Поиск

Он сел за столик в углу, лицом к чистому, заставленному цветами окну и распрямил ноги. Маршрутка оказалась тесной и вонючей. К тому же медленной, так что трястись до центра ему пришлось не меньше сорока минут, за которые он успел возненавидеть не только систему городского транспорта, но и саму идею ездить с другими людьми. Отвык он уже — с частным водителем-то всяко удобнее. На узких сиденьях, близко поставленных друг к дружке, невозможно было сидеть с комфортом, к тому же пожилая женщина, зашедшая в середине маршрута, едва ли не сгрузила на него свои сумки, наполненные сахаром и банками с чем-то подозрительно булькающим. К тому же люди, одетые в линялые полушубки и дублёнки, под жаркой печкой вскоре взопрели и начали невыносимо вонять. Так что, когда он вывалился на центральную площадь, кое-как перебирая затекшими ногами, загазованный воздух показался ему слаще, чем дух на Лосином острове, а мерзкий дождик — манной небесной. Кафе он нашел быстро — оно ярко выделялось из рядов местных столовых ухоженностью и свежим ремонтом. Цены там, конечно, были тоже неплохими, но Косте совершенно не улыбалось отравиться или нарваться на выпивших после смены работяг, так что он спокойно придушил собственную жабу и, проведенный наманикюренной и строившей ему глазки администраторши, он устроился на диванчике и открыл меню. Изысками оно не блистало, но Косте они и нужны не были. Он заказал себе лапши, пельменей и компот. Над предложенной стопочкой водки он подумал и отказался — может быть придется сесть за руль, да и развести его могло с непривычки. Считай уже месяц капли в рот не брал, времени-то на отдых не было. Кафе пустым не было — рядом через столик сидела пара молодых людей, держащихся за руки. В углу расположилась семья с детьми-подростками — явно зажиточная. В углу сидела красивая взрослая женщина с кольцами на пальцах и явно кого-то ждала. Когда принесли суп, Костя успел заскучать и по памяти нарисовать на салфетке всегда носимым в кармане карандашиком, Юрин профиль. Рисунок, не смотря на мягкость линий вышел строгим и холодным. Отражающим их последнюю встречу. Костя вообще часто рисовал, то Юру, то Сашу, то Анечку по памяти. Один раз у него даже их главной попросил портрет своей кошки, и Костя не смог отказать — во-первых, животинка была чрезвычайно харизматичный, а во-вторых, за рисунок ему дали своеобразную премию. Тренькнули колокольчики, повешенные над дверью и в заведение наладилась молодая девушка по нос, закутанная в шарф. Костя глянул на нее мельком и улыбнулся — девушка держала за руки двух маленьких детей, одетых в цветастые комбинезоны. Спешно и неловко стянув с детей одежду, она о чем-то переговаривалась с официанткой. Меховая шапка, нынче очень модная, постоянно сползала ей на глаза. Костя отвернулся от посетителей и начал есть суп. Тот был не плох, хотя соли, конечно, не хватало. Впрочем, выбирать что-то другое или вызывать официантку, чтобы пожаловаться, он не стал. От еды, приготовленной из местных продуктов, местной воды и под местом воздухом, веяло ощущением дома и комфорта. Костя уже и забыл о том, каково это, сидеть вот так и не думать ни о чем, кроме того, что за окном опять усилился ветер и дождь. Погрузившись в медленные и ленные мысли, он не обратил внимания на топот и звонкие детские выкрики, так что, когда со спины тонкий детский голосок пропищал что-то похожее на приветствие, он удивился и неаккуратно обернулся, расплеснув из ложки бульон. — Что? Около его стула стояла и смущённо прижимала к груди руки маленькая девочка лет трех-четырех Волосы у нее были странные — местами черные, а