±
Заниматься наукой под крылом Академии Тигнари не хотел. Да, её он заканчивал уже снова будучи любимчиком каждого преподавателя и студента, да, делал он это с лёгкостью, в отличии от многих других, кто насмерть загонялся за экзаменами и практиками. Но тревожное чувство не отпускало его. Множественные анализы своих чувств и мыслей и обстоятельств привели его к заключению… Что в этой стране ему светит только нежелательная работа «офисного» учёного. Шелест бумаги с утра до ночи, фикусы и прочие комнатные растения по углам, духота в кабинете и презентации. Этого ему уже хватило. Ему это уже надоело. Хотелось воздуха, пейзажей, коры под рукой и воды под ногой. Но разве такое найти в пустынных Эмиратах? Найти. Он очень удивился, когда отец приехал к нему, ботанику-дезертиру, из своих исследовательских путешествий в другие страны и сразу выкатил невероятную новость, подслушанную вполуха, а затем и во все два. В их засушливой стране, где сиротливо раскинуты оазисы, был создан проект против опустынивания. Уже как несколько лет, оказывается, втихаря пытались облагородить рукотворно один из оазисов. Разрастить его, обсадить неприхотливыми деревьями, навезти для поддержки немного живой земли из других мест. Это был лишь эксперимент, что-то вроде искусственного заповедника, который теперь приходилось беречь. И в тот самый день отец парню в голову таким же искусственным образом вложил семечко смятения в голову.±±
— …Я хочу стать научным сотрудником в заповеднике. — Тигнари дорого стоили эти слова. Он потерял покой, думая об этом последние несколько дней. Но всё же, стоило начать этот разговор. Нужно было сделать выбор, согласовав его с тем, кого он тоже касался. Сердце колотилось с тревогой. Кончики пальцев закололо. Брюнет поднял голову, чтобы всмотреться в то, какое выражение примет обычно ровное и сдержанное лицо беловласого. — У нас есть заповедники? — удивлённо протянул Сайно, оторвав взгляд от карт уно на него, слегка бледноватого и заметно обеспокоенного. — Да. Но этот новый. Тот, в который я хочу устроиться. — Обречённо и виновато проговорил он, осторожно, без задора, кладя новую карту, принуждающую соперника пропустить ход. А затем сверху сложил ещё одну карту зелёного цвета. — Он под Эль-Айном. — Ты уверен в своём выборе? — скользнуло волнение в ровном голосе. Сайно подсел ближе, будто бы просто хотел в чужой веер карт заглянуть, а на деле лишь присмотрелся получше к мимике белого лица. — Не совсем. — Глаза сами упали вниз от волнительной печали. Ему самому не хотелось расширять между ними провал, который разросся после того, как Сайно наметил в полицию. Однако же он понимал, что это именно то, что ему было так нужно. Шанс, который он, пусть и пассивно, но искал. — Я чувствую, будто бы это самое правильное решение. Но с другой… — огонёк в его глазах потускнел, а голос стал тише. — Мы будем в разлуке. Тёплая ладонь нерешительно, но с явной целью легла поверх ладони, что уже на виду у противника теребила несчастные карты. Тигнари обдало приятной ласковой щекоткой, а вяленькая улыбка растянулась на лице. Тяжело было не тактильного человека приучить к рукам, а вот он сам свои протягивает, пытаясь показать участность. — Как будто в Эль-Айне полицейские не нужны. — Был лишь хмык от парня. А биолог усмехнулся, уже чувствуя настоящее облегчение. Уронил лоб ему на плечо, полагая, что иного ждать и не приходилось, и накрутил себя он зря. — Значит, ты закончишь здесь обучение и просто переедешь? — пробубнил брюнет в чёрную футболку будущего полисмена. Сайно стал осторожно собирать горку карт между ними и складывать их обратно в колоду, оставляя последнюю на обозрение. — Нет, переведусь куда-нибудь туда. Поначалу всё равно непритязательно будет. Хоть здесь, хоть там. — Мне, кстати, служебное жильё выдадут, если примут. — Заявил чуть ли не мечтательно Тигнари, но затем перебил любую мысль, что могла последовать за его высказыванием. — Но тебя туда не пустят. Я думаю, там вообще всё строго и сурово. — Разве там нельзя располагаться со своей семьёй? — Станешь мне семьёй, только когда небо и земля совпадут. — Буркнул брюнет, улыбнувшись беззлобно.±±±
