Жизненная необходимость

Когда игра закончилась, времени на себя появилось в разы больше чем раньше. Совмещать свои интересы с подготовкой к постоянным битвам было невообразимо тяжело, даже учитывая трехлетнее пребывание на метеоре: целью путешествия, в любом случае, являлась победа над Лордом Инглишем. Хотя отдать должное стоит: расслабиться, в кои-то веки, выходило. Писать музыку, рисовать комиксы намеренно плохо, бесить Карката (тебе, на самом деле, нравится его присутствие, если ты будешь честен с собой), слушать рассказы Роуз или Канайи, сидеть с Терези над городом банок, болтать с твоим лучшим-лучшим другом Мэром. Вспомнить о первых тринадцати годах своей жизни. Откинуть мысли о них. Подумать снова. Начать злиться на Бро. Продолжить злиться на себя. Осознать, что ты человек с эмоциями, о существовании которых ты не догадывался из-за постоянной нужды подавлять свою личность. Поговорить об этом с Каркатом. Получить объятия и похлопывания по спине. Заплакать. С окончанием игры, вы продолжили общаться с Каркатом, несмотря на его опасения, что вы перестанете быть друзьями. Ты и сам был не уверен в этом до конца, но хотелось бы, чтобы оно продолжалось, поэтому ты поклялся самому себе, что ни за что на свете не променяешь Карката на кого либо ещё. Не хочется хвастаться, но обещания ты сдерживаешь. На твоём столе сейчас сущий бардак, как и по всей комнате в принципе. Если Каркат это увидит, то закатит глаза и начнет у тебя убираться. Ты улыбаешься, думая об этом. Он забавный, на самом деле. Нет, правда, ты прежде не видел подобных людей, — личностей? троллей? — этот парень — хренов феномен. Ему нравится заботиться о других, этого тяжело не заметить. Он злится, кричит, но помогает тебе с делами, когда у тебя появляются проблемы разрешить их. Когда ты не выходишь из комнаты по несколько дней, он заходит, зная, что ты в дерьме и не можешь заставить себя разговаривать с кем-то, садится рядом с тобой и тихо обнимает. Поначалу это тебя пугало. Быть близко к кому-то, позволять себя трогать, зная, что эти руки никогда не посмеют навредить тебе. То, чего ты не мог испытывать ранее. То, что заставляет твое сердце сжиматься и выпрыгивать из груди. Это приятно. Давать кому-то заботиться о тебе — приятно. Приятно, если это Каркат. Ты пытаешься нарисовать что-то пропорциональное, анатомически правильное, и это сложно, когда всё, чем ты занимался ранее, это рисовал плохие комиксы, созданные ради иронии и несмешных гэгов. Ничего в голову не лезет. Ты пытался рисовать тех, кто приходил в голову: Канайю, Дирка, Джона, Рокси… Они никогда этот позор не увидят, в любом случае. Может, проблема в том кого ты рисуешь. Дирка было рисовать морально тяжело, даже если ты любишь его всей своей братской любовью, на которую вообще способен. Он всё ещё напоминает тебе о нем. Бро мёртв, Дейв. Никто не тронет тебя. Не нужно прятаться. Ты привык прятаться. Когда тебе страшно, плохо, больно, до тошноты паршиво — ты прячешься. Вылезешь — побьют. Накажут. Даже если угрозы рядом нет, ты не можешь так просто избавиться от старых привычек, идущих из детства, наполненного издевательствами и унижением твоего эго. Тебе даже интересно: есть ли оно у тебя сейчас. Смог ли ты восстановить себя по кускам за такой короткий срок? Не смог. Пытался, врать не будешь. Но не смог. Ты раздраженно вырываешь лист бумаги из скетчбука, выкидывая его в мусорку под столом. Никакого Дирка. Ты не готов рефлексировать на эту тему сейчас. Закрыв глаза, ты видишь перед собой лицо Карката. Наверное, он был бы расстроен, увидев тебя в таком состоянии. Тебе даже не плохо сейчас. Может, это усталость, может, ты просто не хочешь никого видеть. Хотя Карката ты бы хотел увидеть. Он хорошо отвлекает от дурных мыслей, посещающих твою больную голову в последнее время. Тебе интересно, являешься ли ты для него тем же самым. Карандаш в руке движется, рисуя линии, абсолютно бездумно, ты как будто не смотришь на бумагу и