ведь прозрачен взор ее как коньяк
и приветлив, словно гранатомет —
так что если что-то пойдет не так,
то она, боюсь, не поймет.
© Вера Полозкова
— Проклятье! Нервно завращав глазом, Маюри ударил кулаком по столу. Чашка то ли с кофе, то ли с непонятным экспериментальным раствором, подпрыгнула, чуть не упав на пол. Вовремя подхватив ее, Акон понюхал содержимое, удивившись тому, что это какао с корицей. — Проклятье! — Куроцучи-тайчо, — позволил себе замечание Акон. — Немури-чан спит. — Ах да, — спохватился Маюри. — Действительно, как я забыл… — по отношению к предыдущей дочке он был жесток, но с восьмой по счету исправлял все допущенные в воспитании ошибки. По мнению многих из Двенадцатого отряда, даже чересчур. — А что случилось? — Акон отпил глоток какао; брезгливостью в Двенадцатом отряде не страдал никто и пить из чужой чашки было вполне нормальной практикой, особенно когда уставшие ученые с трудом соображали не то что чья это чашка, но даже то, в чьи руки ее берут — свои или искусственные. Маюри страдальчески подпер щеку рукой. — Пока что это тайна. Разболтаешь — расчленю, — предупредил он. — Хотя ты не разговорчив, а тайной эта информация перестанет быть уже завтра утром. Хм… — Маюри пожевал губами. — Капитаном Восьмого отряда станет не Ядомару. — Как не Ядомару? — расстроился Акон. Он считал себя асексуалом, но любил общество красивых девушек, а Лиза, вдобавок, была чрезвычайно интересной личностью еще до сотни лет жизни в мире живых, откуда принесла много любопытных журналов, которые не стеснялась показывать знакомым. — Так не Ядомару. Она будет лейтенантом, — утешил Акона Маюри. — А капитаном… Насколько Акон успел изучить особь под названием Куроцучи Маюри, такое выражение лица и тон он принимал по отношению лишь к одному человеку. К другой весьма занимательной особи. — Урахара! — выплюнул Маюри. Столешница задымилась; плевался он кислотой — недавний эксперимент дал побочные эффекты. — В Восьмой? — переспросил Акон. — А что ему там делать? Он совершил ошибку — капитан посмотрел так, что, если бы мог убивать взглядом, Акона бы уже развеяло на мельчайшие рейши. — Ему нечего делать не только в Восьмом! Ему нечего делать в Готей-13! В Сейретее! В Обществе Душ! Но нынешний сотайчо считает иначе, и, видите ли, Урахара поможет отстраивать Сейретей, — Маюри передразнил Кьёраку. — Урахара спроектирует здания, защищенные барьером из бакудо, во избежание столь быстрых разрушений! Урахара исследует Айзена! Урахара, Урахара, Урахара! Тьфу! Следующий плевок выжег симметричную дыру в столешнице рядом с первым. — Ненавижу! О причине ненависти Акон благоразумно не спросил; каким бы ни был Урахара Киске, а без него Готей-13 давно настал бы кирдык. Именно Урахара помог Куросаки Ичиго усилить способности, именно он запечатал Айзена, именно он помог капитанам вернуть украденные штерн-риттерами банкаи, а в инциденте с пустофикацией восьми командиров был такой же жертвой, как те самые пустофицированные. Но если бы Акон начал перечислять Маюри достоинства бывшего тайчо Двенадцатого отряда — капитан бы его прикончил уже после слов «Урахара помог». Зависть — страшная вещь; иных причин ненависти к Урахаре Акон не видел. Разве что однажды Маюри был влюблен в Йоруичи, что было крайне маловероятно. — Самое паршивое, что мне придется его терпеть, — застонал Маюри. — И терпеть то, что он будет лезть мне под руку! Мешаться под ногами! Везде совать свой нос! Точно, — изукрашенное гримом лицо озарила зловещая улыбка. — Я