Единый луч во тьме

      Является ли темнота концом? Либо же тьма – это толчок к чему-то светлому? Она коварна, преступна, не всегда понятна. Для кого-то манящая, для кого-то пугающая, но одинаково непонятная. Также, как и любовь. Общих черт у них было предостаточно, но, по неизвестной причине, любовь в культуре воспевается лишь как нечто небесно прекрасное. Опускать на дно и возносить над облаками они умели одинаково. Двойные стандарты – странная вещь. Также думал и Антон, запираясь за тонкой оградой двери. За ними было тихо. Со стороны могло показаться, что в тишине кроется покой. Но такая иллюзия обусловлена ранее звучащим шумом, матными высказываниями и попытками разорвать барьер между Антоном и, казалось, озверешим отцом. Петров младший становился подушкой для битья, стоило только оступиться на малейшем паребрике. Будущее – крайне тяжёлая тема, особенно не зная, куда вести свой курс. Оно не изображено на карте, на въезде в него нет огромной развилки, которая укажет куда нужно повернуть и сколько километров осталось ехать до светлой и тёмной стороны. От этого и было тяжело.       Мечта стать художником разбивалась о тяжёлый кулак отца, настаивающем на чём-то серьёзнее. Мужчина никогда не конкретизировал своих требований к сыну, но отметал любые варианты, предусматривающие творческую деятельность. Больше ни с чем, в общем-то, у Антона и не ладилось. Оценки в аттестате показывали, что Петрову открыта буквально любая дорога, которую он только захочет. Но вопрос стоял в желании, рвении к чему-либо. Под такие критерии попадало только рисование. Карина не имела на этот счёт своей точки зрения. Возможно, это была деформация личности, в следствии долгого времени рядом с Борисом. Личное мнение испарялось из неё с годами, словно летний дождь, освещаемый первыми лучами солнца.       Громкий звук вибрации, что резонировал от деревянного стола, донельзя напугал Антона. Телефон ненадолго засветился, после чего комната вновь погрузилась во мрак. Парень выдохнул, осторожно поднимаясь с пола. Петров молился, чтобы не заскрипела половица или же звук телефона не повторился. Сегодняшний день был переполнен неприятными событиями, которые, в совокупности, создавали тяжесть в голове парня. По дороге к телефону Антон застопорился в раздумьях: кто мог быть отправителем сообщения? Рома находился в состоянии обиды, потому вариант исключался сразу. Ссора на почве чрезмерной агрессии Пятифана закончилась не так легко, как бы хотел Петров. Такие конфликты обычно заканчивались, когда оба расходились в разных направлениях. Рома через пару мгновений ловил себя на мысли, что поступил неверно и нагонял возлюбленного, раскаиваясь в извинениях. Чувство вины и любовь превышали злобу, отчего история заканчивалась хорошо. Но не в этот раз. Антон дошёл домой, так и не дождавшись Рому. Даже оборачиваясь он наблюдал, как Пятифанов растворяется на линии горизонта.       Петров наспех натянул очки, вглядываясь в крохотный дисплей старой «Нокии». Это был подарок Ромы на Новый год, чтобы всегда быть на связи. Конечно, телефон не был куплен за кровно заработанные средства, а сворован у первого попавшегося зеваки. Такое обстоятельство смущало Антона только пару недель, после чего он привык. В моменты, когда не хотелось жить, Антон вспоминал времена, когда единственной заботой было случайно не нажать на кнопку «Интернет». На экране светилось одно новое сообщение от абонента «Моя любовь».       «Ты прости, Тошик. Зря я наговорил тебе всякого, не специально. Прости. Как дома дела?» — показал экран. Среди ночного мрака, казалось, что телефон является прожектором в концертном зале. Немного опухшие глаза Антона с трудом привыкали к светилу. На душе стало легче. Несколько слов могли изменить многое. Ценность слов у каждого своя. Для одного – пустой звук, для другого – необходимость. Петров попадал под второй вариант. В то же время, Рома не считал это чем-то важным лично для себя, но для Антона он был готов наговорить на три тома и сделать на шесть. Это качество было крайне ценным, ведь, зачастую, всё работает в обратной пропорции.       