Навсегда – это только слово

В воскресенье Мирабель исповедуется и впервые выкладывает святому отцу всё, о чем молчала раньше. Она говорит и говорит, тихо шепчет, иногда плачет, но тут же берёт себя в руки. Она рассказывает всё и в конце спрашивает: «Падре, разве это так ужасно — любить?» — Я рад, что ты облегчила своё сердце, Мирабель, — тихо говорит священник. — То, что вы родственники… История знает примеры таких браков, вполне богоугодных. Но твой… родственник женат, а эту преграду уже не сломать. Мирабель выходит из церкви ошарашенная, при первой же возможности запирается с Изабеллой в комнате. — Оказывается, брак между дядей и племянницей возможен! — она ходит по комнате сестры туда-сюда, нервно покусывая заусенец на пальце. — Сядь. У меня сейчас от твоего мельтешения мигрень начнётся, — сжимает виски руками Изабелла. — Вот о чем говорила бабулита тогда… Что сейчас она бы решила всё иначе! — Все думали, это детская влюбленность, ну так бывает часто и всегда проходит! — Иса чуть более нервно, чем обычно, расчесывает волосы. — В любом случае — теперь поздно. А что это ты вдруг решила исповедаться во всех грехах? — Надеюсь начать новую жизнь, — отвечает Мирабель задумчиво. — С Хорхе? Ты серьезно собралась за него замуж? — Что именно тебя удивляет? — Мирабель садится рядом с сестрой. — Что я готова выйти замуж, или что я выбрала Хорхе? — Ну второе как раз совсем не удивляет, — сестра легонько тычет её локтем в бок. — Это мы уже выяснили. — Я не могу. Я просто больше не могу жить в одном доме с ними, — она кивает в сторону, и Иса понимает, что Мирабель говорит о Бруно и Лючии. — Не могу. Иса понимающе кивает, обнимает Мирабель за плечи. — Только бы не пожалеть потом, — говорит Изабелла и вздыхает. *** Они опять встречаются с Хорхе у реки. Он опирается на локоть, лежит на боку и, перекатывая по губам сигаретку, рассматривает Мирабель. Ей нравится, как он на неё смотрит, и ей очень хочется, чтобы так на неё смотрел Бруно, но она гонит от себя мысли о дяде. Они всё выяснили с tio — между ними слишком много препятствий, так что надо как-то жить дальше. Сегодня между ней и Хорхе нет былой легкости, Мирабель смотрит на реку и надеется, что это пройдёт. — Ты напряжена, — тут же тихо произносит Хорхе. — Что, дома не одобряют, что мы с тобой… — Что — мы с тобой? — она переводит взгляд на его лицо. — Пока ничего, — его голос становится глуше и ниже, а глаза темнеют, сейчас и не разглядишь — синие они или чёрные. — Но я бы хотел… — он протягивает к ней руку, проводит кончиками пальцев по предплечью, ведёт выше, касается основания шеи и Мирабель замирает, вслушиваясь в свои ощущения. Чувствовала ли она дрожь предвкушения, если бы где-то, на краю сознания, тенью не маячил образ Бруно? Она решительно отбрасывает сомнения и тянется к Хорхе за поцелуем. — До чего же ты сладкая, спелая, жаркая, — шепчет он ей, тянет на себя, усаживая на свои бедра. Это странно и страшно, и Мирабель не чувствует себя в безопасности. Глаза Хорхе лихорадочно блестят, руки подрагивают. — Господи, Мирабель, я сейчас взорвусь! — он стонет. — Позволь мне… — его руки ныряют под её юбку, он распускает завязки её белья, и Мирабель замирает, когда горячая мужская ладонь оказывается у неё между ног. — Нет, — она дёргается в сторону, пытается вырваться, но Хорхе, рыкнув, удерживает её, подминает по себя, наваливается всем телом. — Нет, нет, мы сделаем это здесь и сейчас, чтобы никто не смог нас разлучить. Ты же тоже хочешь этого, детка, ну же! Тебе будет хорошо, только доверься мне… Я покажу тебе, как надо. Ты пойдешь за меня замуж, Мирабель? Разве тогда это будет грех? — Ты с ума сошёл! — она бьёт его наотмашь кулаком по носу, со всей силы, и