буду поить его слабительным. Каждый день! Это его нейтрализует! — Это заметно, — подумав, сказал Акон. — Не сразу, но после примерно третьего-четвертого случая… а с соответствующими анализами еще раньше… — Да, — Маюри почесал подбородок. — Как ни прискорбно, эта сволочь — гений. Чтоб он сдох. Он же и действие афродизиака заметит… Афродизиака? В голове Акона что-то мелькнуло. Что-то с недавней вечеринки лейтенантов, устроенной Рангику в полуразрушенном, но еще гордо держащемся бараке Шестого отряда. Тогда Мацумото очень быстро куда-то ушла вместе с Хисаги, а Ренджи увел Рукию в подсобку, и они думали, что их никто не видит, но Акон видел. Потом он листал книги, ища в них информацию, что такое «любовь», исключительно из любопытства, поскольку и термин, и само чувство было странным, неоднозначным, мало изученным, и если бы не существовало столько примеров — Акон бы счел, что это нечто, научно не доказанное и потому не существующее. Но… а если… — Куроцучи-тайчо, а если не афродизиак? Если… — Акон смущенно отвел глаза. Говорить об этом почему-то было сложно. — Если вызвать у Урахары дофаминэргическую целеполагающую мотивацию к формированию парных связей? Маюри уставился на него, не мигая. Задумался, постукивая ногтем по подбородку. — Хорошая идея. Прекрасная идея! — он подпрыгнул на стуле. — Акон, я выдам тебе премию! Любовь нельзя вызвать искусственно, но можно подлить афродизиак всего один-единственный раз, зато так, что потом Урахара будет думать только о последствиях, и у него не останется времени мне мешать… а какая это чудная месть! Хм-м, кого бы выбрать ему в партнеры, — Маюри снова повращал глазом. Акон скрестил пальцы, боясь, что выбор капитана падет на него; такие мелочи, как одинаковый пол, Куроцучи-тайчо не волновали. — Кьёраку? Нет, они либо все решат за пиалкой саке, либо сблизятся, и тогда этот урод в шляпе отсюда вообще никогда не уберется… Нанао? То же самое; Кьёраку может решить их женить… Оторибаши пока что не в состоянии… Кира… м-м… его эмоциональный фон слишком зыбкий, у нас и так мало командующих, чтобы допускать суицид… Исане… черт, это тоже пахнет женитьбой, обе Котецу отпадают… Хирако… и эти споются! И с Хинамори! Кучики… смертоубийство допускать, к сожалению, рано, и неизвестно, кто кого победит… Абараи… Абараи… это тоже однозначно убийство, не он Урахару, так его Кучики… оба сразу… кхм… Комамура? Ему все равно, он больше не способен мыслить, как homo sapiens… зато Иба способен… И Иба отпадает… Кенсей тоже еще в состоянии зомби… Маширо отпадает, Хисаги отпадает, Рангику с Хицугаей отпадают… нужно учитывать также то, что Урахара сможет вычислить, кто виноват в его незапланированном сексуальном акте… Одиннадцатый отряд отпадает весь, даже Аясегава… — взгляд Маюри остановился на Аконе. Плотоядный изучающий взгляд. — Если это буду я, — сказал тот, — то я сразу расскажу все Урахаре. Можете меня потом убить, но менять ориентацию я не согласен. — А если я тебя сейчас убью? — ласково поинтересовался Маюри, потянувшись за мечом. — Прямо сейчас, а? Акон запаниковал. Шутки капитана часто только казались шутками; не убьет — так расчленит, соберет ногами навыворот и скажет, что так и было. Или использует на нем что-то, подавляющее волю. Или сменит ему ориентацию. Нужно было срочно искать другой вариант, но выходило так, что с кем из Готея ни переспал бы Урахара, закончилось бы все либо мирным решением дела, либо женитьбой, либо чьей-то смертью. Боковое зрение выцепило календарь… февраль, десятое