Навсегда – это только слово

Утром Мирабель выходит улыбающаяся и радостная, помогает вместе с каситой маме — накрыть на стол, собрать со стола, вымыть посуду. Она приветлива со всеми и с дядей Бруно общается так, словно ничего и не было, разве, может, чуть реже обращается к нему и слишком уж поспешно уходит из дома при первой возможности. Она видит, как родные переглядываются, когда думают, что она не видит, и держит лицо. Права Иса, она это умеет — держать лицо, улыбаться, сжимая кулаки так, что ногти царапают кожу. Она становится той Мирабель, которую все знали раньше. Она играет с малышами, сплетничает с подружками, танцует и поёт на праздниках. Она почти не вышивает — пока вышиваешь, в голову лезут всякие мысли, а это совершенно лишнее. Вот играть с детьми или что-то делать с болтливыми подругами — совсем другое дело. Мирабель теперь дома не застать, всё время с кем-то еще: говорит, хохочет, поводит плечами. И плачет-плачет-плачет ночами, но об этом не знает даже Долорес. Проходит месяц. Энканто празднует свадьбу Мариано и Долорес. Мирабель танцует, взмахивает подолом юбки, отбивает такт ногами, отчаянно, дерзко. На плечах капельки пота, ветер холодит кожу, Мирабель облизывает губы, смотрит на всех и ни на кого с поволокой, встряхивает отросшими кудрями. Ей уже шестнадцать, и она чувствует себя взрослой, а может уже старой, дряхлой, как земля под её ногами. Но она все равно улыбается и продолжает танцевать. Филиппе, сын башмачника, всего на два года её старше, а выше на голову. Он стесняется, но решается и выходит в круг. Подхватывает её ритм, протягивает руку, и Мирабель, вильнув бедром, все-таки протягивает в ответ свою. Теперь они танцуют в паре. Это словно не танец совсем, а бой, кто кого переупрямит, кто окажется более выносливым. Мирабель может танцевать хоть до утра, но Филиппе в какой-то момент, крутанув её в танце, тянет за собой, в тень раскидистой акации, и целует со всей страстью. Она замирает, а потом отвечает на поцелуй. Фейерверки не взрываются, небо не падает на землю, и мозг не собирается отключаться. Нет, в общем-то, всё не так уж плохо, но даже тени тех ощущений, которые ей дарили прикосновения её tio, нет. Филиппе зовет её гулять на следующий день, и она соглашается. Стоит им отойти от дома, как он прижимает ее к стене дома, лезет горячей ладонью под юбки, тяжело и часто дышит в шею. — Даже не думай, — шепчет ему Мирабель. Филиппе тихо смеется, но отпускает. Он хороший парень, добрый и весёлый, и с ним Мирабель хорошо. Они дурачатся, рассказывают друг другу смешные истории, а то, что у Мирабель каждый раз сжимается сердце, когда она смотрит в его карие глаза, а думает о зелёных, никому знать не надо. Так ведь правильно? Конечно же, весь Энканто начинает шушукаться, гадая, когда в доме Мадригалей назначат еще одну свадьбу. Свадьба Бруно не за горами, можно через пол года и Мирабель замуж выдать, почему нет? Филиппе видный парень, работящий, спокойный, не задиристый, но и не тюфяк. Он будет отличным мужем. Об этом на ужине сообщает абуэла и смотрит на Мирабель. Та легкомысленно хмыкает, размахивает вилкой с куском курицы на ней. — Замуж? Мне нет и семнадцати, как-то рановато? — Но Филиппе тебе нравится? — спрашивает Альма. — Ну, ничего так, — отвечает Мирабель и отправляет вилку с курицей в рот. Дядя Бруно, который теперь то и дело ужинает в доме будущей жены, сегодня за столом, сидит чуть в стороне, так, что Мирабель не видит его лица. Зато она слышит, как скрежещут ножки стула об пол. — Я наелся, спасибо, — говорит Бруно и уходит поспешно. Мирабель даже головы в его сторону не