L'ennemi, tapi dans mon esprit

      Мальчишка сидел на ветке старого дуба, ковыряясь в пальце и наблюдая за тем, как вечерние лучи солнца пробиваются сквозь густую листву. Рядом с ним, балансируя на соседней ветке, Сан затягивался сигаретой. Вид завитков дыма, плавно растворяющихся в воздухе, вызывал у Чона раздражение. Он уже неоднократно говорил своему другу о вреде курения, особенно в таком юном возрасте, но мальчишка лишь усмехался в ответ, продолжая затягиваться никотином.       Прошлое этих двоих было полно испытаний. Уен вырос в неблагополучной семье, где отец часто пил, а мать работала на нескольких работах, чтобы свести концы с концами, но искренне любила его, стараясь создавать уют и тепло в своем доме. Сан, напротив, как обычно это бывает, рос в сравнительно благополучной семье, но его родители были слишком заняты своими карьерными амбициями и не уделяли ему достаточно внимания. Возможно, именно поэтому Сан начал курить так рано, находя в этом способ привлечь к себе внимание и выразить свой протест.       Сидя на ветке, Уен вспомнил один из тех дней, когда они впервые познакомились. Он нашел Сана в заброшенном парке, курящего сигарету за углом старого павильона. Сан тогда выглядел хмурым и злым, но в его глазах была тоска, которая была знакома мальчику. С тех пор они стали друзьями, находя утешение в компании друг друга. Привычка Сана курить всегда вызывала беспокойство. Он знал, что это вредно, знал, что Сан делает это назло своим родителям, но каждый раз, когда он пытался заговорить об этом, Чхве становился оборонительным и раздражительным. — Ты знаешь, что это плохо для тебя, — сказал парнишка, не отрывая взгляда от своих рук, которые он нервно теребил. — Это моя жизнь, Уен. Ты не мой отец, — огрызнулся друг, выдыхая дым. — Ты сам знаешь, каково это, когда никто не понимает.       Чон тяжело вздохнул, понимая, что спорить бессмысленно. Он посмотрел на своего друга, которого считал братом, и подумал о том, как тяжело иногда бывает найти общий язык даже с теми, кто тебе дорог. Это молчаливое напряжение между ними стало символом их дружбы — крепкой, но полной подводных камней. Уен надеялся, что однажды Сан поймет, что он беспокоится о нем, а не пытается контролировать его жизнь. Но пока они сидели на этом дереве, каждый в своем собственном мире, пропитанном болью и непониманием. Уен ковырялся в пальце, но его мысли были далеки от этого механического действия. Он часто думал о своем друге и о том, что привело его к такому поведению. Вид Сана с сигаретой в руках вызывал у друга не только раздражение, но и глубокую тревогу.       Уен знал, что в семье Чхве царил холод и безразличие. Родители его друга были успешными и занятыми людьми, но они редко уделяли время своему сыну. Они видели в нем больше предмет гордости или разочарования, чем живого человека с собственными чувствами и нуждами. Сан был предоставлен сам себе, и его бунтарское поведение, включая раннее увлечение курением, стало криком о помощи, который оставался незамеченным. Смотря на парнишку, Уен чувствовал смесь боли и беспомощности. Он хотел помочь своему другу, хотел, чтобы тот чувствовал себя понятым и любимым, но знал, что его слова часто встречали стену оборонительной иронии. Было больно видеть, как Сан разрушает себя, пытаясь заполнить пустоту, которую оставили родители. Эти мысли не давали покоя. Он вспоминал, как тот однажды рассказал ему о том, как отец все время пропадал на работе, а мать была слишком увлечена своими социальными мероприятиями. Сан говорил об этом как о чем-то привычном, но в его глазах была боль, которую он пытался скрыть за маской равнодушия. Уен знал, что за этой маской скрывается ранимая душа, жаждущая внимания и любви. Эти переживания заставляли его чувствовать себя ответственным за своего друга. Он видел, как тот ищет признания в неправильных вещах и боялся, что рано или поздно это приведет к серьезным последствиям. Уен понимал, что не может заменить Сану родителей, но надеялся, что его дружба сможет хотя бы частично заполнить эту пустоту.       Чон чувствовал глубокую тревогу и беспокойство, когда видел, как Чхве снова и снова подносит сигарету к губам. Он пытался найти слова, которые могли бы достучаться до друга, но каждый раз, когда он говорил о вреде курения или о том, что Сан должен больше заботиться о себе, тот лишь отмахивался и продолжал в том же духе. Это чувство беспомощности и страх за друга были постоянными спутниками Уена. Он боялся, что однажды Сан зайдет слишком далеко, что его поиски утешения в неправильных местах приведут к необратимым последствиям. Он не знал, как остановить это, но знал одно: он не оставит Сана одного, он будет рядом, даже если тот не всегда это признает, пока будет возможность.       Мальчик, затягиваясь сигаретой, бросил взгляд на Уена. В его глазах было что-то новое — смесь сожаления и понимания. — Мы всегда были разными, Уен, — сказал он тихо, казалось слишком тихо. — Может, наши пути должны будут разойтись. — Может быть, — Уен кивнул, понимая, что в этих словах скрывается горькая правда.