число… десятое… — Сой Фонг! — выпалил Акон. Опустив Ашисоги Джизо, Маюри тоже взглянул на календарь. Десятое февраля. Завтра — день рождения капитана Второго отряда. — Великолепно! — Маюри расхохотался, откинувшись спиной на спинку кресла. — Великолепно! Все сходится! Устроить вечеринку в честь ее дня рождения… подлить в бокал Урахаре афродизиак… и ей тоже, ей двойную дозу… оставить наедине, и, — он довольно потер ладони. — и, когда действие препарата пройдет… — Она разнесет все Джакухо Райкобеном, — брякнул Акон, тут же пожалев о своей привычке отвечать на вопросы, даже если их не задавали. Что за дурак, сейчас же Маюри опять переключится на него. — Не разнесет, — отмахнулся капитан. — Она стесняется. Все разы, когда она применяла банкай, происходили в бою и в самой критической его точке. Причем видел ее банкай только враг и ее лейтенант, враги не выжили, а лейтенант не хочет повторить их судьбу. Убить Урахару Сой Фонг не сможет. И жениться на ней не потребует. И сеппуку не сделает. И в покое Урахару не оставит. Идеально! — Как-то это нехорошо, — засомневался Акон. — Сой Фонг же… девушка. — Она не девушка, — отрезал Маюри. — Она глава Оммицукидо. Сомневаюсь, что она способна на настоящую дофаминэргическую целеполагающую мотивацию к формированию парных связей. Да и эта ее ненависть к Урахаре… искры летят. Я-то его понятно за что хотел бы прикончить, а ее мотивация более чем туманна. Может, я ей даже помогу?***
Зал совещаний в Первом отряде сиротливо зиял пустыми местами — пока они лечили раны и хотя бы частично отстраивали разрушения, не было времени на новые назначения, всем было плевать, кто какого звания. Какая разница, что раненых в Четвертом лечит исполняющая обязанности капитана? Какая разница, кто первый офицер, кто второй, кто десятый, если их осталось мало и нужно было просто держаться? Итоги были хреновыми; могло быть хуже, но все равно — война с Айзеном была детской игрой по сравнению с атакой квинси. Сразу минус десять командиров, и если трое выпали из обоймы временно, а четверых моментально заменили, то с другими все было вправду сложно. Хуже всего потрепало Третий и Восьмой; только благодаря махинациям Маюри по то ли воскрешению, то ли поднятию Киры, у Третьего сохранился хоть какой-то командир, а Восьмой после повышения Кьёраку пустовал. Место Уноханы займет Исане — никто пока этого не говорил, но и так ясно. Место Исане… наверное, ее сестра. С Седьмым и Тринадцатым все было более-менее понятно — если у Ибы есть банкай. Было неуютно стоять рядом с пустым местом. Сой Фонг бесил Ичимару, бесил Оторибаши, но и тот, и другой были… живыми. Пустые места напрягали. Еще больше напрягало наличие Урахары, но пока тот молчал, подпирая стенку, Сой держалась; что-то этот гад все-таки сделал, и поэтому мог присутствовать на собрании. — Ха-ай, — новый Главнокомандующий расплылся в улыбке. У Сой зачесались кулаки его треснуть — как он может лыбиться? — Объявляю первое после окончания войны собрание капитанов открытым, — он обвел присутствующих взглядом. Развел руками, — Простите, ребята, я не умею быть таким официальным, как Яма-джи. И не люблю. Давайте по-простому… Если вкратце: мы победили, мы выжили, мы молодцы. И в нашем составе сегодня изменения. Капитан Четвертого отряда, Котецу Исане. Капитан Седьмого отряда, Иба Тецузаемон. Капитан Восьмого отряда — Урахара Киске. — Что? — вырвалось у Сой Фонг. Урахара? Какого черта Урахара? Так вот почему он сюда приперся? — Фонг-тайчо, — Кьёраку