daddy's little child

Окута считает, что глаза у них вполне себе одинаковые. Даби заумно обзывал это «взгляд из вечности» или что-то в этом роде. Гиран же думает, что… Чисто теоретически, если б судьба его непутевого подопечного сложилась иначе, он так же сверкал бирюзой очаровательных своих зенок с экрана телевизора, взирал бы на мир с широких билбордов по всей Японии и точно бы задирал нос повыше папаши. Энджи Тодороки, почти уже не Старатель. Прошедшая эра, типа постмодерна и Кейт Мосс, где-то приблизительно на задворках до геройской эпохи. О, точно, беспричудной, вспомнил слово. От американо поднимается густой приятный пар, а люди вокруг абсолютно не интересуются происходящим. Стадо. Им плевать, пока герой (или без пяти минут экс-про) не сверкает в геройском костюме, обтягивающем ублюдком спандексе направо и налево, они не хотят даже делать вид, что узнали его. Старатель пышет недовольством и почти дымится, на манер американо, пока Кагеро преувеличенно заинтересованно ковыряет ложкой дорогущий десерт. Его вкус свободы и сладкой жизни. Суд вертелся и крутился над ним, будто коршун, над умирающим зверьком. Все искали лазейку, чтобы доказать, что его нечистые руки были приложены к тому, что Лига злодеев сколотилась так быстро, но ничего серьёзнее, кроме просроченной на месяц аренды кабинета в Хосу, никто так и не нарыл. Выйти из дерьма относительно чистым, вышло до смешного легко. В этом был весь Кегеро Окута. Очки чуть запотели от пара. — Это вздор. — Суровая правда жизни, — Гиран жмет плечами и подносит ложку с десертом к губам. — Готов поспорить, что Даби… — Тойя, — рефлекторно поправляет его Тодороки и от этого мелочного замечания тянет заржать в голос. Где он там Тойю разглядел, вопрос со звездочкой, у Кагеру с детства с математикой все было хуево. — Тойя, — любезно и для виду соглашается он. — Так вот, пацан сидит сутками в одной позе, не жрёт, не пьет, не срет, ни с кем не разговаривает, а все приливы активности заканчиваются хаосом вокруг. Разбитые тарелки, опрокинутые столы, самоповреждения, до кучи, так сказать. Он уже дрался с медперсоналом? На тонких губах Старателя появляется кривой оскал и кружку с кофе он сжимает в руках настолько сильно, что та лопается. Некрасивые коричневые разводы украшают стол, а горячие капли долетают до десерта, в котором Окута так старательно устраивал разруху. — На звание психотерапевта не претендую, — рассеянно протягивая бумажные салфетки, комментирует бывший брокер. Они тут все за этим столом бывшие. — Но пару встреч не под камерами и гарантирую иную реакцию от шкета. Даби так-то не шкет, уже лет дцать как, но… Наивное идиотское, наставничество плещется в груди, напоминает изжогой, что так, он в ответе за тех кого приручил. И за Джина он тоже был в ответе… Кагеро откидывается на спинку алого диванчика, из отвратительного прожженного в нескольких местах кожзама, и закуривает. — Одна встреча, — смотрите, даже тон у них похож, только Даби так разговаривать стал где-то в районе «после двадцати». До этого… До этого Гиран стабильно раз в месяц обзаводился по парочке седых волос. Ох уж этот период сладких семнадцати. — И под камерами. Если она не даст плоды… — Две. Без лишних ушей, — коротко и ясно. — Иначе через две недели вы, найдете его в петле. Он парень изобретательный, в этом плане. Повесится или вскроется таким способом, каким никто не догадается в жизни. Хотите рискнуть и проебать очередной шанс? Флаг в руки, цветы в жопу, я лезть не буду. Окута протирает очки о края лавандового пиджака. Пальцы болят. И еще горло скребёт, признаки начинающейся по осени болезни. Может продуло где, а может по идиотскому стечению обстоятельств подцепил от кого-то. Десерт тает по краям и оставляет шоколадные разводы на стенках, образуя некрасивую мешанину на цветастой аляповатой тарелке. Энджи Тодороки протирает разлитый кофе и отдаёт останки почившей и безвинной чашки с напитком в холеные ладошки официантки. Гиран в курсе, что она год торчала на вебкаме и снимала квартиру где-то недалеко от его брокерского кабинета. Милое личико. Он провожает точеную фигурку девушки и вновь возвращается к осквернению десерта. Сладкий привкус свободы, горчащий на языке