вырывается, вскакивает, поправляет одежду и смотрит возмущено. — Никогда так больше не делай! Никогда! — Прости, — он закрывает лицо руками. — От твоей близости я с ума схожу. Сколько можно, Мира? Я не мальчик, мужчина. Я не могу так долго… Ты сводишь меня с ума, — он встает перед ней на колени и склоняет голову, даже не пытаясь вытереть кровь, которая течёт из носа. — Я хотела позвать тебя к нам, сегодня, а теперь это… — Прости, — снова повторяет он, и Мирабель не может устоять перед его покорностью. — Я клянусь тебе, что больше никогда не сделаю ничего против твоей воли. Только прости меня. — Приходи… — она закусывает губу и убегает. На ужин Хорхе является при параде — с постриженными усами и бородкой, в белоснежной рубахе и отутюженных брюках, с букетом прекрасных цветов. Он быстро очаровывает всех женщин, и даже Изабелла, которая всегда относится к мужчинам настороженно, постепенно оттаивает, когда Хорхе с явным интересом слушает про какие-то очередные её опыты над растениями. Он умело поддерживает беседу с Агустино, смеётся над не всегда смешными шутками Феликса, совершенно на равных говорит с Камило и не пугается при появлении Антонио на ягуаре. И только Бруно, держащий на руках Оскара, молчалив и задумчив. Лючия, напротив, словно наконец-то оживает. Мирабель кажется, что Лючия чувствует ответственность за Хорхе, как же: они из одного города, по которому прокатилась Виоленсия, они были знакомы раньше! А сама Мирабель смотрит на Хорхе и видит его стоящим на коленях перед ней на берегу реки. Вечер заканчивается. Абуэла приглашает Хорхе «заходить почаще» и благосклонно касается его щеки, прикрывает глаза в знак одобрения. Tio Бруно уходит раньше всех, чтобы не подавать гостю руки на прощание. *** Ночью Мирабель просыпается оттого, что кто-то трясет её за плечо. — Бруно? — она все чаще не говорит ему «дядя», особенно наедине. — Мирабель, пойдем… Она идёт за ним следом, только накинув на плечи шаль — не спрашивая, зачем и куда, до конца не проснувшись. — Твоя бабушка настойчиво просила меня посмотреть твоё будущее, несколько раз. Я не хочу, видит Бог, но… Видишь ли, она считает, что твоё замужество — не такое простое дело, — они идут в его комнату предсказаний, где все так же сыпется песок. Мирабель замечает, что лестница стала повыше. — Ты наше чудо, Мирабель, на тебе, как когда-то на маме, завязана магия… В зале предсказаний Мирабель садится на колени, Бурно обходит её, рассыпая песок, садится напротив, насыпает ещё несколько горок песка, касается их ладонью, чтобы сделать выемки, укладывает в них сухие листья, сыпет специальную соль. — Ты всё узнаешь первая и сама примешь решение, говорить ли об этом кому-то ещё. Я, увы, тоже увижу, прости… — Не извиняйся, — прерывает его Мирабель. Со сна голос у неё хриплый, она откашливается, протирает глаза под очками. — Я всё понимаю. — Мы должны сформулировать вопрос. Что ты хочешь узнать? Что важно тебе? Она хочет узнать, как ей выдрать из сердца любовь, как перестать так остро реагировать на его прикосновения, как научится дышать, когда его нет рядом. Но разве это сейчас важно? — Магия нашей семьи зависит от тебя. Что важно тебе, то и имеет значение, подумай, Мирабель. «В конце концов, тебе решать нашу судьбу», — так он говорил ей когда-то и повторяет это вновь. — Я… не знаю, как сформулировать, — честно признается Мирабель. — Просто подумай, не надо говорить мне. Я только проводник. Когда-то tio рассказывал ей, что ответ завит от вопроса, который пусть он и не озвучивает, но держит в голове. «Что будет из-за того, что Мирабель не получила магический дар?» — спрашивает он однажды и видит, как разрушается его дом. Как он может такое трактовать? Что думать? Он