потер переносицу, — это приказ Главнокомандующего. Обсуждению не подлежит. Все уже решено. Но есть и хорошие новости! Прямо сейчас мы отправимся в Восьмой отряд — праздновать день рождения капитана Сой Фонг! — Ч-что? — вдвойне опешила Сой; о своем дне рождения она забыла. Обычно помнила, но не праздновала — не так, как было принято отмечать такие дни. Строго-настрого запретила Омаэде и другим подчиненным даже заикаться про «праздник»… но Кьёраку знал. Как этот паршивец мог не знать? Миг — и, мелькнув розовым хаори, Кьёраку оказался рядом с Сой. Шепнул: — Не порть возможность лишний раз успокоить душу. Мы все изранены не только телесно, и раны на теле заросли, а на душе — нет… Позволь нам порадоваться, Сой Фонг. Пусть даже за тебя. На пустое место капитана Тринадцатого отряда падал луч света из окна. Сой сглотнула. — Ладно.***
Восьмому отряду повезло сохранить целой одну казарму, где все и собрались; фуршетный стол, музыка, которую притащил Хирако, мягкие диваны, очевидно, оперативно купленные Омаэдой. На столе — ее любимые сладости и рыбные блюда, которые Сой предпочитала мясу, и разнообразные напитки. Ее не трогали. Пришлось пережить пару минут позора, пока все дружно орали «с днем рождения, капитан Сой Фонг», но свечи на торте задувать не заставили, и быстро о ней забыли. Кто-то — Сой не заметила, кто — сунул ей в руку стакан лимонада, и с этим стаканом главнокомандующая Оммицукидо уселась на самом дальнем краю длинного дивана. Чему эти придурки радуются? Лечить душу — какой бред, саке лечить, что ли? Им нужно работать, тренироваться, чтобы больше никакой враг не сумел атаковать внезапно, а они… стражи баланса, воины, сильнейшие из сильнейших… Кьёраку шептал что-то на ухо Лизе, которая не краснела, хихикая, а внимательно слушала, Хирако сидел с Хинамори чуть ли не в обнимку, Бьякуя и Хицугая обсуждали что-то за бокалами саке, Зараки лил в себя бутылку за бутылкой… позорище. Реяцу Урахары Сой почувствовала секундой раньше, чем он сел рядом. Напряглась, но промолчала, сердито отпивая сразу несколько глотков лимонада. — Вы не рады меня видеть, госпожа Сой Фонг, — он не спрашивал. Это идиотское-издевательское «госпожа» резало слух. — Не рада, — подтвердила Сой, невольно боковым зрением подмечая, что распахнутый ворот косоде открывает ключицы Урахары, что пальцы у него тонкие и длинные, а лицо без шляпы, когда он серьезен… совсем не глупое. — А я рад, — вдруг сказал Урахара. — Я рад вас видеть. Рад, что вы целы. Его цепкий взгляд почти физически ощутимо скользнул по ее открытым плечам. Изучающий, но не гадкий — по позвоночнику пробежали мурашки. — Кто принесет еще саке? — весело закричала Рангику. — Урахара-сан? То-есть, Урахара-тайчо, вы можете? — Если мне поможет госпожа Сой Фонг, — его глаза лукаво блеснули. — Боюсь, я уже не так трезв, чтобы различать этикетки. Врал, был трезвым, как стеклышко, но Сой не возразила — встала, зашагав с ним к кладовым. Она не понимала, что делает, тело переставало слушаться, но это было совсем не неприятно — может, то самое, что Кьёраку называл «лечить душу»? В кладовых было темно. Урахара щелкнул пальцами — в воздухе завис шарик кидо, освещая помещение лунным светом. — Если бы они были моими солдатами, я бы их всех заставила месяц туалеты языком вылизывать, — проворчала Сой Фонг, рассматривая бутылки на полках. Саке, коньяк, виски, текила, абсент, чего тут только не было. — Жестоко, госпожа Сой Фонг. — Пьяный боец Оммицукидо — мертвый боец Оммицукидо, — непререкаемо