вовсе, видя вместо неё размытую дыру, словно смотришь в одну точку. И «просыпаешься» ты только когда заканчиваешь рисовать. Ты нарисовал Карката. Кто бы мог подумать, неожиданность какая. Выражение его лица расслабленное, он слегка улыбается и смотрит будто бы на тебя. Ну, с такой мыслью, может, и рисовал? Ты не прямо-таки думал в процессе. В комнате невероятно душно, и ты встаешь, чтобы открыть окно и проветриться, потому что ещё мгновение и ты сгниешь здесь. Прошло уже дня три, если правильно помнишь. Ты пил воду из бутылки, оставленной на столе, и иногда брал снэки из-под кровати, по привычке пряча их, даже если нужды в этом больше нет. Голова жутко раскалывается. Нужно увидеть Карката. Ты называешь это жизненно необходимой потребностью. Выходя из комнаты, ты чувствуешь, как кости ломит из-за постоянного сидения на полу в неудобном положении. Ты бы даже попросил Карката сделать тебе массаж, если он тебя нахуй не пошлёт. Ты находишь Карката на кухне, готовящего что-то себе на завтрак. Или обед. Время очень странно работает, даже если ты его блядский бог, следить за ним иногда невероятно трудно. Ты подходишь к Каркату со спины и кладешь подбородок ему на плечо, отчего тот слабо дёргается, но не отдергивает тебя. Привык, что ты так делаешь иногда. — Утро, 'Кат. — Дейв, ты вообще время видел? Сейчас два часа дня, ты только проснулся, что ли? — он вздыхает, прекращая возиться со сковородкой, и аккуратно поворачивается к тебе, снимая с себя кухонные перчатки и кладя их на стол, — Ты спал ведь? Могу взглянуть на тебя? Тебя пробивает дрожь, когда он трогает твою щеку своей рукой, мягко поддевая дужки очков, но не снимая их. Он никогда не сделает это без твоего разрешения. Что, собственно, добавляет тебе к чувству уверенности в Каркате. — Я спал. Э-э, часов двадцать, на самом деле, я вообще счёт времени потерял со всей этой хуйней. — Ты — бог времени, идиот. — Понимаешь, как это иронично? Я занимал себя чем только мог пока был в своей типичной Страйдеровской изоляции, я даже рисовать пытался, — ты сжимаешь его ладонь своими пальцами, отнимая её от щеки, — Я даже тебя рисовал. — Правда? — Каркат выглядит удивлённым, боже, чему тут вообще удивляться, ты будто не готов его часами вырисовывать, чтобы увесить потом этими картинами всю свою комнату, напоминая себе о существовании такого прекрасного тролля, как этот придурок, — Покажешь? — Чуть позже. Что готовишь? — Пытался в блины, подумал, что сегодня бог времени соизволит выдать мне хотя бы час на то чтобы увидеть тебя. — Бог времени тут я, Кат. — В этом и суть, дебил. Ты бы хотел улыбнуться, но всё резко ощущается таким тяжелым для твоего бренного тела, и не только скулы резко начинают болеть, у тебя будто отказывает абсолютно всё на данный момент. Ты роняешь голову на плечо Карката, отпуская его ладонь, и тяжело дышишь, толком даже не понимая, что с тобой происходит. Каркат выглядит обеспокоенным, не зная, что с тобой делать, руки нервно приобнимают тебя, поглаживая по спине, и ты понемногу расслабляешься. Дыхание всё ещё спирает, это будто гипервентиляция, но ты знаешь, что не хочешь кашлять и сейчас точно не умрешь. Всё такое тяжелое. Ты такой тяжелый. — Погоди секунду, — Каркат нехотя отпускает тебя из объятий, и твоя голова начинает кружиться с ещё большей силой, будто единственный источник энергии в этом мире — это Каркат, и его забрали у тебя прямо сейчас. Он возится с плитой, отключая огонь и ставя сковородку на стол рядом, и возвращается к тебе, протягивая руку к твоему лицу, тыкая в щеку, — Иди за мной. Он идёт к дивану в гостиной, и ты плетешься за ним, взяв его за руку и пытаясь не упасть в обморок. Каркат ложится, утягивая тебя с собой, и ты, аккуратно как только можешь, падаешь на него, кладя голову на его грудь, положив одну ногу на его бедра. Он гладит тебя по волосам со всей нежностью, которую отдаёт только тебе одному, и, возможно, это делает тебя собственником, если ты хочешь, чтобы