      История Уэна и Сана остается загадкой для тех, кто слышал о них. Их дружба была яркой звездой на небосклоне, но как и всё в этом мире, она имела свой конец. Возможно, они нашли покой в своих новых жизнях, а возможно, до конца своих дней несли в себе ту самую боль утраты. Но одно было ясно: их история — это напоминание о том, что жизнь полна неожиданностей, и даже самые крепкие связи могут быть сломаны.       Вечер затих, и лишь легкий шепот листьев на ветвях напоминал о присутствии жизни в этом мире. Уен и Сан сидели все на той же ветке старого дуба, их сердца бились в унисон с природой вокруг. Но внезапно воздух наполнился напряжением, как будто всё живое вокруг сжалось от неожиданности. Послышался непонятный шум доносившийся из дома, как вдруг мать Сана выбежала оттуда, её лицо исказилось от боли, а глаза были полны слёз. Её крик пронзил воздух, разрывая тишину ночи. Женщина чувствовала, как её сердце разрывается на тысячу острых осколков, каждый из которых пронзал её душу своим жгучим остриём. Боль была неописуемо остра и пронзительна, словно ледяной клинок, вонзающийся прямо в самое глубокое место её существа. Её внутренний мир рушился, словно замок из песка, разрушаемый бушующим прибоем. Каждое дыхание было мукой, каждый миг жизни казался невыносимо долгим и тяжёлым. В её груди раздавался тяжёлый, мучительный болевой удар, который словно размазывал её чувства и эмоции по стенам её сознания, пока те не превратились в облако безумной боли. Её слёзы текли неизбежным потоком, словно ручей, который обрел своё происхождение в источнике её глубочайшей душевной страдании. Боль непрерывно наваливалась на неё, как гора, под которой она медленно теряла силы. Она чувствовала, как её кости трещат под тяжестью этого груза, как её мозг туманится от безысходности и отчаяния. И в этот момент её душа кричала о помощи, о спасении от этой адской муки, которая разрывала её изнутри, делая каждый момент её существования адской мукой. — Как ты можешь так поступать?! — её голос звучал как вопль души, страдающей от беспомощности и боли. Ранее они не заметили, как отец Чхве успел выйти из дома и уже почти подойти к машине, которая ожидала его с личным шафером.       Мужчина медленно развернулся на крик женщины, словно зверь, пробуждающийся от глубокого сна своей ярости. В его глазах пылала зловещая искра, а лицо было обрамлено ледяным выражением равнодушия. Он поднял руку с безжалостным выражением, словно готовясь к последнему, решающему удару. Щека женщины ощутила мгновенное прикосновение его руки — удар, сильный и безжалостный, словно молния, разрывающая темное небо. Она почувствовала, как острая боль пронзила её, как удар по щеке размазал её чувства и эмоции по всему телу, оставив ожог своего безжалостного прикосновения.       Мужчина же стоял неподвижно, его лицо выражало холод и равнодушие. Он не испытывал удовлетворения от своего поступка, но и не ощущал ни капли сожаления. Его душа была затемнена тьмой, его сердце замёрзло в ледяной пустоте. Ему было всё равно, что женщина упала перед ним на колени, как упадок пред лицом его безразличия. Внутри него бушевала злость, словно вулкан, готовый выбросить свой яростный огонь на всё вокруг. Но он подавил её, заключив внутрь, как зверь, заключённый в клетке. А затем разворачиваясь скрываясь за дверцей машины, лишь бросая пред этим: — Ты ничего не значишь! — прошипел он, его голос был наполнен холодом и презрением. — Ты просто бесполезная никчёмная женщина!       Эти слова пронзили воздух, как остриё ножа, и мать Сана чувствовала, как они режут её душу. Она попыталась подняться, но ноги отказывались слушаться, её сердце было разбито на тысячу острых осколков.       Сан, сидящий на дереве, видел всё это, его сердце разрывалось на части от боли и гнева. Он чувствовал, как его кровь кипела в жилах, и руки дрожали от безумной ярости. Но Уен удерживал его, не позволяя сорваться с места. — Сан, не делай этого, — прошептал Уен, его голос был едва слышен в этом бешеном шуме эмоций. — Мы должны остаться здесь. Не вмешивайся в это.       