отрезала она. Взяла бутылку, рассматривая янтарную жидкость внутри — херес. — Разве шинигами не могут трезветь мгновенно? — Думаю, только те, у кого есть опыт. Должна же быть причина тому, что Кьёраку и Рангику оба все еще живы. — У меня меньше опыта, — признался Урахара. — Голова немного кружится… — и, не успела Сой сообразить, как он, пошатнувшись, уперся ладонью в полку так, что оказался вплотную к ней, и его грудь теплом прижалась к ее спине. Открытой спине; Сой чувствовала кожей его кожу. — Ты что… К шее прижались горячие губы. Сой напряглась, как тетива, не понимая, почему это терпит. — К-какого?.. Ладонь Урахары легла на ее живот. Язык вычертил на шее влажный узор. — Госпожа Сой Фонг… — Ты что делаешь? — она все-таки врезала ему по ребрам, и это должно было быть больно, но он стерпел. Обнял ее, крепко обхватив руками, зашептал: — Я хотел забыть тебя, Сой. Хотел и не мог. — Ты что несешь? Обернувшись, Сой снизу вверх взглянула в его лицо. Увидела свое отражение в серых глазах. Он был… будь он проклят, он был красивым. Он источал сексуальность, он был близко, а она многое пережила, Унохана когда-то, осмотрев раны еще юной Сой, печально проронила «ПТСР в худшей из форм»… и только поэтому Сой так хотела, чтобы Урахара — Урахара! — ее поцеловал. Он склонился, взяв ее лицо в ладони, коснулся губами губ, сначала почти невесомо — и впился страстным поцелуем. Сой ответила, сминая в пальцах ткань его косоде. Кусала за губы — сама не знала, нечаянно или намеренно. Урахара целовал нежно, но не давал ей вести в поцелуе, гладил ее спину, опустил руки ниже, сжав бедра — и резко подхватил, так, что ей пришлось обвить ногами его талию. — Напротив — спальня, — выдохнул Урахара в губы Сой. — Удачная планировка, правда? Он понес ее к спальне, не прекращая целовать. Сой запустила пальцы в его волосы, жесткие, как солома, но перебирать их было приятно, приятно тянуть за пряди, приятно чувствовать, как он дрожит от желания — или она, или они оба. Закрыв дверь ногой, Урахара сел на кровать, усадив Сой себе на колени — она отчетливо ощутила, что его член каменно-твердый, и во рту у нее пересохло. Сглотнув, Сой Фонг стащила косоде с плеч Урахары, заметила один шрам на правом предплечье, один — слева на ребрах, и внизу живота сладко заныло. У него была белая кожа, слишком белая, на ней были бы так отчетливо видны любые кровоподтеки… но Сой прикоснулась языком к шее нежно, как кошка, снизошедшая до того, чтобы не укусить хозяина, а обласкать. Урахара сидел неподвижно, позволяя ей то выводить узоры языком, то прикусывать, оставляя следы, но долго это не длилось — он повернулся, опрокидывая Сой на спину и нависая над ней. Растрепанный, полураздетый, исцелованный — никогда Сой его таким не видела. Подцепив ее форму, он стянул верх, обнажив грудь. Накрыл правую ладонью, сжал, помассировал, левой коснулся губами. Опустился ниже, стаскивая ее хакама, развел ее ноги. — К-какого… Горячий язык скользнул внутрь, вылизывая, изучая, исследуя, собирая выступающие соки. Сой сжалась, в уголках глаз выступили слезы то ли удовольствия, то ли стыда. — Чтоб тебя, Урахара! Он не слушал, торопливо снимая свои хакама. Устроился между разведенных ног Сой, любуясь ею — глаза горели, как у злой кошки, губы припухли от поцелуев, грудь вздымалась, и такой ее не видел никто. Сначала — пальцы, убедиться, что она готова, что не будет больно. Сой шипела ему в губы, кусалась, но ее тело говорило совсем другое — не проклятия. Ее тело