Подумав про сотрудника заповедника в жаркой стране, какая одежда представится? Скорее всего, песчаного оттенка, светлая, чтобы солнце не сварило заживо несчастного трудяжку. Но чудная «Авидья» такое игнорировала: стандартные во всём остальном мире камуфляжные штаны с курткой из водонепроницаемых материалов стали основой здесь. Именно в такой одежде его встретил нынешний руководитель заповедника. Парк возле озера Захер-аль-Айн стал началом для всего рукотворной заповедной территории. И, честно признать, на старых Google картах это место было грустным и скучным пустынным бережком у тёмной воды, в котором максимум жизни — туристы и рогоз. А сейчас оно стало частым-частым лесом, что только начинал разрастаться и крепнуть, дыша влагой и удивительной, чуть ли не волшебной прохладой. Идя вслед за своим новым наставником и начальником, парень оглядывал то, как невообразимо густа искусственно высаженная зелень. Словно в живой, первобытный лес погружаешься. — Как вам только удавалось скрывать существование Авидьи ото всех? — поинтересовался Тигнари, проведя ладонью ласково по папоротнику, на котором застыла влажная прохлада конденсата. — Здесь же раньше парк был. Люди же наверняка по наитию сюда приезжают и вместо озера видят целый лес… Как не разболтали только? — Я думаю, СМИ это не интересно, а посетители уже смирились с тем, что тут тщательно охраняемая территория, куда их не пускают ни днём, ни ночью. — Тут, словно на продуманной и гладко отрепетированной презентации, из-за деревьев к ним на пересечение вышел другой сотрудник, что сторожил вход в глубины лесного массива. Увидев камуфляж, мужчина умиротворённо их проигнорировал, направившись топтаться тропами и дальше. — Вообще, нам нужны решительные ребята, которые ответственно относятся к своей работе и готовы отдать себя целиком и полностью заповеднику. — Я понимаю. Работа трудная и неблагодарная. — Кивнул ботаник сам себе, расслабленно оглядывая природные красоты. Тяжёлое молчание своего начальника он сначала и не заметил.±±±±
Пожав руки своим новым старшим коллегам и послушав инструктаж безопасности, он мог только покорно согласиться со всем, хоть это и казалось маленько странным. «Ночью служебное жилище закрывать решёткой-ставнями и замком и не выходить ни при каких обстоятельствах.» — Было завершающее замечание в конце брифинга. Именно то, которое повергало в смятение. Лес надо же беречь круглые сутки. Так почему ночью вся работа прекращалась? Почему не было ночного дозора? Почему всех заставляли тихонечко сидеть в своих домах, заперевшись, как от бандитов? — …Выйти можно только если гореть будешь или в дом к тебе кто проникнет… — невесело усмехаясь, дополнил начальник. — Может, повезёт… А дополнение совсем сбило с толку. На какое везение ратовал начальник?±±±±±
— Здесь очень странно. — На вопрос о том, как прошёл день, заявил Тигнари по телефону Сайно. Он всё же поселился в, что удивительно, двухэтажном доме! Он не думал, что ему перепадёт что-то покруче сарая. Он стал подозревать, что это для удержания, мол, смотрите, какие домины вам за ваш труд! Он бродил в полумраке на первом этаже, как и приказано, закрыв все входы в дом железными ставнями и замком на двери. В других домах, что было немного видно за окном, уже не горел свет, хоть было достаточно рано — всего десять вечера. Казалось, что в трудовой деревушке никого и не было никогда. Казалось, что его обманули джинны, своими ненастоящими образами заведя в проклятые места. Чернила мрака сгущались, лишь отрывок неба над кронами молодых деревьев казался светлым, озарённым луной, свет которой не мог пробиться в чащу. Спасительное ночное светило пыталось озарить обитель маленьких человечков внизу, но никак не могло, и лишь печально смотрело в прорехи. — Странно? — уточнил на том конце уставший голос. Похоже, его тоже день стажировки высушил, обессилил. Однако от неясной тревоги Тигнари хотя бы имел силы как неспокойный зверь метаться по всему этажу. — Это место должно быть настоящим top secret, и лесная служба должна не пускать никого на территорию круглые сутки, но ближе к ночи все разбежались по домам. Я считал, в каждый дом кто-то да вошёл. Я даже приметил