Сан чувствовал, как слёзы текли по его щекам, его дыхание было перехвачено горем и беспомощностью. Он знал, что должен остаться здесь, но его душа кричала о помощи, о мести за бессильность и боль. Сану было невыносимо больно видеть свою мать в таком состоянии. Её страдание пронзало его сердце словно остриём ножа, и каждый её крик, каждая слеза, словно капля раскаленного металла, падающая на его душу. Его глаза были полны беспомощного горя, когда он наблюдал, как её болезненная боль становилась частью его собственной реальности. Он чувствовал, как его сила уходит, словно вода сквозь пальцы, когда он медленно обмяк в объятиях друга. Его тело дрожало от эмоциональной истощённости, его глаза были наполнены слезами бессилия. В этот момент он осознал, что не в состоянии помочь своей матери, что его собственная слабость и бессилие стали преградой на пути к её спасению. Это понимание разбило его, будто молот разбивает хрупкое стекло. Он чувствовал, как его внутренний мир рушится, словно дом из карточек, подвергнутый сильнейшему ветру. Всё, что он мог сделать, это сидеть и наблюдать, как его мать страдает, и это разрушало его изнутри.       Уэн сидел на балконе своей квартиры, окруженный тишиной ночи, которая словно наступала на его душу тяжкими шагами. Мужчина наливал себе очередную порцию спиртного, словно пытаясь заткнуть боль, угнетение, которые проснулись в его душе. В его воображении возникали образы прошлого, как фантомы, возвращающиеся из мёртвых, чтобы напомнить ему о том, что было, о том, что разрушилось. Он видел молодого себя и Сана, сидящих на дереве, и слышал звуки тех криков, тех слёз, которые разрывали ночь своей трагичной музыкой. Но сейчас они были так далеки друг от друга, словно два путника, потерявшиеся в разных временных зонах, судьбы которых разошлись по непонятным путям. Даже работая вместе, они были как два незнакомца, судьбы которых пересеклись на короткий миг, чтобы снова разойтись.       Уэн погружался всё глубже в свои мысли, в свои эмоции. Он понимал, что несмотря на все попытки, всё то, что связывало их раньше, исчезло, будто песчинки в дыхании ветра. И внутри него росла боль, горькая и холодная, словно ледяной покров, захватывающий его душу своей непроницаемой тьмой. Он задумывался о прошлом, о том, что могло быть, о том, что уже никогда не будет. Его мысли были полны горького сожаления, огорчения, но и некоторой тоски по ушедшим временам. В его сердце звучали эхо прошлого, словно грозный призрак, напоминая ему о том, что он потерял, о том, что уже никогда не вернётся.       Ночь была спокойной, но внутри него бушевала буря. Он сделал глоток и вновь позволил своим мыслям унести его назад, к тем временам, когда всё было иначе. Воспоминания всплыли яркими, болезненными картинами, как неугомонные духи прошлого. Он вспомнил тот день, когда Сан, казалось, сошёл с ума от ярости. Уен стоял в дверях комнаты Сана, наблюдая за этим спектаклем гнева и боли. Сан, с лицом, перекошенным от ярости, хватал всё, что попадалось ему под руку, и швырял на пол. Книги, фотографии, мебель — всё летело в разные стороны, разбиваясь и разлетаясь осколками по комнате. — Я больше не могу это терпеть! Почему всё так?! Почему именно я?! — Сан кричал, его голос был полон отчаяния и ярости. Его слова эхом разносились по комнате, отражаясь от стен и наполняя пространство невыносимой болью. Уен чувствовал, как его сердце сжимается от сострадания и беспомощности. Он хотел помочь, хотел что-то сказать, но слова застревали в горле, не находя выхода. Он видел, как его лучший друг разрушает всё вокруг себя, и понимал, что это был единственный способ для Сана выразить ту боль, которую он носил в себе.       