Антон, утирая остатки слёз, ответил парню враньём. Доверие внутри пары было на достаточном уровне, чтобы делиться самым сокровенным, но сейчас Петров не считал это уместным. Рома всегда являлся стойкой опорой и уютной комнатой, где за дверями нет опасностей и никто не поджидает для нанесения удара. Для Пятифанова эти отношения были способом самовыражения в качестве заботливого и нежного человека. Колкое чувство вины за столь частую нужду в поддержке кусало Антона. Именно это побудило соврать.              Нога Ромы содрогалась в нервном тике, ожидая ответа. Когда мобильный издал заветный звук, Пятифанов забегал глазами по тексту. «Не с тем ты повёлся, Петров» — подумал парень и тихо выскользнул из дома. Расстояние было незначительным, но ощущалось другим концом света в момент, когда нужно торопиться. Зимняя ночь была обтянута полотном облаков. Роман мог видеть что-либо лишь на расстоянии пары метров. Будто, он сам для себя был лампадкой со свечой внутри, которая являла собой его пылающие чувства. Стелилась тишина. И только внутри Пятифанова стонал сильный ветер тревоги. Он развеивал и без того разбросанные мысли, отчего Рома не мог даже понять как действовать, когда ступит за ворота Петровых. Решать ему стоило бы поскорее, ведь дом был уже в досягаемости для взора. На морозе руки крайне нехотя набирали сообщение.       Десяток минут Антон сидел в ожидании ответа и когда телефон разразился заветным звуком его, словно, пронзило электрическим током.       «Батя на втором спит?» — гласило сообщение. Ответил Антон положительно, но внутри стало слегка тревожно. В доме послышались тяжёлые шаги. Петров съёжился и вновь сел в угол, в котором прятался от собственных страхов. Самым большим ужасом сейчас было услышать шаги к его двери, под аккомпанемент узнаваемого кашля. Вдруг ручка двери неспешно опустилась и в комнате возник Рома. Антон не заприметил парня сразу, потому накрыл голову руками, упираясь в колени. Пятифанов тихо и неспешно подошёл к возлюбленному. Лёгким движением руки, он погладил Петрова по волосам, отчего последний опешил, устремив взгляд на Рому. Через пару мгновений Роман чуть было не завалился на спину. На корточках тяжело удержать равновесие даже под напором ребёнка, не говоря о взрослом парне. Но звёзды сошлись правильно, потому Пятифанов лишь прижал навалившегося Антона к себе ещё крепче. Под ухом послышался тихий плач. Такой острый, оставляющий шрам на сердце каждым всхлипом. Тоска окутывала Рому, а безвыходность подавляла. Помочь не мог никто. Время – единственный врачеватель. Сколько бы не было огня и рвения у обоих, они зависимы от окружающих обстоятельств.       Пятифанов осторожно провёл холодной рукой по слегка напухшей брови Петрова. В тот момент показалось, что от ярости в голове закипает чайник, раздражающе посвистывая. Внутри парня зрело зерно ненависти к семье Антона уже давно, но последнее время это обострялось всё ярче. Все безумные планы в узде держал только возлюбленный. Но томно следить за издевательствами было не лучше.       Эмоции Антона стали бить через край и простой поток слёз сменился горьким, безудержным рыданием. Рома ощущал, что его мир постепенно рушится от каждой пролитой слезинки. Он уверенно взял Петрова на руки и, уложив на кровать, продолжил сеанс тёплых объятий. Параллельно в голове кружился вихрь из разнообразных мыслей, но реализовать ни одну из своих, по задумке, прекрасный идей он не мог, в силу отсутствия нужного ресурса – денег. Более приземлённых затей как утешить Антона не возникало. Когда всхлипы стали затихать, Рома решился начать говорить.       — Давай выйдем? Тебе нужен воздух, — прошептал Пятифанов, поглаживая спину Антона. Рома решил действовать «по ситуации», первым шагом было выбраться из дома. В ответ на предложение Петров лишь кивнул.       