семейную пару, которая здесь работает. Муж с женой оба вернулись в дом и закрыли окна решёткой. Совершенно никого не осталось на улице. На том конце помолчали, и это молчание совсем незаметно разбавлялось потрескиванием плохо смазанных шестерёнок в чужой голове. — Действительно. Рядом город, любой фрик может менее, чем за час, приехать на машине и что-нибудь сделать. Почему все запрятались? — Начальник сказал, что это обязательно. И из дома нельзя выбираться, пока не наступит утро. И единственная причина выбраться посреди ночи — пожар или опасный гость в доме… — парень подошёл поближе к одному из окон, посмотрел на подход к деревне. Пальцы тревожно стали постукивать по холодной раме. Даже удивительно, как в жарком ОАЭ могло быть такое прохладное место, что ночью всё быстро остывало. А лес всё также безмолвно и одиноко чернел во мраке, не собираясь выдавать ему свои секреты. — А руководитель не объяснил, зачем это? — Я не спросил, озадачившись другими делами и вопросами. Завтра узнаю. — Главное, чтоб не сегодня. — Отголосок улыбки прозвучал из трубки. — Уржаться. — Буркнул биолог.±±±±±±
— Это для безопасности. — Начальник, полноватый мужчина лет пятидесяти, хмурился своими серебрящимися седью бровями и жмурился от солнца. Тигнари ходил за ним хвостиком, тонкий и коротенький вчерашний студент, набираясь опыта на обходе поутру. — Сюда захаживают пьяные молодые люди, которые привыкли устраивать пьянки у озера и до сих пор не смирились с тем, что это теперь заповедник. Уже были случаи и с драками, и с ножами. Нам нельзя иметь оружие при себе, и мы всякий раз рискуем, оставаясь на улице ночью. Ботаник ухватился за это, припоминая, что прежде его наставник говорил по-другому. Что охрана ведётся круглые сутки, и что люди уже смирились и не ходят сюда. — Но господин Аббас, почему нам не выдадут никак что-нибудь для самообороны? Вы же ранее рассказывали, что тут будут высаживать вымирающие виды растений и подселять редких животных. Нам нужно чем-то же от браконьеров отбиваться. — Спроси институтских. — Раздражение проявилось повышением тона. — Ты знаешь как ждём лицензий на использование оружия? Пневмат, травмат — что угодно! Не дают! Мы бы и не щемились по домам, если бы не такое положение дел! Он понятливо и сочувствующе поугукал, чтобы расположить к себе что-то таящего начальника.±±±±±±±
Новая ночь пала чёрной кляксой на двор его обители. Снова луна печально поглядывала с небосвода вниз, на него, и снова он бродил, не ведя покоя. У него не получалось спать. Он смахивал это на то, что он вторую ночь спит на новом месте, с непривычки организм отвергает новое ложе и новые стены. На улице не слышно цикад, сверчков или прочих насекомых. Это тоже напрягало. Для полной имитации леса сюда завозили и насекомых, но те почему-то молчали ночью, хотя им это было не свойственно. Вся жизнь умирала в заповеднике к ночи и воскресала с первыми лучами солнца. Приглядевшись хорошенько к домам, Тигнари подметил, что все погасили свет и легли спать. Серых призрачных силуэтов других людей у окон не наблюдалось, а значит, можно исполнить свой идиотский план. Тигнари надел свои ботинки, накинул куртку. Смерил взглядом другие дома ещё раз и взял с собою кухонный нож. Если угрозы пьяными и злобными молодыми людьми — правда, то он готов к обороне. Осторожно отперев дверь, чтобы петли не заскулили жалобным раненым зверем по деревне, он выскользнул на улицу, вздохнул полной грудью, наслаждаясь сладким влажным воздухом. Всё ещё подозрительно поглядывая на другие дома, Тигнари тихонько пошёл с обходом, держа руку на рукояти ножа в кармане и оглядывая то, как исказились лесные красоты во мгле. Лесная тропа, что аккуратно была проложена основателями, повела молодого практиканта к озеру. Просто, чтобы убедиться в том, что его обманывали. Что причина прятаться в домах ночью была не в том, что приезжают неадекватные посетители. В чаще был штиль. Не шептала трава, не звенела листва. Ничего не издавало лишних звуков, заставляя думать, что оглох с концами. Благо, опилки ещё покладисто шуршали под ботинками и трещали веточки тонких кустарников, хватаясь отчаянно за мешковатые штанины не по