Комната наполнилась хаосом, как и душа Чхве. Его движения становились всё более дикими, глаза метались по комнате, не находя покоя. В какой-то момент он схватил фотографию своей семьи и с силой швырнул её на пол, стекло разбилось, и осколки разлетелись в разные стороны. Он упал на колени среди этого хаоса, его плечи тряслись от рыданий, и он закрыл лицо руками. Эти воспоминания жгли его сердце, как раскалённый уголь. Он знал, что те времена прошли, но боль и страдания, которые они пережили вместе, навсегда останутся с ним. Уен, чувствуя необходимость помочь, сделал шаг вперед. Он осторожно подошел к Сану, протянув руку, пытаясь его успокоить. — Сан, пожалуйста, успокойся. Мы справимся с этим вместе, — произнес он тихо, но Сан оттолкнул его с такой силой, что Чон пошатнулся. — Не трогай меня! — выкрикнул Сан, его глаза горели дикой яростью. Уен попытался снова подойти, но в этот раз Сан, ослепленный своим гневом, не сдержался. Он размахнулся и ударил Уена кулаком по лицу. Удар был настолько сильным, что тот упал на пол, чувствуя, как мир вокруг него закружился. Мальчик не остановился на этом. В его глазах не было никакого сожаления, только ярость и боль. Он прыгнул на друга, нанося удары снова и снова. Каждый удар был наполнен всей его ненавистью, всей его внутренней болью, которая рвалась наружу. — Это всё из-за тебя! Я ненавижу тебя! — кричал Сан, его кулаки раз за разом попадали в лицо и тело Уена.       Парень пытался защититься, закрывая голову руками, но удары Сана были неумолимыми, жестокими. Он чувствовал, как боль распространяется по всему телу, как каждый удар становится ещё одной раной на его душе. Слёзы текли по его щекам, смешиваясь с кровью, но он не пытался сопротивляться долго, понимая, что друг сейчас не в себе. Сан, наконец, остановился, его дыхание было тяжелым и неровным. Он смотрел на Уена, лежащего на полу, и в его глазах на миг мелькнуло осознание того, что он только что сделал. Но гнев и боль всё ещё владели им. Вставая и отступая назад, словно сам боялся того, что натворил, хоть так лишь казалось. Уен лежал на полу, его тело болело, но боль физическая была ничем по сравнению с той, что он чувствовал в душе. Он смотрел на друга, которого больше не узнавал, и понимал, что их дружба, возможно, уже никогда не будет прежней.       Уен сделал ещё один глоток виски, чувствуя, как горечь прошлого смешивается с горечью настоящего. Мужчина продолжил сидеть на балконе, погруженный в воспоминания, когда его мысли прервал громкий звонок в дверь. Он медленно вернулся в реальность, его сердце все еще билось в такт с прошлым, а эмоции были накалены до предела. Сделав глубокий вдох, он поднялся на ноги и направился к двери, чуть пошатываясь.       Открыв дверь, он увидел курьера, который держал в руках небольшую посылку, протягивая ему ту. Уен молча взял посылку, кивнул в знак благодарности и закрыл дверь. Когда курьер ушел, тот почувствовал, как его тело начинает дрожать. Он посмотрел на коробку в своих руках, его пальцы сжимались вокруг нее так, что костяшки побелели. Он не знал, что внутри, но это не имело значения — его разум все еще был во власти воспоминаний и бушующих эмоций. С трясущимися руками он разорвал упаковку и открыл коробку. От вида того, что находилось внутри все еще тело затряслось. Гнев накатывал волной, захватывая его целиком. Он не смог сдержать себя. С яростью и отчаянием он поднял коробку и с силой швырнул ее об стену. Звук удара и разлетающихся осколков эхом отозвался в комнате, наполняя пространство звуками разрушения, как символ его внутреннего состояния.       Уен стоял, тяжело дыша, его руки дрожали, а в глазах блестели слезы. Он смотрел на разбитые осколки на полу, чувствуя, как гнев постепенно сменяется опустошением. Эта посылка стала катализатором, вызвавшим бурю эмоций, которые долго копились внутри него. Он упал на колени, чувствуя, как боль и отчаяние снова накрывают его волной. В его душе была глубокая, непреходящая рана, и он понимал, что независимо от того, сколько времени пройдет, эта боль останется с ним навсегда. А рядом с его коленями, вместе со стеклом лежала фотография где была его семья и мама, чьи глаза были выколоты. Что бы мы ни делали в прошлом, плохие поступки неизбежно находят нас снова, словно бумеранг, пущенный собственной рукой.