вернуть утраченную бодрость. Капли попали на халат, но его это не волновало.              Оставалось теперь самое сложное.              – Просто оторви грёбанный пластырь, Тони, – прошептал он вслух самому себе, набирая знакомый номер.              Разговор с Обадайей был ещё длиннее, чем с Пеппер. Возможно, Тони следовало быть чуть меньше огорчённым отсутствием снисхождения в беседе с мужчиной. Как-никак он знал, что Оби не был сентиментальным, и не стоило ожидать от него слёз и рыданий в трубку, но будничный тон показался Тони немного чересчур неподходящим.              – Тони, Тони, я рад слышать тебя, мой мальчик. Как ты? – он звучал так... так привычно.              Будто и не было этих трёх месяцев, и Тони звонил ему лишь для того, чтобы после жуткого похмелья сказать, что улетел на Гавайи в порыве вдохновения, и не вернётся до конца недели, как это обычно бывало. Но только сейчас он стоял в больничном туалете, изнемогая от болей в суставах, руке, животе, порезах, чудом оставшись в живых и переосмысливая всё своё прошлое существование. Совсем два разных человека.              Смахнув неуместные сравнения, Тони пробормотал в трубку, потирая уставшие глаза.              – Жив, но трезв.              – Думаю, большое достижение для тебя по обоим фронтам, – усмехнулся голос по ту сторону связи, как и прежде хриплый и ироничный. – Мы ждём тебя сегодня. Ты не представляешь, какой радостью было услышать о том, что ты жив и невредим, Тони. На самом деле, многие в правлении уже оплакивали тебя, представляешь? Всего лишь три месяца, а они уже посчитали, что ты не выкарабкаешься.              – Да, но я оказался живучим тараканом, – со вздохом Тони провёл рукой по щеке, смахивая капли задержавшейся воды.              – Я до последнего не хотел верить в то, что слухи о твоей смерти правдивы. К чему телефонные разговоры? Твой самолёт приземлится через десять часов, верно? Откроем лучшее виски из коллекции Говарда в твою честь.              Тони не мог вспомнить, осталось ли ещё то спиртное из особых запасов отца. Кажется, когда-то в порыве яростных воспоминаний и прежних детских обид он разбил пару бутылок. Пару сотен бутылок, но Оби об этом знать не следовало.              – Нет, на самом деле, Оби, я звоню сказать, что не прилечу, – его тон сделался более твёрдым. Он ожидал возражений, поэтому намерен был отстаивать своё решение с упорством и непреклонностью. – По крайней мере не сегодня.              – Они держат тебя в заложниках? Эти крысы в костюмах, федералы?              – Роуди не допустит, чтобы меня кто-то обидел, – хмыкнул он. – Я в надёжных руках, об этом можешь не переживать. Нет... я...              – Тони, Тони, весь мир смотрит на твоё триумфальное возвращение, акции нашей компании ещё никогда не взлетали так высоко. Скажу честно, твоё исчезновение пошатнуло нас, серьёзно пошатнуло, но сейчас всё зависит лишь от тебя. Не знаю, что там произошло, но я понимаю, что ты чувствуешь, – Тони поморщился от этих слов. – Думаю, нахождение дома, в родных стенах Малибу пойдёт тебе на пользу. Мы вернём тебя в строй. Какой смысл оставаться в Афганистане теперь?              – Я должен позаботиться кое о чём. Очень важный вопрос пока остаётся нерешенным, и я...              – Какой вопрос?              Тони послышалось, или в голосе Оби прозвучала странная напряжённость. Чёрт, он бредил. Нужно было немного отдохнуть, прежде чем обсуждать важные моменты по телефону.              – Ничего такого, просто я...              – Тони, не дури, – реакция Оби была характерной, но всё же сталь, зазвеневшая в фразе, показалась ему совсем не похожей на привычную манеру речи мужчины в обращении со своим подопечным. Так он разговаривал с инвесторами, пытаясь напустить им пыль в глаза, когда... нервничал? – Садись в самолёт, прилетай, и мы обсудим все твои вопросы. Поверь, мой мальчик, тебе сейчас не стоит быть одному.              – Я остаюсь, – повторил Тони чуть громче, чем следовало. Он уже принял решение и не намерен был отказываться от своих слов. – Пару моментов по поводу здоровья, ничего существенного.              – Но ты в порядке?              – Да, в порядке, просто из-за лёгкого сотрясения врач рекомендовал повременить с перелётом.              Какое-то время в трубке звучало упрямое молчание, но, наконец, Оби вздохнул.              – Что ж, я понял тебя, Тони. Держи меня в курсе, хорошо? – вероятно, мужчина ходил из угла в угол, обдумывая его решение, в недовольной, но уже смирившейся форме. – Отложим виски до следующего раза, верно? Только не затягивай там со всем этим. Мы ждём тебя.              – Пока, Оби.              Он повесил трубку и едва успел добежать до туалета, прежде чем его вывернуло наизнанку.                     

      ***

             Открыв дверь из уборной, Тони снова испытал острое чувство головокружение. Внезапно поплывшие стены и пол показались очень ненадёжными и хрупкими опорами, и он выругался, давая себе позволение быть сквернословным перед лицом таких неожиданных приступов. Едва сделав шаг, Тони тут же ухватился здоровой рукой за косяк двери так крепко, что, кажется, занемели мышцы, а челюсть хрустнула от того, насколько сильно пришлось сжать зубы, чтобы пережить приступ мучительной потери концентрации.              Он вынужден был зажмуриться, спасаясь от вращающейся комнаты.              Когда Тони открыл глаза, то понял, что, пока он унизительно здесь пытался не дать телу опрокинуться в пропасть, в палате он больше не был один. Из всех возможных вариантов пробуждения мальчик выбрал тот, который не предусматривал нахождения мужчины рядом, и всё это время послушно и терпеливо ждал, пока Тони выиграет бой с косяком двери.              Дерьмо.              – Привет, – пробормотал он хрипло в сторону постели, где из вороха одеял на нём был сосредоточен испуганный взгляд каштановых глаз, и небрежно, как ни в чём не бывало облокотился плечом о дверь. Жест был необходимостью, чтобы помочь удержать свой вес в вертикальном положении.              Головокружение и тошнота по-прежнему настойчиво не желали исчезать, но Тони постарался сосредоточиться на том, что было важно. Мальчик был важен. И в данный момент пользы от Тони, если бы он потерял сознание прямо сейчас, совершенно не было, и следовало взять себя в руки. Мысленные установки имели результат, и он смог выдавить из себя улыбку и сделать полноценный уверенный шаг внутрь палаты, не пошатнувшись.              – Как давно ты…              Тони обернулся назад, оглядывая туалетную комнату, в которой находился до этого, внезапно понимая, что совершенно потерял счёт минутам там. Подготовка к разговору с Оби, сам разговор и последующее горькое прощание с завтраком вымотали его, и он совершенно выпал из реальности, позволив времени течь без какого-то фиксирующегося контроля. Питеру не следовало просыпаться одному в незнакомом месте… не после всего, что тот испытал. Сколько времени он провёл после своего пробуждения, наверняка в растерянности от незнания, где очутился и что произошло? Одинокий и брошенный. А Тони был слишком занят попытками собрать себя заново, чтобы заставить тело отлипнуть от унитаза. Неудачник чёртов.              – Так, ладно, – он взъерошил волосы здоровой рукой, прежде чем напомнить себе о необходимости вызвать медсестру, чтобы она оценила состояние ребёнка, и оглянулся в поисках пульта экстренной помощи. – Как дела, малыш?       Питер поднял на него мутные глаза и выглядел слегка заторможенным. Вероятно, его организм ещё не полностью отошёл от тех препаратов, которые ему вкололи для лучшего сна, но в общем и целом было заметно, что присутствие Тони успокоило ребёнка, из каштановых глаз исчезла чрезмерная настороженность и опасение. Он боялся прочитать там отголоски боли, вызванной от всех этих мелких царапин и ожогов, при взгляде на которые у самого Тони щемило в груди, но признаков, что малыш чувствовал какой-то сильный отклик от травм, не было.              