Только мой

Константин подходит ближе и приподнял бровь, словно находится в недоумении. — А что же такого он сделал, а? — пронзительно, ненадолго замолкая, только чтобы нагнать напряжение. Монолог продолжается. — Отсосал тебе перед съёмками? — подчеркнуто выделяет первые два слова. Во взгляде мелькает наигранное недоумение, связанное с насмешкой. – Вау, я ведь думал, что он только по девочкам. — вытягивает первое слово, чтобы усилить гнетущий эффект. Опирается на геймерское кресло, сложив руки крест-накрест. К концу предложения его голос все же обретает оттенок искреннего удивления, а выловить его реальные эмоции, к сожалению, удаётся не слишком часто. — Ну ты хоть расскажи, приятно было или он плох с зубами? — и желчи больше не прикрывая, добивает Гецати. Будто скованный взгляд все же отрывается от монитора, где так и застыли собственноручно выведенные цифры для Влада. Поднимает свой чертовский карий взор на провидца, развернувшись в пол-оборота, чтобы создать зрительный контакт с чужими и тёмными как ночная мгла глазами. То есть, буквально даёт себя считать. Показывает сам свою же слабость и больные места, в которые возможно через секунду придется удар. В конце концов, блять, "разворачивает" для него душу. И провидец не был бы провидцем, если бы не считал. И там абсолютно точно не было ни Череватого, ни, тем более, его минета. Чернокнижник меняется в лице всем своим видом, показывая, что Гецати снова полностью бестолково приревновал его к женатому мужику с ребёнком и возвращается в прежнюю позу, снимая выпуск с паузы. Две минуты проходят в долбаном молчании. Пока немного обиженный и растроенный – да что греха уже таить, если его приревновал Гецати, значит, реально его ценит – а от этого внутренние бесы танцуют под фанфары, не ощущает на своих чёрных, как смоль, волосах Костину тёплую ладонь, которая плавно двигается от макушки к затылку. Гладит, как бродячую собачку, которую правда нечаянно задел ногой на улице, или как самого любимого и холеного своего добермана? Матвееву бы очень, очень хотелось знать. Ещё ровно одна минута такой ласки, и старший больше не может и не хочет ждать. Сначала обманчиво ласково спускает вторую руку к затылку, от затылка медленно ведёт к забитой татуировками шее и спускается на челюсть, неожиданно даже для чернокнижника, который буквально все эти долбанные секунды сидел в напряжении и ожидании чего-нибудь. Резко поворачивает голову юноши, придерживая пальцами за линию подбородка на себя, утягивая в поцелуй. Он грубо сминает чужие губы, потом кусает до металлического вкуса, иногда случайно сталкиваясь зубами. Воздуха не хватает, но Диме так хорошо, что даже если он умрет сейчас от кислородного голодания, то не расстроится. Поцелуй прерывается Константином. Он вздыхает напротив, обращаясь к юноше: — Ты только мой. — И я не сопротивляюсь, - тихо смеется прямо в лицо Гецати. — Всё, всё, давай, я пока проведу эфир, а ты приготовь что-нибудь. Потом посмотрим фильмы, хорошо? - примирительным голосом говорит чернокнижник, подставляя шею под поцелуи провидца. Тот же в свою очередь игнорирует слова и продолжает кусать его тонкую, покрытую татуировками кожу. Через пару секунд он нехотя отпускает чернокнижника, оставляя на его макушке невесомый поцелуй. Эфир начинается, и людей сразу становится много. Сначала все идет нормально, но от некоторых вопросов глаз юноши слегка дергается. — Нет, девушки нет. Ну, он же не соврал. "Чья футболка висит на двери?)" Блять-блять-сука-сука-блять-сука-блять-сука-сука-блять — Хаха, да моя, моя. Просто я ошибся с размером, вот и оказалась слишком большой. А здесь он уже соврал. Футболка принадлежит Косте, который от таких вопросов подавился на кухне воздухом. Дальше, кажется, волна странных вопросов закончилась, и начались обычные: о практиках, съемках, семье: Дверь из кухни тихо открывается, чернокнижник этого даже не замечает. Не менее тихо он проходит к столу и приседает перед Матвеевым. Тот в свою очередь лишь бросает короткий непонимающий взгляд, но не