размеру, словно пальцы, просящие остаться, вернуться назад. Но Тигнари, взращенный в городе, был глух к немым просьбам и продолжал переться в темноту, пока не ушёл на достаточное расстояние от деревни, чтобы включить фонарик на телефоне и уже идти, как порядочный человек, при свете. Кривой коридор рельефных стволов кружил голову, путал, морочил, в свете фонаря возникая из темноты внезапно и так же внезапно пропадая за спиной. Казалось, что мира кроме небольшого пространства вокруг него не существовало. Оно возникало из зияющей пустоты, создавалось прямо перед носом, после чего заново съедалось жадной пропастью. Через время Тигнари стало казаться, будто он заплутал. Он долго-долго шёл по тропе, не видел поворотов, шёл всегда прямо, но ощущение появлялось, будто его куда-то увело. Руки начинали мёрзнуть. Одну он спрятал в кармане, другой же продолжал держать телефон. Позже ботаник остановился, чтобы стянуть резинку на штанинах ниже, на ботинки, чтобы прикрыть голые голени. «Наверное, оттого и не дают людям ночью шастать…» — рассуждение закралось в голову, которой казалось, что рассудок её меркнет. — «Я, наверное, так потеряюсь. И замёрзну. Надо назад.» Чёрт с ними, пьяными идиотами. Пусть отмораживаются, если им так этого хочется. Тигнари видел наглядно, что в лесу правда лучше не плутать. По крайней мере, с телефоном. Вздохнув и развернувшись, чтобы направиться обратно, он услышал хруст. Что-то, что осталось за его спиной, вдруг хрустнуло где-то в отдалении. Но было так тихо, что даже так было слышно предельно чётко и ясно. Дёрнувшись и обернувшись, устремив фонарик во мрак, он прищурился, высматривая. Человеческих силуэтов не наблюдалось. — Есть здесь кто? Вы заблудились? — громко обратился он к источнику шума. Листва, трава и земля вокруг жадно проглотили звук, не позволив эху раздаться, но звучало до одури громко, что парню чуть самому от себя не заложило уши. Ответа не следовало, и это было тревожно. Вдруг там затаились? Здоровый человек бы точно подал голос, попросил бы о помощи. А нездоровый — продолжил бы молча следить за наивным стажёром. Тигнари пробрало мурашками от мысли о серийном маньяке, что решил обжиться в заповеднике «Авидья». Да, он начинал себя накручивать, и это признавал, но ведь правила безопасности, даже самые идиотские, наверняка существуют по соответствующей причине? И вся та фантасмагория лесного лукавства, что была с ним прошедшие… Сколько минут? Часов? Ночей? Он уже не понимал, сколько бродил в чаще, и сможет ли прийти обратно в поселение. Он лишь понимал, что ему точно нужно попытаться вернуться. И ни в коем случае не поворачиваться спиной к звуку. Ботаник осторожно попятился, продолжая светить в ту сторону, где подозревал постороннее присутствие. Но чернота преследовала его, не давая чёткого понимая, есть ли угроза или нет. Дышать становилось трудно. Словно весь озон вдруг выкачали из воздуха, словно насыпали песочной пыли. Было тихо. Но как же это было отвратительно. Сердце наращивало темп, и он даже не понимал, отчего. От того, как в голове рисуется беззубый старый психопат, что с ножом сидит в кустах и хищно смотрит на него? Что это чудище, в котором от человека только грубые черты, выскочит и бросится навстречу? Спаси Аллах. Не имея сил больше терпеть, он развернулся и рванул прочь. От бега стружка шуршала ещё беспорядочнее и громче, что всё казалось, что кто-то бежит сзади. Воздух хлестал по ушам и свистел, мешая прислушаться. Сердце колотилось в горле. Коридор стволов смазанными образами повторялся перед глазами вновь, как вспышки, лишающие зрения на длинные секунды. Казалось, преследователь всё нагоняет, уже дышит в затылок, цепкие пальцы тянет к камуфляжной куртке, которую сложно будет найти в лесной поросли. Рассудок к Тигнари вернулся уже тогда, когда он на некрепких своих ногах добрался до дома, споткнулся на лестнице веранды, но взволок своё непослушное ватное тело, чуть ли не на четвереньках дополз к двери, отворил её рывком, услышав визг петель, заполз внутрь и закрылся. Запер замок, чтобы уж точно. И просто лёг прямо на полу, ощутив в раз, как больно дышать, как больно в груди от бешеного стука сердца, как