Перед ним промелькнули флешбэки из минувшего дня в пустыне, тогда парень выглядел на грани обморока, и в данный момент можно было снять с повестки дня часть проблем и беспокойство о благополучии ребёнка: малыш пришёл в себя, и теперь оставалось лишь делом времени его поправка. Хоть что-то в этом мире Тони умудрился сделать как надо, верно?              Он отогнал плохие воспоминания в дальний ящик мозга и, сохраняя улыбку на лице, обратился к ребёнку.              – Мы в больнице. Ты в безопасности, всё хорошо, теперь всё будет хорошо, – произнёс он мягким тоном и потянулся откинуть лежавшие в беспорядке кудри Пита назад, чтобы они не мешались малышу.              На ощупь волосы были слегка влажными, несмотря на работающий кондиционер, который явно не справлялся со страшной жарой, беспредельничающей на улице. Тони и сам чувствовал, что его шею покрывает липкая неприятная влага.              Он лишь надеялся, что не задержится в этой стране. Как бы не то ни было, Обадайя и Пеппер были, несомненно, правы: по разным причинам Тони необходимо было находиться дома, и отсутствие Старка могло пустить нехорошие слухи, не говоря уже о его намерениях прекратить производство оружия и заявить о смене деятельности их компании, что требовалось сделать как можно скорее. Это решение, безусловно, не понравилось бы их многочисленным инвесторам и основным покупателям, которым среди прочих являлось правительство Соединённых Штатов. Они обеспечивали здесь в Афганистане ему полную анонимность, содействие и охрану не только по настоянию Роуди: в их действиях очевидным был прагматичный расчёт. Уж кому-кому, а военному аппарату государства совсем не выгодно было бы увидеть Тони Старка мёртвым. Могло ли это измениться после того, как он явит миру своё решение? Что ж, Тони готов был принять последствия.              Боковым зрением он заметил, что Питер потянулся к своему изгибу локтя, где был воткнут катетер от капельницы, и остановил малыша за руку, на всякий случай предотвращая возможные попытки ребёнка непроизвольно навредить себе. Через укол в организм Питера подавался альбумин и всякая другая смесь, призванная вернуть малышу здоровый вид и устранить последствия обезвоживания.              – Эта штука должна оставаться там.              Маленькие брови Пита сошлись вместе в хмурых линиях, и он слабо запротестовал и даже сумел подняться на локтях одной рукой, упрямо игнорируя попытки Тони удержать его на месте. Поведение малыша было совсем несвойственно для послушного ребёнка, которым он был до этого.              – Не самое подходящее время показать характер, приятель, – прохрипел Тони. – Мне сложно справиться с тобой одной рукой, прояви сострадание.              Малыш никак не отреагировал на слова Тони, что было предсказуемым, но замер, привлечённый вниманием к руке мужчины, где у вены имелся такой же след от укола, как у него. Проследив за взглядом Питера, Тони кивнул.              – Да, мне тоже делали весёлые укольчики, как видишь.              Посредством уговоров Пит, наконец, откинул голову на кровать и тяжело пропыхтел, перестав сопротивляться намерениям Тони, видно слабость вынудила его сдаться перед порывами исследования. И Старк, не показывая вида, что ему тяжело достались попытки успокоить мальчика, немного расслабил перевязанное предплечье, на которое Питер умудрился очень болезненно опереться в процессе, и мысленно облегчённо выдохнул. Если у малыша имелись силы, значит не стоило тревожиться о его скором выздоровлении, верно?              