Роман тщательно следил за тем, чтобы парень был одет тепло, ведь ночь стояла действительно холодная. Антону было тяжело думать, анализировать и в целом воспринимать реальность сейчас, потому на помощь приходил любимый человек. Пятифанов видел в этом себя – в заботе и опеке над ослабленным, беззащитным Антоном. По указаниям Ромы, на себя Петров надел половину своего гардероба, отчего стал похожим на маленького ребёнка, которого одевала мама. Антон осмотрел собственный внешний вид и на его лице проскользнула улыбка. Рома затаил дыхание, боясь спугнуть мимолётное явление. Он нежно провёл рукой по горячей щеке возлюбленного, после чего сам заулыбался. Взаимные потоки счастья, которые становились родником на высушенной почве, объединяли сердца, сшивая их воедино. Именно поэтому они были вместе.       Антон побаивался покидать жилище, ведь это, в случае раскрытия, могло стать поводом не просто для битья, а для настоящего мытарства со стороны отца. Но Рома внушал уверенность, был настоящей опорой, намертво вбитой в землю. Его тёплые руки на фоне холодной ночи согревали не только внешне, но и внутренне, залечивая раны на хрупкой душе одним мимолётным касанием.       Отбежав немного дальше от ненавистного дома, Антон заметно приободрился. Ромкина широкая улыбка подпитывала внутреннюю батарейку, которая уже готова была разрядиться. Парни бежали без остановки достаточно долго, не расцепляя рук. Столь длительный путь вывел их на поляну, где Рома сразу же решил раззадорить Антона, упав на снег вместе с ним. Их взгляды сошлись, когда Петров нависал над Пятифаном. Широкие улыбки были общим знаменателем для парочки, отчего не хотелось говорить ни слова, чтобы только эта невероятная эмоция не сходила как можно дольше. Но, всё же, столь романтичная обстановка сменила настроения парней на другой лад. Губы неспешно соприкоснулись друг с другом, сливаясь в едином проявлении сильнейших чувств. Поцелуй был осторожным, будто впервые. С каждым движением губами Рома прижимал возлюбленного к себе всё сильнее, ощущая, что хочет стать ещё ближе, но предел и так был уже достигнут, что немного расстроило Пятифана. Антон растворялся в спокойном океане собственных чувств. Оба были разными, но это и делало их ближе. Союз пылающего пламени и тихой воды был невозможен, как было принято в обществе, но парни опровергали это утверждение, ведь с каждым годом вместе эти чувства становились только ярче и даже не думали угасать.       Разорвав поцелуй, Антон игриво глянул на Рому, после чего сгрёб в руки немного снега и уложил эту горсть на лицо Пятифана. Тот, от неожиданности, скривился и стал откашливаться. Обмен настроениями вновь прошёл успешно. Не успел Антон и опомниться, как Рома тут же подорвался на ноги и отошёл на небольшую дистанцию, попутно вылепливая снежок. Снаряд угодил в Петрова крайне метко. Последовала длительная перестрелка, во время которой по поляне разливался громкий смех. Разгромив Рому в пух и прах со счётом пятнадцать-восемь в пользу Петрова, он радостно вскрикнул «Ура!» и побежал в сторону проигравшего. Пятифанов широко расставил руки, принимая возлюбленного в объятия. Сам Рома в этот момент почувствовал себя сильнее. В нём давно зрело неприятное чувство ненужности. Всегда преследовало ощущение, что ничего полезного он дать в отношениях не мог, лишь злиться без повода и по мелочам. Но, наблюдая за искрой в глазах Антона, Рома понимал, что действует правильно и это верный курс к общему счастью.       На поляне появились слабые лучи, которые давала луна, сквозь понемногу расходящиеся облака. Из знаний, полученных в одиннадцатом классе на уроке астрономии, Рома знал, что чем ниже температура, тем больше звёзд будет видно на небе. Пятифанов кивнул к небосводу, где стелилось красивое, абстрактное полотно, которое поглощало своей загадочностью. Облачность развеялась с концами, давая волю лунному свету и мелким точкам на тёмном покрывале. Антон заворожённо глядел на это зрелище, всё сильнее вжимаясь в грудь любимого. В голове Петрова выстраивалась аллегория с тем, как Рома таким же образом развеивал неприятные чувства, воспоминания, что были подобны облакам. Роман зажигал небо со звёздам, устилал каменистую почву под ногами мягким снегом, успокаивал бурю в океане эмоций Антона, лишь бы ему стало легче. Они связаны шёлковой нитью неземных чувств. Связаны судьбой. Связаны друг другом.