долгом. Хотя, с хуя ли он должен Даби, от которого по жизни проблем на пополам с пользой было поровну? Что-то внутри решает, что даже, возможно неплохо будет если бывший топ один нахуй его пошлет. Сигарета тлеет в пальцах. На столе остаются влажные кофейные разводы. — Почему? — глухо и с тонной усталости на дне пустующей грудины интересуется Старатель. Хороший вопрос. Но он не к Гирану. Пусть у сынка поспрашивает, это у него гадёныша феноменальный талант притягивать к себе людей и заставлять их крутиться вокруг себя, как планетам вокруг солнца. Только Даби нихуя не солнце. Луна, тьма, о… Точно. Черная дыра. Особенно когда по-настоящему голоден. Когда-то, они сидели с Кагеру в такой третьесортной кафешке и тощий, будто скелет пацан, что держался на упорстве, непобедимом подростковом гедонизме и топливе в виде всего, что горит, сметал под чистую за раз пять бургеров и две тарелки с удоном. Неплохое было время, эти ублюдские сладкие семнадцать. — Спросишь у сына, когда он вновь заговорит, — Окута стряхивает пепел в шоколадное месиво. * Герои победили, а геройское сообщество разрушилось. Довольно иронично учитывая, что система гнила, как рыба на солнце вот уже которые года. Все завершилось и далеко не в сторону тех, кто боролся с Лигой, фронтом и ВЗО. Кого-то обвиняли в сократите правды, кто-то подвергся жёсткому порицанию со стороны прессы и медиа, кто-то подал в отставку уйдя на покой. Геройские школы и классы доживали свои последние года, а новая Комиссия по надзору за людьми с причудой (какое великолепное название, Ястреб-сан…) писала установки поверх устроенного войной пепелища. Здесь прохладно, пахнет антисептиками, а еще хлоркой. Все стерильно вылизанное и белое. Официально — тут оказывается помощь психически не стабильным злодеям. Лучше, чем было в Тартаре, наверное. Знакомая фигура. Шарканье ног, вместо уверенной походки, щетина и примитивные протезы. Хватит на то, чтобы держать вилку или ложку и возможно, подтереть себе задницу. Медбрат, что крутится рядом с тенью бывшего мафиози, осторожно направляет его в один из кабинетов. Тянет закурить. Мозгоправ большинству тут точно никак не нужен. Каю Чисаки, например, не помешала бы петля. Птица без крыльев, человека лишенный причуды и своего места под мафиозным солнцем, разучился дышать и просто тонул в серой вязкой трясине однообразных будней под таблетками. Окута, конечно, не эксперт. Но чужой потухший взгляд отчего не идет из головы. Трудно признавать, но он знает и боится того, что увидит за закрытыми дверями палаты, где содержат бывшего подопечного. Какой-нибудь стеклянный аквариум, где торчит белая, как снег рыбка и та пузом вверх. Даби в худшие периоды своей жизни, когда сжирала апатия и он находится в фазе своего бесконтрольного саморазрушения, которое по иронии было несущей конструкцией его личности, выглядел живым трупом. Овощем. Квартира где он торчал, в такие дни приобретало гордое звание овощебазы и… В целом, выбирая между бесконечным угаром веселья, сожженными диванами, сожранными с похмелья фикусами и состоянием коматозника, Гиран предпочитал первое. Однажды, он нашел Даби спустя неделю, побитого, худого, жалкого и с червями, что копошились белыми личинками на его ране. Мерзко поедая гниющую плоть. Запах в квартире стоял такой, что от покойников пахнет лучше… В этот раз, хоть опарышей не будет. Такое себе утешение, но никто не отменяет что-то из ряда разгрызанных вен и веревки, связанной из простыней, что может обнаружится под матрасом. Окута знает куда смотреть и что искать. Знает, что если пацан ни на что не реагирует, вишенкой на торте, в таком состоянии станет суицид. Он знал проститутку, первую светлую и наивную подростковую любовь, вокруг которой подопечный нашагивал круги и знает, как оригинально барышня свела счеты с жизнью, повесившись буквально на дверной ручке собственной комнаты. Знал, что Даби пытался повторить ее маневр, а еще он дважды вскрывался, один раз зубами, топился и устраивал передоз неизвестной дрянью. Изобретательный мальчик. Белые носочки чужих туфель останавливаются в поле зрения Гирана. — Кагеро Окута? — у мутанта приветливая морда золистого ретривера и проколотые висячие уши. Он щурит влажные