Питер снизу вверх продолжил пассивно осматривать палату. Его по-прежнему нахмуренный лоб и сосредоточенный взгляд постоянно обращались в сторону стоявшего рядом мужчины, будто малыш убеждался в том, что Тони никуда не денется. Мыслительный процесс явно отображался на маленьком личике, но вряд ли мальчик понял большую часть из сказанного ранее, хотя, вероятно, и понимал, что находится в больнице, так как был далеко не глупым ребёнком.              Старк удержался от дальнейшей болтовни, напоминая себе, что даже если малышу и были знакомы несколько английских слов, нужно было найти способ передать информацию иначе. Инсена больше не было рядом в качестве доброго переводчика, но теперь цивилизация была у них под боком. Следовало зайти в интернет и воспользоваться условиями для межъязычного общения, но при первых попытках Тони телефон в его руках мигнул пару раз со значком «Нет сети», и он разочарованно отбросил его на прикроватную тумбочку.              Питер снова завозился на кровати и попытался неловко подняться.              – Стой, подожди, тут где-то должна быть кнопка… – Тони осмотрел кровать, заглядывая под свисающее одеяло, – …подъема… А вот! И она здесь не одна…              Он в лёгкой панике окинул взглядом панель из одинаковых выстроившихся в два ряда кнопок со значками из незнакомых ему букв, понимая, что вряд ли с первого раза разберётся, как работает хитроумное устройство.              – Думаю, что с этим мы повременим.              Помощь медсестры была бы очень кстати.              Вспомнив об этом, Тони осмотрел палату.              Пульт вызова нашёлся на соседней тумбочке, опрокинутым между ней и кроватью, и Тони почувствовал себя чуть более уверенным, когда значок на аппарате загорелся зелёным, что свидетельствовало о спешившей к ним подмоге. Не то, чтобы он уж сильно переживал, оставшись один на один с очнувшимся ребёнком, но больницы всегда наводили на него панику. Не было ничего удивительного, что пребывание здесь ощущалось как нахождение под водой – недостаток воздуха, сдавливающее ощущение в области груди, внутреннее напряжение. Он тонул в атмосфере хаоса и страданий, ассоциирующихся с этим местом.              Ребёнок, поднял голову, будто почувствовав исходящие от Тони волны паники, и вопросительно моргнул. Старк показательно потряс пультом управления в руках.              – Помощь в пути. Нужно, чтобы кто-то проверил твои показатели, всё ли идёт хорошо. И нам не помешало бы спросить, когда тебе полагается нормальная еда, а не вся эта мутная хрень. Готов поспорить, ты не отказался бы от бургера.              Он постарался ободряюще улыбнуться малышу, поймав его взгляд, было неясно, что из сказанного достигло понимания мальчика, но тот не выглядел довольным по каким-то причинам, и спустя мгновения, нахмурившись, малыш поднял руки вверх в жесте, который не требовал истолкования.       Каштановые глаза выжидающе уставились на Тони.       – Неугомонный. Хорошо, если ты так хочешь, – Тони неловко подхватил ребёнка под мышку, следя, чтобы катетер на его маленькой ручке не выскользнул, и аккуратно посадил, позволив спине Питера облокотиться о спинку кровати. Одной рукой сделать это было не так просто, но малыш казался уже более оживлённым, чем пару минут назад, и отчасти помог поднять себя сам.       – Вот так. Теперь не будешь возникать? – немного запыхавшись, он показал малышу большой палец, и тот уверенно кивнул, посмотрев на него прояснившимся взглядом. – Чу́дно.              – Мистер Старк, – послышался из-за его спины звук открывающей двери, и следом за включённым светом, заставившим их обоих с Питером зажмуриться, прозвучал бодрый женский голос с едва различимым акцентом. – Мне сказали, что вы будете здесь. Как чувствуете себя? Слабость, пыль в глазах, тошнота?       Тони обернулся, провожая взглядом зашедшую в их палату молодую медсестру. Если у неё и была слишком короткая юбка для подобной работы, то он не стал это комментировать.       – Мы встречались?       Девушка показалась ему смутно знакомой.       – Эбигейл Фишер, – поприветствовала его медсестра с добродушной улыбкой, впрочем, на удивление, не чересчур натянутой. – Пару часов назад вы просили меня увеличить дозу обезболивающих, которые я вам вколола. Я отказалась.       – Я бы вас запомнил. И нет, чувствуя себя волшебно, – соврал он. – Ничего из перечисленного. Похоже на Диснейленд. Вы были в Диснейленде? Немного потряхивает, как на американских гонках, но терпимо. И ещё эта штука с… – он покрутил пальцем у виска.       – Головокружение?       – Именно, – подхватил он и, прежде чем она напряглась, покачал головой. – Не случалось.       Лицо Эбигейл осталось беспристрастным, даже в то время, как он нёс этот бред, и Тони такая реакция немного смутила.       Люди в больнице делились на два лагеря. У одних имелось выражение в духе: «О, смотрите, это настоящий Тони Старк!». У других: «О нет, только не Тони Старк». Одни смотрели на него с нелепым восхищением и раболепием, другие – с завистью. Он привык к такому обращению с детства и не придавал значение. Но за свою жизнь Тони редко когда приходилось общаться напрямую с людьми, которые были похожи на Эбигейл Фишер, предпочитающую игнорировать слона в комнате и прекрасно сохраняющую выражение невозмутимости на своём лице перед такой фигурой, как Старк, что говорило о её профессиональной этике… или об искусном умении лгать.       – Что же, хорошо, – кивнула Эбигейл, – иначе мне пришлось бы сопроводить вас в вашу палату и настоять на седации или хотя бы на соблюдении нормы здорового сна, рекомендованного вам врачом.       – Как здорово, что мы обошлись без этого, – улыбнулся он самой очаровательной из своих улыбок.       Он поставил Эбигейл оценку пять из пяти, когда хрупкая с виду медсестра, одновременно умудряясь выслушивать чушь, которую он нёс, между делом очень умело привела кровать Питера в положение сидя с использованием грубой силы. Оказывается, здесь в этой больнице не слышали об автоматическом управлении? Или кровать была сломана?       Его брови взметнулись высоко вверх, но прежде чем он использовал бы свой язык для красноречивого уничижительного высказывания, девушка переключила своё внимание на ребёнка, поздоровавшись с ним на родном языке.       Малыш, который с момента появления постороннего заметно напрягся, поднял вопросительный взгляд на девушку, а потом на Старка.       – Он не... – произнёс Тони, посчитавший нужным объяснить молчание ребёнка. – Питер испытывает некоторые сложности с речью.       – О, – Эбигейл не удивилась, но к её чести взгляд медсестры значительно смягчился, когда она вновь посмотрела на мальчика. – После таких тяжёлых испытаний дети зачастую переживают подобный шок.       – Нет это не... – он замялся, не совсем понимая, как объяснить всё то, что он уже знал о Питере, тогда как в действительности ему было ничего неизвестно.       Все, чем они обладали с Инсеном, являлось лишь или их собственными предположениям или домыслами, уточнить которые не имелось возможности из-за нежелания Питера делиться чем-либо. И ещё он никогда не думал, что ему придётся объяснять определённые деликатные подробности о состоянии мальчика кому-либо. Предполагалась, что Инсен возьмёт на себя эту ответственность, когда они выберутся из той пещеры.       Здесь должен был стоять он, а не Тони.       – Когда я нашёл его, – Тони понизил голос, хотя в этом не было нужды, – в лагере, где находился сам в плену, он уже не разговаривал… чёрт знает сколько времени. Мы думали это своего рода защитная реакция на... ну вы понимаете... У вас тут творится полный бедлам.       Бедлам, в котором он был косвенно повинен. Тони прикусил язык.       