пророк-самоучка, его никто не учил, он всегда был один на один со своим даром, с пяти лет видел смерти, которые не предотвратить, горе, о котором обязан был сообщать, чтобы предупредить, но исправить никогда и ничего не мог. Он ненавидел свой дар и постепенно стал ненавидеть себя. Может быть, то видение с разрушением каситы было только предлогом для его бегства, возможностью сбросить груз ответственности, попыткой спасти не только Мирабель, но и себя? Бруно сам рассказывал об этом Мирабель, и она вспоминает его слова сейчас. — Я готова, — говорит она. — Только… зачем это, Бруно, если мы не можем ничего изменить? Он смотрит ей в глаза. Понял ли он, что на самом деле она хотела спросить? — Ты вносишь в мои видения… возможность, — говорит он, тщательно подбирая слова. — Помнишь ту бабочку? Её не было, когда я видел разрушение каситы впервые. Поэтому я не хочу смотреть в будущее без тебя, — он запинается, его слова тоже звучат двусмысленно. — Я делаю будущее определённым, ты видишь, что может изменить ход вещей. Пока табличка не лежит в моих руках, все увиденное может измениться. Он протягивает ей руки, она касается его пальцев, и её охватывает нега. Почему же Хорхе не будит в ней настолько сильных чувств? Бруно сидит с закрытыми глазами, а когда открывает их, она снова задерживает дыхание, её зачаровывает изумрудный свет его глаз, то, как меняется его лицо — сейчас Бруно похож на древнейшее божество. Она с усилием переводит взгляд на стену песка, взметнувшуюся вверх, купол замыкается, и по нему бегут изумрудные всполохи. Из песка собирается фигура, и Мирабель узнает себя. Бруно не спрашивает, как она сформулировала вопрос, и вздрагивает, когда видит себя — сомнений быть не может: призрачный Бруно встает рядом с Мирабель, кладет руку на её плечо, и в тот же миг обе фигуры рассеиваются. Новая картина плывет перед ними. Два мужчины стоят друг напротив друга, похожие друг на друга, их лица то и дело искажаются и невозможно понять где Бруно, а где Хорхе, и они… — Обнимаются? — с сомнением спрашивает Мирабель. — Дерутся, — глухо говорит Бруно. Мужчины кружат в подобии танца, пока один из них не падает. Фигура Мирабель в свадебном платье и фате опускается на землю рядом с поверженным и заходится в немом крике, простирая руки вверх. Гора на этот раз не просто раскалывается — разрушается, все Энканто гибнет, словно его поедает какое-то злое проклятье. И зло исходит от Мирабель. — Если я выйду замуж, — кричит Мирабель, — это плохо кончится для всех нас, для Энканто! Ей бы печалиться, а она радуется, с души падает камень. Теперь есть что сказать абуэле и показать табличку. — Нет, должно быть что-то ещё! — упорствует Бруно. — Ты не должна быть одна… Это нечестно! Появляется золотая бабочка, словно прорываясь сквозь песчаную завесу, крылышки трепещут… Кажется, что бабочка исчезнет, но она, сделав усилие, садится на плечо мужчины, который оборачивается, и сотканная из песка Мирабель тянет к нему руку, не поворачивая головы к его сопернику. И золотой купол снова сияет над Энканто ровным светом. Бруно отдает пластину с предсказанием, на которой они стоят рядом, а у него на плече сидит златокрылая бабочка. Мирабель должна сама решить, что делать с предсказанием, решить, стоит ли говорить об этом с Альмой. Бруно провожает её до спальни и вдруг касается её лица, всматривается в её глаза и говорит мягко и тихо: — Я наделал много ошибок. Прости меня… Мирабель не может уснуть. Она зажигает свечу и ещё, и ещё всматривается в пластину с предсказанием до рези в глазах. Опять магия Энканто в её руках, от её выбора зависит будущее. Остаться одной, отказать Хорхе, окончательно вручая свое сердце несвободному Бруно, или рискнуть? Это