глаза, прижимая к груди толстую медицинскую карту. * Сравнение с белым карпом кои, что плавает пузом вверх по идеально ровной глади, неидеального аквариума, оказывается верным. Из сомнительного рода плюсов, потеря в весе не критичная. Потихоньку сходят на нет красивые контуры мышц, что бугрились под обожжённой кожей и… Кожа. Сама кожа Даби выглядит хорошо. Сколько пластических операций ты перенес, шкет? — Папка небось в тебя целую кучу бабла спустил. А лучше б не спускал в твою мать лет двадцать с хуем тому назад, — равнодушные бирюзовые глаза скользят мыльным фокусом по фигуре бывшего брокера. — Выглядишь, как обдолбыш. Кагеро щелкает пальцами по чужому носу. Даже непривычно видеть его без кучи ожогов. Стыки наращенной или пересаженной кожи, в целом заметны, но… Это не то жуткое зрелище, когда приходилось выебываться с медицинскими скобами, искать у мясников специальный степлер и сшивать чужую разошедшуюся челюсть в три ночи. — Земля вызывает Даби, — огоньки камер потушены и все неприлично широкое пространство палаты тире камеры навевает какой-то первобытный ужас. И пацана упекли сюда. Восхитительно. Он же свободу любит почище птицы в небе, а тут… Заботливо висящий телевизор, пустующая капельница, раковина, туалет, спасибо, что с дверью, но без задвижки. В сортире наверняка тоже где-то камера припрятана. — Могу притащить опарышей, ну знаешь. Бочину тебе порезать, чтоб было как раньше, — койка проседает под его весом и Гиран борется с тупым желанием накрыть чужие ноги ладонью, потрепать Даби по макушке, растормошить его в целом. Но тут процесс аккуратный. Никогда не знаешь, с какого слова переебет парня. — Нашел, кстати твою заначку в виде ножа, — а еще скрученные полотенца и шрамы на светлых запястьях тоже обнаружил. Но это так, на добавку. — Скучно же, можешь лучше. От меня шкерился по крайней мере л… Шелест, шепот чужого охрипшего голоса и ленивый переворот на бок на кровати, вместо тупорылого отслеживания спины в позе Тутанхамона. — Не пизди. Не прогресс. Но лучше, чем ничего. * — Жрачка тут… — Неплохая? — Даби иронично приподнимает бровь, будто это не он с упоением ел из мусорки, когда ему было семнадцать, и уж точно не он обворовал Макдональдс на сорок бургеров три года назад. Каша, желе, салат, рыба. Рыбу шкет не жрет принципиально. Гиран разделывается с ней в пару минут. Не жареная, а на пару, абсолютно без специй, можно было сделать и вкуснее, но тут не ресторан, чтобы заказывать. — Лучше, чем было в голодные времена, — шоколадное желе откладывается в сторону. Каша на воде и спасет ее ровным счетом ничего. Ничего удивительного, что Даби продолжает косплеить дохлую рыбу и отказывается от еды. — Я видел Птичку в коридоре и если его кормят тем же, то ебнется он окончательно быстрее, чем я успею снять проститутку. Бывший подопечный издает звук, который одновременно напоминает смешок, покашливание и скрытое в себе слово «блять». — Женщины тебя не интересуют, а Чисаки пошел по фазе после отрезанных рук. Я, кстати, настаивал на том, чтобы и хрен ему тоже укоротить. Есть нечто базовое, нерушимое в злости Даби на Кая. Фундаментальное, что вылезло в финале их яркого и коротко романа на пятьдесят глав нервотрепки. У Даби есть принципы касательно личинок (читай, как детей), у Чисаки такого никогда не было. Эксперименты, ненависть, попытка пнуть кого-то умирающего по ребрам. Черепа, хрустящие под новенькими Prada. У шкета же больная вина в сердце, что откликается на каждую голожопую сиротку. Буквально. Он небось сильно сгорел, когда узнал, что Чисаки держит девчонку и пользует ее, как расходный материал на наркоту. Проверять догадку страшно, да и не хочется, но Кагеро честно не удивится, если часть информации о потайной базе Заветов были слиты одним неизвестным источником кому-то из героев. Кому-то вроде Ястреба… Знаешь, парень, есть нечто закономерное в том, насколько упорно тебе не везет на птиц. Окута прикусывает щеку изнутри и выбрасывает плошку с кашей в помойку. Желе дрожит и бултыхается в пластиковом стаканчике, нервные пальцы пододвигают его к краю прикроватной тумбы и Даби относительно заинтересовано (для человека, который еще пару минут назад прикидывался, что не интересуется