поворачивает. Мирабель собирает со стола, моет и вытирает посуду, напевая себе под нос. В кухне тихо, касита гасит свечи — через одну, погружая комнаты в полумрак. — Он тебе действительно нравится? — раздается голос tio. — Филиппе? — Мирабель не поворачивается к нему, продолжая вытирать абсолютно сухую тарелку. — В общем… Бруно подходит, забирает у неё тарелку и аккуратно ставит на стол. Касита перебирает плитками, словно предупреждает их, чтобы вели себя потише и не ругались. — Всё нормально, касита, — говорит Мирабель, вздергивая подбородок, разворачивается и смотрит Бруно в глаза. — Это же не для того, чтобы позлить меня? — А тебя злит, когда я с кем-то встречаюсь? С чего это? — дрожащими пальцами она сжимает столешницу за спиной, прижимается к ней бедром, чтобы не упасть. Бруно сверлит её взглядом, будто в мозги хочет залезть. — Ответь на мой вопрос, — просит он настойчиво. — Он веселый, он добрый, он не лапает меня без спроса… Рука Бруно ложится рядом с её рукой, теперь он так близко, что она чувствует запах кофе, исходящий от его губ. — Продолжай, — требует tio. Она мгновенно принимает решение и, прежде чем ответить, облизывает губы. — Он хорошо целуется, — говорит она, глядя своему tio в глаза и наблюдая, как радужка полыхает зелёным огнем. Бруно бьет по столешнице кулаком так, что Мирабель вздрагивает. Он наклоняет голову, пряча глаза. — Я рад за тебя. Надеюсь, он сделает тебя счастливой… Дядя желает ей счастья с другим, но при этом кладет вторую руку на столешницу позади неё так, что Мирабель оказывается в кольце его рук. Бруно прижимается к ней всем телом, и Мирабель, пьянея от его близости, проводит губами по его шее, к подбородку, тянет руками его голову к себе, зарываясь пальцами в его кудри. Поцелуй — вполне невинный, прошибает молнией от затылка до пяток, электризуя нервы. Мирабель стонет в его губы, и Бруно целует её крепче, глубже, жарче. А потом резко отстраняется, оттолкнувшись руками от столешницы. — Прости-прости-прости, — шепчет он, трёт рукой лоб. — Значит, тебе не всё равно, — констатирует очевидное Мирабель и отворачивается. Бруно поспешно уходит. *** За эти месяцы она взрослеет стремительно, будто идут не дни, а годы. Раньше бы она допустила шальную мысль, что из-за этого поцелуя на кухне Бруно отменит свадьбу. Теперь она на это не надеется и в назначенный день сидит в церкви между Луизой и Изабеллой, которые удерживают её в вертикальном положении, сжимая плечами. Без их поддержки она бы уже давно свалилась со скамьи на пол. Ей плохо настолько, что она мечтает: с неба грянет молния и убьёт её за греховные мысли прямо в тот самый момент, когда её любимый дядя, её любимый скажет «да» другой женщине. Бруно произносит клятвы, не поворачивая головы к своим родным, невеста поднимает фату, и они целуются на глазах у Энканто. — Возьми себя в руки, идиотка, — шипит Изабелла, умудряясь при этом расточать лучезарные улыбки. Мирабель выпрямляет спину и улыбается так же фальшиво, как старшая сестра. Молодых осыпают монетками, цветами, зернами риса, провожают до каситы, где уже накрыты столы. Мирабель выбирает такое место, чтобы не видеть ни жениха, ни невесту. — Ненавижу свадьбы, — бормочет она себе под нос. Ей кажется, что праздник не кончится никогда, но она продолжает веселиться, точнее, делать вид, что веселится. Она танцует, кружится в танце с Филиппе и с другими парнями, позволяет им смотреть на себя жадно, страстно, опускает глаза и тут же бросает взгляды из-под ресниц, кокетничает напропалую. И не смотрит — не смотрит — не смотрит в сторону Бруно, но в какой-то момент видит, что он выходит