Он наблюдал за тем, как девушка медленно кивнула и перешла к записям показаний Питера с бесчисленных издающих звук аппаратов с деловым видом. Она подошла к его постели с противоположной стороны от той, где стоял Тони, и, сказав что-то очень мягким тоном, вынула катетер из вены мальчика. На восклицание Старка, не рано ли они избавляются от трубочек, Эбигейл спокойным тоном объяснила, что в введении препаратов больше не было нужды, после чего добавила ещё несколько подробностей о состоянии Питера и о том, что она видит прекрасную динамику.       Пит, чуть более довольный освобождением от нежелательных иголок в своём теле, немного приободрился, и Тони, заметив это, усмехнулся.       Малыш обладал характером определённо.       – Вы напугали всех своим отсутствием, – сказала Эбигейл, оторвав взгляд от журналов с записями и мельком взглянув на Тони. – Неудивительно, что теперь вы во всех новостях. Какого это - вернуться с того света?       Тони незаинтересованно взглянул на экраны, транслирующие без звука по телевизору его фото. Не самое лучшее, на его взгляд.       – Я знал о рисках, когда направлялся сюда, – он, конечно же, лукавил. О подобном стечении обстоятельств Старк не мог представить даже в страшном сне, но жалость незнакомой медсестры ему была ни к чему.       – Ну да, наш бедлам, – пробормотала она про себя, напомнив о сказанных им ранее словах. – Вам повезло, что вы выбрались из него с минимальными потерями.       Так представляли люди его возвращение? Что ему повезло? Тони постарался сохранить невозмутимость на своём лице.       – Вы не думали, что это могло быть врождённой аномалией? – задумчиво отозвалась Эбигейл немного погодя, и он не сразу понял, что она вновь говорила о ребёнке, застигнутый очередным приступом самобичевания. – Его проблемы с общением.       Тони вырвался из гнетущих воспоминаний о своём якобы везении в попытках выбраться из пещеры, и поняв, о чём говорила девушка, подавил раздражённый вздох.       – У него всё в порядке с развитием.       И если медсестра и услышала в его тоне недобродушные нотки, то не подала виду.       – Я говорю не об этом, Мистер Старк. Быть может, мы имеем дело с немым ребёнком?       На самом деле Тони посещали подобные мысли. Не то, чтобы он был специалистом в области разговоров с детьми, но шестилетнему ребенку, чьими элементарными функциями являлись познание мира и бесконечные поиски ответов на вопросы «что? где? когда?» было бы значительно сложно продолжать молчать по своей воле столь долгое время. В этой области имело значение терпение, которым, как известно, дети не обладали. Если это и являлось травмой, то ей несомненно полагалось иметь сокрушительную силу, и, конечно, утешающим было предположить, что малыш изначально не умел говорить.       Но Инсен не был так в этом уверен, и исходя из того, что с мальчиком он провёл больше времени, чем Тони, и что у них иногда случалось что-то вроде более менее конструктивного диалога, Старк доверял мнению хирурга.       Девушка изобразила руками какой-то знак, но Питер, как и предполагал Тони, ничего из этого не понял и лишь посмотрел на Старка с выражением недопонимания и с отчетливой просьбой о помощи.       – Что ж, язык жестов ему не знаком, – заключительно подвела итог медсестра и снова спросила у Питера что-то не по-английски.       Было видно, что мальчик тщательно обдумывал свой ответ, а потом, подняв руку, показал Эбигейл четыре пальчика.       – Что это было? – полюбопытствовал Тони.       – Я спросила Питера, какой цифрой из пяти он описал бы своё самочувствия.       – Это значит, что дела у него идут хорошо?       – Верно.       – Приятно слышать, приятель. Ты идёшь на поправку, – он потрепал малыша по плечу.       И все же это было не пять из пяти, но близко. Тони постарался сосредоточиться на положительном.       Медсестра задала еще один вопрос, и тут малыш мгновенно изменился в лице и, уставившись на свои собственные пальчики, которые по-прежнему показывали цифру четыре, медленно начал загибать и разгибать мизинчик, будто его присутствие в разговоре с Эбигейл теперь не требовалось. Хотя по выжидающему выражению лица медсестры она ждала ответа. Питер заметно побледнел, и, когда девушка положила ему планшетку с листом А4 и ручку на краешек кровати и сама присела рядом, явно попросив что-то записать, он даже не посмотрел в её сторону, продолжая оставаться увлечённым своими руками.       