онемели конечности от животного ужаса, что не покидал его пока. Тревога всё ещё не покидала. Словно сквозь стены ощущался взгляд недобрых глаз. Стеклянных, лишённых какого-то человеческого блеска. Тигнари хотелось от него уйти. Но как? Он уже в доме. Единственное спасение — второй этаж. Он пополз к лестнице, едва имея силы держаться на ногах. Взобрался по лестнице, опасливо глядя на дверь. Нашёл комнату, которую обжил, ориентируясь чисто на память, что теперь была спутанным нечто. В тёплой комнате стало полегче. Словно удалось уйти с опасной территории, припрятаться в своей норе. Ботаник для профилактики прикрыл дверь спальни и не раздеваясь пал на кровать, кутаясь в одеяло, чтобы успокоиться и согреться. Всю ночь он просыпался чуть ли не ежечасно.±±±±±±±±
— Эй, стажёр! — позвал издалека, словно сквозь толстый слой воды, Аббас. Парень поздно вздрогнул и обернулся на уже подходящего к нему руководителя. — Тигнари, ты сегодня выходил ночью куда-то? Образы, что формировались в голове страшной ночью, при свете дня и виде других, живых и ментально здоровых людей, казались просто шалостью пугливого разума. Просто птица встрепенулась где-то или мелкий зверёк, может, старая ветка сама по себе отломилась, а он нагнал себе саспенса и удрал, как дурак. Причина треска могла быть прозаичнее некуда. Но вопрос в лоб всё же заставил события ночи откликнуться неприятно. — Нет. — Он покачал головой, солгав так легко, словно выдал чистейшую правду. Чувствовал, что имел право, зная, что ему лгут тоже. Нагло смотрел прямо в глаза начальника, видя в них недоверие. — А что такое? — Я слышал, что ночью скрипнула чья-то дверь. Но когда поднялся посмотреть — никого не увидел. Нужно было срочно придумать алиби. Разумное и неподозрительное. Тем более то, которое легко доказать. — Мне кажется, я слышал что-то такое ночью… — он постарался и сделал самый недогадливый вид. — Но я говорил с другом по телефону, и не сходил посмотреть… Да и жутко… Что ж. Прикинуться трусом — не самое высокодуховное решение, но самое простое и неподкапываемое. Смелость легко задвинуть куда подальше. Не то, чтобы ему поверили полностью и безотчётно, но и подозрение не усугубилось. Мужчина хмыкнул, топчась на месте в тревожном рассуждении, что выдало себя тенью на переносице. — Ты смотри, не дури тоже. Нечего бед себе и другим создавать. Не ходи в лес ночью. — Приказал он, как малому дитю, да пошёл дальше. Тигнари застыл, продолжая наливаться тяжким недоверием в ответ.±±±±±±±±±
Следующая ночь была ужасна. Он готовил себе поздний чай, как вдруг ощутил, будто чужой взгляд его пронизывает насквозь. Вонзается пучком игл в спину и заставляет мурашками покрыться, съёжиться, ощутить, будто мышцы все находятся не на своих местах, будто в теле что-то не так. Тигнари обернулся на узенькое окно, что стояло на кухне напротив гарнитура. Мрак непроглядным чёрным полотном застлал проём, и не было видно ничего. Свет лампы на кухне слепил и не давал вглядеться во тьму. Он, ощущая, как руки снова леденеют, а стук в груди становится всё быстрее и быстрее, подкрался к окну. Дышать, казалось, его тело отказывалось. Просто не вбирало воздух в лёгкие, удерживая дух, что некрепко вился тонким призраком где-то у сердца. Чуть что — душа мигом покинет тело. Парень, боясь, что вот-вот что-то бросится на стекло, такое тонкое и ненадёжное, прислонился к нему, огораживая ладонями свет лампы. На тихом и отвергнутом лунным светом дворе, что был прикрыт решёткой металлических прутьев, никого. Выдыхая с неясным облегчением, ботаник отстранился. Но чувство, что рядом кто-то есть не утихло. Он вслушивался в тишину, вёл глазами по серым теням в доме. Обошёл все комнаты, включая свет, но чужеродного присутствия не обнаружил. Спал он снова отвратно. Просыпался раз за разом, не видя спасительного луча солнца. Лишь в углах тени вырисовывались в человеческие фигуры. Высокие, но худые, до уродства кривые и безобразные. Тигнари хотелось домой, в город.±±±±±±±±±±