куда как серьезней разрушенного дома… Мирабель открывает окно, тихонько вылезает на крышу, обхватывает руками колени и, холодея от ужаса, представляет смерть Бруно и понимает — да, из-за этого она бы могла проклясть не только город, саму жизнь… Бруно. Всегда только он. Он причина её слез и улыбок. Она сверяется по нему, как по солнцу. Случись что с Хорхе, она поплачет, погорюет и… будет жить дальше. Но если что-то случится с tio… Она не захочет больше жить. Может, её судьба — всегда быть одной, как и бабушке? И в этом есть своя логика: магия свечи поддерживалась не только жертвой Педро, но и верностью Альмы. Наверное, так и с Мирабель: верность любви, которая обречена, будет поддерживать магию Энканто? Но Мирабель отчаянно хочет быть счастливой, ей так больно, что трудно дышать. И только песчинка надежды не дает окончательно пасть духом: она десять лет молила о том, чтобы в её жизнь пришло волшебство. И оно пришло, она стала хранителем магии Энканто. Получила не просто дар, а намного больше. Правда, ноша оказалась тяжела и теперь от её неверных действий опять могут пострадать все в их чудесной долине… Мысли бегут по кругу. Мирабель вздыхает и возвращается в постель. Ей больно, но решение принято, и она знает, что будет делать завтра. *** Но на следующий день все планы идут прахом. Лючии вдруг становится плохо, она падает в обморок после завтрака, едва встав из-за стола. Хульета приносит волшебную настойку, вливает несколько капель в рот Лючии и при этом выговаривает Бруно, который осторожно поддерживает жену за плечи, устроив её голову у себя на груди. — Что, ещё одна беременность? Я же предупреждала, что нельзя! — говорит Хульета. — Если и беременность, то я тут точно ни при чём. Я её не трогал, мы уже больше года… — отвечает Бруно и резко осекается. Хульета смотрит на брата со смесью жалости и удивления и бросает короткий взгляд на Мирабель, мнущуюся тут же. Бруно относит Лючию в комнату, Мирабель забирает Оскара, который ещё мало что понимает, но прекрасно чувствует, что происходит что-то неправильное, и жалобно хнычет. Хульета спускается в кухню через полчаса и выглядит озадаченной. Редко, но бывает, что волшебная стряпня не действует. Чудесные арепы не могут вылечить от старости, серьезные недуги им тоже не под силу, но Хульета давно занимается целительством, в её комнате множество лечебных трав, она всё время просит торговцев привезти из-за гор книги по медицине, и она полна решимости поставить Лючию на ноги. — Что с ней? — тихо спрашивает Альма. Хульета вздыхает и пожимает плечами. — Не могу понять… Не знаю. Мирабель берёт Оскара и идёт с ним гулять. Малыш ещё только пытается ходить и дальние переходы предпочитает совершать, сидя у Мирабель на боку. Ему почти год, он уже тяжелый, и время от времени Мирабель спускает его с рук, ведёт осторожно и медленно за руку, а сама думает о словах Бруно. Он не прикасался к своей жене год! Или даже больше? И она вспоминает, как спрашивала его: «Ты счастлив?» и его быстрый ответ: «Нет». В городе она спешит к Гузманам, зовёт Долорес. Кузине даже не надо объяснять, что произошло — она и так сама всё знает и с готовностью рассказывает Мирабель, что о них с Бруно в городе шепчутся, а Лючию жалеют. — Она ходила к старой Росите за зельем, — говорит Долорес, — но я не знаю, о чем они говорили, у Роситы в доме, как в колодце — только слышно, как вода капает… Мирабель не думает о сплетнях, сама идёт к Росите: она живет в противоположной части города, словно специально выбрав место подальше от каситы. Мирабель устаёт, Оскар начинает хныкать, она даёт ему захваченную из дома лепешку, и мальчик успокаивается, прижимаясь к её плечу головой. Дверь в дом Роситы заперта, Мирабель