В яблочко

Выйдя из магпункта и добравшись до кабинета академика, Таня забарабанила в его дверь. Та сразу открылась. Сарданапал стоял на пороге и спокойно смотрел на Таню. Смотрел так, будто давно знал, что она придёт и случится это именно сегодня. — Можно перейти сразу к делу? — поинтересовалась Таня. Ей было известно, как сильно Черноморов любит пускать в длительные ни к чему не обязывающие разговоры. Порой ей это даже в нём нравилась и она была не прочь их поддержать, однако сроки «локона» горели и ей вновь требовалась дополнительная информация, а то и совет извне. — Так говори. — Я попала в крайне нестандартную ситуацию. Мне надо… — закончить Сарданапал ей не дал. — Мне о ней известно. Решать за тебя я не имею право, как и подталкивать к определённому выбору. Но могу дать пищу для размышлений. Академик опустился в кресло, в котором видимо сидел до прихода Тани. Рядом с креслом на стуле истекала воском длинная свеча. Тут же лежала толстая книга в кожаном переплёте с медными застёжками. Сама не зная зачем, Таня задержала на неё взгляд. — Возьми её. Открой первую страницу… Теперь читай там, где имя автора! — велел Сарданапал. — Лео… Леопольд Гроттер, — дрогнувшим голосом прочитала Таня. Академик грустно кивнул. — Именно. «Книга снов, которые не стали явью». Занятная книга, которая день ото дня становится толще. Но бывают дни, когда она становится тоньше — и это хорошие дни. Твой отец подарил её мне, когда закончил магспирантуру. Это его магсертация. Гроттер трепетно пролистала книгу. Велась она до боли узнаваемым почерком. Однако выборочно досмотрев её до конца, девушка была удивлена, наткнувшись на свежие чернила и недавнюю дату. Она с вопросом посмотрела академику прямо в глаза. — Магия книги запомнила его руку, которой были заполнены первые страницы. Ничего удивительного. Три десятка лет — не тот срок, когда волшебство теряет силу, — вполголоса пояснил Сарданапал. — Меня поразило другое. Та запись, которая появилась три дня назад… Разумеется, всё можно списать на собственную магию книги и не придавать этому значения, но стиль уж больно не похож на обычный язык книги. Среди обычных магических формул, просчёта вероятностей грёз и уравнений темпорального чародейства — нечто иное. — Намекаете, что это мог написать мой отец? Академик таинственно улыбнулся: — Твой отец в Потустороннем мире, связь с которым во все времена оставляла желать лучшего. Все выводы здесь относительны. Просто прочитай и думай сама, — сказал он уклончиво. Таня нерешительно открыла последнюю из заполненных страниц. На границе белой бумажной пустыни, которая ещё не заполнилась событиям и мыслями, темнела короткая запись. Окупается только верность. Пурга иллюзий заметает путь. — И это всё? — спросила она — Всё. Думаю, именно в этом ты должна искать ответ на вопрос, который собираешься задать мне. Таня молчала, вглядываясь в буквы. Ей чудилось, что они способны сказать нечто большее. «Локон и есть пурга иллюзий, а окупаются только длительные проверенные любовные, а не дружеские, отношения, коих у меня ни с кем не было» — подумала она с обидой. По её щеке скатилась слеза. — Я не могу последовать совету книги, мне обрезали этот путь. Академик на неё удивлённо взглянул, а потом тяжело вздохнул: — Ты права. Ни любовь, ни верность, ни дружбу в истинном их понимании не осилят навязать даже боги. Та же Афродита, пообещав в дар Парису Елену, несколько раз насылала на них наваждение. Но ты в другой ситуации, тебе придётся выбрать кого-то или остаться навечно нравственной пустышкою. Хотя… Покажи мне то, что держишь в ладони. В замешательстве Таня положила локон на стул рядом с книгой