это давалось исключительно тебе до конца всей вашей жизни. — М-м, стой, — ты привстаешь и снимаешь очки со своего лица, кладя на тумбочку возле узкого дивана, на котором вы лежите сейчас, после чего возвращаешься в своё изначальное положение, приобняв Карката одной рукой, будто ещё мгновение — и он сбежит от тебя. — Дейв, хочешь поговорить об этом? — О чем? — О том, почему ты не выходил из комнаты. Я не настаиваю, твоё дело, конечно. Ты тихо вздыхаешь. Настроен ли ты на бледные разговоры сейчас вообще? На утешительные, если говорить на человеческом языке, и сопливые, если на Дейвовском. Каркат может ждать сколько угодно, пока ты решаешься рассказать ему о своих проблемах, но эти проблемы ведь его беспокоить не должны? Они твои собственные, с гнилью, коей твой мозг окончательно наполняется, и эту самую гниль ты давать Каркату в руки не хотел бы. Но хотел бы он сам? Ты думаешь, что готов дать шанс разговору по душам, даже если ты не собираешься говорить всё, что в твоей голове. Не сейчас. — Я чувствовал, что гнию. — Ты в порядке? — Нет. Но сейчас лучше, я рад, что ты здесь, чел. Каркат слабо улыбается кончиками губ, и, господи, ты сейчас с ума от этой нежности сойдешь. Что с ним сегодня такое? Ты даже скучаешь по его раздраженному трепу касаемо того, что ты не понимаешь в его культуре, или касаемо твоих битов, записанных специально для него же. Если бы ты был честен с собой, ты бы признал, что тебе от нежности по-странному неуютно. Хотелось бы сбежать. Но это Каркат. От него сбегать не хотелось. — Я думал о детстве. О Дирке, о Бро, о себе… Мы об этом пиздели, я знаю, но они никогда не заканчиваются, мысли мешают нормально жить и находиться рядом с кем-то, я знаю, что ты не навредишь мне, и что мне не нужно прятаться от тебя, но я всё равно это делаю. Я пытался нарисовать Дирка, но мне стало отвратительно хуево, и я выбросил лист с его лицом. И мысли совершенно не новые, ты их уже слышал сто раз, и я заебался со всем этим, ты не представляешь насколько, но мне, наверное, быть одному вообще не помогает. Роуз что-то по этому поводу говорила, я забыл уже, если честно, но она права была, я не могу вечно прятаться, как идиот из паршивого фильма, за которым маньяк гонится, потому что маньяка, блять, нет. Он помер. Никто не хочет меня убить. Наступает тишина на несколько минут, и ты молишься всем богам, что существуют, чтобы Каркат сказал что-нибудь, потому что ещё один поток навязчивых мыслей ты не выдержишь. И он наконец открывает рот. — Твои мысли нормальные, Дейв. Они хуевые, отвратительные, душат и сковывают, но после того, что ты вообще пережил, я бы был в разы больше удивлен, не будь у тебя такого дерьма в принципе. — У тебя было такое? — Ага, до конца игры постоянно. Следить за своей сессией, следить за вашей сессией, следить, чтобы джаггало-мудила не переубивал всех снова, лишать себя сна на месяц, ссаться цвета своей крови, обнаружить, что агрессия со временем утихла, как ни странно. И постоянные, уебищные мысли, которые я высирал самому себе же в меморандумах, обмениваясь с самим собой обширной самоненавистью, как её много, на всех, сука, хватит. Но мысли прекратились. — Как ты заставил их замолчать? — В моей жизни появился ты. Каркат смотрит тебе в глаза, красные в красные, и ты понимаешь то, чего раньше не замечал: он действительно переживает за тебя. Искренне, безо всяких «это мой долг переживать о своих друзьях», ты правда кому-то — Каркату — важен, и это заставляет твое сердце разбиваться на миллионы частей, то, что он говорит все эти вещи, чтобы показать тебе, что вы одинаково поломанные, что ты не один. — Спасибо. Что ты рядом, и за всё то дерьмо, что ты делаешь. Спасибо, Каркат. Он резко сжимает твое плечо своей рукой, не сильно, синяков не останется, однако тревожаще, и ты поднимаешь свой взгляд и обнаруживаешь, что он всхлипывает. Прикрыв лицо свободной рукой, еле слышно, но тебя от этого дрожь пробирает, что ты встаешь и садишься на