отзывалось мгновенно, она была податливой, горячей, нежной, безумно прекрасной в своей временной беспомощности, злой маленький шершень, ожившая молния, принявшая женский облик. Урахара вошел — и только после первого толчка Сой застонала. Не зашипела, не выругалась, застонала, и это был сладкий стон удовольствия, растекшийся по его телу гречишным медом. На периферии сознания мелькнуло: он не первый. Это было совсем не важно, но кого Сой Фонг могла подпустить настолько близко? Ближе некуда — кожа к коже, он в ней, она обхватывает его, тесная, узкая, двигает бедрами навстречу, впивается в спину коготками. — Медленно! Обычно просят: быстрее. Урахара мысленно улыбнулся; Сой не могла бы иначе. Значит, медленно? Подхватив ее под колени так, что гибкое тело сложилось пополам, он вошел еще глубже, задвигав бедрами. Быстро-быстро-быстро, еще быстрее; в постели с молнией нельзя позволять себе замедлиться; долго, но быстро. Позвоночник пронзило иголками. Сой сжалась вокруг него, издала что-то похожее на всхлип. — Урахара! …даже не добавила «придурок»… Он вышел, изливаясь на простыни, упал рядом с ней, поцеловал острое плечико, хотел что-то сказать — им о многом нужно было поговорить, но веки сомкнулись сами собой, тяжелея, и сознание уплыло куда-то во власть сна.***
— Почему мы должны тащить им саке, если мы даже не пьем? — возмущенно проворчала Момо. Хирако оскалился улыбкой, ловя ее в объятия и целуя в макушку. — Потому что это повод от них удрать. Побыть вдвоем. Ты так и не поняла, Хинамори-фукутайчо? Толкнув ее к полкам, он склонился, прижавшись лбом к ее лбу. Момо встала на цыпочки, поцеловала капитана в уголок улыбающихся губ, но, когда он ответил — напряглась и увернулась. Чужие реяцу ощущались приглушенно, но… — Что такое? — Хирако тоже напрягся; он знал Момо, та не стала бы беспокоиться без причины, а реяцу ощущала лучше него. Лучше всех. У нее совсем не ладилось с зандзюцу, она не достигла банкая, в кидо считалась мастером, но многие капитаны были в разы сильнее. Равных Хинамори Момо не было только в одном — в искусстве скрывать свою духовную силу и чувствовать чужую. — Урахара и Сой Фонг, — одними губами сказала Хинамори. — Вон там, — кивнула по направлению. — Точно? — Один процент реяцу из ста. Они скрываются, но они точно там. — Вместе? — Угу. Хирако потер затылок. — А если они… ну, занимаются тем же, чем и мы? — Урахара и Сой Фонг? — скептически хмыкнула Момо. Она поступила в Готей-13 позже инцидента с вайзардами, с Урахарой лично знакома не была, но с Сой после Зимней битвы сблизилась, а про отношение Сой к Урахаре в Готей не знал только слепо-глухо-немой. И если они в одной комнате, и скрывают реяцу… — Вдруг она его убила? — заволновалась Момо. — Ерунда, он сильнее, да и зачем ей его убивать? — отмахнулся Хирако. — Если оба выпили, то Урахара мог расслабиться, а Сой Фонг — разозлиться и потерять голову, и ей достаточно двух ударов, — Хинамори закусила губку. — После ее двух ударов его реяцу бы не было, — резонно возразил Хирако. — Но ты права, странно это все. Идем посмотрим! Не слушая робких возражений Момо, он сгреб ее под мышку, прижал к себе и на цыпочках двинулся к капитанской спальне. Бесшумно отодвинул сёдзи… Момо зажала рот ладошкой. — Я же говорил, — шепотом сказал Хирако. — Все живы и здоровы. Можем со спокойной душой заняться тем же. — А саке кто принесет? — засомневалась ответственная Хинамори. Капитан закатил глаза. — Те, кому следующим приспичит. Всему тебя нужно учить, Момо-чан.