из-за стола один, и крадется за ним. «Боже, что за глупость! — думает она. — Он отправится в уборную, а я как дура останусь под дверью. Идиотизм!» — и продолжает за ним идти. Но дядя ныряет в тайный проход, который касита так любезно сохранила. Мирабель ныряет за ним. Дежавю. Сейчас он будет от неё бежать, а она догонять? — Бруно, — выдыхает она, и он, вздрогнув, останавливается. — Зачем… — Что — зачем? — он подходит к ней, стоит, разминая пальцы. — Зачем я пришёл сюда? Или зачем я… Вместо ответа она стремительно налетает на него, обхватывает шею руками и целует со всей страстностью, на которую способна. Он стоит, не шелохнувшись — только мгновение, а потом подхватывает её и прижимает к себе, и стонет ей в рот, стонет так, что у неё мутится сознание. И всё-таки она сама находит в себе силы оторваться от него и прошептать зло: — Помни обо мне, вспоминай каждый раз, когда будешь с ней, — и стремительно несётся обратно, к выходу. Вылезает из прохода и благословляет каситу, которая перенаправляет лестницы в доме так, чтобы никто не зашел в эту часть дома. Она идёт к гостям, в небе зажигаются огни фейерверков, а значит свадьба подходит к концу. Филиппе всячески намекает, что следующая свадьба будет их, и Мирабель только кивает — ей совершенно наплевать на будущее, раз в нём нет дяди Бруно. Молодые уходят раньше, гости остаются почти до утра, танцуют, поют, веселятся, и Мирабель не идёт спать, ей невыносимо думать о том, что придется остаться одной в своей комнате. Изабелла вытаскивает её из круга танцующих, крепко держит за подбородок и смотрит прямо в глаза. — Ты пьяная? — спрашивает строго. — Я не пила! — вяло вырывается Мирабель. — Хм, может было бы лучше, если б выпила? — спрашивает сестра и тут же мотает головой. — Так дело не пойдёт. Ты еле на ногах стоишь и вид у тебя — краше в гроб кладут. Быстро ко мне в комнату, ночуешь у меня. — Ни за что, — говорит Мирабель, а внутренне радуется, что не придется оставаться одной. В комнате Изабеллы как всегда изысканно красиво, тонко и ненавязчиво пахнут цветы. Мирабель заворачивается в плед, ложится прямо на ковер из лепестков и, ожидаемо, думает о том, чем сейчас занимаются молодожёны на кровати дяди Бруно. — Не думай! — кричит ей Изабелла. — Ты получила новый дар — знать, что я думаю? — ворчит Мирабель, снимая очки и пристраивая их на какой-то кочке. Лиана, спущенная Исой, осторожно берёт очки и приподнимает их так, чтобы никто случайно не наткнулся на них в темноте. — Просто у тебя на лице всё написано огромными буквами, — сестра садится с ней рядом. — Хочешь, поговорим? Невозможно всегда всё скрывать, я по себе знаю. — А что говорить? — отзывается Мирабель. — Ты сама всё заешь. Я дура, влюбившаяся в собственного дядю, и я не могу его разлюбить, а он сегодня женился, и сейчас… — она выдыхает через стиснутые зубы. — Сейчас он там с этой Лючией… Вместо светильников у Исы какие-то странные цветы, Мирабель и не знает — существуют ли такие за пределами этой комнаты. В этом свете лицо Изабеллы ещё красивее. — Ты влюблялась? — тихо спрашивает её Мирабель. — Бог миловал, — отвечает сестра. — И, глядя на тебя, не устаю этому радоваться. А ты попробуй всё-таки уснуть. — Изабелла ведет рукой, вокруг Мирабели поднимаются какие-то травы, они пахнут нежно, успокаивающе, прогоняют прочь тревоги и мысли о дяде. Мирабель наконец-то закрывает глаза и засыпает. *** На следующий день Бруно спускается к завтраку рука об руку с женой. Мирабель здоровается с ними, после секундного замешательства расцеловывает Лючию в обе щеки. И явственно слышит вздох облегчения, пронесшийся над