его бедра, притягиваясь к нему поближе. Рука тянется к волосам Карката, твои губы целуют его лоб, и ты утыкаешься носом в его шею. Жест совершенно не сексуальный, его тяжело обозначить чем-то не платоническим, даже когда ты невесомо покрываешь его кожу поцелуями, пытаясь успокоить его сердцебиение и выровнять дыхание. Всё, что ты сделал, это сказал ему «спасибо». Слово по-тупому простое. По-смешному лёгкое для выговаривания. Тебя каждый раз искренне удивляет, как легко его довести до эмоций одними простыми фразами благодарности. Будто никто никогда не говорил ему такого прежде. Будто ты первый на этой новой земле человек/тролль/херувим/вставить свою расу, кто заметил старания Карката. И неожиданно от такого тебя берет злость. — Я никуда от тебя не убегу, слышишь? Никогда и никуда. Я не наврежу тебе. И ты никогда бы не навредил мне, Каркат. — Как будто я бы мог… — Ты можешь. Но не хочешь. И это всё, что важно для меня сейчас. Вы находитесь в таком положении минут пять, прежде чем Каркат тянется к твоему лицу своей рукой, постепенно подбираясь к затылку, и аккуратно притягивает к себе для поцелуя. Ты прикрываешь глаза и расслабляешься, позволяя ему вести. Вы мягко, нежно целуетесь, губы касаются губ, поцелуй практически невесомый, но важный, значимый. Он лежит под тобой, проводя рукой по твоим волосам, и вы нехотя отстраняетесь, смотря друг на друга с едва ли открытыми глазами. Ты тычешь его нос своим, улыбаясь. Он улыбается в ответ. — Я так люблю тебя, — говорит Каркат, и в его красновато-багряных зрачках виднеется вся вселенная, от которой ты глаз оторвать не можешь. Ты утыкаешься ему в шею снова, целуя уже более напористо, и произносишь: — Я тебя тоже. Очень сильно люблю. Ты представить себе не можешь, как я… — Покажи мне. Дай знать, как ты меня любишь, Дейв. У тебя от таких его слов дыхание перехватывает. Какой же он иногда… требовательный. Тебя бы от такого раздражение пробрало, но это Каркат. Ты никогда не можешь на него злиться, тебе даже нравится всё то дерьмо, что он говорит, все те слова, исходящие из его рта. Поэтому ты показываешь. Ты целуешь его шею, покусывая в местах, где дрожью отдавало бы больше всего, и тебя только сейчас настигает осознание, что вы до этого ещё ни разу это не делали. У тебя нет ни малейшего понятия, как работает секс, нужно ли троллям вообще заниматься такими вещами, и, возможно, тебе страшно давать кому-то прикасаться к твоему телу. Ты надеешься, что большую часть времени касаться будешь ты, чтобы унять дрожь в теле из-за иррационального страха такого же в свою сторону. Главное, чтобы Каркат был счастлив. Ты будешь счастлив с ним вместе. Каркат, в целом и в общем, не так уж и парится по этому поводу, думаешь ты. Его пальцы сжимают твои волосы, не больно, но и не слабо, и ты слышишь, как его дыхание становится сбивчивым. Ты и сам тяжело дышишь. Ты целуешь напоследок его ключицу и предлагаешь снять свитер. Он соглашается, подмечая, что тебе следовало бы тоже снять с себя верх. Ты отшучиваешься, что хочешь сфокусироваться сейчас на нем. Это не было шуткой. Взгляд падает на торс Карката, на его грудь, где по очевидным причинам нет сосков, вместо рёбер у него хитиновые борозды, которые когда-то были лапками у личинки, но в остальном не слишком отличается от того, что у тебя. Ты вдыхаешь запах тела — он всегда пах чем-то домашним и родным, но сейчас к этому прибавился ощутимый запах гормонов, ударивших в голову — и россыпью поцелуев проходишься по груди, стараясь не оставить следов. Это не о том, чтобы пометить «свое». Это об удовольствии. Карката, в первую очередь. Затем уже идёт удовлетворение твоё собственное, однако ты запихиваешь свои желания куда глубже в глотку. С ними разбираться надо будет будущему тебе. Сейчас не до этого. Ты легонько проводишь пальцами по вышеупомянутым бороздам, выглядящим как обычные, выпирающие наружу кости, только красного цвета, и Каркат всем телом подрагивает. Ты вопросительно