местами выцветшие до белизны. На пухлых щечках кожа была тоже пятнистой, а на носу и вовсе пошла маленькими крапинками. Выглядела девочка смущенной, но решительной. — Здравствуй, — сказал Костя, заглядывая малышке в глаза, — Ты чего-то хочешь? Девочка вся зарделась и тихо-тихо пробормотала: — А у тебя тоже вилитиго? Костя нахмурился. — Кто? — Ну, — девочка отошла от него чуть-чуть и вдруг выпрямившись, громко и звонко сказала: — Вилитиго! У тебя тоже волосики как у меня. У тебя тоже вилитиго? Папа говолит, что я похожа на оленёнка, но ты больше на живафа! Он тоже с пятнышками и жёлтый с количневым. Костя поднял глаза на столик, за которым сидел маленький хмурый мальчик, но девушку, которая пришла с детьми, не нашел. Может в туалет вышла, может ещё куда-то. Ла-а-адно. — Витилиго? — переспросил он, постаравшись мягко улыбнуться, — Да у меня есть. Поэтому и волосы двух цветов. Девочка восторженно распахнула глаза, обернулась к мальчику и закричала: — Я говолила! Я говолила! Ха! Сележа дулак! Мальчик нахмурился, соскочил со стула и тоже подошёл. Он был выше девочки и явно старше. Бровки его были нахмурены, а черные волосы встопорщены и наэлектризованы от шапки. Две прядки на затылке даже забавно поднимались к потолку, образуя некое подобие рожек. Костя улыбнулся и ему, но мальчик только сильнее нахмурился, становясь похожим на кого-то смутно знакомого. Странно, вроде не контачил Костя с детьми последнее время. В банде если они у кого и были, то родители их не показывали — дурной-то пример заразителен. — Катя, пойдем, — сказал мальчик, обхватив ладошку девочки, — Нам нельзя с незнакомцами разговаривать. Ты помнишь, что папа нам говорил? В отличии от сестрёнки Сережа хорошо выговаривал слова и даже умел произносить «р» без особых стараний. Катя нахмурилась и руку вырвала: — Не-ет Силежа! Я не хочу-у! Она обернулась к Косте и с любопытством спросила: — А длугие пятнышки? У меня на щечках есть. И на лучках. А ещё, — она вдруг смутилась, — на попе. В форме селдечка. Костя рассмеялся от неожиданности и чуть не опрокинул тарелку с супом, когда опёрся на стол. Отсмеявшись, он закатал правый рукав рубашки и показал детям витиеватый узор бледной кожи, расползшийся по предплечью. — Вот, — сказал, — ещё на ногах есть и на груди. На попе вроде нет. — Ого-о-о! — девочка со всей непосредственностью тыкнула ему в руку и даже мальчик, до того строивший неприступный вид, подошёл поближе, — Какие они у тебя большие. У меня маленькие совсем. Костя пожал плечами: — Выросли со временем. Раньше, как у тебя были, а потом увеличились. — А у Кати тоже увеличатся? — спросил мальчик, задумчиво прикусив ноготь большого пальца. — Не знаю. Может быть. — А! А почему у тебя волосы жёлтые, а у меня белые? У тебя они волшебные, да? Костя удивлённо поднял брови и покачал головой: — Нет, не волшебные. Я их крашу краской, чтобы людей не пугать. Девочка вдруг расстроилась и захныкала. — А я тоже пугаю, да?! Меня стлашной на площадке называют, говолят, что я на бабу Ягу похожа. А я не похожа!!! По пятнистым ее щекам потекли слезы и девочка, запрокинув голову, заплакала, обнажив ряд белых молочных зубов. — Ой! Из закутка кафе, где скрывался туалет, выпрыгнула молодая девушка. Костя сначала выцепил взглядом ярко-рыжие волосы, потом знакомые абрис лица и выражения глаз. Онемел. — Извините, ради Бога, на секунду-то нельзя отлучиться! Пристали к вам, да? Сережа, Катя, ну-ка за свой стол живо! Вот папа придет, и я ему расскажу, как вы людей донимаете, вот он… — Аня? Голос у Кости сел и позвать давнюю подругу вышло тихо и хрипло. Но она услышала. Перевела