Оказавшись в Эль-Айне, биолог не поверил, что он правда вернулся в густонаселенные места. В те, где ночью никогда не тихо — всегда ездят машины, говорят соседи в соседней квартире. Не верил, что с наступлением ночи здесь будет и луна, и свет искусственных источников. Прошло всего несколько дней, а он ощущал себя пещерным человеком, отшельником, животным, что прежде не видело города. Даже машины чуть не испугался. А по-настоящему он ощутил себя человеком, только когда увидел на улице озирающуюся светлую макушку в песчаной форме. Подбежал, набрасываясь со спины и зная, что прогадать точно не мог. — Тигнари, — молодой полицейский дрогнул, но, развернувшись, всё же расслабился и обнял в ответ. Ботаник думал, что просто раздавит грудную клетку Сайно, прижимаясь так, словно хотел слиться воедино. Лишь бы не возвращаться снова в свою одинокую обитель, где даже нахождение на втором этаже перестало приносить чувство безопасности. — Привет. Как дела в твоём заповеднике? Брюнет выпутался из объятий, снова ощущая, как мицелий, оставленный «Авидьей», стал отравлять его рассудок, что вот только сейчас просветлел. В груди стало тяжело, в желудке появилось тошнотное ощущение. — Научи меня самообороне, пожалуйста… — жалобно попросил он, видя, как в радостных глазах напротив вдруг меркнет всё «радостное».±±±±±±±±±±±
Да, краткий интенсивный курс от начинающего полицейского прошёл ровно в тот же день, как попросили. Уставший, чувствующий ломоту в мышцах от непривычного переутруждения, парень стал безрадостно замечать, что за окном вечереет. Злато лилось по небосводу блаженным видением, а на душе становилось некомфортно. И прямо сразу же, будто чуя его мысль через километры, ему позвонил начальник. Валяющийся у него в ногах Сайно дёрнул головой, услышав мелодию звонка. Биолог поднял, видя слегка заинтересованный взгляд в глазах напротив. — Алло? — Алло? Тигнари? — господин Аббас заговорил бодро и спешно, словно ему некогда распинаться и любезно выяснять, когда стажёр вернётся. — Ты собираешься сегодня в Авидью? — Конечно. Я уже собираюсь на автобус. — Ты где сейчас? — друг подполз ближе, тоже слушая, что говорит руководитель. Видать, лицо Тигнари вдруг так перекосило, что Сайно посчитал, что должен вмешаться. — Назови район. — Кхм… — В районе больницы аль-Бурайми. — Подсказал Сайно. Тигнари повторил за ним, и начальник недовольно побурчал что-то в трубку. — Тогда оставайся с ночёвкой где-нибудь. Не едь. На том связь вдруг оборвалась. Они оба переглянулись. Молодой полицейский был удивлён.±±±±±±±±±±±±
Даже при свете дня ему казалось, что кто-то смотрит. Высматривает душу насквозь. Сколько ни оборачивайся — никого нет. Ни лисиц, которых завезли недавно, ни птиц, ни ящерок. Не было ни одного живого организма, который бы имел глаза. А горящее ощущение на лопатках не исчезало. Тигнари сквозь кривую улыбку делал вид, что не сходит с ума от тревоги. Он уже не мог считать это отторжением психики, что крепла всю жизнь в шуме города. Он уже не мог считать это просто волнением от нового места обитания, новой работы и нового коллектива. Он натурально приближался к помешательству. Тигнари замучил Сайно, хоть и не хотел к такому исходу прийти, звонил каждую ночь, разрывая кошмарные сны резким вздохом и раскрытием глаз. Говорил, говорил и говорил, о всякой ерунде, о погоде, о делах в городе, об увлечениях, на которые ни у кого из них нынче времени не было. Лишь бы не оставаться в полной тишине и в темноте. Мученик его ночных дозвонов упрашивал его бросить заповедник. Просто вернуться в город, хотя бы к нему на передержку. Но, самое-то смешное, он не мог так. Это место наводило на него ужас, но также и удерживало, привязывало. И дело даже было не в долге или жадности. Тигнари в этом двухэтажном доме чувствовал себя так, будто прожил в нём всю жизнь. Будто в этих стенах были все самые важные воспоминания из его жизни, и он привязался к ним. Но ведь этого всего не было. Он не мог вспомнить ни одного. Всё это было в Абу-Даби. В доме его родителей. Именно там он впервые встал на ноги, сказал слово, принёс первую оценку, впервые привёл неловко свою пассию и даже перешёл на новый уровень отношений. В один день истерика всё же напала на него, ведь он особенно чётко ощутил чужой взор. Вот прямо жгли сквозь куртку и кожу его несчастную, потерявшую покой душу. Он развернулся