отвлекается. Гецати медленно ведет ладонью по ноге парня, постепенно поднимаясь к низу живота. По телу перед ним проходит единичный кратковременный приступ крупной дрожи. Через несколько секунд рука Константина проходится, слегка сжимая уже с внутренней стороны бедра, и разряд дрожи повторяется с новой силой. "че он такой дерганый, ему там что, дрочат что ли?" Блять, ну никогда ещё фанаты не были так близки к истине. — Ааа, всё, мне уже пора. - Мимолетный взгляд под стол. - Я вспомнил, что мне срочно пора идти. Трансляция завершена. — Костя... Костя, блять... - Закидывает голову назад, стыдливо пытаясь отвлечь внимание от собственного стояка. Гецати тем временем поднимается и подхватывает чернокнижника на руки как принцессу. Тот, казалось, не особо против, но не пытается ухватиться ни за шею, ни за плечи медиума. Просто распался на надежных и родных руках и тихо поскуливал от вожделения до самой спальни. На кровать его опустили, даже бросили, даже неожиданно грубо, но на это в целом наплевать. Руки провидца быстро и немного грубо трогали, сжимали, прикосались к Матвееву везде, где могли под одеждой. Но и он не отставал: нежно поглаживающие движения вдоль плеч мужчины прекратились, когда чернокнижник спустился к нижнему краю футболки и потянул её наверх, снимая. Костя легко стягивает свободные домашние шорты, закидывая их в дальний угол комнаты. Собственные штаны снимает уже самостоятельно, как и Дима свой свитер. Припадает к нижнему белью зубами, стягивая брифы, пока чернокнижник шарит свободной рукой по тумбочке в поисках упаковки лубриканта. Когда заветный пластиковый пузырек оказывается в руках, его моментально протягивают старшему. Как только достаточное количество содержимого оказывается на первых двух фалангах пальцев медиума, он тут же наносит его на кольцо мышц. Брюнет слегка дёргается от контраста температур, но желание ощутить член Гецати в себе сильнее. И он ощущает. Но пока только пальцы в движение "ножницы", что, конечно, неплохо, но не так хорошо, как все остальное. Младший ерзает, сжимая простыни одной рукой, а второй сжимая собственные волосы до хрипа из груди. Так как провидец "мучать" сегодня никого не планировал, то крайне быстро ввел на дюйм уже не пальцы. Сначала для чернокнижника все было... слишком медленным, но оказалось, что это только набирание оборотов. Быстрее, быстрее, сильнее в конце концов. Количество фрикций в минуту, наверное, перевалило за 60 ещё давно. Диму под Константином натурально трясло до самих по себе закатывающихся глаз и судорожных попыток деть дрожащие руки хоть куда-нибудь уже, пока Гецати эти самые руки не свел запястьями, уместить оба в одну руку и сжав до светло-фиолетового кровоподтека. Где-то далеко в глубине подсознания, не затуманенного одержимой похотью, нижнего всплывали логичные доводы, что пора бы остановиться, пока крышу не снесло обоим, но сознание стерло их как асфальтоукладчик кленовый листик. На собственный колом стоящий член ему плевать, пока в нем двигается медиум. Разрядка постепенно подступает, когда трясучка становится почти невозможной на физическом уровне. Первым, как и вообще в девяносто процентах случаях, кончает Матвеев, выгибаясь дугой, насколько это возможно с заведенными над головой руками. Через секунду внутри него также разливается вязкая белесая жидкость. Заваливаются на кровать и влажно, долго, но нежно целуются в обнимку. Завтра рано на съёмки, а к ним ещё надо подготовиться – как морально, так и просто вещи погладить. Но победителей двух сезонов это, кажется, в душе не ебет. Дима убегает в душ первым, пока Гецати перестелает постельное белье. —А у нас есть что-то поесть, или ты на кухне бурную деятельность только имитировал? - с лёгкой улыбкой, но без сарказма спрашивает Дима, распластавшись на медиуме и заведя руки ему за шею. Провидец достает запястья и невесомо целует слабые гематомы на них. —Есть только блины, но все как ты любишь, со сметаной. - коротко, но с некой обычно не присущей Гецати нежностью отвечает, поглаживая спину Матвееву.