взгляд с детей на него и тоже замерла. Глаза ее, ясные, накрашенные тушью и голубыми тенями, широко распахнулись и забегали по нему взглядом, мечась от лица к волосам. — К-костик? Т-ты? Костя едва успел обхватить ее тонкую талию, когда Аня кинулась к нему в объятия. Со стола соскользнула и звонко разбилась о пол многострадальная тарелка с супом. Лапша, короткими кусочками расплескалась по плитке, пачкая ботинки Кости, но он не обратил на это внимания. — Боже правый, — зашептала Аня, вжимаясь в Уралова крепче, — Ты вернулся! Ох, ты вернулся! Тебя ж совсем не узнать, такой бугай стал, волосы покрасил… Костя, Костенька… — Аня… Ее волосы забились ему в рот и нос, но он только крепче сжал девушку в объятиях. От Ани пахло мылом и дешёвыми цветочными духами. Она была совсем худой и маленькой в его руках. Изящная, одетая в голубое ситцевое платье в цветочек, она казалась ему мечтой — сном наяву. Неужели Аня тут? Разве бывают такие совпадения? Разве бывает так, что он, выбрав случайную кафешку, встретил одного из самых родных и близких ему людей во всем мире? Он бережно провел по плечам подруги пальцами и отстранил ее от себя. Глянул в знакомые глаза, убеждаясь в реальности происходящего и улыбнулся: — Привет, — сказал тихо, — Давно не виделись, Анют. Девушка счастливо рассмеялась и обняла его лицо своими ладонями. Руки у нее были тоже маленькими, но твердыми, покрытыми трудовыми мозолями и заусенцами. — Привет, Кость, — поздоровалась она, расцеловывая его троекратно в обе щеки, — Давно тебя тут не было. Фраза была сказана без упрека, но Костя все равно смутился и опустил глаза. Да, давно. Пробормотал: — Занят сильно. Сначала учеба, потом работа. Некогда было туда-сюда мотаться. Да и ситуация в стране и экономике, сама понимаешь… Слова выходили неохотно и складывались в жалкие оправдания, от которых Уралову самому было противно. Он ведь не забывал о друзьях, не кидал их, но просто все так завертелось, закрутилось, и… Аня похлопала его по щеке и привстала, выбираясь из объятий. Сжала руки в своих руках. — Конечно, — сказала, — Я всё понимаю. Присядь к нам за стол, расскажешь все. Кстати познакомься, — она указала на застывших в удивлении детей, — это Катя и Сережа Татищевы. Юрины детки. Костя усмехнулся: — Мы уже познакомились. У нас с Катей много общих тем для разговора. Аня сначала недоуменно нахмурилась, а потом разулыбалась: — Да, и в правду! Она ведь как ты — в пятнышко. Юрка даже Катю в честь тебя назвал, знаешь? Увидел в роддоме, что она как ты, так и назвал Катюшей. Здорово, да? У Кости в сердце кольнуло странным, непонятным чувством, но он все равно кивнул. — Здорово. Я не знал. Он поднялся со стула, отряхнул штаны и рубашку. Пара жирных капель, осевших на груди его не расстроили — какие уж тут заморочки, когда Аня тут. Подскочившую с веником и совком официантку он попросил принести его пельмени уже за другой столик и, выбрав место напротив подруги, сел. — Ты правда изменился, — сказала Аня, помогая присесть Серёже и Кате рядышком, — Я тебя со спины не узнала. Ты, конечно, всегда был высоким, но столько мышц, Костик… В качалку что-ли ходишь? Костя пожал плечами: — Сейчас уже да. А на первых курсах, когда Союз развалился, приходилось мешки с песком таскать. Денег не платили — тушёнкой отдавали. Жирной, армейской. Вот и силы прибавилось, и мышц. А ты только хорошеешь, Анют, совсем дамой стала. Шуба, шапка… Очень хорошо выглядишь. Аня порозовела, заправила прядку волос за ухо. Они у нее были длинными — впору косу плести, или даже странные, модные нынче прически с объемной макушкой и хитросплетением залаченых