столом. Они что, думали, она в неё ножи метать начнет, что ли? Мирабель обворожительно улыбается, она внимательна ко всем, она порхает вокруг стола, помогая касите — кому-то подать нож, кому-то масло, принести и унести кофейник, перекинуться парой слов с Камило, потрепать по макушке Антонио, обнять Луизу… Когда завтрак заканчивается и кухня пустеет, Мирабель садится на стул и чувствует себя так, словно вместо Луизы таскала ослов. Но едва она слышит стук двери наверху, как вскакивает, хватает сумку, брошенную у входа в каситу, и вылетает из дома. Она бредёт по дороге и с ужасом думает, что не сможет так жить — в одном доме с Лючией и Бруно, не сможет. Может, лучший вариант — выйти замуж за Филиппе и уйти жить к ним? Но от одной мысли об этом к горлу подступает вязкая тошнота. Нет, нет. Лучше быть одной, чем войти в дом к тому, кого не любишь, да ещё и ему испортить жизнь. Мирабель не видит выхода, не знает, что ей делать. Она гуляет до позднего вечера, а когда возвращается, никто ей слова не говорит. Будто так и надо. Но каждый день так не погуляешь, и Мирабель всё-таки берет себя в руки. Она должна поставить точку, других вариантов нет. Он её дядя, он старше её и он, чёрт побери Лючию, женат! Столько запретов не преодолеть, только вот её глупому сердцу совершенно на это наплевать, и стоит увидеть издали зеленую руану Бруно, как Мирабель каждый раз перебирает по швам. Каждый раз, когда она случайно сталкивается с Бруно дома, хотя теперь старается сделать всё, чтобы этого не произошло, её бросает то жар, то в холод. Он ей снится, и тут уж совсем ничего не поделаешь. Ей снятся самые невинные сны, в которых они, как раньше, сидят бок о бок и читают или тихо обсуждают очередную выдуманную им историю, или просто молчат. Но иногда сны — сочные, яркие, жаркие, сводят её с ума, распаляя тело. Под веками плывут картины, в которых они слиты воедино, в которых она видит его глаза так близко, что может различить обычно невидимые изумрудные точки на радужке. В этих снах боль мешается с удовольствием, и Мирабель иногда готова душу продать, чтобы грёзы стали явью. *** Время идёт, дни сливаются в бесконечную ленту. Она привыкает держать улыбку всегда, привыкает ускользать от Бруно и Лючии, особенно от Бруно с Лючией — если видит их вместе. Потому что это особый род мучения, видеть, как Лючия смотрит на Бруно. Она его любит, и в этом нет сомнений. Если получается так, что Лючия рядом с Мирабель собирает Бруно с собой еду в город, невозможно не заметить с какой трогательной заботой она это делает, старается положить мужу лучшие кусочки, выбрать самые идеально прожаренные арепы, добавить ещё что-нибудь вкусное, что обычно припасают для детей. Мирабель это злит. Ещё больше её злит, что Лючия пытается с ней подружиться. У неё и так две сестры и кузина, и два кузена в придачу, и ей — вот честно — никто больше не нужен. Но она сдерживается, улыбается до боли в мышцах, отвечает учтиво, находя сотню отговорок, чтобы не оставаться рядом с Лючией больше пяти минут. Но однажды Лючия приходит к ней в комнату, тихо запирает дверь: — Прости, Мирабель, — она улыбается немного виновато. — Не помешала? — Я собиралась уходить, что-то срочное? — вообще-то она собиралась раскроить себе новую юбку, но Лючии об этом знать не обязательно. — Я хотела попросить… помочь. Ты отлично шьешь и вышиваешь. У тебя машинка… Я хотела подарить Бруно новую рубашку или руану… Мирабель стискивает зубы, чтобы не напомнить, что у дяди Бруно уже есть куча рубашек и руана, отличная руана, которую Мирабель сшила и вышила сама. — Не знаю… всегда столько дел, — тянет она, глядя