поднимаешь голову, наблюдая за выражением его лица, и он шепчет тебе, что все хорошо, просто не ожидал такого, продолжай, пожалуйста. И ты повинуешься, продолжая проводить пальцами по «костям», отмечая для себя, что, ладно, возможно это как соски для людей. Ты не уверен, что бывшее место лапок вообще должно быть чувствительным, но что ты вообще знаешь о чужой анатомии, книжки надо было читать, вон у Роуз их сколько завалялось. Буквы ведь тяжелые. Ты садишься на его бедра, надавливая на выпирающий бугорок (господи, ну и слово). Он хрипло стонет, откидывая голову на подлокотник дивана и прикрывая рукой рот. Ты чувствуешь, как что-то там потихоньку начинает двигаться, и понимаешь, что ни черта не знаешь, что дальше должно происходить. Хочешь ли ты заходить дальше? Учитывая, как час назад твоей главной проблемой было не стошнить в своей собственной комнате, сейчас это всё кажется таким глупым в сравнении с тем, как справиться с удушением от осознания, что охуеть мы сейчас поебемся. Как же ты хочешь убить себя за всё это. — Дейв, все в порядке? Нет, хочешь ответить ты, не в порядке, пожалуйста, не трогай меня до скончания моих дней, но не можешь заставить себя открыть рот. Все конечности онемели. Ты сжимаешь губы и заставляешь себя сползти с Карката и предложить ему пойти в его комнату. Он соглашается с тем, что идея хорошая. На кровати куда удобнее. Как только вы пересекаете порог его комнаты, Каркат утягивает тебя в поцелуй, вжимая в стену, да так, что у тебя колени подрагивать начинают. Ты берёшь его за волосы, притягивая ближе к себе, и тяжело дышишь. Не от поцелуя — ты не уверен, что от поцелуя вообще можно задохнуться, если честно, — а от резко нахлынувшего возбуждения вперемешку со страхом, который никуда не девается даже с таким горячим троллем, вжимающимся в тебя. Ты боишься не Карката. Ты боишься себя. Каркат отстраняется и тянет тебя на кровать, стараясь обращаться с тобой как с сокровищем, что получается с переменным успехом, потому что ты чуть не стукаешься о стенку кровати, и садится на тебя сверху, вновь целуя. Проводит рукой по твоей шее, груди, раздвигая тебе ноги своими, и ты стонешь, это тот звук, который ты не знал, что можешь издавать, и это пиздецки странно. Тебе, в целом, приятно, но ворох мыслей от того насколько это неправильно никуда не делся. Ты не уверен, что твоя нервозность вообще способна куда-то свалить ненадолго. Каркат, по всей видимости, это замечает, потому сразу же после поцелуя он спрашивает, все ли с этим нормально. — Да, все супер, не парься. — Ты уверен? — он смотрит на тебя недоверчиво, и ты чувствуешь вину за то, что врешь ему. — Ты не обязан делать всё это, Дейв, не делай вид, что все нормально, когда это не так, я не хочу ни к чему тебя принуждать. — Да, я знаю, знаю, просто… — ты колеблешься между тем, чтобы рассказать Каркату или промолчать, и делаешь выбор в пользу первого, за что поблагодаришь себя позже, — Давай не так быстро? Не спеша и всё такое, если тебе нормально с этим. Я не уверен до конца, чего я хочу и нормально ли всё это, но я правда хочу тебя. Хочу чувствовать. Каркат награждает тебя расслабленным выражением лица, но ты понимаешь, что он все еще не до конца верит тебе, поэтому ты притягиваешь его к себе, чтобы поцеловать снова. Поцелуи — это хорошо. Они приятные и не такие страшные как все остальное. Вы целуетесь так на протяжении двух минут, пока Каркат не отстраняется и указывает на твою футболку. — Могу снять? — Да. Думаю, да. Ты поднимаешь руки, позволяя Каркату снять свою футболку, и слышишь, как она падает на пол возле кровати. Вы подберете её позже. Главное не забыть. Чужие руки начинают трогать тебя везде, куда дотянутся, едва ли надавливая, но напористо, с нежностью и обожанием, и ты не знал, что способен чувствовать в чужом прикосновении любовь. Каркат волнуется за тебя. Он слушает тебя, слышит, делает то, что ты хочешь, и старается, чтоб тебе было спокойно. Ты умереть за него