стучится, стучится, стучится, пока не слышит ворчание старухи. — Чего тут забыла? Тебе-то что от меня может быть надо, чудо семьи Мадригаль? — говорит Росита с неприязнью. — К вам приходила Лючия, вы ей что-то дали? Ей стало плохо, а мама не может понять, что с ней! Росита переводит взгляд с Мирабель на Оскара и обратно, прищуривается, а потом кивает головой, позволяя войти. В доме на удивление чисто. Встречая Роситу в городе и видя, как неряшливо та одета, Мирабель думала, что и дома у неё свинарник. — Садись, — Росита кивает на стул около пустого стола, сама садится напротив. Мирабель отпускает Оскара, и тот шустро ползёт по полу на четвереньках — так быстрее — за кошкой и радостно хохочет, пытаясь поймать пушистый хвост. — Тебе б радоваться, что Лючия слегла, может и помрёт и твой драгоценный Бруно станет свободным, — Росита упирается локтями в стол и подаётся чуть вперед, будто хочет лучше рассмотреть Мирабель. — Как же радоваться, если другому плохо? — Мирабель даже морщится. Она не любит Лючию, но не желает ей смерти, это точно. — Я дала ей настойку, возвращающую женскую силу. И дала ещё одну — подлить мужу, чтобы он не смотрел на других, а только на неё, чтобы любил только её. Они безопасны, настояны на местных травах. Возьми, пусть твоя мать проверит, — усмехается Росита, кивая в сторону окна, на которой рядками стоят бутылки. — В самом худшем случае они просто не действуют. — Ты дала ей приворотное зелье? — Такого не существует. Если в мужчине есть хоть искра любви, то зелье сработает, но если нет… — Росита посмеивается, глядя на Мирабель. — Ко мне приходят только те, кто отчаялся. Совсем отчаялся. Арепы твоей матери помогают почти всегда, но разве могут они залечить раны, которые у нас в душе? — А твои могут? — Мои притупляют боль разбитого сердца, — гордо заявляет Росита. — Хочешь попробовать? Мирабель качает головой, встаёт, зовет Оскара, и они уходят. Одна мысль о дороге до каситы заставляет гудеть ноги. Наверное, перед дождём, который сулят облака, надвигающиеся из-за гор, начинает ломить виски. Хорхе вырастает перед ней неожиданно, и Мирабель шарахается в сторону. — Что случилось? Мне сказали, ты пришла в город сама не своя, а потом куда-то делась. Всё в порядке? — в его голосе неподдельное участие. Он забирает у неё Оскара, сажает к себе на плечи, и мальчишка радостно смеётся. — Лючия заболела, мама никак не может понять почему… — Я провожу тебя, не против? — спрашивает Хорхе. Мирабель кивает, запоздало вспоминая, что собиралась с ним поговорить. Они идут, говоря о всякой ерунде, о том, что погода в этом году и без усилий Пепы замечательная — дождь проливается в срок, солнце выходит без промедления, а значит и урожай будет отменный. Уже около каситы Мирабель вдруг останавливается, забирает Оскара. Хорхе смотрит на неё внимательно и терпеливо. — Ты можешь всегда рассчитывать на меня, Мирабель, — он легко дотрагивается до её щеки рукой, наклоняется, едва касается губами губ. — Постой, — она ловит его ладонь.— Ты сам видишь, в нашей семье всё… непросто. Я же… хранительница магии? — она чувствует, что зря завела этот разговор сейчас, но завтра ей может не хватить смелости. — В общем, мне, похоже, нельзя замуж. Я буду, как бабушка, всегда одна. Я не хочу, чтобы ты зря надеялся. Ты замечательный, но… Его лицо искажается мукой, он тяжело дышит, стискивая зубы, и Мирабель становится страшно. Он резко выдыхает, а потом вымученно улыбается: — Это из-за того, что я был нетерпелив там, у реки? Ты не можешь меня простить? — Дело не в этом, — отвечает Мирабель, хотя воспоминания о его руках под юбкой заставляют её поёжиться. — Дело вообще не в тебе. Во мне. Всю жизнь у меня всё как-то не так