куда-то поверх головы Лючии. — Я умею шить, но ты делаешь такие красивые вещи! Хотелось бы сделать для него что-то особенное! — у Лючии огромные печальные глаза, даже когда она улыбается, глаза всё равно остаются грустными. — У тебя есть материал? — спрашивает Мирабель деловито. Кто там говорил, что у него дар актерства? Сейчас Мирабель готова поспорить, что её без проблем взяли бы в любой театр Колумбии — так хорошо она научилась притворяться каким-то совсем другим человеком. — Да, я купила. — Тогда приходи вечером, подумаем. — Спасибо тебе! — она бросается к Мирабель, обнимает её и расцеловывает в щеки. После её ухода Мирабель хочется содрать с себя кожу. Оставаться дома после этого визита не хочется, и Мирабель выходит за дверь и тут же натыкается на Бруно. Что же за день такой! — Подожди, — она, даже не успев подумать, правильно ли поступает, хватает дядю за руку и заводит в свою комнату. — Мне надо снять с тебя мерки, только это секрет, потому что… В общем, ничего этого не было, хорошо? — она ищет измерительную ленту и не смотрит ему в глаза. Пока ещё не может. — Как ты? — спрашивает он её глухо, пока она замеряет ему спину, ширину плеч. — Нормально, ничего нового, — она тщательно записывает цифры в специальный блокнот, рисует примерный эскиз. Теперь надо измерить грудь, длину рукава, и Мирабель приходится напрячь все силы, чтобы не смотреть в лицо tio, чтобы стараться не вдыхать его запах, чтобы удержаться от желания просто обнять его, уткнувшись носом в шею. — Мирабель… — шепчет он на выдохе, и у неё мурашки по всему телу от его голоса, от того, как он произносит её имя. Руки дрожат, она скользит сантиметром по его шее, цифры на ленте расплываются в пятно. Она сдёргивает очки, делает шаг от него, а он, словно они танцуют какой-то танец, делает шаг за ней следом. — Ты счастлив? — спрашивает она. Он останавливается, словно наткнувшись на стену. — Нет, — отвечает он, даже не задумавшись. — Но это не имеет значения. Я очень хочу верить, что ты сможешь стать счастливой. Мне этого будет достаточно. — Без тебя — никогда, — отвечает она ему так же спокойно. Это выглядит, как искажённые, перевёрнутые клятвы у алтаря. Но это почему-то успокаивает Мирабель. Она верит, что хоронит надежду, что однажды сможет обрести силы забыть свои мечты. Бруно уходит. Вечером приходит Лючия, и Мирабель помогает ей раскроить рубашку так, чтобы узор смотрелся ярче, придумывает вышивку и объяснят Лючии как надо вышивать, подбирает шелковые нити, а у самой перед глазами его лицо, его глаза, вспыхивающие изумрудной зеленью, когда она к нему прикасается… Филиппе все чаще задаёт ей вопросы, — так и эдак, — не хочет ли она выйти замуж, как только ей исполнится восемнадцать, но до восемнадцати еще далеко и иногда Мирабель кажется, что она не доживёт, просто растает от тоски. Но дни идут, она как-то приноравливается к своей боли, не привыкает, но смиряется. *** Лючия становится таким же неотъемлемым членом семьи, как Камило или Луиза. Она нравится всем, она покладистая и добрая, и даже Мирабель нехотя, но проникается к ней симпатией и старается не думать о том, что каждую ночь она ложится в постель к Бруно. Стоит позволить себе представить, как Бруно целует свою жену, как вся симпатия к Лючии идет прахом. Мирабель сжимает зубы и повторяет себе снова и снова, что не будет портить своей семье жизнь, что всё в порядке, что они все поступили мудро, что она справится, когда-нибудь обязательно справится. Знать бы, когда. Со свадьбы Бруно и Лючии проходит несколько месяцев, и в один обычный день, когда Мирабель возвращается из города, по