готов. Его губы касаются твоей шеи, и ты чувствуешь прикосновение зубов. Он старается аккуратно, не проникая в плоть, тролльи зубы в разы острее человеческих, но, по какой-то непонятной причине, ты хочешь проверить насколько острее. — Можешь укусить, если хочешь, — ты удивлен, что способен говорить, потому что голова у тебя действительно идёт кругом. — Ты уверен в этом? — Да. Прошу, Каркат. И он кусает. Не слишком больно, но до крови, после чего аккуратно зализывает рану, всасывая кровь, и тебя внутренне так сильно колотит от ощущений. Ты хрипишь едва ли слышно, потому что не хочешь издавать слишком много звуков, но это невообразимо, ты находишь подобную боль в какой-то степени приятной. Ты царапаешь короткими ногтями его спину, когда он оставляет тебе засосы на другой части шеи, и сглатываешь. Что вообще в твоих штанах происходит, ты понятия не имеешь, как твои боксёры ещё не убили себя от такого количества предэякулята. Твои ноги не слушаются тебя, когда ты обнаруживаешь, что поднимаешь бедра вверх, надеясь на хоть какое-то трение. Каркат, будто слишком хорошо зная твои желания, берёт тебя за ляжки и придвигается к тебе своими. У тебя от такого слёзы на глаза наворачиваются, и ты не уверен, что конкретно их вызывало. Он спускается ниже к груди и в порыве сменить позицию ради удобства задевает указательным один из сосков, из-за чего ты непроизвольно скулишь, прикрывая рот рукой от стыда. Каркат замечает это и аккуратно пощипывает их обоих, отчего ты откидываешь голову на подушку, открывая обзор на незащищенную шею. Каркат смотрит на тебя сверху вниз, будто оценивая то, как ты выглядишь. Да, вид у тебя, должно быть, жалкий. Ты чувствуешь, как щеки горят огнем, как при болезни, дыхание сбивчивое, которое ты даже при всем желании не смог бы выровнять. Пальцы подрагивают, впиваясь в простыни, и Каркат легонько ухмыляется. Ублюдок. Его ухмылка убирается с лица, как только ему предстоит что-то сделать с твоими штанами, и он заметно мешкается, не зная, как спросить тебя о том, хочешь ли ты вообще их снимать. И проблема в том, что ты сам не знаешь. — Я готов раздеться, если ты сделаешь то же самое. — Идёт. Но если ты сбежишь в испуге, я найду тебя и убью. — Договорились. Он привстает с тебя и расстёгивает ширинку своих штанов, скидывая их куда-то на пол рядом с твоей футболкой. Ты следуешь его примеру и пытаешься дрожащими руками снять с себя пижамные штаны, что выходит очень плохо, но ты стараешься. Каркат, да живи он вечно и счастливо, помогает тебе с твоей непосильной задачей, и вот вы оба оказываетесь в одних трусах. Дальше-то что. Ты смотришь на него с абсолютной неловкостью момента, ты вообще понятия не имеешь, можно ли что-то делать дальше, но Каркат прерывает твои мысли и решает все за тебя, потянув тебя за резинку боксеров и стаскивая их. Затем проделывает это со своими. Теперь вы обнаженные друг перед другом. Тебя должно было бы это оттолкнуть. У Карката внизу телосложение вообще на твоё не похоже, и вместе с этим оно не такое уж и разное, как ты мог бы подумать. Красного цвета щупальце, — тентакля? Как они вообще это называют? — соединяющееся с… господи, а это что за хуйня. Щель? Вагина? Ты хочешь спросить Карката об этом, но резко отдергиваешь себя. Тролли, вроде как, бесполые по своей природе. Их понимание гендера закладывается с раннего детства, ни разу в течение жизни по итогу не меняющееся. Технически, тебя это геем не делает. Наверное. Ты не уверен, Каркат всё ещё парень, как ни крути. Ты решаешь отложить вопросы по поводу своей ориентации на задний план. Сейчас не вовремя. — Я не знаю, что мне с этим делать… — сбивчивым голосом произносишь ты. — Я тоже. Хочешь остановиться? Ты задумываешься. Хочешь ли ты продолжать? Это страшно, и ты не до конца понимаешь, что имеешь в виду под «это». Боишься половых органов? Да ты бы и человека с таким же успехом боялся, если уж на то пошло. Самого действия? Минут десять назад тебе было хорошо. Карката? Он