складывается. Такая уж я уродилась. — Я не тяну тебя в церковь завтра. Я всё понимаю, — он склоняется к ней ближе. — Не гони меня, пожалуйста, дай просто быть с тобой. — Так нельзя, так нечестно, — бормочет она, отводя глаза. — Давай попробуем? — его голос слаще мёда, он нежно проводит по её плечу, успокаивая. — Ты просто устала, ты просто расстроилась из-за Лючии. Мы поговорим об этом завтра, хорошо? Я приду к вам на ужин, завтра — сеньора Альма пригласила меня, а потом мы поговорим. Мирабель соглашается, подхватывает Оскара и уходит в дом. — Опять он? — Бруно зыркает в сторону удаляющегося Хорхе. — Как Лючия? — спрашивает Мирабель, игнорируя его вопрос. — Хуже, — вздыхает он, забирая у неё Оскара. *** В комнате Хульеты — в её личной, а не в супружеской спальне, так же много цветов, как и в комнате Изабеллы, но это не сад, а скорее огород с четкими грядками, на которых ровными линями высажены только полезные растения. Хульета идет вдоль одной из грядок, выбирает травы только по одной ей ведомому принципу и отдает Мирабель, которая тащится за ней следом. — Мне всё время кажется, что это я виновата, — вздыхает Мирабель. — Не бери на себя все грехи мира, солнышко, — мягко увещевает Хульета. — Это гордыня, думать, что только на тебе всё и держится. — Это не… А, ладно, — Мирабель берёт очередной пучок травы и кладет в корзину. — Ты вылечишь Лючию? — Я сделаю всё возможное. Скажи, вот как она могла пойти к этой Росите, выпить непонятное… пойло? — Хульета выпрямляется, упирает руки в бока и смотрит не на Мирабель, а куда-то за линию горизонта, до которой в этой комнате простираются грядки. — Отчаянье и не на такое может толкнуть, — бурчит себе под нос Мирабель. Возможно, как ни странно, она понимает Лючию лучше, чем другие. — А мы с твоей бабушкой думали, что всё так ладно складывается, — мама усаживается на низенькую скамеечку, стоящую между грядок, берёт Мирабель за руку и сажает рядом с собой. — Мы же видели, как Бруно тянется к тебе. Как же мне было страшно! — Хульета впервые заговаривает об этом, и Мирабель вздохнуть боится, боится, что мама замолчит и опять займется сбором трав. — Я знала, всегда знала, что он очень хороший человек, но от его взглядов на тебя меня в дрожь бросало. А потом стало ясно, что и ты влюбляешься в него. Что я пережила… — мама закрывает лицо руками. — И тогда твоя абуэла поговорила с Бруно, сказала, что он может испортить тебе жизнь. И он согласился, признался, что ты для него больше, чем племянница. Святая Дева! Ты же была совсем ребёнком! А с другой стороны, мы не хотели терять его. Нам казалось, что его женитьба — хороший выход. Тем более и Лючии он нравился. А теперь… Ты до сих пор на него смотришь с такой тоской, что у меня каждый раз сердце разрывается. А они… Бруно же не любит её, он не прикасался к ней год! Год! Хульета всхлипывает, и Мирабель тихонько обнимает маму. — Всё нормально, мама. Лючия поправится, и у них с Бруно всё наладится, ну, я надеюсь. А я… Ну что же поделать? Бабушка осталась без мужа… столько лет живет одна, и, кажется… иногда даже счастлива? — заканчивает Мирабель неуверенно, а Хульета только качает головой. — У неё хоть воспоминания остались, у неё были дети, она была взрослой женщиной. А ты? Я была уверена, что ты переболеешь, а сейчас не знаю, что и думать. Они сидят, обнявшись, еще несколько минут, а потом Хульета, решительно стерев слезы, встаёт. — Ну что ж, давай продолжим… И они идут вдоль грядок, собирают травы, складывают в корзину, потом спускаются вниз, и Хульета принимается за составление микстуры, которая должна помочь Лючии. Мирабель уходит к себе. Берёт зелёную пластину с предсказанием и рассматривает её, пока глаза не начинают слезиться.