ничем и никем) смотрит на эту нелепую и откровенно глупую попытку в заботу. У Кагеры собственных детей нет, да и зачем? С его-то жизнью, сначала в Южной Корее, а потом и здесь в Японии, среди мафиозных и преступных кругов, было не до этого. Да и Даби, в целом прав, дети рождаются от женщин, а у Гирана гей-радар, работающий вот уже лет тридцать с небольшим в бесперебойном режиме. Он и про шкета все понял почти сразу, хотя тот и выкобенивался какое-то время отрицая свою очевидную заинтересованность не только в противоположном поле, но и своем. У мальчика был явный daddy issues (Действительно, как будто для этого не было глобальной почвы в виде такого-то бати). В целом, Гиран даже как-то не об этом. Заботиться толком ни о ком не умеет (проебать Джина настолько эпично, надо было умудриться. Не сказать, что Бубайгавара был ему слишком сильно близок… но часть Кагеры несла за него ответственность. Это что-то привычное, сходить к нему на квартиру и посмотреть, как он там. Думал в Лиге станет легче. Наивно. А ноги все так же тянут и ведут к квартире бывшего подопечного…) — Еще с ложечки покорми, — улыбка-бритва, кинутая куда-то в область солнечного сплетения. Торчащие скулы и вид побитой собаки. Или волка. Сколько не корми, все равно в лес смотрит. — С рук ты у меня жрал, — очевидная констатация почти забытого факта. — С ложечки хоть по цивильнее будет. В голове непрошенным образом мерцает, всплывает облик Даби после передоза, когда руки дрожали, а тело била мелкая дрожь. Он слизывал онигири с протянутой ладони и благодарно ластился к коленям брокера, заливая новые штаны кровавыми слезами. Вот этот раз хотя бы без слез… — Он тебя попросил? — это сложный вопрос с хорошим таким подтекстом, учитывая, что ни одно имя сейчас и здесь не звучит. — Приперся и сказал, что я загибаюсь и… — Ситуация наоборот выверни, — датчики дыма никто не отменял, но Гирану похуй плюс поебать, поэтому он вытряхивает две сигареты в ладонь, протягивая одну бывшему подопечному. — Знатно твой старик охуел от такого привета из прошлого. В его глазах плескается сокральное «почему», на которое даже сам Кагеро не знает ответа. Ну серьезно, это он должен доебываться до Даби с этим «почему?» Почему свалился на мою голову? Почему ношусь с тобой как с писаной торбой? Почему ты такой несносный кусок говна, который вечно лезет куда не надо? Почему Вселенная ломается и изгибается в угоду тебе? Почему люди вокруг тебя крутятся и вертятся, как планеты вокруг солнечной системы? Почему, Даби? Огонек мерцает и поджигает алым кончик сигареты. — Выражение лица у него было, точь в точь, как у тебя сейчас. — Нахуй сходи, — он лягается ногой, пряча улыбку в дыме и жадной затяжке. Это не прогресс. Но хоть что-то. * Одна встреча выливается в две, две в три. Закономерность, что случается со всем, что начинается хорошо, ну или более или менее хорошо. Даби по новой учится не то чтобы жить, скорее, как ребенок учится ходить с нуля. Планы и мечты порушились осколками под ноги, он по условиям суда заперт в белом аквариуме на ближайшие три года и его менталка держится на скобах, сигаретах и Гиране. Гиране, который последний кто хотел принимать в этом сомнительном анал-карнавале участие. Но будто его хоть кто-то и когда-то спрашивал. Камеры не пишут видео и звук, а датчики дыма отключили после первых двух встреч. Конечно опасно, зная кто тут сидит и какой причудой он обладает, но… Кагеро умеет убеждать и торговаться и это его основной талант хорька-выживальщика в этом мире. Карри с рисом в плошке, грустные мысли на дне керамической посуды. У Даби его — Окуты — кривая ухмылка, его привычка курить за кофе после обеда и его манера растягивать слова на осакский манер. У Даби его прищур, его манера складировать вещи по цветам и его любовь к блондинам. У Гирана никогда не было детей и быть, в принципе не может, он даже не знает, какого это и зачем, но… Но Даби кажется прямое доказательство обратного. Если стараться не думать об этом, то получается мастерски игнорировать слона-осознание в комнате. Даби ему точно не сын и даже не родственник. Но что-то явно, что-то близкое к этому понятию. Взгляд то и дело падает на чужие наручни, что сдерживают причуду, и