кончиков сзади. — Что ты, — сказала она, — это я так. Принарядилась. Мы-то обычно с детками сюда не ходим, а тут вот праздник отметить решили — Юрка и пригласил. Надо же соответствовать заведению. По Костиному мнению, заведение это едва ли претендовало на такой чудесный Анин внешний вид, но он кивнул. Что он вообще знал о том, какие места нынче для Ани считаются дорогими и особенными? — Какой праздник? Катя, уже утершая слезы и до того просто внимательно слушавшая их разговор, вдруг подскочила на месте: — Тетьанино деньрожденьне! Я ей даже лисунок налисовала! А Сележа отклытку с танком! А папа! Папа тоже подалок сделал, но это сюлплиз! Аня и Костя вместе рассмеялись. — Скажи, — сказала Аня, подпирая щеку ладошкой, — На Юру похожа, да? Сережа, конечно, внешностью больше, но Катенька характером пошла. Как Юра, вся солнечная. Костя кивнул, а потом, наморщившись, спросил: — Если меня не подводит память, то твой день рождения был месяца три назад. Почему сейчас празднуете? Аня пожала плечами: — Да нам зарплату не платят. Я учительницей работаю. Трудов. Нам всю получку отдают едой из столовой или вообще старыми деньгами — не разгуляешься. У Юры ситуация получше, но тоже не ахти. Если б он взятки брал или там… Сам, короче, понимаешь, то, может быть, и побогаче бы жили. Но он не берет. Так что кровные только раз в три месяца и выдают. Даже премии чем попало отдают. Он месяца три назад одного маньяка поймал, того, что девушек по подъездам душил. Большая серия, дело — висяк, а Юра раскрыл. И знаешь что? Ему премиальные колбасой плесневелой выдали, из столовой нашего управления. Обидно. А мы всем делимся, считай вместе живем, так что пришлось праздник переносить. Ну ничего, вытянем. У Кости вдруг пересохло в горле, и он облизнул губы, остро сожалея о том, что не выпил предложенный раньше стопарик. — А вы… Вы с Юрой вместе? Да, Саша, конечно, говорил о том, что у Татищева нет никого, но Аня — давняя подруга. Её могли и не приписать в объекты. Подумать, что это всего лишь приятельские отношения. Камская подняла подведенные бровки: — Мы? Ой! — она засмеялась. — Мы — нет. Мы, когда ты уехал, попробовали, но совсем не задалось. Целовались и смеялись — глупость какая. Юрка сказал, что я ему как сестра теперь, да и я сама… Ну, не очень, конечно. Так и продолжили дружить. Он потом Ульяну встретил, а я своего бывшего мужа. Жить, как он с войны вернулся, стали по соседству. Я, вот, с малышней сижу, когда Юра на дежурстве, он меня из школы иногда на служебной машине забирает, чтобы я по ночному городу одна не ходила. Ну и едой там, одеждой, всем, чем получится, делимся. Вот, кстати, шапку это он мне на восьмое марта подарил. Сказал, что даже не конфискат. Приятно. Костя выдохнул и откинулся на сиденье. Подошедшая официантка споро расставляла по столу еду для детей и Ани. Малыши выбрали вареники с картошкой и вишней, а подруга предпочла отбивную и картофельное пюре. — А сам ты как, Костик? Что нового? Где работаешь? Чего вернуться решил? Надолго тут? Может останешься? Шквал вопросов заставил Костю широко улыбнуться и покачать головой. — Ну… Работаю в Москве, там же квартиру купил. Ремонт делаю. Сюда приехал ненадолго — рабочая командировка. Даже не думал, что тебя встречу. — А кем вы работаете? — вдруг спросил молчавший до того Сережа. На его лице, измазанном в сметане и вишневом соке, было выражение, знакомое Косте почти до боли: нахмуренные бровки, чуть приоткрытый ротик, румянец на щеках и такая серьезная, такая взрослая сосредоточенность во взгляде, что не ответить на вопрос было бы кощунством. — И правда, Кость, — поддержала