не навредит тебе, ты это прекрасно знаешь. Что-то всё равно было не так. Словно разъедающая изнутри болезнь, о существовании которой ты не догадываешься, а когда понимаешь — становится уже поздно. Заталкивая свои страхи под землю, ты трогаешь Карката за хитиновые борозды, проводя по ним и прижимая ближе, и резко стонешь, когда его щупальце касается твоего члена. Всё такое мокрое, скользкое, течет, но тебе не противно. Ты уверен, что позже тебя передернет в самом худшем из смыслов, но сейчас, когда ты чувствуешь страх вперемешку с возбуждением, думать о подобном желания не было. Не хотелось заниматься самокопанием. У Карката на этот счёт были другие планы. Всегда он такой: ты чувствуешь себя погано — он приходит и спрашивает что не так. Даже если ты сам понятия не имеешь почему ведешь себя таким образом, он терпелив, каким вообще может быть, и ждёт, пока ты раскроешься ему сам. И сейчас он делает невообразимые вещи: целует тебя в лоб и говорит, что ты молодец. Что ты хорошо справляешься. Что вам необязательно это делать и можно остановиться. Что можно дать себе передышку. Но самое главное — это то, что он говорит как сильно любит тебя. Любит то, что даже со страхом ты смог пройти настолько далеко, насколько возможно. И это то, что он в тебе так ценит. Тебе хочется плакать. Мурашки проходятся по спине, ты едва ли можешь сдерживать слёзы, это так унизительно: плакать, пока ваши гениталии трутся друг об друга, а обнаженные торсы прижимаются ближе. Но Каркат тебя жалким не считает. Он вообще тебя не видит так, как видишь ты себя сам. Он слишком хороший, ты думаешь. Ты не заслужил его. Ты внезапно меняешь позицию — для этого пришлось отлепить его щупальце от своего члена, пусть и нехотя — и усаживаешься на него, оперевшись одной рукой об его грудь. — Помнишь, я просил быть медленнее, — Каркат кивает, — я поменял планы. Мне нужно прямо сейчас. Тебя внутри. Каркат тяжело дышит, проводя руками по твоему телу, но не дотягиваясь целиком, потому что ты держишь его на расстоянии, и ты в это время капчалогируешь смазку. Нет особого желания вспоминать нахер ты её туда вообще положил, скорее всего, ты даже сам забыл о таком действии, но тебе это только на руку. И буквально, и фигурально. Ты выдавливаешь немного жидкости на руку и касаешься своего отверстия, растягивая себя. Тупая боль, терпимая, но неприятная, и ты шипишь, прикрыв глаза и выгибаясь в спине, насколько положение позволяет. Каркат завороженно смотрит. Не на то, чем ты занимаешься, — хотя ты смеешь предположить, что на это тоже, — а на тебя. На твое выражение лица, наблюдая за тем, как ты дышишь, как поднимается и опускается твоя грудная клетка. Ты кусаешь губу и добавляешь второй палец, наклоняясь к Каркату и целуя его, жадно и с напором. Как же ты его любишь, все-таки. Твою спину гладят чужие руки, и ты чувствуешь, как он пытается убрать твои пальцы и заменить их своими. Ты помнишь о наличии острых когтей, но пытаешься довериться Каркату. Он не поранит тебя. Не специально, в любом случае. Его пальцы покрываются смазкой, которая капает с твоих бедер, и он входит ими постепенно, стараясь быть таким терпеливым, каким может быть. Ты охаешь и тяжело дышишь, сжимая в руках простыни рядом с головой Карката. Он растягивает тебя, вводя второй палец, и тебя резко пробивает дрожь, а ноги начинают трястись. Ты знаешь, что он задел, но все равно пребываешь в изумлении, когда это происходит. Он, кажется, забеспокоился, судя по его лицу. — Всё… всё в порядке, — твой голос подводит тебя, но тебе плевать, — Сделай ещё раз. И он делает. С нажимом, ускоряя движение пальцев, а тебе будто плохо, но настолько, что даже хорошо становится. Голова кружится, тело не слушается совершенно, ты чувствуешь, как его щупальце пульсирует и трется о твою ляжку, и ты усилием воли тянешься к нему одной рукой, сжимая пальцами и водя по нему, как если бы водил по своему члену. Ты понятия не имеешь, как тебе с ним