передом к «наблюдателю», а сам спиной защемился к наставнику, чувствуя, будто вот-вот кто-то выпрыгнет из леса и разорвёт его на части. Вот в любой момент. В любую секундочку. — Ты чего? — сначала недоумение скользнуло в голосе начальника, а затем понимающий нелёгкий вздох, которого Тигнари уже не слышал, ощущая, как отнимаются ноги, а сердце мечется в груди тошнотно. К слову, склизко что-то подпёрло к горлу, казалось бы, правда, сердце. Его извернуло прямо так, царапая горло омерзительным жаром и вкусом. На ослабших ногах он чуть не упал поверх, но руки ещё ему служили, уперевшись твёрдо в землю, да и господин Аббас поймал его под подмышки и приподнял для страховки. — Агх, сожрал чего?! Не сдерживай — выблёвывай токсины. Ботанику хотелось разреветься, но не от того, что его тошнит, а от того, что он в таком беспомощном положении, слова сказать не может, на ноги встать — тоже. Может только опустошать желудок с бешенным взглядом, видеть, как в завтраке копошатся белобокие личинки. И всё терпеть жгучий взгляд, съедаться под чужим неведомым надзором. И когда Аббас вёл его обратно в деревню, преследование не прекращалось. Хотелось самому рвануть вперёд, дёргая за куртку наставника, чтобы тот не медлил, а, чтоб его, скорее помог спастись от ужасающего взора, но ведь нет, нет от него спасения! Даже в стенах дома он будет его ощущать! — Скорее… — выскулил он, дёргаясь вперёд, спотыкаясь тут же от шаткости ноги. Аббас поймал, разумеется, крупный же мужчина, да вот всё равно проворчал что-то себе. — Так плохо что ли? О чём думал, когда ел или пил то, что не стоило бы?! — Я… Нет… — ботаник уже не понимал никакой мыслительной связи, кроме «здесь опасно — уходим!». — Нет… Я не… Пожалуйста… Он… Я не… Так не могу! Парень даже не мог объяснить словами то, что его так тревожило. Не мог назвать прямо того, кто не давал ему покоя. Ведь он ни разу никого не видел. — Что ты не можешь? Деревня близко, скажи, что ты употребил. — В его спутанном сознании каждая тень от куста и дерева казалось опаснее всего на свете. Солнце утреннее светило над кронами, просачиваясь лучами света вниз, чего не наблюдалось ночью при луне. И даже блики света на листьях ему казались хищными глазами. Где-то сзади них хрустнула ветка, словно сломался чей-то позвоночник, и рассудок Тигнари мигом ушёл в ноль. — Он идёт за нами! — выпалил уже хоть как-то связно он. Дёрнулся вперёд, будто мог побежать, но лишь упал на колени. Голова шла кругом от того, как он выпучил в ужасе глаза и дышал резко и резво, перенасыщаясь кислородом. Он пополз прочь на совсем бесчувственных руках. — Он идёт! Он идёт!±±±±±±±±±±±±±
Тигнари обнаружил себя в кресле. С него сняли куртку, и он аморфно сидел, чувствуя, будто мир вдруг стал безопасным. Словно нет никаких глаз, нет личинок в желудке, нет маньяков в лесу. Обычный мирный заповедник, и он… Парень огляделся, понимая достаточно скоро, откуда такое ощущение покоя. Голова приподнималась долго-долго, рука долго не могла оторваться от бедра, на котором расслабленно лежала, чтобы позволить глазам осмотреть красную точку вмешательства в работу его организма. …Он находился не в своём доме. Но интерьер намекал, что этот дом явно в границах служебной деревни. Просмаковав вкус во рту, ботаник также догадался, что его, походу, заставили выпить активированного угля — характерный душок остался на корне языка. Благо, не вкус рвоты, это уже значительно облегчало его состояние. Подниматься не хотелось. Кресло было таким удобным, мягче любого облака с неба, мягче овчины и лебяжьего пуха. Просто прислони голову к спинке и прикрой глаза, покуда блаженное успокоение не покинет запуганное существо. Просто воспользуйся шансом поспать без ощущения чужого взгляда. Такого больше не будет. Кстати, мысли о чужом наблюдении кажутся такими глупыми. Истерика на пустом месте. Даже стыдно, наверное…? И, может быть, вырвало его не личинками, а рисом, что он ел на завтрак? Да, это звучит разумно. Заснуть ему не дали — скрипнула страшно и противно дверь, и в дом вошёл хозяин — начальник. Он подошёл поближе, очевидно, видя ответный взгляд расслабленных глаз. Аббас молча подтянул стул от кухонного стола и