снов. Академик подошёл к неё и наклонился над стулом, близоруко разглядывая артефакт. Один из его усов потянулся к локону. — Я ещё в Тибитохсе догадывался, что у тебя один из древних артефактов. Но то, что мой перстень духов не мог понять какой, говорил, что с ним может быть что-то не так. Но к забродившей от времени магии это тоже относится. А тут аж заговор на артефакт! Редкий случай! — Заговор на артефакт? — непонимающе повторила Таня. — Разумеется. Локон попал к тебе соответствующим образом подготовленным. Собственно потому и попал, что этого кому-то очень хотелось. В одном уверен, на второй конец ты не нанесла ни одного имени. И правильна сделала. Твоя осторожность спасла тех, кому ты не хотела навязывать чувства, будучи неуверенной ни в ком. — Я их и хотела спасти. — Да, но от другого. Одно из имён уже произнесено. Локону недостаёт последнего. Он не знает чьи судьбы ему соединять. — Но! Но! Но… та, кто заговаривал артефакт должна была быть уверенна в том, какой выбор я сделаю и в том, что я его вообще сделаю. Это не просто отчаянный шаг! Это риск каких мало! — Гроттер была в удивлении, недоумении, возмущена и чуть ли не на грани шока. — Неужели Зализина? У остальных на успех шансы ещё меньше!.. при взгляде-то со стороны. — Да, так и есть. Зализина. Ошибки быть не может. Магия неповторима, как отпечатки пальцев, — сказал академик. — А зачем её посредник в лице меня? — Видишь ли, Ванька не так прост. Как маг он вполне обычен, но у него сильная врождённая защита. Которую раз за разом Лиза и укрепляла, пытаясь его приворожить. Что только не делала. Ни в какую. Вот и дошла до бронебойного арсенала. Она в своей «любви-одержимости-мании» наворотила немало. Накладывала на тебя проклятия, когда совсем потеряла голову. Полагаю, единственное, чем мы можем ей ответить… вернее «мы» здесь неуместно. Ответить можешь только ты. И ты знаешь как. — Выбрать второе имя? Академик пожал плечами. — Твоя жизнь — тебе и раскладывать пасьянс. Я сниму с локона Афродиты магию Зализиной… — но академик не успел договорить. — Не стоит снимать этот заговор. — Погоди! Ты понимаешь, чего себя лишаешь? Ты не сможешь никого никогда полюбить! Ты проживёшь жизнь убогим манекеном, лишённым даже возможности когда-либо испытать это чувство, — взволнованно возвестил ей Сарданапал. — Чашу судьбы никогда нельзя выпить до конца, — таинственно ответила Таня. — Вы обещаете не вмешиваться? Черноморов ей грустно кивнул. И уже у самого порога Гроттер остановилась, напоследок в некой нерешительности сказав: — Там Бейбарсов затеял убить всех конкурентов и суициднуться под конец. Реакцией академика Таня была поражена. Если начало её речи заставило Сарданапала обеспокоится, то под её конец он расхохотался. — Что смешного я сказала? — Некромаг? Покончит жизнь самоубийством? Я правильно расслышал? — Правильно, — подтвердила Таня. — Так же отреагировал и дед Феофил, что с эти не так, в чём подвох? — Бейбарсов — некромаг. Читая, между строк, девочка. Некромаг не может умереть, пока не передаст кому-то дара. Дар же он может передать не раньше, чем истечёт сто лет со дня его получения. На более короткие сроки данные депозиты не оформляются. Эти данные будто огрели Таню обухом по голове. На миг она потеряла равновесие, но устояла. И дело было уже не в Глебе, а в косвенном подтверждении его слов. Чума — мертва. Дар — она никому не передавала. Вот тебе и отвергаемое неосознанное прошлое, а так же потенциал на будущее. И только потом, когда она пришла в себя от новостей, изначальный план её голове перетерпел грандиозное видоизменение… — Ну значит, с этим я тоже знаю, как разобраться самостоятельно.