Аня. — Ты, вроде, хотел на инженера пойти. По профессии работаешь или?.. Её взгляд коротко пробежался по его кожанке и часам на руке. Брови сошлись на переносице. — Менеджером, — сказал Костя, стараясь не выдать ничем свое волнение. Врать не хотелось, но не рассказывать же при детях о том, чем и, главное, как он зарабатывает себе на жизнь. Им нужен хороший пример, пусть даже и от незнакомца. А Ане он потом расскажет, если та его слушать, конечно, захочет. — А фто такое менеджел? — спросила Катенька, борясь с набитыми щеками, — Это волфебник? Костя усмехнулся: — Своего рода. Заставляю неработающие вещи работать. А еще, используя некоторые специальные заклинания, могу превратить карету в тыкву, а мало денег во много денег. Но на это нужно много времени и сил, так что показать свое волшебство не смогу, извини. Катенька нахмурилась, а потом вдруг подскочила со своего места и прямо так, держа вилку в маленькой ручке, побежала к выходу: — Папа! Сережа тоже сорвался с места, а Костя закостенел. Кое-как заставил себя обернуться. У входа действительно был Юра. Мокрый как кот, облепленный руками своих детей, он сидел на корочках, уткнувшись в волосы Кати носом. Одет он был, как и в прошлый раз, в гражданское — темные штаны, ботинки, теплый свитер крупной вязки и накинутая сверху куртка непонятного, темно-землистого оттенка. Выглядел он усталым и бледным, однако очень счастливым. К нему подошла Аня, дождалась, пока Юра встанет, удерживая Сережу на руках, и тоже обняла, ласково взъерошив мокрые волосы. Она что-то ему сказала, — Костя не слышал, что — и указала в его сторону пальцем. Взгляд Юры, темный, теплый, встретился со взглядом Кости и заледенел. «Кажется» — подумал Костя, сжимая в кулаке салфетку, — «Мне лучше уйти». Подняться он не успел — официантка наконец-то принесла пельмени и загородила проход. Когда она отошла, Юра с детьми и Аней уже стоял совсем рядом и свалить по-тихому не получилось бы при любом раскладе. — Ребята, поздоровайтесь, обнимитесь! Столько лет не виделись! — сказала Аня веселым голосом. Юра ссадил Сережу на его стул и не меняя каменного выражения лица, спокойно сказал: — Вчера встречались. Пойдем, — он кивнул Косте, — покурим. Костя кивнул, встал со своего места и, не надевая куртки, пошел к выходу. Татищев проследовал за ним, сохраняя дистанцию. На недоуменное Анино «Но ты же только что курил!» он не ответил. На улице ливень сменился просто сильным дождем, прохожих, просто гуляющих по тротуару, не было, зато были спешащие в соседнее заведение грузчики. Щупловатые, но широкоплечие мужички споро и с матерком перетаскивали ящики с несвежего вида овощами и фруктами. Кто-то иногда оскальзывался, и тогда пяток-другой недозрелых яблок или битых апельсинов раскатывался по дороге, весело бултыхаясь в лужах. Никто не торопился их подбирать — кажется работники ручного труда планировали забрать «случайно упавшее» домой. — Что ты тут делаешь? Костя развернулся спиной к улице и глянул на Юру. Тот стоял под самым углом козырька и на куртку его то и дело капала скопившаяся на ткани вода. — Ем. — Почему за столом с Аней? — Она позвала. Юра поморщился, поджал губы: — Я ей не говорил, что тебя видел. Не хотел расстраивать. — Хорошо. «Хорошо» Косте не было. Ему было откровенно погано от того, как резко и болезненно оборвалась идиллия, в которую он случайно попал, но показывать это капитану милиции Татищеву Ю. И., он не собирался. Юрке, его давнему другу, еще мог бы. Но тут стоял не Юрка. — Я сказал тебе не показываться мне на глаза. Ты хочешь проблем, Уралов? Костя пожал плечами, под напряженным взглядом