сел напротив, складывая руки на груди. — Ругаться будете…? — практически только губами проговорил парень, удивляясь, что вообще смог это сделать. Сил никаких не было. — Тебя убить мало. — Прозвучало раздражённо, но это поёжиться или поникнуть головой не заставило. Слишком хорошо было от успокоительного, что ему тут вкололи. Руководитель склонился ближе, массивные брови его снова сошлись на переносице, не предвещая ничего приятного. Глаза его стали чуть ли не звериными. Вот от этого уже хотелось как минимум отшатнуться. — Ты выходил на улицу ночью. Не так ли? Просёк всё-таки… — Да… — Что ты видел? — осторожность проклюнулась в строгом голосе. Тигнари не мог её не заметить. Но как интерпретировать — не имел понятия. — Ничего… Просто… Лес… — буркнул ботаник, наблюдая предельно ясно, что ответ его не удовлетворяет совершенно. — …Я почувствовал чужое присутствие… Услышал хруст ветки, запараноил и… Бегом вернулся обратно. В глазах начальника появился какой-то смятённый излом. Словно он метался между двумя выборами и не мог понять, что делать дальше. Это не внушало доверия в купе с вопросами и скрытностью. К слову, с каких пор в лесной службе есть такие мощные успокоительные? — Ладно. Ты в любом случае должен был узнать рано или поздно. — Аббас встал и ушёл к лестнице на второй этаж. Оттуда уж вернулся с ружьём наперевес. Тигнари бы дёрнулся, но не мог. Просто пассивно смотрел на длинный ствол винтовки, хладно симулируя в голове, как дуло упрётся ему в лоб. — Сейчас разговор будет серьёзнее, чем на собеседовании. Держа для чего-то ружьё на руках, Аббас сел напротив, но пока наводить не стал. — Я бы предпочёл поговорить с тобой, когда ты будешь чуть трезвее, но, думаю, медлить нельзя. В общем, — он снова склонился ближе, но тут уже ради какой-то конспирации. И заговорил соответствующе тихо, — наш заповедник закрыт для посещения не только из-за эксприментальности… Ботаник молча смотрел, ожидая разъяснения. В голове рисовались, пусть и спокойно, но всё-таки различные мрачные теории. — Всё было тихо, когда это просто было озеро. Не было пропаж, не было растерзанных тел… Но как только роща стала лесным массивом, то началось. — Мужчина нервно хмыкнул, поглаживая металл на своих коленях. — Первый труп увидели буквально спустя полмесяца с того, как полностью засадили участок. Это был сотрудник. Я был в шоке. Не спал ночами, думая, как так могло получиться. Неужто маньяк? Ведь крупных хищников не завозили из разумных соображений безопасности и неидеальности экосистемы. Тигнари вяло кивал, впервые слыша вообще про такой случай. В новостях не упоминалось. Отцом — тоже. — Потом ещё человек умер. Один пропал. Ещё сотрудника нашли растерзанным. Следующий был мёртв, но в принципе цел. Его кусаные раны осматривали. И страшно-то то… — он поднял омрачённый мутный взгляд на биолога, что продолжал безучастной куклой сидеть в кресле. — Что челюсть сравнима с человеческой. Походило на то, будто бы его за икры искусал человек. Но почему-то не закончил, оставил умирать от кровопотери. Возможно, дыхание холода вниз по хребту — явление сильного ужаса сквозь успокоительное или конец его работы. Мурашки вздыбились на руках. Взгляд в лесу снова стал вполне реальным событием. — Все люди, что пропадали, пропадали именно на ночных дежурствах. Поэтому я купил это. — Он шлёпнул ладонью по стволу, — да упёрся рогами и запретил любую деятельность ночью. В институте хлещут розгами, не понимают, что это не просто каприз. И потому я запретил посещение и экскурсии. И сейчас я хочу спросить тебя одно: ты готов мириться с тем, что мы не в силах объяснить? Готов дальше жить в лесу, что тебя сейчас до паранойи довёл? Тигнари не знал. Ему не хотелось и дальше сходить с ума. Не хотелось жить в ужасе. Не хотелось гадать, как и кто так усердно сверлит в нём дыру постоянно. Но с другой… — Если не разобраться, то найдутся идиоты вроде меня… И им уже не повезёт. — Сказал он вопреки разумным доводам уйти. Взгляд начальника потеплел, но очень слабо. — Значит, хочешь сыграть в героя, чьё имя никогда не узнают? — Мне лишь не хочется допустить трагедии. — Отмахнулся ботаник. Героизм на всю страну ему не надо.