Это было словно удар под дых для Тони.       Реакция мальчика Старку не понравилась, и, когда он уловил еле заметное движение малыша назад, будто он хотел отодвинуться от медсестры, вжимаясь в стенку кровати позади, это пробудило в нём чувство обеспокоенности.       – Эй, не думаю, что ему нравится этот разговор, – его настроение тут же упало до отметки ноль, и Тони ощетинился на виновницу этого.       – Я понимаю вашу обеспокоенность, но…       – О чём вы у него спросили? – он не потрудился звучать вежливо.       Пеппер бы возмутилась его умением вести тактичные беседы, но не удивилась. Не впервой ей было не полагаться на его самоличное решение конфликтов. Он был асом в том, что разжигать их, а не устранять. Тони был раздражён и не намерен был это скрывать.       – Это стандартный протокол. К нам поступают дети из различных уголков страны, и первым делом мы выясняем, что им известно. Дети его возраста иногда знают свои фамилии или адреса, хотя бы имена родителей, что уже облегчает поиск.       Она спросила его о семье. Черт, Тони следовало предвидеть такой исход событий и предотвратить его. Ему казалось, что для таких тяжелых бесед Питер еще не окончательно окреп. Эбигейл не заслуживала оценки пять из пяти. Она заслуживала минус один.       – Я думаю, на сегодня достаточно разговоров, – он произнёс это достаточно непреклонно, но медсестра намёк не уловила, оставшись спокойно сидеть рядом с ребенком.       – При всём уважении, мистер Старк, мы всей больницей осведомлены, как вы беспокоитесь о мальчике, но я бы хотела напомнить, вы не вправе решать некоторые вещи, связанные с ним. По законам страны он - несовершеннолетний, до обнаружения семьи или признания её отсутствия и впредь, мальчик находится на попечительстве социальных служб.       – Верно, но социального работника здесь еще нет, или я ошибаюсь? Он спрятался в туалете? Ах нет, я же только что там был, – он наигранно вздохнул, теряя терпение, и указал на туалетную комнату пальцем. – Может быть, ему попросту плевать на этого ребенка. Я знаю, как работает система, миссис Фишер, и планирую вмешиваться и брать ответственность за этого мальчика, пока я здесь. И в данный момент разговоры исключены и точка. Где дверь, вы знаете.       – Мистер Старк... – она по-прежнему находилась в непосредственной близости от Питера, и Тони удержался от порыва, чтобы не оттянуть её от мальчика.       Внезапно он почувствовал, что Питер ухватился за край его халата, привлекая внимание, и Старк оглянулся на него, забывая о намеченной тираде, которую планировал озвучить этой непонимающей девушке.       – Да, Пит? – он даже не заметил, когда его голос смягчился при обращении к мальчику.       Ребёнок потянулся, чтобы отдать ему планшетку, вручённую медсестрой, на листочке которой он что-то написал. Тони успел прочитать написанное, прежде чем небрежно подсунуть его обратно к Эбигейл.       Медсестра снабдила его по-прежнему лишённым выразительности взглядом, но он ответил ей сполна, вложив в ответный взгляд всё своё немое недовольство. Это была вражда, не больше не меньше. Он уже её ненавидел.       Когда Эбигейл ушла, они с Питером отпустили очень похожий облегчённый вздох. Через время малыш снова заснул, на этот раз уже самостоятельно без помощи седативных инъекций, и Тони, наблюдая за ним, прокручивал в голове увиденное слово которое, очевидно, было фамилией.       Паркеры.       Значит, Паркеры? Что ж, кажется, пора было переходить от жалости к себе к занятию поважнее. Она намерен был отыскать семью Питера во что бы ни стало. А сейчас... сейчас ему и правда не мешало бы вздремнуть.