дороге её ловят Изабелла и Луиза, чуть ли не силком утаскивают в рощу за домом. Луиза держит её мертвой хваткой, не вырваться. — Вы что, с ума сошли? — Мирабель даже не трепыхается, но сверлит Изабеллу тяжёлым взглядом. — Что на вас нашло? — Мирабель, — Изабелла сжимает кулаки, явно готовясь что-то сказат, и у Мирабель замирает сердце, — ты должна постараться быть сильной. Дело в том, что… у Лючии будет ребёнок, они сообщат об этом за ужином. Мирабель кажется, что у неё растворились кости. И сердце, и мозги в голове. Она вся — желе. Луиза отпускает ее, придерживая только за руку. — Всё… всё нормально… — она пытается бодриться, но сестёр не проведешь. — Оно и видно, ты сейчас цветом не отличаешься от этого кактуса, — Изабелла подходит, сует ей под нос какое-то вонючее растение, и Мирабель приходит в себя. По крайней мере, не валится в мелодраматический обморок. — Я справлюсь. Честно, — она нервно хихикает.— Я же понимаю… Они же… Господи… — она закрывает лицо руками. — Ты его не разлюбила, — скорее констатирует, чем спрашивает молчавшая до этого Луиза. — Совсем-совсем? — Совсем-совсем, — глухо отвечает Мирабель. — И мне сейчас кажется, — говорит она медленно, — что дедушка одарил нас еще одним даром. Только в моем случае и тут все как-то криво. Верность. Мы все такие верные! — Действительно, — Луиза очень осторожно обнимает её за плечи, — но тебе только шестнадцать. Может, всё-таки пройдет? Мирабель качает головой. *** Лючия светится настоящим счастьем, её щеки окрашивает румянец, когда Бруно, глядя только на Альму, сообщает о скором пополнении семьи Мадригаль. Крики, шум и гам, все вскакивают с мест, поздравляют будущих родителей, Мирабель тоже хлопает в ладоши, благословляя сестёр, которые предупредили её заранее и дали возможность подготовиться. Сегодня на ужин специально приглашены и Мариано с Долорес, которые живут в доме Гузманов, и Санчесы в полном составе. У Долорес живот уже виден, она гладит его то и дело, и при первой возможности садится ближе к Лючии, и они болтают, не обращая внимания ни на кого, а Бруно смотрит на Мирабель. Та улыбается, показывает большие пальцы вверх и при первой возможности сбегает. Теперь уже Бруно ловит её в темноте коридоров, касита толкает их в комнату, обычно пустующую, но всегда готовую принять гостей. — Прости меня, — Бруно вцепляется в плечи Мирабель так, что ей немного больно. — За что? — она высвобождается из его захвата. — Я в курсе, что у женатых людей могут быть дети. Ты ни в чём не виноват. — Господи, как я устал, — он садится на кровать, упирается локтями в колени, запускает руки в волосы, опуская голову. — Мы должны быть сильными, tio, — тихо говорит она, садясь на колени перед ним. — Что поделать? Посмотри на меня, я улыбаюсь. Он поднимает на неё глаза. Она, конечно, прекрасная лгунья, но Бруно обмануть она не в силах. Он протягивает руку к ней, обводит овал лица, снимает с неё очки, касается висков, проводит по волосам, нежно, почти невесомо. И становится на колени рядом с ней. Им нечего бояться, касита свято хранит все секреты Мирабель, да и Долорес нынче слышит только стук сердца своего будущего ребенка, напрочь игнорируя всё остальное. Что ей чьи-то тихие вздохи? Бруно осторожно касается губами впадинки в основании шеи, кладет руку на затылок Мирабель, держит так крепко, что его ногти чуть царапают её кожу и это восхитительно. Он целует её губы, быстро, словно обжигаясь, и Мирабель не выдерживает, вцепляется в его плечи и сама углубляет поцелуй. Мгновения украденного счастья, но ей и этого достаточно, чтобы все последующие месяцы иметь возможность дышать.