обращаться, но, судя по звукам, которые издаёт Каркат, справляешься неплохо. Половые органы не настолько отличаются от человеческих. Ты тянешься к его руке и заставляешь его вынуть пальцы, а затем придвигаешься задницей к его щупальцу и начинаешь вводить его внутрь. Это ощущается не как член, не то чтобы у тебя был опыт, но ты читал на форумах из любопытства каковы были бы ощущения. Но чувство приятное. Иметь что-то внутри себя. Может, это то, ради чего ты жил всё это время, не догадываясь, как сильно тебе нужно было ощущение чего-то в тебе. Может, дело в Каркате. Ты любишь его. Очень сильно любишь, всей своей поломанной, раздробленной на мельчайшие куски душой, и тебе снова захотелось плакать. Ну что ты за нытик такой сегодня. Ты медленно начинаешь двигаться и громко, в самом деле громко стонешь, чувствуя, как руки Карката держат тебя за бёдра. Ты будто не можешь остановить движения, всё, что в твоей голове сейчас, это Каркат, Каркат, продолжай, господи как хорошо, я так люблю тебя, Каркат, Каркат, Каркат, мне перестало быть страшно, я чувствую себя человеком, я чувствую себя живым, боже, Каркат, я- Все было как в тумане. Вы целовались, он двигал бедрами тебе навстречу, чтобы ты чувствовал движение, даже если ему двигать ими было необязательно, его половой орган делал за него всю работу, тебя накрывает оргазм, его накрывает оргазм, ты кричишь как любишь его, он отвечает тебе я тебя тоже люблю, и всё заканчивается. Перед глазами темно, ты встаешь с инопланетного члена и падаешь на кровать, уставший и закончившийся как человек. Каркат дает себе отдышаться и целует тебя в макушку, затем в лоб, щеки, плечи, усыпанные веснушками, спину, покрытую шрамами, и гладит тебя пальцами той руки, которая в тебе не была. Ты слышишь, как он предлагает вам обоим сходить в душ. Тебе лениво. Если честно, ощущается липко и противно, и ты был бы рад побыть в воде, если бы не внезапная усталость как после марафона. Каркат внезапно берёт тебя на руки — он сильнее тебя ненамного, но ты всё равно удивляешься — и несет в ванную комнату, пока ты держишь его за плечи едва ли работающими руками. Всё тело ощущается ватным, неудобным, некомфортным и не твоим. Но тебе хорошо. Действительно хорошо. Он аккуратно ставит тебя на пол, и твои ноги шатаются, так что ты еле как удерживаешь равновесие, едва ли не падая. Каркат набирает воду и через минут десять садится туда. Ты следуешь его примеру. Тело касается тела, ты наклоняешься к его груди, куда вода еще не коснулась, и оставляешь там голову. Дыхание выровнялось. Тебе внезапно становится стыдно. Стыдно, что ты про презерватив даже не спросил, стыдно, что ты толком ничего для него не сделал, стыдно, что так долго колебался и всё вышло слишком сухо, а когда вещи начали набирать обороты — твоя память начала тебя подводить и стерла практически все, что там было. Стыдно, что у тебя был секс. Стыдно, что с парнем. Но не стыдно за то, что из всех парней это был именно он. Каркат словно чувствует, как твои мысли тебя разъедают, если честно. И ты знаешь, что он чувствует, поэтому вынуждаешь себя открыть рот и поговорить о своих чувствах. Кошмар какой. — Хей. Спасибо. — За что? — За то что не осудил меня. — Но тебя что-то гложет. Это не вопрос. — Наверное. То, что я доверился кому-то, действительно убивает меня. И я удивлен, как не психанул и не сбежал прямо посреди всего этого, но… — Но ты смог, — ты поднимаешь глаза и встречаешься с его лицом, излучающим неподдельную радость. Странно, — И я горжусь тобой, Дейв. — Это так по-гейски. — Захлопни варежку, или я засуну тебе что-нибудь в рот, чтобы ты задохнулся. — Многообещающе. — Убей себя. — Хорошо, Кат. Каркат засыпает сразу же, как только вы выходите с ванны. Ты слышишь его тихое сопение и потягиваешься, устраиваясь поудобнее рядом с ним. Стараешься не думать о вещах слишком долго. Понимаешь, что некоторое всё же стоит разобрать с ним однажды. Думаешь о том, что хотел бы повторить. Засыпаешь.