Даби бросает ему бритву ухмылки и вновь переводит все свое внимание на судебный процесс, что крутят по зомбоящику. Единственный развлекательный момент, ака шумовой фон. В конторе иногда, после какой-то попойки они откисали почти точно так же. — Ставлю на то, что они нихуя не докажут. — У тебя даже денег нет, — дым горчит, притупляя вкус карри на языке. Шкет весело и знакомо жмет плечами. И даже в этом движении самого Гирана больше, чем какого-нибудь условного Старателя. — Стряси с папаши, если я проиграю. И это почему-то кажется таким смешным… * Он врезается в доктора Золотистый ретривер почти у самого выхода. Папки-листочки, шурша белыми крыльями по стерильно белому полу от которого воняет хлоркой за километр. Вообще-то, Кагеро даже любит мутантов. Особенно таких. Любовь к блондинам. Помните? Док моргает влажными глазками, извиняется, пока Окута помогает прибрать устроенный беспорядок. Пальцы дрожат, а общая нервозность хочет утопиться в ближайшем баре. Но это так, план на недалекое будущее. Рука касается синей хирургички. — Не теряйте бейджик, Док Бертон, — простой флирт и улыбка хамоватого засранца в догонку. Такая бьет в незащищенное либидо автоматной очередью. И док буквально виляет хвостом. Бертон — как мило, американец, — негромко и застенчиво тявкает принимая из рук бейджик и разлетившиеся результаты… МРТ? ЭКГ? Окута не то чтобы эксперт в подобных делах. — Спасибо, — потупленный взгляд в пол и ловкие лапы. Гиран кокетливо и игриво касается их напоследок. Прости, парень. Давненько он таким не занимался. Автоматические двери выпускают бывшего брокера на свежий воздух и вокруг царит влажная осенняя мокрая хмарь. Дождь затих не так давно, но обещает начаться вновь с минуты на минуту. Рука тянется к карману с сигаретами и… Замирает. Детки без пяти минут экс Старателя похожи на него больше, чем на мамочку. Гиран ее видел. Еще когда-то давно, по телевизору. Она была участницей какого-то шоу, по типу «Танцы на льду» или что-то в этом роде. До травмы ноги. Удивительно, насколько быстро ее талант забыли и просто превратили в родильную куклу. Детки похожи больше на отца, чем на нее, внешне по крайней мере. Но характер… Рей Тодороки, почти вновь уже Химура — бракоразводный процесс в самом разгаре — встречает его у стен больницы. Элегантная, статная, скромная и… морозная. Не холодная, нет. Она напоминает первый снег в начале декабря и катки, что заливают в первых числах зимнего месяца. В первые секунды, Гиран даже как-то позорно планирует слинять. Потому что серьезно, он не нанимался болтать со всем семейным отрядом ебанутой семейки Даби (не называйте его Тойя, бога ради), но Рей Химура внимательнее и быстрее. Она взлетает по ступенькам, будто порывистый ветер, приветливо помахав рукой перед этим. Будто они старые знакомые. — Вы Кагеро Окута, — это не вопрос. Он знает этот тон и узнает из тысячи. Даби копировал его столько времени. Злой близнец в мужском обличии. Отголоски этой нежности и прямолинейной констатации фактов. — Можно просто — Гиран, — он правда спешит. Его ждет новый кабинет, попытки в легальный бизнес. Что-нибудь тихое, что на первое время даст денег, а потом… Потом уже покажет время. — Не хочу показаться грубым, но передайте С… — Это не он меня послал, — морозная свежесть и прямолинейность стрелы в адамово яблоко. — Просто хотела сказать вам спасибо. Серые глаза, кротость на дне зрачка. Она хороша, но не в порядке, но скоро будет. «Спасибо» колет по остатком совести. Которую забили сапогами еще лет дцать тому назад, в районе Южной Кореи.Если бы ты только знала Рей Химура, если бы ты только знала. Капли осеннего промозглого дождя оседают на стеклах очков и Кагеро почти несерьезно и не глядя в глаза, кивает женщине перед собой. — Он будет в порядке. Как и вы. Когда-нибудь и может быть. Но точно не стерильных идеально белых стенах этого аквариума, для душевнобольных злодеев. Кагеро Окута все еще задается вопросом «почему», не философски, а скорее по инерции. Кагеро Окута шлепает новыми ботинками от Prada до своей машины… У него так много дел и одно из них точно должно выгореть к вечеру. В кармане жжется, пылает украденный у наивного дока ключ, от антипричудных наручников.