достал пачку сигарет из кармана и прикурил. Почему нет, если выдалась такая оказия? — Ты думаешь, что я буду следить за каждым твоим чихом, чтобы не дай Бог, на глаза тебе не попасться? Юра тоже закурил. Дым его сигаретины был вонючим и откровенно намекал на дешевизну табачного изделия. — Я думаю, — сказал Юра погодя, — что ты сейчас соберешь свои вещи и свалишь отсюда нахрен, пока я не вызвал добрых дяденек в масках, которые увезут тебя далеко и очень надолго. Костя ухмыльнулся. — Ты уже нашел за что? Юра кашлянул, прикрывшись рукой. — Ты думаешь, что им будет мало одного того, что ты Кащей? Костя пожал плечами. — Это не доказано, Татищев. Меня не за что задерживать, так что я сейчас пойду и доем свои пельмени, а ты утрешься. Он развернулся ко входу, потушив сигарету о край мусорки, и собрался уже войти, когда Юра схватил его за плечо. — Стоять, — сказал тихо. — Мы не договорили. Костя скинул его руку со своего плеча. — Мы — да. — Костя. Костя развернулся. Юра выглядел усталым и суровым. При всей твердости осанки и голоса, его синяки под глазами никуда не делись, а губы, сухие и искусанные, кровили. — Уходи, — сказал он, — я не хочу, чтобы ты сидел за одним столом с моими детьми. Костя напряг шею и сжал зубы. — Я никогда детям плохого не сделаю. И ты это знаешь. Юра покачал головой: — Я уже нихрена о тебе не знаю. Уходи. Злоба и обида задушили Костю. Так вот каким человеком его теперь считает Татищев? Замечательно, блять. — А что взамен? — сказал он, сощурившись, — То, что ты просишь, Татищев, это услуга. А безвозмездно я услуги только друзьям оказываю. Укол вышел замечательный — Юра поморщился и отвел взгляд. — Что ты хочешь? — спросил он, хмурясь. Костя развел руками: — Содействия. Мне нужна информация о бандах, которые сейчас наиболее влиятельны в вашем городе. Кто главари, где сидят, чем заправляют. Кто на кого зубы точит, а у кого анклав. Ты должен это знать — ты глава отдела. — Навел справки, значит? — Навел. Они помолчали. Мужики, разгрузившие последний ящик, споро похватали выпавшие фрукты и сели в газельку. Та затарахтела, заводясь, попшикала синеватым дымом и стартанула, хлопая не до конца закрытой дверцей. — Хорошо, — сказал Юра. — Я дам тебе эту информацию. Но ты больше никогда не подойдешь к моим детям, ясно? — Договорились. Костя протянул руку и Татищев, помедлив, её пожал. Ладонь у него была шершавая, а пальцы сильными и мозолистыми. — Завтра приходи на Мира шестнадцать, там есть небольшой ларек с мясом. В двенадцать дня. Я все принесу. И не думай, что я от тебя отстану. — Не думаю. Костя расцепил их руки и зашел в кафе. Официантке, проходящей мимо, он отдал тысячу, объяснив, что уходит и что сдача ей. Подхватил куртку и подошел к смотрящей на него тревожными глазами Ане. — Мне надо идти, — сказал спокойно, — я с вами засиделся и забыл о времени. — Ох, Костик, — сказала она, — жаль, что мы и не посидели нормально. Ты с Юрой поссорился что ли? Может все-таки останешься на чай? Ты ведь не поел совсем. Дети тоже что-то залопотали, но Костя только помотал головой. — Прости, — сказал, — правда нужно идти. Он наклонился к ней и, коротко обняв, ловким жестом положил в лежащую за спиной девушки сумочку, две купюры по сто баксов. — С днем рожденья, Анют. Был очень рад тебя увидеть. И познакомиться с вами, малыши, — он кивнул расстроенным детям. — Не грусти, — сказал он погрустневшей девушке, — может еще свидимся. Взгляд Юры, зашедшего в помещение, обжег спину. Костя еще раз кивнул сидящим за столом и вышел, едва-едва разойдясь с Татищевым плечами. В животе все еще было пусто, но Костя не хотел есть.